Паучки

Была уже ночь, когда «Победитель» спустился на место своей стоянки.

Пилот Гандин вышел наконец из кабины управления и, устало потянувшись, с облегчением вздохнул.

На аэродроме было пусто. Только слегка чуть похлопывал флаг над маленьким постом-станцией для воздушных пассажиров. Там всегда можно было найти все необходимое для починки неисправностей в самолете, найти приют для отдыха. Но сейчас было тихо, очередной воздушный поезд пролетал только на рассвете.

Луна делала окрестности привлекательно-таинственными. Она заливала серебряным светом дерева близлежащего парка, и они казались фигурами каких-то великанов, одетых в блестящие металлические доспехи. А когда налетал легкий ветерок, они начинали двигаться и, казалось, вот-вот выступят в поход.

Но ветер уже понемногу стихал, прокатился ленивой волной раз-другой и замер совсем.

Снова наступила полоса тишины… Чистое, как выметенное, небо вновь обещало душную жару. Считанные дни оставались до ужасного суховея. Эх, упустили облака!..

Но еще есть время, надо беречь силы для новых боев!..

Гандин придирчиво поправил перед зеркалом галстук, собираясь идти к вечернему чаю. Прямо перед ним возникло лицо Мака, который незаметно подошел сзади. Он был до крайности взволнован. Растрепаны волосы торчали, как перья замерзшего воробья, умные глаза смотрели чересчур грустно. Неожиданная неудача «Победителя» потрясла его.

— Ах, Радик, — сказал Мак, — что же теперь будет?

Но Гандин, как всегда, спокойно продолжал свой туалет и только пожал плечами.

— Ты, я вижу, в панике, — сказал он. — Обычная помеха.

Такое хладнокровие оскорбило Мака. Оно показалась мальчику откровенным безразличием к их великому делу — делу дождя.

Гандин прочитал это в глазах Мака и, вежливо улыбнувшись, добавил:

— Ты чудак, сынок. Все будет хорошо. Сходи к папе, и тебе сразу станет легче.

— «Тореадор, смелее в бой…» — засвистел он и поспешил в столовую.

— Ишь, какой! Все ему безразлично! — сердито буркнул Мак и побежал в разведывательную, где возился Горный.

Несколько минут он в нерешительности простоял перед дверью, — сердце взволнованно стучало. Он не видел отца с тех пор, как тот заметил, что электризация атмосферы не дала результатов. Тогда Горный велел ему уйти в свою комнату, — такого еще никогда не бывало. Мак волновался: он знал, что значит дождь для Горного, и боялся увидеть сейчас отца ошеломленным, разбитым неудачей. Это было бы слишком больно.

Бедный папа! Мак едва не зажмурился. Наконец, он решился войти в разведывательную. Горный стоял у окна, разбирая детали электрометра «Зеленой мушки».

— Папа! — только и сказал Мак, кладя руку ему на плечо.

Горный повернулся, и у Мака внезапно отлегло от сердца, — лицо папы было совершенно спокойным, он даже улыбался, и его милые глаза таяли среди маленьких лучиков-морщинок…

— Мерзавцы! — обратился он к Маку. — Осмелились залезть в наши приборы и испортить нам дождь!..

Мак растерянно посмотрел на легкие стрелочки электрометра и ничего не понял.

— Ты тоже не заметил? — сказал Горный. — Ну, ясно, старые глаза могли и вовсе его не разглядеть! Вот… Паутина, — пояснил он, указывая на кончик стрелочки.

Мак присмотрелся и действительно увидел, что стрелочку удерживала на месте легонькая, но прочная паутина.

— А вот и он!..

Тонкий палец Горного тронул стрелочку, и из-под нее выскочила черная точка — маленький паучок. Он бросился наутек и распластался пятнышком под ударом своего преследователя.

Мак в недоумении смотрел на пятно, на отца, как всегда невозмутимого. Мальчишеский ум пытался связать детали событий — «Зеленую мушку», точность данных о заряде облаков, паучков, подслеповатые глаза Ролинского… «Разведка!.. Очевидно, все напутала разведка!.. Но так или иначе, дождя, дождя все же не было!..»

Горный пристально и с беспокойством глянул на лицо сына. И с ласковым укором погладил его растрепанные волосы:

— Эх ты, — сказал он, — ну разве можно так волноваться! Ты как мокрый воробей — даже нос посинел.

Горный сдвинул свои подвижные брови и, обняв рукой Мака, на минуту задержал его близ себя.

— Запомни навсегда, мой мальчик, — сказал он, — что борьба — это преодоление препятствий. Дело только в том, что эти препятствия надо уметь мужественно побеждать.

— Такая неприятность! — заметил Мак. — Как же мы упустили облака! Не сегодня-завтра подует суховей…

— Дождь будет завтра, — уверенно сказал Горный. — Мы, дорогой мой, вышли обуздывать облака не с голыми руками, а с научными знаниями. И мы, как ты знаешь, сынок, большевики. Нет такой крепости, которую большевики не сумели бы взять. Это только преграда — понимаешь?..

С этими словами Горный отложил электрометр и нажал кнопку с буквой Г.

— Ты куда-то собираешься, папа? — спросил Мак, прекрасно разбиравшийся в автоматической сигнализации: папа готовил к вылету голубого «Голубя».

— Да, я вылетаю, сынок, — ответил Горный, — и вернусь только утром. А тебе советую перед сном немного побегать на воздухе — ты весь желтый, как лимон.

Через несколько минут Борис Александрович вместе со своим помощником Григорием вылетел в серебряную неизвестность, а Мак, успокоившись, поспешил в столовую пить чай.

В уютной кают-компании сегодня не вязались веселые разговоры, хоть Гандин и пытался всех расшевелить. Пришел и Ролинский. Он даже похудел за этот день и утратил свою манеру деда-ворчуна, как его за глаза называла Рая. Старик даже подозвал Муху, с которой вечно воевал, и предложил ей кусочек торта.

— Со-бачка! Со-ба-ченька!.. — начал он дипломатичную беседу, — хватит нам уже ссориться, потому что…

Но закончить он не успел — Муха укусила ученого его за палец.

Мак прогнал Муху, быстренько сбегал за аптечкой и осторожно перевязал Ролинскому палец. Противное животное!.. Сегодня Мак очень симпатизировал старику — тот был печален, а значит, как и сам Мак, сильно переживал из-за неудачи станции. Не то что Гандин, например.

Гандин тем временем включил забытый в лихорадке последних дней телевизор, и на стене перед столом запел и замигал последний акт оперы «Кармен».

Мак, следуя папиному совету, тихонько вышел на улицу. Ночь была великолепна. Месяц висел в небе, словно легкий аэростат. Совсем низко проскользнул экспресс-самолет, подмигивая зеленым огоньком, как летучая звезда.

Прогудел какой-то жук. Мак вернулся в комнату за сачком. Он взял с собой на прогулку и Дженни, привязав к ее панцирю веревку.

Из близкого парка тянуло волшебной прохладой. Мак привязал Дженни к дереву и помчался туда.

Заросли были здесь негустыми, и лунное сияние свободно гуляло по земле. Какой-то здоровенный жук зажужжал и плюхнулся прямо на Мака. Муха мгновенно нашла его в траве, и Мак посадил его в свою кепку. Пускай пополнит галинкину коллекцию…

Где-то рядом разливали сладкие ароматы цветущие кусты жасмина. Мак подошел к ним и увидел множество больших ночных бабочек. Мак поймал несколько из них и спрятал в коробочку.

Прогулка успокоила Мака. В самом деле, к чему было так волноваться?.. Его отец, такой умный и непреклонный, папа, хозяин облаков, будет в конце концов победителем. Но сейчас мальчик остался в одиночестве, а ему хотелось с кем-то поделиться своими мыслями.

Мак вспомнил о Галинке. Ему казалось, что она могла бы стать ему большим другом, хоть и была младше его на четыре года. Что она там поделывает дома? Должно быть, уже крепко спит! Он подумал, что хорошо бы установить у нее телевизор М-2 — новый экспериментальный аппарат, который он сам сконструировал с помощью Григория… Тогда бы они могли видеть друг друга! А завтра он обязательно побывает у нее и познакомится со всеми ее товарищами.

Было уже поздно. Мак только сейчас почувствовал, как устал от волнений дня. Хотелось спать. Он вернулся на станцию. В голове сонно сплетались мысли… Колхоз «Юг»… Ожидание дождя… Галинка и паучки… Паучки в электрометре…

Дремота так властно охватила Мака, что он с трудом отвязал Дженни и добрел до своей комнаты. Отворяя двери, он опустил черепаху на пол коридоре да так и забыл ее там.

Затем он положил немного ваты с эфиром в коробочку с пойманными насекомыми, расстелил постель и лег спать.