Глава 16
Реанимационное помещение, где уже больше месяца находилась Аннелис, окутывал полумрак. За окнами бокса виднелись здания большого города, окрашенные закатом в огненно-красные цвета. Люди спешили домой после утомительного рабочего дня, машины выстроились в длинные ряды, мигая разноцветными огнями, кафе и рестораны манили гуляк своими яркими вывесками. ТАМ кипела жизнь, а здесь… Генрих Тейлор отвернулся от окна и поглядел на жену. «Господи! – взмолился он. – За какие прегрешения ты подвергаешь нас столь тяжким испытаниям? Господи, если ты слышишь, помоги нам, помоги Лиссе преодолеть все, дай ей силы для борьбы».
Силы, а главное, вера в выздоровление были ох как нужны не только Аннелис, но, как показали дальнейшие события, и самому Генриху. Все попытки вывести молодую женщину из комы не приводили ни к какому результату. В конце концов врачи стали просто разводить руками, а некоторые из них и вовсе намекнули Генриху Тейлору на то, что шансов на выздоровление у его жены нет и с этим фактом придется смириться. Самые безжалостные вообще посоветовали не мучить пациентку и отключить капнограф. Но Генрих и слушать не хотел об этом, упрямо повторяя изо дня в день:
– Я уверен, она поправится, вот увидите. Лисса – боец, и мы не раз попадали в ситуации, поначалу казавшиеся безвыходными. Она справится…
Но время шло, а состояние Аннелис не менялось к лучшему. У Генриха сердце разрывалось от жалости, когда он глядел на бледное, исхудавшее лицо дорогой жены. Целые дни он проводил в больнице возле Аннелис, разговаривая с ней, помогая медперсоналу ухаживать за женщиной и заинтересованно участвуя в попытках вывести молодую женщину из комы. Нет, не так они планировали провести медовый месяц…
В тот вечер Генрих Тейлор задержался в больнице дольше обычного. Медсестра уже давно предлагала ему вернуться в отель, расположенный неподалеку от клиники (он перебрался туда сразу после инцидента с женой), но некое чувство подсказывало ему: что-то должно произойти в этот вечер.
Отойдя от окна, Генрих сел в кресло напротив кровати Аннелис и начал читать книгу. Но смутная тревога, зародившаяся в его душе ближе к вечеру, никак не давала сосредоточиться на сюжете романа. Он то и дело поглядывал на жену и прислушивался к мерному тиканью аппарата, контролирующего жизнедеятельность организма Аннелис. В очередной раз оторвав взгляд от книги, Генрих устремил его на прикроватный монитор, на экране которого светились линии различных диаграмм: ЭКГ, артериальное давление, частота сердечных сокращений, частота дыхательных движений… Успокоившись, что все показатели в норме, Генрих намеревался было продолжить чтение, как внезапно в воздухе раздался тревожный сигнал.
– Это еще что за чертовщина? – пробормотал он, стремительно встал и подошел к монитору.
Увиденное заставило его немедленно вызвать медсестру, и без того уже спешившую в бокс. Взглянув на ее перепуганное лицо, Генрих понял, что состояние Аннелис резко ухудшилось. Глядя на монитор, сестра закричала вбежавшему вслед за ней санитару:
– Немедленно вызови доктора Брауна! Сердцебиение учащается, а давление стремительно падает! Да скорее, чего стоишь!
– Что это значит? Вы обязаны мне все объяснить! – попытался выяснить Генрих, встревоженный не на шутку.
– Уходите! – закричала медсестра, зло поглядев на него. – Вы не должны тут находиться! Вы только мешаете!
Неожиданно звон, исходивший из аппарата, прекратился и превратился в низкий монотонный звук.
– Что произошло? – на ходу спросил доктор, почти вбегая в бокс.
– У пациентки упало давление до критической отметки, вследствие чего произошла остановка сердца, – испуганно пролепетала медсестра.
Доктор Браун быстро подошел к Аннелис и приподнял верхние веки. Расширенные зрачки девушки не реагировали на свет.
– Дыхание?
– Отсутствует, док.
– Пульс?
– Отсутствует, док.
Тем временем лицо молодой женщины стало постепенно покрываться синевой.
– Адреналин, срочно.
– Есть, док, – засуетилась медсестра.
– Где дефибриллятор? – строго спросил доктор Браун, вводя внутрисердечно препарат. – Почему он еще не готов? Вечно вы возитесь…
Он выразительно поглядел на медсестру. Та покраснела и опустила глаза, боясь встретиться с врачом взглядом.
– Где Эдвард? Почему я ни до кого не могу докричаться?
– Я здесь, доктор Браун, – тихо произнес молоденький медбрат, растерянно переминавшийся с ноги на ногу возле двери.
– Вам особое приглашение надо? – накинулся было на него док, но, заметив охваченного страхом Генриха, спросил: – А вы что здесь забыли?
– Я… я… я, – перепуганным голосом бормотал тот.
– Вон! Вон отсюда! Сестра Грейс, почему в боксе посторонние?.. Дефибриллятор готов?
– Да, док.
– Вам нужно уйти, господин Тейлор. Мы сделаем все, что от нас зависит, а может, и больше. Идите! – решительно подталкивая Генриха к двери, сказала Грейс.
– Разряд! – твердым голосом произнес доктор Браун.
Это были последние слова, которые услышал Генрих до того, как за ним захлопнулась дверь. «Разряд, – мысленно повторял он, до сих пор не веря в реальность происходящего. – Разряд…»
…Хмурое, ничем не примечательное январское утро забрезжило сквозь закрытые шторы королевской спальни. Анна, ни на секунду не сомкнувшая глаз из-за сильного храпа мужа, тяжело вздохнула. Воспоминания о прошедшей ночи не наполнили ее радостью или вдохновением. Лежа рядом с тучным мужчиной, она чувствовала себя подавленной, нелепой, а главное, совершенно несчастной. Обещанный братом рай… Анна горько усмехнулась. «Вот он – рай. Спящий грузный муж, чья рана источает жуткое зловоние, двор, порядки и законы которого я не понимаю, кривые улыбки придворных и их насмешки за спиной. Они думают, что я не знаю, о чем они толкуют, а я все понимаю, и от этого становится еще тяжелее на душе. Я вынуждена молчать и только улыбаться в ответ. Но где взять столько терпения и мужества, чтобы все вынести? Рай… Я вижу, что Генрих, мой законный муж, тоже с трудом меня выносит. Он старается быть вежливым со мной, но разве этого мне хочется? Немного любви и понимания – вот чего я хочу. Но здесь, впрочем, как и дома, я чужая. Видимо, этот крест и уготовила мне судьба, и придется мириться с выпавшей на мою долю участью. Смогу ли я?»
– Доброе утро, дорогая, – услышала она голос Генриха и вздрогнула.
– Доброе утро, Ваше Величество, – тихо ответила Анна и смущенно улыбнулась.
Ей очень захотелось что-нибудь добавить в ответ на пожелание доброго утра, но пока она подбирала нужные слова, король слабо пожал ей руку, встал и, прихрамывая, вышел из комнаты, оставив растерянную Анну в гордом одиночестве.
– Она еще хуже, чем я предполагал, – с такими словами Генрих встретил Кромвеля, когда тот вошел с утренним докладом. – Если я еще вчера вечером надеялся, что она сумеет разжечь в моем сердце хотя бы что-то наподобие искры, то сегодняшняя ночь показала, что ни ее внешний вид (а это было понятно и раньше), ни ее внутренняя красота, о которой вы пытались мне втолковать, не в состоянии вызвать во мне страсть. Она ужасна! Она… нескладна, бестолкова и неуклюжа! Где были ваши глаза, когда вы предлагали мне ее в жены? Я подозреваю, что вы свели меня с этой девицей специально. У вас были на то веские мотивы… Не так ли? Так или иначе, я хочу развода!
– Но, Ваше Величество, – посмел возразить ему Томас Кромвель, – я не думаю, что это возможно в настоящий момент. Вероятно, после сегодняшней ночи королева может родить наследника…
– Не может! – стукнув по столу кулаком, воскликнул Генрих. – Я оставил ее такой, какой она была до приезда в Англию. Я не трогал ее, это… это невозможно! О, если бы вы только знали, какой дурной запах исходил от ее уродливого тела. Груди, как сморщенные яблоки, живот, как… как суфле, но только не сладкое. Она лежала, как бревно, словно ее надели на копье. Никакой реакции… Я пытался, Томас, исполнить свой королевский долг, но, видит Бог, я не смог. Я не смог даже поцеловать ее, а о том, чтобы прикоснуться к этому чудовищу, и речи быть не могло… А все благодаря вам, господин Кромвель. Благодаря вам я нахожусь в дурацком положении. Значит, герцог Норфолк был все-таки прав: у вас были особые причины нанести мне такой бесчестный удар. Вас подкупили…
– Могу ли я осведомиться, о чем вы говорите, Ваше Величество? Я не понимаю вас, – самым любезным тоном спросил Кромвель, внутренне холодея.
Его природное чутье, развившееся с годами, подсказывало ему, что грядет буря, и тогда… Тогда Тауэр может стать его домом на долгие годы, и это в лучшем случае. В худшем – плаха. Враги уже многие годы пытаются подловить и уничтожить его. Они неоднократно затевали интриги, но всякий раз он, Томас Кромвель, выходил сухим из воды. Не собирался он сдаваться и сейчас.
– Если Ваше Величество сочтет возможным поделиться со мной этими мыслями, вы окажете мне честь…
– Достаточно, господин Кромвель, – отмахнулся от него Генрих. – Хватит пустых слов, я устал от них.
Генрих встал и, хромая, приблизился к Кромвелю. Тот стоял неподвижно. Ни единый мускул не дрогнул на лице советника, когда король остановился вплотную к нему и пристально поглядел в его глаза.
– Я начинаю понимать, господин Кромвель, почему вы втянули меня в эти грязные игры… Деньги и власть! Ведь именно к этому вы стремитесь? Да, герцог Норфолк был прав. Вы хотели сделать из меня послушную марионетку, готовую в любой момент выполнить любое ваше желание. Вот к чему вы стремитесь! У меня было время подумать, и я пришел к выводу, что ваши действия наводят меня на мысль об измене.
– Никогда! – воскликнул уязвленный подобным обвинением Томас.
Кровь прихлынула к мертвенно-бледному лицу советника, ибо возмущение столь несправедливым обвинением захлестнуло его. Но как бы то ни было, внешне Кромвель оставался абсолютно спокойным.
– Если это так, то тогда найдите предлог освободить меня от моей жены. Да так, чтобы об истинной причине не было известно ни в Англии, ни в Европе, – бесстрастным голосом изрек Генрих и, взмахнув рукой, велел советнику удалиться…
… – О Ваше Величество, – прощебетали две фрейлины, впорхнув в спальню, где у окна стояла Анна, погруженная в невеселые думы. – Вы так рано встали! Сказать по правде, мы никак не ожидали этого…
– Вам хорошо спалось? – спросила леди Бассет елейным тоном. – Хотя, о Боже, какая я глупая! Как можно спать, когда рядом Его Величество!
Обе фрейлины противно захихикали, смущенно переглянувшись. Анна, с трудом разобрав сказанные слова, так и не осознала, на что намекала леди Бассет. До сих пор королева не имела опыта любовных отношений, поэтому подобного рода недомолвки были ей непонятны.
– Я спать хорошо. Король спать хорошо тоже.
– А правду говорят, что он очень хорош в кровати? – вдруг выпалила леди Бланк, лукаво взглянув на королеву.
– Я не понимаю, – недоуменно проговорила Анна, – что есть хорошо в кровати?
– Ну… – густо покраснев, протянула фрейлина. – Ну что он очень нежен.
– Oh, ja, – с улыбкой ответила Анна. – Его Величество очень добрый! Когда он ложиться спать, он говорит: «Спокойной ночи, дорогая», – а утром сказать: «Доброе утро, дорогая».
– И все? – фрейлины удивленно уставились на королеву. – И больше ничего?
– Nichts, – ответила Анна и вновь отвернулась к окну.
Фрейлины были обескуражены новостью.
– Где понять эту немку, – прошептала одна другой, выходя из спальни. – Она чудная, хотя и очень добрая. Надо держать язык за зубами, иначе нам не поздоровится.
Но если в тайну посвящены двое, удержать что-либо в секрете уже невозможно. И вскоре неосторожные слова новой королевы (разумеется, приукрашенные фрейлинами) облетели весь двор. В каждом углу, в каждом закутке вполголоса обсуждали события минувшей ночи, обраставшие все новыми и новыми деталями. Мнение было единым: либо королева говорит неправду, либо король… не в состоянии исполнить супружеский долг!
