Глава 14

У Милорадова вся первая половина дня выдалась неспокойной. Еще вчера после допроса Рудольфа – жениха потерпевшей – следователь развил активную деятельность. Не удовольствовавшись показаниями учителей и других свидетелей, находившихся в момент убийства Элеоноры в самой школе или непосредственно возле нее, следователь взялся за жителей окрестных домов.

– Не может быть, чтобы никто не заметил ничего подозрительного!

Школа была буквально окружена со всех сторон жилыми домами, окна многих квартир смотрели прямо в учебные классы. На этот раз полицейские искали рослого угрюмого вида мужчину в темной одежде, возможно, с бородой, который должен был ошиваться возле школы.

Рассказ Рудольфа о нападении на Элеонору, которое произошло за день до ее убийства, насторожил и заинтриговал следователя. Тем более что сам Рудольф похожего человека даже видел возле школы. Правда, упомянутый мужчина вроде как был с мальчиком – учеником этой самой школы. Но так ли это было на самом деле? Подробностей про мужчину и мальчика до сих пор выяснить не удалось. И поэтому Милорадов настойчиво требовал от своих людей, чтобы они продолжали поиски свидетеля. И такой свидетель нашелся!

К концу второго дня поисков старший опер-уполномоченный Гринев позвонил в дверь квартиры двадцать девять и привалился к дверному косяку. Гринев устал. Это была то ли сотая, то ли двухсотая квартира, которые он обошел только за сегодняшний день, расспрашивая жильцов. Гринева звали Гришей, дома его ждали маленькая дочка Леночка и жена Анютка – красавица и умница. А вместо того, чтобы быть со своими и радоваться обеим девочкам, Гринев был вынужден работать сверхурочно. И ладно бы это была ответственная серьезная работа, тогда хоть не обидно. А то блажь какая-то пришла их старшему в голову. Что за глупость – заставлять своих сотрудников таскаться по квартирам, в которых проживали граждане, отнюдь не горящие желанием сотрудничать с органами или даже хотя бы просто с ними общаться.

Рассказ об убитой в школе молодой женщине, произнесенный через дверь, действовал на гражданскую сознательность далеко не сразу. Бдительные граждане либо отвечали, что ничего не видели, не знают и знать не хотят, либо проявляли любопытство, долго выясняли, можно ли Гриневу верить, звонили в отдел, чтобы удостовериться, что он тот, за кого себя выдает. И все это лишь для того, чтобы затем открыть дверь и самим попытаться узнать у Гринева подробности произошедшего.

– Да что вы говорите?! – восклицали они. – Какой ужас! А как же он ее убил? И как, говорите, он выглядел? Высокий в темной куртке и джинсах? Возможно, с бородой? Нет, такого мы не видели. И никого подозрительного не видели. Но подумайте, какой кошмар! Среди бела дня убили учительницу… Ах, не совсем учительницу? Но все равно женщину убили! И молодую!

Почему-то именно возраст потерпевшей вызывал у всех свидетелей наибольшее сострадание. Мол, и не пожила толком молодая. А мужики так и на Гринева начинали поглядывать с сочувствием. Вроде как Гринев больше всех должен был переживать по этому поводу. И бесполезно было объяснять, что лично Гринев с жертвой даже знаком не был.

Увы, все разговоры были пока что пустыми. Никто из этих как бы свидетелей ничего про убийство не знал. И Гринев был уверен, что и от обитателей этой квартиры он ничего внятного не услышит. И вдруг…

– Убийство? И подозреваемый высокий в темной куртке? С бородой? А когда это было?

Гринев ответил, и старушка воскликнула:

– Слушайте, а я ведь его, кажется, видела!

Услышав это заявление из уст невысокой плотненькой старушки, Гринев чуть не выронил из рук смартфон, в котором от нечего делать пытался одновременно с опросом свидетельницы загрузить новое приложение.

– Ви… видели? – даже заикаясь от волнения, спросил он. – А где видели?

– Так возле школы, милок, – охотно ответила старушка. – И правильно ты говоришь, высокий и в темное одет. С мальчиком он был.

– С мальчиком! – воскликнул Гринев, с трудом скрывая разочарование. – Тогда этот человек не тот, который нас интересует.

– Ну, другого я не видела, – развела руками старушка.

– И куда они пошли от школы?

– Он, – поправила его старушка. – Один. Мальчишка-то дальше к тридцать седьмым домам побежал, там три корпуса, в какой-то из них он и побежал. А этот с бородой в свою машину сел и медленно так в другую сторону уехал.

Гринев вновь почувствовал охотничий азарт. Если мужчина с бородой вовсе не был родственником ученика, тогда с какой целью он ошивался возле школы?

И он спросил:

– Значит, бородатый и мальчик вместе только от школы и до машины дошли?

– Да.

– А мальчика этот человек к себе в машину не взял?

– Нет, – покачала головой старушка. – Говорю же, мальчишка по своим делам убежал. И кабы он ему родственник был, мужик у мальца ранец мог хотя бы забрать или сменку? Правильно я рассуждаю? А он не взял ничего. И вообще, не похоже было, чтобы они близко были знакомы. Просто рядом шли до машины, а дальше бородатый к себе в машину забрался, а мальчишечка дальше побежал.

Это был уже совершенно другой оборот. Получалось, что подозреваемый, которого видели возле школы и с которого они сняли подозрения, потому что решили, что это чей-то родитель, на самом деле ничьим родителем и не был. То есть, может быть, где-то в другом месте и был, но того мальчика, которого он как бы встречал, он и не встречал вовсе!

У Гринева от восторга и предвкушения похвалы от начальства даже голова маленько закружилась.

И все же он догадался спросить:

– А машина у этого человека какая была? Вы не видели?

– Отчего же не видела? – даже обиделась старушка. – Как мне дочка с зятем денег на новые хрусталики для глаз подкинули, так я все теперь на отлично вижу! И вдаль, и вблизи, все у меня со зрением прекрасно. И машину его я разглядела очень хорошо. Белая была машина!

– Посмотрите, какая из них похожа?

И Гринев подсунул свидетельнице фотографию белой «Ауди», на которой раскатывал Анджик. Сделал он это не просто так, а в виде коллажа из десятка белых машин. Были тут и спортивные, и внедорожники, и седаны. Старушка изучала фотографии внимательно, а потом ткнула пальцем:

– Вроде бы вот эта похожа.

Сердце у Гринева дрогнуло от радости. Корявый от артрита палец свидетельницы твердо указывал на модель, которая их и интересовала. С разрешения хозяйки квартиры Гринев подошел к окну, из которого старушка вела свои наблюдения. И с огорчением был вынужден признать, что номер машины старушка со своего наблюдательного пункта при всем желании разглядеть не могла. Эмблему и название модели тоже. Но все же из десятка белых машин старушка выбрала именно ту, что была похожа на машину Анджика. И оставалось предположить: либо у них есть две поразительно схожие в мельчайших деталях машины, либо машина эта одна, та самая, и принадлежит она господину Заболотникову, но разъезжает на ней хитрец Анджик.

С этой новостью Гринев и поспешил с докладом к начальству. Милорадов выслушал подчиненного со всем вниманием, которого заслуживала эта новость.

И сделал вывод:

– Если машина та же самая, значит, и Анджик был возле школы. То есть он находился в день убийства непосредственно возле места преступления.

– И как нам доказать это? Старушка видела машину, но не Анджика.

Милорадов ненадолго задумался, а потом произнес:

– Нужно искать пацана.

– Какого пацана?

– Мальчишку, с которым наш подозреваемый отошел от школьного крыльца.

– Но свидетельница сказала, что мальчишка не имел к подозреваемому никакого отношения. Они просто дошли вместе до машины подозреваемого, а дальше каждый отправился своей дорогой.

– Я это слышал, – поморщился Милорадов. – Но ведь разглядеть своего взрослого собеседника мальчишка мог? Так что ищите мне этого мальчика, понятно?

– Есть!

Найти ребенка, который разговаривал с приметным взрослым мужчиной, раскатывающим на еще более приметной машине, в любой другой день не составило бы особого труда. Можно было организовать опрос всех классов по очереди, и такой мальчик бы нашелся. В любой другой день.

Но сегодня в школе творилось форменное столпотворение. Был новогодний спектакль, после спектакля какие-то классы продолжили учебу, какие-то устроили у себя в кабинетах продолжение праздника, какие-то отправились на экскурсию, а какие-то дети и вовсе не пришли, отправившись вместе со своими родными на новогодние каникулы.

В результате полицейским пришлось побегать, прежде чем они нашли шустроглазого пацана, который признался, что в день убийства возле школы к нему подошел взрослый дядька.

– Сначала я испугался, только потом понял, что ему не я, а Элеонора нужна. Он про нее спрашивал.

– А что именно спрашивал?

– Ну, в школе она еще или ее уже нет.

– И что ты ему ответил?

– Правду, – пожал плечами мальчик. – Мы уже все знали, кого у нас убили. Я ему так и сказал. Элеонору убили еще между вторым и третьим уроками. Тело уже увезли. Так что искать ее в школе бесполезно.

– И как он отреагировал?

– Вроде бы сначала оторопел. А потом повеселел даже.

– Повеселел?

– Ага. Ухмыльнулся так и спросил у меня еще раз, уверен ли я, что ее убили. Я сказал, что уверен. Тогда он сел в свою машину и уехал.

– И все?

– Да.

– Тебя как зовут?

– Борис.

– Боря, значит. Слушай, Боря, а узнать этого типа ты сумеешь?

Паренек подумал и сказал, что сумеет. Он был смышленый, Милорадов это видел по его оживленному личику и по быстро сменяющимся гримасам. Мальчик явно и сам хотел помочь следствию, найти и наказать виновного в преступлении, так почему бы не воспользоваться его желанием?

Анджика удалось задержать без особого труда. Он находился дома и был удивлен, когда увидел полицию у себя на пороге. В отделении было организовано опознание, на котором случился конфуз. Борис не сумел опознать Анджика, не сумел указать на подозреваемого, который стоял рядом с еще тремя мужчинами.

Едва глянул на четверых мужчин, как сразу же отрицательно помотал головой:

– Нет, я тут никого не узнаю.

Милорадов был в замешательстве. Он спросил у юного свидетеля:

– А если представить, что они все с бородами?

На этот раз Боря вглядывался в лица четырех мужчин чуть дольше. Но в конце концов он все же покачал головой. Нет, и с бородами никого из этих людей он опознать не может.

Милорадов чувствовал страшное разочарование. Он не понимал, в чем ошибся. Ведь почти наверняка машина возле школы была та самая, принадлежащая Заболотникову-старшему. Та самая «Ауди», которую у своего приятеля выманил Анджик, сказав, что на время. И тут следователя внезапно осенило. Он отрядил двух своих ребят в «университет», откуда они и привезли младшего Заболотникова. И вот теперь опознание прошло как надо. Боря быстро и без всякого колебания точно выбрал Андрея Заболотникова и заявил, что этого человека он и видел возле школы.

– Это он у меня про Элеонору спрашивал. Только у него тогда усы были и борода, и еще волосы подлиннее.

Услышав, что говорит мальчик, Андрей страшно разволновался и завопил:

– Не я это! Меня там вообще не было!

– А машина у него была с дьявольским номером – три шестерки.

Вот тут Заболотников-младший и скис. Эта информация была новой и для следователя. Она явно только что всплыла в памяти у ребенка. Но как вовремя всплыла!

Милорадов не растерялся, он тут же припер Заболотникова-младшего к стенке. Вероятно, будь в стране Заболотников-старший, сынок бы тут же начал звать своего папочку на помощь, и как знать, возможно, что и дозвался бы. Но сейчас Заболотников понимал, гнев отца будет страшен, а вот помочь сыну, находясь в Израиле, папа ничем не сможет. И под давлением обстоятельств парень «поплыл».

Он забыл о том, что нужно требовать адвоката, лишь мекал и бекал, уверяя, что Элеонору он не убивал. Но никто его особенно не слушал.

– Ничего можешь нам и не говорить, факты говорят сами за себя.

Но когда эйфория прошла, все задумались. Андрей Заболотников был высок и широк в плечах, даже вздумай он замаскироваться под ту женщину, которая навещала Элеонору последней, он все равно был бы выше ее на добрых две головы и тяжелей на добрых двадцать кило. И что получалось? Элеонору убил не он?

Да, получалось, что Андрей хотя и мог быть тем злодеем, напавшим на Элеонору один раз и явно замышляющим против нее дурное еще и вторично, но убить ее он никак не мог, поскольку элементарным образом опоздал. Кто-то устранил Элеонору еще до его появления в школе.

Это же подтверждали и показания малолетнего свидетеля. Мальчик сказал, что дядя очень удивился, когда узнал о том, что Элеонора мертва. Правда, он еще и обрадовался, но это уже, так сказать, штрихи к портрету.

– Чтобы этот тип там ни замышлял, он Элеонору не убивал и был изрядно озадачен, когда сам узнал о ее смерти.

Неизвестно, чем бы все это закончилось и как долго тянулось, но Андрей сам дал слабину. Когда речь зашла о задержании, он возмутился:

– Не хочу я за чужую вину сидеть! Я ничего такого не сделал!

– Ты преследовал Элеонору. Пытался на нее напасть. Есть свидетели.

– И чего? Ну, попросили они меня немножко эту училку припугнуть. Разве это преступление?

– Кто тебя попросил?

– Они.

– Да кто они-то?

– Ну, они. Те, кто у меня машину отцовскую взял. Ну, я же вам рассказывал.

Милорадов замолчал, но ненадолго.

– А зачем этим людям понадобилось пугать покойную? – спросил он у Заболотникова. – Они же вроде как совсем по другим делам? Шулера и каталы, так ты нам говорил?

– Да. Они этим зарабатывают.

– И зачем им пугать женщину?

– Откуда я знаю? Они мне своих мотивов не объясняли, а я не спрашивал.

– Ну а как вообще получилось, что они с тобой про Элеонору заговорили?

– А это и не они вовсе.

– А кто?

– Анджик.

– Этот твой приятель! – обрадовался следователь. – И что же он тебе сказал?

Услышав имя Анджика, следователь стал понимать: скорей всего, никакие шулера Элеонорой и не думали интересоваться. Девушка по какой-то причине интересовала самого Анджика, который и задумал обмануть своего недалекого приятеля еще раз.

– Рассказывай, – подбодрил следователь Заболотникова.

И тот начал говорить.

– Ну, Анджик ко мне на отцовской машине в тот день приехал. Сказал, что те ребята… ну, вы понимаете, о ком я…

– Шулера и каталы. Понимаю, говори!

– Что они нас за отцовскую машину благодарили, но велели ему мне передать, что этого мало. Надо еще немножко поработать на них.

– И как именно?

– Ну, эту училку типа… пугнуть.

– И ты согласился?

– А что мне было делать? Я их боюсь.

Милорадов постарался, чтобы его взгляд не был слишком презрительным. Но про себя он подумал: такой здоровый и такой трусливый. И еще глупый. Анджик крутит им как хочет, а этот только глаза пялит.

– По какому поводу у тех карточных шулеров возникли претензии к скромной молодой женщине?

– Ну, девчонка эта с каким-то их знакомым стариканом закрутила. А у того сердце больное, сосуды, все дела. Дочка у этого человека есть, сильно за отца тревожится. Вот и обратилась за помощью к этим ребятам, а они уже ко мне.

– А сами чего? Не смогли?

– Ну, вон же я какой здоровенный, – стеснительно и в то же время горделиво произнес Заболотников. – У меня лучше бы получилось ее пугануть, чем у них.

Милорадов с трудом удержался, чтобы не покачать головой, но лишь велел:

– Рассказывай дальше.

– Они не сразу на крайние меры решились. Они сначала по-хорошему пытались Элеонору эту от старика отвадить, разговаривали с ней, объясняли, что такой сильно пожилой человек не может и не должен расходовать себя на молодых. У него и ритм жизни совсем другой, и здоровье слабое. А Элеонора ни в какую. Уперлась словно коза. Вот кто-то из них и придумал, что если я Элеонору пугану, то она от старика отстанет.

Милорадов молчал. Он уже понял, что кто бы ни был заинтересован в запугивании Элеоноры, эти люди глуповатого Заболотникова использовали втемную. Воспользовались тем, что этот недалекий молодой человек способен поверить во всякую ерунду, и наплели ему с три короба.

– Значит, ты по просьбе этих людей, переданной через твоего приятеля Анджика, искал встречи с Элеонорой? Так? Следил за ней?

– Да. Первый раз меня от нее какие-то ребята прогнали. Их много было, я не стал с ними связываться. А второй раз к ней приятель приехал. Я тоже не решился подойти. В третий раз, когда пришел прямо к школе, хотел девицу эту после уроков подкараулить, мне уже пацан сказал, что она умерла.

И Заболотников растерянно посмотрел на следователя:

– Как вы думаете, может, кто-нибудь из тех ребят… ну, знакомых Анджика ее укокошил?

Милорадов ничего дурачку не ответил. Вместо этого он уточнил у него еще раз:

– Значит, просьбу карточных шулеров тебе Анджик передал?

– А кто же еще? Он!

– И это он требовал, чтобы ты Элеонору преследовал?

– Нет, не он. Это его попросили, а он мне только передал.

– А бороду фальшивую приклеить тоже он тебе посоветовал?

– Нет. Это я сам додумался.

Бороду приклеил, а отцовскую машину сменить не догадался!

– А машину отца, выходит, тебе вернули?

– Так как мне за этой девчонкой надо было мотаться, Анджик сказал, что отцовскую «Ауди» я пока что могу взять для дела. Но она тем ребятам еще может понадобиться. И действительно, она им понадобилась.

Не им, а самому Анджику! Ловко тот все придумал. Повезло Анджику найти такого простофилю для своих затей. Будь Заболотников хоть чуточку поумней, смекнул бы, что приятель водит его за нос. Но у Заболотникова, судя по всему, никаких подозрений относительно приятеля не возникло.

Милорадов больше вопросов к Заболотникову не имел. Для него все было ясно. Природа наделила парня богатырской внешностью, но вот вложить хоть каплю мозгов в такую красивую голову не позаботилась. И получилась фигура не столько комичная, сколько трагичная. Как он дальше жить-то будет с такими куцыми мозгами?

Впрочем, этот вопрос был чисто риторическим. Ответа на него Милорадов не ждал. Его куда больше волновало, как ему прижать теперь Анджика, чтобы тот выдал истинного заказчика преступления. Тут следовало поразмыслить. И потому, прежде чем отправиться к задержанному Анджику для разговора, следователь притормозил, обдумывая полученную им сегодня информацию.

Мариша провела в хлопотах весь день, но все успела, везде побывала, всюду заплатила и со всеми договорилась. И теперь могла гордиться собой. Похороны отца обещали быть весьма торжественными. Мариша расщедрилась даже на оркестр для любимого папочки. Ну, по правде сказать, это был не совсем оркестр, а трио, но Мариша считала, что и трех человек хватит, чтобы проводить ее дорогого родителя на тот свет с музыкой.

Тем более что все музыканты были с консерваторским образованием и выступить на похоронах согласились главным образом не из-за заработка, а ради прекрасных Маришиных глаз и старой дружбы. Один из них, Виктор, играющий на трубе, когда-то учился вместе с Маришей и, оказывается, был тайно влюблен в нее с четвертого по шестой класс.

Не виделись они с прошлой встречи выпускников, а было это почти десять лет назад. А тут вдруг столкнулись. Виктор со своей трубой и Мариша с квитанцией о покупке гроба для папы. Совпало так.

– Ради тебя я на кладбище и бесплатно сыграю, – пообещал Виктор, воодушевленный такой их неожиданной встречей.

– Ой, не надо, мне еще рано. Хороним-то моего папу.

– И ради него сыграю. И друзей позову.

Между ними даже разыгрался небольшой торг. Выглядело это странно. Музыкант отказывался от денег, Мариша настаивала. В конце концов они сошлись на золотой середине. Музыкантам Мариша заплатит, как же совсем без этого, ведь ребята придут, потратят время, но заплатит половину того, что обычно они берут на такого рода мероприятиях.

– И играть будем от души, а не как обычно. Не чужого ведь человека хороним, твоего отца! Правда, мне казалось, что он у тебя еще в школе умер.

– То был отчим, – объяснила Мариша. – А это родной отец.

В общем, все устроилось так, что ни у кого не могло возникнуть претензий к качеству проведения мероприятия. Гроб с полировкой, изнутри обит бархатом. Музыканты из консерватории. Место на Волковском кладбище. Папа всегда любил центр. Оставался вопрос с поминками. Можно было бы арендовать ресторан, но Марише почему-то хотелось, чтобы поминки прошли в домашней уютной атмосфере. Как-то не укладывалось у нее в голове: как это провожать дорогого умершего человека, находясь совсем не дома, не в том месте, где он жил и где еще оставалась частичка его души. Неправильно это как-то.

– Ладно бы, – рассуждала про себя Мариша, – народу пришло человек сто, тогда только ресторан. Но ведь придет от силы десятка два. А на поминки и того меньше народу поедет. Может быть, всего пять-шесть человек и придут.

И Мариша окончательно решила, что поминать они будут дома. Но вернувшись назад, с удивлением и даже некоторым раздражением обнаружила, что Алиска весь день била баклуши и ровным счетом ничего в квартире у папы не прибрала. А когда Мариша напустилась на нее с упреками, лишь глаза выпучила:

– Я думала, что ты насчет поминок у папы дома просто пошутила.

– Вовсе нет.

– И кто все это будет готовить? А потом убирать?

– Я… и ты.

– Я не буду! – тут же отказалась Алиса. – Еще не хватало! Я и готовить-то не умею. Мама меня к плите никогда не подпускала.

– Значит, будешь убирать, – жестко произнесла Мариша. – Хоть что-то ты для проводов отца должна сделать. Ты же его дочь!

Она видела, что Алиске эта идея пришлась сильно не по душе, но спорить со старшей сестрой она не стала. И вздыхая, принялась помогать Марише с уборкой. А убирать тут было что. За ночь и день Алиска успела так основательно разворошить все вещи в квартире отца, словно бы действительно искала среди них клад.

Вытирая пыль с компьютера, Мариша случайно задела клавиатуру, и находящийся в режиме сна процессор ожил. Экран осветился, и на заставке Мариша увидела своего папу и еще одно знакомое лицо.

– О, это же Элеонора! – воскликнула она. – Алиска, иди сюда, посмотри, с какой красавицей наш папа перед смертью успел замутить.

Алиска пришла и взглянула на экран.

– И чему ты радуешься? – хмуро спросила она у сестры. – Видела я ее.

– Жаль бедную, – вздохнула Мариша.

Но Алиска не спросила, почему Элеонора бедная и почему Марише ее жаль. Не выразила по этому поводу никакого интереса.

И на Маришу взглянула еще более мрачно.

– Между прочим, еще чуть-чуть, и отец мог оставить все ей!

– Ей? Элеоноре? – удивилась Мариша. – А с какой стати?

– С такой. С такой, что она с нашим папочкой в последнее время очень даже часто виделась.

– И что? Допустим, они виделись. Папе было одиноко. Элеонора его навещала.

– Навещала… И чем они, по-твоему, занимались?

– Беседовали о поэзии, ходили в театры, гуляли.

– Поэзия! – передразнила ее Алиска. – Да что бы ты знала, отец-то у нас был еще о-го-го!

– Чего «о-го-го»?

– А то! Мама мне рассказывала, что он до последних дней не давал ей по ночам спать спокойно. И гулял от нее напропалую.

– Думаешь, у них с Элеонорой все было… серьезно?

– Вот именно! По-взрослому! Смекаешь, кто мог стать нашей мачехой?

– А он… он тебе об этом говорил, когда с ней знакомил?

– Видела я ее, – буркнула Алиска. – Пару раз. Мне хватило, чтобы понять, что дело плохо. Папа так на нее смотрел… Так… Тебе этого не передать! Выключи, видеть ее не хочу!

И протянув руку, Алиса выключила компьютер. Экран тут же погас. Но Мариша еще долго смотрела на темный экран, пытаясь сформулировать то неясное чувство, которое появилось у нее.

– А ты давно узнала про то, что у папы кто-то появился?

– Давно! Почти месяц, как я почуяла, что дело неладно.

– И ты поэтому и приехала в Питер, да?

Алиска кинула на нее острый взгляд.

– Я же тебе говорила, с мамой поссорилась.

Но Маришу было теперь невозможно так легко провести.

– Ты почувствовала по изменившимся разговорам нашего папочки, что у него появилось очередное увлечение, и увлечение серьезное, и потому приехала! Но почему ты не у отца поселилась?

– Он сам этого не захотел. Сказал, что ему это будет неудобно. Пришлось мне квартиру снять. Но я сразу поняла, почему он не хочет, чтобы я с ним жила. Из-за этой… Боялся, что я стану их интимным встречам мешать. Но теперь с этим покончено!

– Конечно, покончено. Элеонору-то убили.

Но Алиска не испугалась, не охнула, даже не вздрогнула. Вместо этого она воинственно тряхнула головой и сказала:

– Вот и прекрасно!

Мариша вздрогнула. В голосе сестры было столько злобного торжества и ненависти, что Марише даже стало как-то не по себе. И чтобы заглушить тревогу, она еще усерднее принялась махать тряпкой. От этого занятия ее отвлек звонок в дверь. Недоумевая, кто бы это мог быть, вроде бы они с Алиской никого не ждали, Мариша пошла открывать.

Взглянув в глазок, Мариша еще больше изу-милась. За дверью стоял следователь Милорадов. И увидев Маришу, произнес:

– Мне необходимо видеть вашу сестру. Она тут?

– Да. Дома.

– Разрешите мне войти в дом?

– Заходите, конечно.

Милорадов шагнул через порог и, не отвечая на вопросы, молча отстранил Маришу в сторону и прошел дальше. И уже по тому, как решительно он выглядел, Мариша поняла: дела у них с Алиской плохи. У следователя есть к ее сестре какой-то серьезный разговор, а серьезные разговоры со следователями обычно добром не кончаются.