Глава 37
В пятницу утром Нельсон Бегей стоял, подпирая косяк, у входа в здание правления и наблюдал за наездниками, которые явились самыми первыми. Пыль, поднятая копытами, кружила тут и там золотистыми облаками. Всадники, позвякивая шпорами и похрустывая старой выделанной кожей, разгружали и переседлывали лошадей. Конь Бегея, Холод, полностью готовый к поездке на гору, стоял в тени единственного в округе живого кедра и жевал траву. В том, что засохли почти все хвойные деревья, Бегей с удовольствием обвинил бы Bilagaana, однако не мог поспорить с телевизионщиками, заявлявшими в выпусках новостей, что их погубила засуха да жуки-короеды.
К Бегею подошла предводительница Мария Атситти.
– Неплохо, – заметила она, окидывая взглядом собравшихся.
– Даже лучше, чем я думал. Поедешь с нами?
Атситти засмеялась.
– Вы готовы пустить в ход любой трюк, лишь бы увести меня с рабочего места.
– Где твоя лошадь?
– Ты, что, с ума сошел? Я поеду на машине.
Бегей снова взглянул на демонстрантов. Их лошади в основном были неказистые, неподкованные и тощие, и лишь три – две кобылы с ранчо и арабский скакун – радовали глаз. Сцена напомнила Бегею дом дяди Сильверса, который научил племянника проводить Благословение пути и вместе с тем был безумным наездником. Он принимал участие в родео в Санта-Фе и Амарилло до тех пор, пока не повредил спину. А потом держал у себя массу лошадей, на которых катались дети. В ту пору Бегей и научился уверенно сидеть в седле, тогда же познал и массу других всаднических хитростей…
Он покачал головой. Казалось, с тех времен минула целая вечность. Дяди Сильверса давно не было в живых, старые традиции отмирали, а нынешние дети не могли ни ездить верхом, ни говорить на родном языке. Поэтому-то дядя Сильверс и передал искусство проводить Благословение пути именно Бегею – он, как никто, знал навахо.
Сегодняшняя поездка должна была стать не только выступлением против проекта «Изабелла». Она обещала приблизить людей к той жизни, которую они так быстро утрачивали, вернуть их к своим традициям, языку, земле, доказать им, что судьба каждого в его собственных руках.
Перед зданием правления остановился древний пикап с прикрепленным к нему непомерно большим фургоном для скота. Из кабины с гиканьем выпрыгнул высокий тощий парень в рубашке с отрезанными рукавами. Вскинув костлявую руку и еще раз радостно вскрикнув, он пошел выводить лошадь.
– И Уилли Беченти тут, – произнесла Атситти.
– Без него никуда.
Уже оседланный жеребец Уилли вышел в пыль. Беченти привязал его к кронштейну крепления.
– Он готов ринуться в бой, – сказала Атситти.
– Вижу.
– Тебя это не пугает?
Бегей на мгновение-другое задумался. Уилли был заводным, но добрым и, когда не пил, чертовски выносливым. Пьянствовать во время демонстрации строго запрещалось – Бегей собирался незамедлительно ввести это правило.
– Если хочет поехать, пусть едет.
– Не дай Бог, натворит дел, – пробормотала Мария.
– Не натворит. Вчера я разговаривал с парочкой ученых. Никто не собирается поднимать шум.
– С кем из них ты беседовал? – поинтересовалась Атситти.
– С тем, что называет себя антропологом, Фордом, и женщиной по фамилии Мерсер, заместительницей руководителя.
Атситти кивнула.
– Я с ними тоже разговаривала.
Проходящая мимо жительница Блю-Гэп спросила:
– А вы уверены, что стоит затевать эту демонстрацию всадников?
– Когда устроим, тогда и поймем, стоит или не стоит. Верно?
