Заключения

– Доктор, скорее! – закричал Генрих, выбегая из реанимационного блока. – Она жива! Слышите? Жива!

– Не может быть! – побледнев, воскликнул врач и, оттолкнув Генриха, бросился в палату.

Взглянув на монитор, он остолбенел. Никогда еще в его практике пациент, находившийся в состоянии клинической смерти более двух десятков минут, не возвращался к жизни. Это был тот самый случай чуда, объяснить природу которого вряд ли когда-нибудь удастся.

– Этого просто не может быть! – еще раз повторил врач и уставился на лежавшую перед ним женщину.

Он открыл было рот, чтобы позвать медсестер, но так и замер от неожиданности. Аннелис внезапно открыла глаза и непонимающим взглядом воззрилась на него.

– Где я? Что со мной произошло? – с удивлением произнесла женщина. – Кто вы? И почему я здесь? Где мой муж? Генрих!

– Я здесь, любимая! – буквально ворвался в палату молодой человек, услышав голос жены. – Я здесь и всегда буду рядом, что бы ни произошло в нашей жизни.

– Объясни мне, где мы? Почему ко мне подключено так много датчиков?

– Дорогая, я все объясню, но чуть позже. Разреши доктору осмотреть тебя… Поверь, – начал уговаривать жену Генрих, видя ее протестующий жест, – это необходимо. А после осмотра я тебе все расскажу.

Проведя полное обследование пациентки, лечащий врач только развел руками: Аннелис была совершенно здорова. Длительная кома и клиническая смерть никак не повлияли на физическое и умственное состояние женщины. Посоветовав Генриху оставить Аннелис еще на пару дней в клинике, врач приступил к расспросам. Вначале Аннелис неохотно отвечала на вопросы. Ей порядком надоели медицинские процедуры, и единственным желанием женщины было поскорее вырваться из этих стен.

– Я понимаю ваше настроение, миссис Тейлор, – отвечая на ее вопрос о возможности скорейшей выписки, твердым голосом произнес доктор, – но и вы должны нас понять. Больше месяца вы находились в коме, потом клиническая смерть, и вдруг вы внезапно приходите в себя и утверждаете, что прекрасно себя чувствуете. Такого не бывает в медицине! Я просто отказываюсь всему этому верить!

– Но согласитесь, что медицина порой не может ответить на все вопросы. Будем считать, что я и есть тот уникальный случай в вашей практике, который навсегда оставит след в вашей жизни.

– Нет, она еще и издевается, – обиделся врач и, пообещав заглянуть чуть позже, вышел из палаты, куда больную перевезли из реанимации.

– Лисса, ты не права, – укоризненно глядя на жену, отозвался Генрих. – На протяжении нескольких недель он делал для тебя очень многое.

– Прости, но я не собиралась его обижать, милый, – улыбнулась Аннелис, – и я благодарна ему. Но, Генрих, мне необходимо как можно скорее выйти из больницы и закончить одно дело.

– Какое дело, дорогая? – молодой человек настороженным взглядом посмотрел на жену. – Я не понимаю тебя!

– Хорошо, я расскажу тебе, – вздохнув, ответила Аннелис, понимая, что избежать трудного разговора не удастся. – Мне сложно говорить об этом, так как то, о чем я расскажу тебе, может вызвать недоумение, а главное, недоверие к моим словам. Я не хотела говорить про это при враче, потому что побоялась, что он посчитает меня умалишенной.

– Я слушаю тебя внимательно. Обещаю, что все пойму и во все поверю. Даже в самую невероятную чушь.

– Хорошо… Помнишь, я тебе рассказывала еще до нашей экскурсии в Хэмптон-Корт, что вижу призраков? Ты тогда только посмеялся над моими страхами.

– Да, конечно. Тогда мне и вправду было смешно. Я ни за что не поверил бы в эту ерунду, если бы не два обстоятельства.

– Какие обстоятельства? – Аннелис напряглась, ожидая ответа.

– Первое – это то, что если приглядеться к портрету Анны Клевской, который висит в Хэмптон-Корте, то в ней можно узнать тебя. Если облачить вас, миледи, в наряды той эпохи, то трудно будет отличить одну от другой. А во-вторых, я сам видел двух призраков, когда вбежал в реанимацию и увидел твое бездыханное тело. Мне было так страшно в тот момент, любимая! Мне казалось, что я потерял тебя навсегда. Но как только я об этом подумал, рядом со мною возникли две фигуры. Одна была ты, а другая…

– Катерина Говард, – машинально продолжила Аннелис.

– Ты знаешь? – вздрогнул Генрих, удивленно уставившись на жену.

– Конечно, милый, – ответила Лисса и коснулась его щеки так же, как до этого призрак его жены. Только теперь от прикосновения повеяло не холодом, а теплом.

– Тогда объясни, о чем говорил призрак? Какую душу ты должна спасти?

– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассказать всю историю с самого начала. А начну я с того момента, когда потеряла сознание в Хэмптон-Корте.

Более двух часов потребовалось Аннелис, чтобы рассказать необыкновенную историю, участницей которой она невольно стала в то время, когда находилась в коме. Генрих слушал, затаив дыхание. То, о чем рассказывала его жена, те мельчайшие подробности придворной жизни, тайны и заговоры королевского двора, случившиеся в тюдоровской средневековой Англии, трудно было бы выдумать, поэтому он верил каждому ее слову. Закончив свой рассказ, Аннелис замолчала, переводя дыхание.

– Боже мой, сколько тебе пришлось пережить, дорогая, – прижав жену к груди, сказал взволнованный повествованием Генрих. – За эти несколько недель ты прожила почти всю жизнь Анны Клевской заново.

– Теперь ты понимаешь, почему я должна как можно скорее выйти из больницы и исполнить возложенную на меня миссию?

– Чтобы потом опять покинуть меня? – побледнел от подобной мысли Генрих.

– Нет, – положа свою руку на руку мужа, успокоила его Аннелис. – Создатель разрешил мне остаться. Но при одном условии.

– Что ты должна сделать?

– Помнишь, я рассказала тебе о последнем свидании Анны с Катериной в Тауэре?

– Да, конечно, но я не могу пока понять…

– Тогда королева рассказала принцессе о своем грехе.

– Ты говоришь об убитом ребенке?

– Да, о нем. Катерина сказала, что его останки замуровали в нише той комнаты, где рожала королева. Душа Кэтрин никогда не успокоится, если прах убиенного ребенка не предадут земле. К тому же в том же дворе захоронены и двое охранников, из рук которых вырвалась тогда Катерина.

– Тогда надо немедленно уведомить об этом дирекцию музея.

– А для этого мне нужно покинуть больницу как можно раньше.

– Я что-нибудь придумаю, не волнуйся, – поцеловав ее, ответил Генрих. – А сейчас поспи, ты утомилась, рассказывая. Завтра, самое позднее – послезавтра, тебя выпишут. Я обо всем договорюсь.

На следующий день, ближе к обеду, молодая пара уже ехала в кабриолете по направлению к Хэмптон-Корту. Директор дворца как раз собирался приступить к изучению интересного фолианта, подаренного музею неделю назад, когда громкие возгласы, раздавшиеся из приемной, заставили его выйти из кабинета.

– Мисс Терри, в чем дело? Почему в приемной стоит такой шум? Кто вы, господа?

– Простите, господин Суффолк, – попыталась оправдаться его секретарша. – Я знаю, что вы просили никого не пускать к вам, но вот эти господа…

– Вы директор Хэмптон-Корта? – спросил мужчина, стоявший рядом с миловидной девушкой.

– Да, позвольте представиться, Джеймс Суффолк, директор этого замечательного музея вот уже несколько лет. Чем могу быть вам полезен?

– Меня зовут Генрих Тейлор, а это – моя жена, Аннелис. Мы женаты всего пару месяцев.

– И вы хотите отметить у нас это маленькое торжество? – прервал его директор, широко улыбнувшись.

– Нет, вы не так поняли меня, сэр. Мы к вам совсем по другому делу… Может быть, мы пройдем в ваш кабинет и все обсудим?

Взгляд молодого человека был настолько красноречивым, что директору ничего другого не оставалось, как только глубоко вздохнуть и молча указать на свой кабинет. Дверь за ними закрылась. На протяжении часа из кабинета не доносилось ни единого звука. Мисс Терри напряженно прислушивалась, но не смогла ничего уловить. Она уже собиралась позвонить своему шефу, чтобы узнать, не нужно ли ему чего, как неожиданно из-за двери раздался голос директора:

– Не может этого быть! Вы что, меня за дурака держите?

– Чтобы опровергнуть мои слова, вам всего-то и нужно, что проследовать к тому месту, которое я укажу, сэр, – спокойным голосом ответила Аннелис.

– Вы давно были в портретной галерее? – спросил директора Генрих.

– Нет, а что вы хотите этим сказать? – недовольно буркнул директор, считая, что эта парочка пришла подурачить его.

– Не сочтите за назойливость, но пойдемте с нами в галерею, и мы вам кое-что покажем.

– Что такого удивительного я могу там увидеть?

– Сэр, это не отнимет у вас много времени, – попросила Аннелис, слегка улыбнувшись.

– Хорошо, вы убедили меня. Но обещаю: если вы водите меня за нос с целью посмеяться надо мной, я тотчас же вызову полицию.

– Вызывайте сразу, господин Суффолк, – согласился Генрих, – она нам все равно понадобится, когда мы обнаружим древние захоронения.

– Хм, – фыркнул директор и, поднявшись, направился вместе с ними в портретную галерею, где бывал практически ежедневно и превосходно знал каждый портрет. Но в этот раз, войдя туда, он почувствовал некое смятение, которое никак не мог объяснить.

– Вот мы и на месте, – развел руками Джеймс Суффолк, откашлявшись и взяв себя в руки. – И что интересного вы хотели мне показать?

– Подойдите к этому портрету, сэр, – предложил молодой человек, указав на портрет Анны Клевской. – Дорогая, ты тоже подойди поближе и встань к нему спиной… Да-да, вот так. Вы ничего не замечаете, господин Суффолк?

– Силы небесные… Господи Боже мой! – воскликнул тот. – Но это невероятно!

– Невероятно что? – спросил Генрих.

– Но это одно и то же лицо! Еще сидя в кабинете, я думал, что где-то видел вас раньше, миссис Тейлор.

– Можно просто Аннелис, – с улыбкой ответила женщина. – Теперь вы готовы идти с нами?

– Возможно, я под воздействием какого-то гипноза, – схватившись за голову, начал директор. – Точно, вы околдовали меня!

– Господин Суффолк, – укоризненно покачал головой Генрих, – вы такой здравомыслящий человек. Вас едва ли можно ввести в заблуждение.

– Итак, – настойчиво произнесла Аннелис; ей изрядно надоел весь этот спектакль, – либо вы идете с нами, либо мы пойдем без вас. Решайте!

– А… будь что будет. Бретт, – обратился он к смотрителю зала, – позовите, пожалуйста, Гарри и Джо. Пусть захватят инструмент…

Дождавшись рабочих, которые принесли с собой все необходимое, директор обратился к ожидавшей его решения Аннелис:

– Ведите нас, миледи! Но предупреждаю, что если мы ничего не найдем, я подам на вас в суд.

Молодая женщина ответила ему пронзительным взглядом и молча двинулась к дальнему дворику. Не прошло и пятнадцати минут, как вся группа во главе с Аннелис вышла из здания и остановилась посередине двора.

– Почти ничего не изменилось, – еле слышно прошептала Лисса.

– Дорогая, это здесь? – встревоженно спросил Генрих.

– Да, вот эта дверь, – она указала на полусгнившую дверь, сильно заросшую плющом. – Ее надо открыть!

– Открыть? Да у нас и ключа от нее нет. Сюда никто не ходит, вот мы и не уделяем должного внимания уходу за этой территорией. К несчастью…

– Тогда ломайте! – приказала Аннелис таким тоном, что рабочие, даже не взглянув на директора, тотчас же повиновались.

– Да вы с ума сошли! Все, я иду вызывать полицию! – закричал директор, побагровев от гнева.

– Идите, – спокойным голосом ответила женщина, пожав плечами.

– Аннелис, ты точно уверена в том, что делаешь? – с сомнением спросил Генрих, поглядев вслед удаляющемуся директору. – Иначе у нас могут возникнуть проблемы.

Женщина бросила на него испепеляющий взгляд, и Генриху только и оставалось, что пожать плечами и присоединиться к двум рабочим, которые уже почти открыли дверь. Несмотря на то что дверь была основательно изъедена жучками, она оказалась очень крепкой. Но, навалившись втроем, мужчины в конце концов выломали ее. Как раз за этим занятием и застали их полицейские, ведомые рассерженным директором.

– Вот, полюбуйтесь, что они натворили! – схватился за сердце Джеймс Суффолк.

– Сержант Клинт, – представился одни из офицеров. – Могу я спросить, что здесь происходит?

– Что тут спрашивать? – возмутился директор музея. – Вы что, сами не видите?

– Сержант Клинт, – подошла к нему Аннелис, – вы пришли вовремя. Я хотела сделать заявление.

– Слушаю вас, мэм.

– В нише этой комнаты спрятан труп маленького ребенка.

– Откуда вам это известно? – насторожился сержант, подозрительно посмотрев на стоявшую возле него женщину.

– Я еще не закончила, офицер, – холодно заметила она.

– Простите, мэм. Продолжайте!

– А вот на этом месте, где мы стоим, лежат еще два трупа. Это два охранника Генриха VIII, казненные им за невыполнение своего долга.

– К-как на этом месте? – пробормотал офицер, резво отскочив в сторону.

– Да все она выдумывает! – с возмущением ответил директор. – Это обыкновенные жулики, они хотят нас обмануть!

– А зачем? – спросил другой офицер, с любопытством наблюдая за ситуацией.

– Зачем? – осекся директор. – Я… я не знаю.

– Тогда стойте молча и не мешайте расследовать это дело, – сердито буркнул сержант Клинт, которому порядком надоела истерика директора музея. – Итак, мэм, я задал вам вопрос: откуда вы знаете про трупы?

– Я здесь жила в то время, – просто ответила Аннелис.

– Так, значит, вы являетесь свидетельницей преступ… Стойте, как жили здесь в то время? – ошарашенно глядя на нее, переспросил офицер. – Что вы мне голову морочить вздумали? Отвечайте по существу!

– Сержант Клинт, может быть, уже приступим к делу? – раздраженно заметил Генрих.

– А вы кто?

– Я муж этой особы, которая сделала вам заявление.

– А, понятно… Вы тоже жили здесь в то время? – пошутил сержант и засмеялся.

Аннелис, не выдержав, выхватила лом из рук одного из рабочих и нырнула в помещение, из которого доносился затхлый запах плесени. Все, кроме директора и второго офицера, устремились за ней.

– Дайте фонарь! – скомандовала Лисса, стоя в самом дальнем углу каморки. – Надо ломать вот здесь!

– Хорошо, дорогая, я сейчас. Отдай мне лом! Потребовалось всего несколько мощных ударов для того, чтобы кладка дала трещину. Все затаили дыхание, охваченные предвкушением раскрытия тайны заднего двора Хэмптон-Корта. Еще один удар, и часть стены провалилась в пустоту.

– Расчищайте! – приказала Аннелис, первой бросившись к пролому. – Чего вы стоите?

Рабочие и Генрих присоединились к ней, и вскоре раздался возглас женщины:

– Вот он!

В каморку тут же вбежал взволнованный директор музея. Холодный пот струился по его бледному лицу.

– К-как такое возможно? Это невероятно!

Через несколько минут на запыленный стол, так и стоявший посреди комнаты, стараниями всей команды были выложены найденные останки маленького тельца.

– Вот что осталось от ребенка Катерины Говард и Томаса Сеймура, – печальным голосом произнесла Аннелис. – Какая страшная история связана с этим крохой! Я только надеюсь, что он не мучился под завалом и умер еще до того, как успел задохнуться.

– Да, – покачал головой директор. – Простите меня, миссис Тейлор, за то, что не сразу поверил вам. Только сейчас я понял, каким был ослом.

– Мне кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит? – не выдержал сержант Клинт.

– Это позже, – ответила Лисса. – Давайте найдем останки еще двух невинно убиенных.

Через два часа на свет божий были извлечены и кости двух других несчастных людей. Судя по сохранившимся остаткам одежды, это действительно были те самые пресловутые охранники, из рук которых, на их беду, выскользнула юная королева в надежде, что ей удастся убедить Генриха в своей невиновности и разжалобить его сердце.

– Теперь я понимаю, почему некоторые наши посетители иногда видели тут двух странно одетых людей. Признаться, мне казалось, что они разыгрывают меня. Что касается призрака Катерины Говард, то однажды наши камеры зафиксировали какой-то белый силуэт, бегущий по коридору в сторону Королевской часовни.

– Так, мне это надоело! – воскликнул сержант Клинт. – Либо вы сейчас же мне все рассказываете, либо я вас всех арестую и предъявлю обвинение в сокрытии преступления.

– Хорошо, офицер, только для начала давайте пройдем в мой кабинет. Там, в спокойной обстановке, миссис Тейлор и я расскажем вам все, о чем вы пожелаете узнать… Не волнуйтесь, миледи, с останками ничего не случится.

– Вы не понимаете! – чуть не плача, ответила Аннелис. – Они не должны тут оставаться! Их надо предать земле. Так нужно, так хотел сам… Создатель!

– Не беспокойтесь, миледи, – похлопал ее по плечу директор. – Завтра мы все совершим надлежащим образом… Пойдемте!..

…На голубом небе не было ни облачка. Осеннее солнце грело как-то по-особенному в этот погожий день. Но на Хайгейтском кладбище, поросшем деревьями и кустарниками, где проще встретить лис, чем людей, этого яркого сияния в прозрачном воздухе не наблюдалось. Мертвую тишину, царившую среди мрачных викторианских надгробий и готических мавзолеев, редко когда нарушали звуки человеческой речи. Вот и сегодня, войдя под сень огромных деревьев, люди, чья беседа не смолкала ни на секунду во время их пути от Хэмптон-Корта до кладбища, как-то попритихли. Гнетущее безмолвие словно поглотило их. На этом кладбище уже давно никого не хоронят, чем и объясняется его ненарушаемая тишина, но директор музея, как и обещал Аннелис, испросил в мэрии разрешения на захоронение древних останков. Вначале ему не поверили, но под натиском неопровержимых фактов чиновники сдались и дали согласие.

– Мы на месте, – тихо произнес Джеймс Суффолк. На его воображение могильные плиты и кресты действовали угнетающе.

– Тогда приступим, – сказал священник, вызвавшийся отпеть и проводить в последний путь три невинные души, загубленные сильными мира сего без жалости и сострадания.

– Да простит Господь тех, кто совершил этот грех, ибо все мы грешны. Да убереги нас, Господи, от подобного злодеяния, дай мудрость и надели состраданием к тем, кто содеял такое. Пусть души умерщвленных ими обретут покой, как и души тех, кто повинен в этом грехе. Аминь!

Как только священник произнес последние слова, всех людей, присутствовавших на погребении, охватил леденящий холод. Они переглянулись и разом замерли: в двух шагах от них в осеннем воздухе возник призрак женщины, одетой так, как одевались во времена Генриха VIII Тюдора. Она стояла молча и улыбалась. Все, кроме Аннелис, оторопели и попятились назад.

– Благодарю тебя, милая Анна, – услышали они тихий голос. – Ты спасла мою душу. Даже в новом мире твое сердце осталось таким же добрым и отзывчивым, а душа – благородной. Да пребудет Господь всегда рядом с тобой и в бедах, и в радостях!

Произнеся эти слова, призрак Катерины Говард приподнялся над землей и, кивнув Аннелис на прощанье, медленно растворился в воздухе, пронизанном лучами полуденного солнца.

– Да хранит тебя Господь!..