Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Около 10:30 утра в субботу, 13 ноября 1993 года, 18-летняя Дженнифер Кун отработала смену в клинике психологии в пригороде Рочестера. Девушка уже предвкушала чудесный вечер: они собирались с другом на концерт Билли Джоэла в Сиракузах.
Дженни была блондинкой ростом 1 м 63 см, с карими глазами и широкой улыбкой. Она любила отмечать Хэллоуин и опекала двух волков в зоопарке: Тедди-Бера и Криса. Дженни училась в колледже Сент-Джон-Фишер на детского психолога и подрабатывала на полставки в приемном отделении больницы.
Выйдя из клиники в то злополучное утро, Дженни направилась к своей малолитражке Mazda и поехала в торговый центр «Питтсфорд-Плаза». Сначала она остановилась у банкомата, чтобы снять деньги, затем перешла улицу и накупила в магазине Bruegger’s бутербродов и рогаликов, чтобы взять их домой.
Возвращаясь обратно к машине, она заметила, что за ней следует высокий мужчина лет тридцати. Через минуту он схватил Дженни и запихнул на заднее сиденье ее машины; Дженни закричала.
Похититель увез ее от торгового центра и в течение двух часов избивал и насиловал.
Дженни все же как-то удалось набрать 911 на своем мобильном, но диспетчеры Службы спасения не смогли определить местонахождение телефона. Ведь в нем не было технологии, которую мы сейчас называем глобальной навигационной системой, или GPS; она стала широко доступной только в 1995 году. Поэтому отследить, откуда звонила Дженни, было практически невозможно.
Ее мучитель стал подстрекать своего сводного брата, которого подобрал по дороге: «Попробуй и ты ее, попробуй!»
А затем раздался выстрел.
Пуля разорвала легкое Дженни, вышла через плечо, ударилась об оконное стекло и упала между ее ногами. Сводный брат ее мучителя убежал.
Дженни поняла, что ей конец. Оператор Службы «911» продолжал спрашивать: «Алло? Алло? Я могу вам помочь?» Весь разговор записывался. В какой-то момент похитителя заметили, когда он остановил машину и начал бить Дженни головой об окно со стороны пассажирского сиденья.
Дженни умоляла: «Пожалуйста, пожалуйста, отвезите меня в больницу…»
Ответом стала вторая пуля, на этот раз в голову.
Ближе к вечеру тело Дженни обнаружили в ее автомобиле в переулке Орфеум в захудалом районе на северо-востоке Рочестера.
***
Известие об этой трагедии стало сокрушительным ударом для родителей Дженни — Дэвида и Сюзанны Кун. Дэвид Кун работал инженером-технологом в Bausch & Lomb, компании по производству контактных линз и средств по уходу за глазами. У Куна просто не укладывалось в голове, что Дженни похитили возле многолюдного торгового центра, изнасиловали и убили средь бела дня без свидетелей. Полиция тоже не понимала, как такое могло случиться.
Через две недели Кун начал собственное расследование: он посещал торговый центр по субботам восемь недель подряд и, подобно городскому антропологу, наблюдал и общался с людьми. Кун делал много подробных записей и составил план-схему ТЦ. Он определил, где в бутиках находятся камеры, противокражные системы и даже переодетые охранники, притворявшиеся покупателями. К своему удивлению, Кун выяснил, что в отдельных магазинах меры безопасности строже, чем в торговом центре в целом. «Бред какой-то! — думал Кун. — Магазины охраняют свои товары, но не клиентов».
Кун письменно обратился к депутату Законодательного собрания штата от своего округа, четко и убедительно изложив аргументы в пользу установки в этом ТЦ камер и системы охранного видеонаблюдения, но ответа не получил. Тогда Кун подумал, что сам бы работал лучше, чем этот депутат, будучи на его месте, по крайней мере точно бы отвечал на письменные обращения граждан. Кун решил баллотироваться в Законодательное собрание штата от своего округа и участвовал в избирательной кампании, продолжая работать на полную ставку. Но он проиграл, отстав всего на 600 голосов от соперника (набрав 49% голосов против 51%) в борьбе за место, на которое 14 лет подряд претендовал всего один кандидат.
Спустя несколько месяцев убийцу Дженни поймали и в итоге приговорили к 37,5 года тюремного заключения. Кун почувствовал облегчение, но не посчитал свою работу законченной — на самом деле она только начиналась. Кун решил баллотироваться в Законодательное собрание на дополнительных выборах. В суровую зиму 1996 года он каждый вечер занимался агитацией — ездил и лично объяснял свою мотивацию избирателям. И на этот раз добился успеха.
Кун родился в Западной Вирджинии, в поселке Элламор, когда-то выросшем вокруг лесопилки, неподалеку от национального заповедника Мононгаила. Он жил в 90 м от маленькой школы всего из трех комнат, где учились все классы — от первого до девятого. Дом Куна отапливался угольной «буржуйкой»; бабушка готовила на всех еду, а отец работал механиком. По выходным Кун помогал отцу в автомастерской. «Мне все время поручали заменить выхлопную систему. Я ползал под машиной, и ржавчина сыпалась мне в глаза. Было ужасно неприятно!» — вспоминал Кун. Сейчас Куну около шестидесяти пяти; это совершенно седой мужчина с проницательными, но добрыми карими глазами.
Мы встретились с ним в морозный, пасмурный выходной после Дня благодарения неподалеку от его дома в Фэрпорте и пообедали в ресторане TGI Fridays рядом с автострадой штата Нью-Йорк. Стараясь не замечать звучавший в фоновом режиме быстрый ремикс на песню Леди Гаги, я попросил Куна рассказать, как прошел его первый день в политике в качестве депутата Законодательного собрания.
Вот как это было.
Кун и его жена позавтракали со спикером Законодательного собрания. «Хотя разговор получился и приятный, но он не помог нам понять, что же будет происходить в тот день на заседании», — объяснил Кун.
Заседание Законодательного собрания началось днем. Куна представили депутатам, и они стоя приветствовали его аплодисментами. «Здорово!» — сказал он себе. После официальных представлений депутаты приступили к голосованию по законопроектам. «Я даже не знал, как выглядит их перечень, не говоря уже о том, по каким законопроектам мы тогда голосовали», — признался мне Кун. У него не было ни справочной документации, ни ознакомительных материалов о законопроектах. «Сидевшая позади меня женщина подсказала: “Дейв, сегодня просто голосуйте так же, как вон та ваша соседка, потому что она — маргинал, как и вы”». Так что Кун наблюдал за тем, как голосовала эта женщина, и следовал ее примеру.
«Я даже не понял, почему я “маргинал”, и потом спросил у кого-то: оказалось, причина в том, что я — политик-демократ в республиканском округе. Так прошел мой первый день в политике, — подытожил Кун. — Вот таким наивным я был, когда перешел из мира инженерии в мир политики».
Кун обрел рычаги политической власти, но к ним не прилагалась инструкция по эксплуатации.
«Я очутился на неизведанной территории».
Четверо нью-йоркских подростков — Генри Бадилло, Чарльз Вертенбейкер, Эндрю Мельников и Макс Гуарино — хотели создать музыкальную группу. Около 21:30 в пятницу, 24 января 2003 года, они потратили 9 долларов на конфеты, печенье и фраппучино Starbucks на автозаправке на Сити-Айленд, а потом совершили странный поступок. Прихватив гитары, прыгнули в стеклопластиковую шлюпку длиной в 2,5 м и начали грести в ледяные воды пролива Лонг-Айленд. Температура воздуха составляла +0,5 °С.
Примерно через 20 минут в лодке образовалась течь. Один из мальчиков набрал 911 с мобильного телефона, в панике взывая о помощи. Вызов продлился 12 секунд; связь прервалась, когда лодка с подростками ушла под воду.
Диспетчер в колл-центре единой дежурно-диспетчерской службы не смог зафиксировать, откуда именно поступил звонок, и решил, что имевшейся информации недостаточно для того, чтобы уведомить спасательные службы. Способа точно определить местонахождение ребят не существовало. В результате поисковая операция началась с ужасающим опозданием на 14 часов, что вызвало взрыв общественного негодования.
Весной того же года тела подростков были найдены на берегу.
Эта трагедия стала для Нью-Йорка тем же, чем для Рочестера — гибель Дженни Кун.
***
К тому времени Дэвид Кун в Олбани уже боролся за необходимость усовершенствования системы Службы спасения «911» ради общественной безопасности. Он знал основы технологии GPS, но этого было недостаточно. Ему предстояло адаптироваться к ведению политических игр. Но научиться разбираться в законах и добиваться их принятия было так же нелегко, как выучить новый язык и освоить традиции чужой культуры. Шла череда бесконечных переговоров, разрабатывались законопроекты, но идеи Куна встречали серьезное сопротивление оппонентов; губернатор трижды налагал вето на его законопроекты.
К сожалению, в общественно-государственной политике иногда только трагедия заставляет обратиться к здравому смыслу. И трагическая гибель четырех подростков в проливе Лонг-Айленд дала толчок развитию дискуссии на тему общественной безопасности по всей стране. «Я возлагаю ответственность за их смерть на нашего губернатора», — гневно заявлял журналистам Кун, к тому времени поднаторевший в политике. Важно, что это несчастье вернуло актуальность законопроекту, предложенному Куном, об объединении GPS и Службы спасения «911».
Обсуждения и споры в Законодательном собрании и Сенате штата достигли апогея, и вскоре законодатели штата Нью-Йорк преодолели четвертое вето губернатора и приняли «Закон об усовершенствованной Службе “911”». Его примеру последовали другие штаты. Нью-Йорк стал первым крупным штатом, соответствующим стандартам усовершенствованной Службы «911», установленным Федеральной комиссией по связи.
Через несколько недель после принятия закона Кун начал испытывать сильное беспокойство. Ведь никто понятия не имел, как реализовать закон на практике. «Ко мне никто не обращался и не советовался, как это сделать, — вспоминал Кун. — Для многих это была просто политическая проблема, обеспечивающая рост популярности. Это дело отстаивал я, а они стали использовать его в своих интересах, например в агитации ради переизбрания». Куна очень огорчило то, что его не включили в комиссию штата с участием представителей обеих партий, которая должна была заняться внедрением «Закона об усовершенствованной Службе “911”». «По сути, меня отодвинули в сторону из-за недостаточного опыта и статуса в мире политики. Я оказался активным новичком, который сдвинул дело с мертвой точки, а сам остался за бортом, — сказал Кун. — Я был ужасно расстроен».
Тогда Кун сосредоточился на технологии отслеживания местонахождения, тем более что эта тема была ему близка благодаря складу ума. Технология GPS предлагала весьма точную информацию, так что отделения единой дежурно-диспетчерской службы могли бы определять местонахождение абонентов в радиусе пары метров. Но здесь имело место сопротивление операторов мобильной связи, предпочитавших триангуляционный метод, при котором сигналы посылаются на три различных приемника, что позволяло вычислить, где находится абонент, в пределах 180 м. Может, такого уровня точности и достаточно, если человек потерялся где-нибудь на кукурузном поле на севере штата Нью-Йорк; но ситуация существенно усложняется, если вы окажетесь в центре Манхэттена. В этом лесу из небоскребов Служба спасения будет не в состоянии выяснить даже то, в каком здании находится абонент, не говоря уже о конкретном этаже и помещении.
В этом отношении коллеги-законодатели Куна жили будто на другой планете. «Они понятия не имели, для чего нужны глобальные навигационные системы, — сетовал Кун. — Мне приходилось знакомить их с азами, начиная с широты и долготы!» В то же время Кун продолжал изучать технические аспекты современных систем связи. Его замысел был предопределен: надежная система безопасности. Отталкиваясь от этого, он работал в обратном направлении: учитывал особенности структуры и ограничений и прибегал к компромиссам, чтобы достичь цели, путь к которой был усеян политическими преградами.
Еще до принятия этого закона Кун лично встретился с законодателями, пытаясь склонить их на свою сторону. Он спрашивал их: «Если вы сейчас наберете 911, смогут ли диспетчеры Службы спасения определить, где вы находитесь?» — но в ответ получал лишь непонимающие взгляды или наивные догадки. «Нет, не смогут, потому что вы звоните с сотового телефона. Они знают адрес, по которому зарегистрирован ваш стационарный телефон, но с мобильным все иначе», — объяснял им Кун.
«Господи, иногда мне казалось, будто я говорю со стеной! Они не понимали, что нужно менять такое положение дел и срочно внедрять систему безопасности, — возмущался Кун. — Иногда у меня просто опускались руки, потому что я общался с законодателями, которые занимались политикой уже 20–25 лет и считали, что прекрасно во всем разбираются».
После того как закон был принят, а его реализация начала набирать темп, Куна буквально забросали приглашениями на интервью, конференции, а также просьбами выступить с отчетами в Вашингтоне. В одном техническом журнале разместили статью о Куне с такими словами: «Словом “герой” часто разбрасываются зря; но если считать героем того, кто преодолевает огромные трудности, борется с могущественными противниками, прокладывает себе путь через устрашающие препятствия и добивается изменений к лучшему, то Дэвид Кун — настоящий герой».
К Куну все чаще стали подходить люди с благодарностью за его инициативу. Один сотрудник дежурно-диспетчерской службы рассказал ему о пожилой паре, которая случайно заехала в лес и заблудилась. Когда они позвонили по номеру 911, диспетчеры установили их местонахождение и отправили к ним помощь за считаные минуты.
В другой истории человек катался на снегоходе в отдаленных пустынных районах на севере штата, упал на ледяной склон и сломал позвоночник. Он никому не говорил, куда поедет, а после аварии и сам не знал, где находится. Он испытывал ужасную боль, и единственной ниточкой к спасению для него оказался мобильный телефон. Он набрал 911, и через 15 минут его нашли сотрудники Службы спасения. «Я бы замерз там до смерти, — сказал он впоследствии Куну. — Вы спасли мне жизнь».
Если сгладить остроту общественно-политической проблемы легче, чем решить ее, то где здесь место эффективности? Как обнаружил Кун, идеалы эффективности, которые хорошо подходят для инженерии, могут оказаться бессильными в мыльной опере под названием политика. Возможно, причина в том, что политика — это искусство компромиссов, а инженерия — искусство поиска оптимальных решений.
«Нет ничего более неэффективного, чем понятие государственной власти. Она и задумывалась с таким расчетом, — заявил Кун. — Если какие-то ее элементы не работают, их нельзя удалить или переделать, потому что в каждой сфере государственного управления есть лица и группы со своими корыстными интересами. И у каждого есть способ оправдать собственное существование». Что еще хуже, ставшая нормой деятельность в стиле «препятствовать и сопротивляться», которую политолог Стивен Смит называет «парламентским синдромом», а также досадная зацикленность на процедурных войнах при принятии законопроектов вредят результативности.
Как инженер-технолог Кун попытался наладить эффективную работу собственной приемной. Он провел исследования трудовых процессов и временных затрат, подобных тем, которые в свое время помогли сети супермаркетов Piggly Wiggly при Сондерсе и компании Toyota в создании производственных систем. Сколько времени уходило на каждый шаг при обработке обращения избирателя и решении поднятого им вопроса?
Ориентируясь на эти данные, Кун реорганизовал деятельность своей депутатской приемной. Он ввел обязательный учет всех звонков, электронных сообщений и писем, отслеживал, как и с какими результатами ведется работа с обращениями избирателей. Чем больше проявлений неэффективности государственной власти Кун замечал, тем сильнее ему хотелось их устранить.
«Я познакомился с деятельностью всех структур и со всеми их руководителями, — пояснял Кун, — после чего захотел полностью изменить эти структуры, потому что мне часто жаловались избиратели: “Я звонил в такой-то отдел и проговорил по телефону почти час с десятью разными людьми, но никто так и не смог ответить на мой вопрос”».
Куну пришлось 10 лет стойко и упорно бороться с неэффективным поведением, терпеть пустые отговорки и обветшалые обычаи законодательной власти, не опуская рук при многочисленных отказах и неудачах, прежде чем он добился того, чтобы его законопроект приняли в Олбани. «Инженер — это агент изменений, но здесь мы имеем дело с системой, которая не желает меняться», — заметил Кун.
«Это меня просто бесит!»
***
В мире государственной политики хорошо подвешенный язык, как ни странно, зачастую оказывается гораздо полезнее, чем компетентность в своем деле. Как это ни парадоксально звучит, но многие инженеры, по их собственному признанию, интроверты. Это как в старом анекдоте: экстраверт смотрит на обувь собеседника, а интроверт — на свою.
Пол Тонко — необычный интроверт. «В последнее время я подолгу рассматривал свои ботинки и пришел к выводу, что у них жалкий вид», — шутит он в своем кабинете на Капитолийском холме. Тонко — один из горстки инженеров, избранных в Палату представителей в Конгрессе США. Раньше он был членом Законодательного собрания на севере штата Нью-Йорк и вместе с Дэвидом Куном поддерживал в Олбани законопроект об усовершенствовании Службы «911».
Прибыв в Вашингтон в качестве конгрессмена, Тонко оказался в окружении юристов. Иногда он в шутку говорил им: «Вас учат защищать и невинных, и виновных, и хорошее, и плохое… А нас, инженеров, учат разбираться, как подходить к конкретной проблеме и как искать для нее приемлемые решения». В мире инженерии рассудительность берет верх над популярностью. Тонко признаёт: «Мне бы очень хотелось быть популярным, но истина для меня важнее».
В демократических политических системах многих стран юристы значительно превосходят по численности представителей любой другой профессии. Такой перекос в выборе зависит, конечно, от политической культуры страны. Например, тот факт, что в Китае инженеры часто становятся политиками, «идет рука об руку с определенным типом мышления», отмечалось в журнале Economist. Ведь, по идее, инженеры обязаны гарантировать, чтобы все работало как надо: мост стоял, а дамба не прорвалась.
«Возможно, именно в этом — кардинальное отличие политиков от инженеров, — считает Клэр Кертис-Томас, которая покинула сферу машиностроения и стала членом британского парламента. — Мы принадлежим к разным мирам. Я думаю, что политики понимают нас хуже, чем мы понимаем их. Они, наверное, говорят, что мы цепляемся за всякие мелочи и ни в чем не разбираемся». Напротив, когда все сосредоточиваются на заключении сделки или попытках победить на выборах, инженер, скорее всего, будет смотреть на ситуацию в целом и постарается найти полезные новые способы взаимодействия и сочетания факторов. По-видимому, лишь в некоторых культурах признаётся и поощряется этот талант.
Разум инженера — это машина логического вывода. Инженеры находят подсказки в природе и применяют их в работе. «Мы отлично вписываемся в естественно сложившуюся ситуацию и не стремимся оспаривать положение вещей», — отмечает Кертис-Томас. Удивительно слышать такую мысль от политика, чья работа по своей сути основана на спорах.
Вполне возможно, что гармония в инженерии весьма отличается от политической гармонии. «Инженеры каждой своей клеточкой стремятся к балансу во всем, — говоритКертис-Томас. — Все, что находится слева, должно быть в равновесии со всем, что справа, или ничего не получится; кажется, будто во Вселенной что-то не так». Чтобы по-настоящему оценить концепцию баланса, нужно точно знать, почему нечто устроено именно так, а не иначе, и может ли оно изменить свое положение. Размышления о равновесии могут означать, что человек работает в некотором смысле подобно регулируемому стереоэквалайзеру: производит настройку громкости, регулировку частот и отсекает шумы.
Сама идея, что мы можем, логически рассуждая, разделить систему на основные составляющие, не теряя при этом общего представления о ней, что является проявлением модульного системного мышления, стала почти революционной для коллег Кертис-Томас по парламенту. «В общем и целом [инженеров] считают довольно скучными, но исключительно надежными людьми,— добавляет Кертис-Томас. — Представьте, что вам нужно выбрать между скучным и надежным человеком или творчески мыслящим, но по большей части ненадежным, — решение за вами». Это и есть компромисс.
Возможно, все это сводится к той разновидности «внутренней уверенности», о которой говорил бывший сенатор США Тед Кауфман, получивший образование в области инженерии и менеджмента предприятий. До избрания в сенат в 2009 году Кауфман возглавлял аппарат сенатора Джо Байдена. «Вас не пугают запутанные проблемы, связанные с использованием профессионального жаргона и известных лишь посвященным слов, относящихся к тому или иному случаю, — сказал он. — Но эта уверенность переплетается с немалым волнением из-за того, что вы можете совершить ошибку на виду у публики, не говоря уже о заседаниях, где принимаются важные законы».
Некоторые журналисты и немало политиков без колебаний делают смелые заявления на темы, находящиеся вне сферы их компетенции, но большинство людей с техническим образованием и опытом такой подход не устраивает. Почему? «В какой-то степени они проявляют осторожность, — объясняет Ральф Чичероне, климатолог, электротехник и президент Национальной академии наук США. — Дело в том, что, отважившись пойти в политику, ученые и инженеры оказываются в сфере, которая не соответствует их образу мыслей, потому что им совсем не хочется совершать ошибки. Но при этом они не желают ничего излишне упрощать. А в области государственного управления и политики нужно говорить доступным языком — хотя бы для того, чтобы просто общаться с людьми». И даже если это и объясняет, почему людям с техническим образованием так некомфортно выходить за пределы сферы своей компетентности, где они уверенно себя чувствуют, это также подчеркивает необходимость сочетать опыт с социальными навыками.
«Правильно взаимодействовать с людьми действительно сложно», — подтверждает Гордон Ингленд, дважды занимавший пост министра ВМС США и один раз — пост заместителя министра обороны. Как отмечает Ингленд, неудивительно, что многие лица, ответственные за принятие решений, на самом деле не любят их принимать. Ведь предпочтительнее отсрочить решение или переложить ответственность на кого-то другого, чем рисковать своей репутацией, если оно окажется неудачным.
Но политика тем и сложна, что люди нацелены на разные вещи и формулируют свои желания с помощью разных слов; результатом становится такое когнитивное искажение, как несоответствие фреймов. Представьте себе ситуацию: вы заходите в лифт и нажимаете на кнопку первого этажа. Лифт останавливается, и вы выходите, думая, что попали в вестибюль, а оказываетесь на четвертом этаже. Но вы ведь точно не нажимали на кнопку четвертого этажа и поэтому полагали, когда лифт остановился, что находитесь на первом. Однако вы не могли знать того, что кто-то на четвертом этаже нажал на кнопку вызова и этим остановил спускающийся лифт. Это не вписывается в вашу мысленную модель, потому что вы не можете этого знать. Это — скрытая переменная, и в политике их огромное количество.
Чтобы убедительно обосновать необходимость усовершенствования Службы «911», Кун должен был справиться с непростой задачей — стать эффективным коммуникатором. Во-первых, ему нужно было разъяснить коллегам-законодателям значимость системы отслеживания местонахождения абонентов; во-вторых, пообщаться с представителями различных компаний, работающих в области информационных технологий, чтобы лучше разобраться в действующих системах связи; в-третьих, наладить диалог с избирателями и привести им убедительные доводы в пользу их безопасности и благополучия, ведь переизбрание Куна зависело от их голосов.
Уметь слушать — особый дар. «Мы беремся решать проблемы в жизни людей как инженеры. Мы знаем, как работает какая-нибудь производственная система, но понятия не имеем, что происходит в личной жизни людей», — говорит Кун. К нему как к выборному должностному лицу часто обращаются за помощью по личным вопросам — от аннулирования штрафа за превышение скорости или изменения конкретной статьи в законе о расторжении брака до помощи ребенку-инвалиду. «Вы понимаете, просто как-то непривычно слышать такие вещи».
Кун — образцовый слушатель. А поскольку с возрастом у него ухудшился слух, это заставляет его проявлять особую внимательность. Но Кун оттачивал свое умение слушать задолго до того, как впервые выставил свою кандидатуру на выборах в Законодательное собрание штата: тогда он возглавил общественную инициативу под названием «Против насилия в Рочестере».
В 1993 году в Рочестере и его окрестностях произошло 70 убийств; Дженни была 69-й жертвой. До того Кун никогда в жизни не занимался ничем похожим на инициативу «Против насилия в Рочестере». И если для других она была организацией общественных усилий, то для Куна — заданием по анализу первопричин. Он направлял усилия сотен добровольцев в ходе программ, целью которых было выявлять источники насилия, помогать прогнозировать вероятность его возникновения и предотвращать его.
В свободное от основной работы время Кун сталкивался с десятками людей, чья жизнь была омрачена конфликтами. «Одна женщина вынула из сумочки нож для разделки мяса и отдала его нам. Она собиралась убить им своего мужа», — рассказывал Кун. Еще он поведал мне историю 10-летнего мальчика, который боялся, что умрет. Оказалось, что ребенок продавал на улице револьверы 22-го калибра по 25 долларов, а 9-миллиметровые пистолеты — по 110 долларов. «Мы добились того, чтобы его забрали из семьи. Его мать была наркоманкой, и ему приходилось зарабатывать ей на наркотики». Эти случаи открыли Куну глаза на многое.
***
Можно ли принципы инженерии применять в политике? Это зависит от обстоятельств. Движущая сила политики — чувства, а не формулы. Стоит подчеркнуть, что в политике, как и в комедии, огромную роль играет правильный выбор времени. Как заявил Авраам Линкольн в ходе предвыборных дебатов со Стивеном Дугласом в Оттаве в 1858 году, «при нужных настроениях в обществе никакое начинание не провалится, но без них ни одно начинание не достигнет успеха».
Многие инженеры склонны придавать больше значения утилитарным конечным результатам, чем социальному взаимодействию, хотя каждый инженер согласился бы, что важны оба аспекта. Чтобы объяснить эту особенность, полезно исходить из теории «эмпатии–систематизации», разработанной британским психологом Саймоном Барон-Коэном.
В эмпатии участвуют диффузные невральные процессы, помогающие нам понимать чувства и мысли других людей. Это резко отличается от процессов систематизации, которые основаны на размышлениях, определяются правилами и упорядочивают воспринимаемый мир. Оптимальный баланс процессов эмпатии и систематизации может дать впечатляющие результаты.
Как объясняет Барон-Коэн, иногда способность к систематизации проявляется чрезвычайно сильно. И такой дисбаланс на самом деле способен вызывать ряд социальных расстройств аутистического спектра. Автор популярных комиксов Скотт Адамс удачно проиллюстрировал это на образе Дилберта — персонажа-очкарика, который «работает инженером-электриком в крупной компании. Это очень компетентный сотрудник, уделяющий огромное внимание техническим аспектам работы и обладающий почти сверхчеловеческими способностями в областях, которыми интересуется. Но при этом Дилберт плохо разбирается в обыденных вещах, например в моде и общественных условностях, и то и дело попадает впросак в обществе и не умеет знакомиться с женщинами».
«Инженер — типичный случай такой профессии, — написали Барон-Коэн и его коллеги в работе, которая была опубликована в научном журнале Autism и вызвала неоднозначную реакцию. — А причина в том, что в инженерной деятельности на первом месте стоит умение разбираться в предметах, а не в людях». Соучредитель компании Apple Стив Возняк описывает это так: «Это скорее такая особенность — вы не общаетесь с людьми в неформальной обстановке. Вы не говорите на нормальном языке. Вы чувствуете какое-то смущение. Вы — аутсайдер. Вам становится очень страшно открывать рот в присутствии обычных людей. Вы слышите, как люди подходят друг к другу со словами: “Привет, ну как дела сегодня?”— и начинают непринужденную беседу, а вы и понятия не имеете, как ее вести. Я до сих пор не умею».
А вот еще более подходящие для описания образа «ботана» слова покойного астронавта Нила Армстронга: «Я инженер-зануда и всегда им останусь — инженер в белых носках, который носит авторучку в защитном чехле; я был рожден от второго закона термодинамики и сразу уложен в автоклав, моими пеленками стали диаграммы случайного распределения, и я без ума от формул Лапласа».
***
Возможно, в поисках баланса между эмпатией и систематизацией примером для Куна была сама Дженни. Однажды он сказал журналисту из Newsday: «Даже на записи ее звонка [в Службу «911»] в ее голосе не было ни страха, ни истерики. Она говорила спокойно, чувствовалось, что она все еще не потеряла голову, хотя знала, что сейчас произойдет. Я снова и снова слушаю эту запись; в ней Дженни помогла мне многое понять о смерти и о том, как ее встретить». Кун до сих пор повсюду носит эту запись с собой в портфеле — как он мне объяснил: чтобы сохранять реалистичный взгляд на мир.
Несколько лет назад одним воскресным днем он ехал домой из церкви по федеральной автостраде, глубоко задумавшись. И вдруг нежный голос, которого он уже давно не слышал, произнес: «Папа, я тобой горжусь».
Он тут же съехал на обочину, остановился и оглянулся на заднее сиденье, протер глаза.
Но рядом никого не было.
«И тут я не выдержал, — сказал Кун. — Я 15 минут сидел и плакал».
Войти с помощью соц. сетей: