Глава 28

Форд, уютно устроившись в кожаном кресле в столовой, наблюдал, как, собираются остальные, уставшие и разбитые после тяжкой работы в Бункере. На востоке всходило солнце. Его лучи заполняли зал лимонным светом. Ученые опускались на стулья и рассеянно смотрели в пустоту. Последним пришел Хазелиус. Приблизившись к камину, он подбросил дров в разожженное пламя.

Поначалу сидели молча. Тишину нарушало лишь потрескивание огня. Наконец Хазелиус медленно поднялся на ноги, приковывая к себе взгляды всех остальных. Голубыми глазами, окаймленными краснотой предельной усталости, и крепко сжимая бледные губы, он взглянул по очереди на каждого.

– У меня есть план.

Объявление встретили молчанием. В камине громко треснуло полено, и все вздрогнули от испуга.

– Завтра в полдень мы произведем очередной запуск, – продолжал Хазелиус, – на стопроцентной мощности. Пока мы не обнаружим программу, не вычислим ее код, мы – ее рабы.

Кен Долби достал из кармана носовой платок и протер лицо.

– Послушай, Грегори, ты и так чуть не уничтожил мою машину. Ничего подобного я больше не допущу, так и знай.

Хазелиус наклонил вперед голову.

– Кен, я должен перед тобой извиниться. Знаю, порой я слишком настойчив. А ночью я был в отчаянии и взбесился. Суетился там, как умалишенный… Пожалуйста, прости меня. – Он протянул руку.

Долби после секундного колебания пожал ее.

– Мир?

– Да, конечно, – ответил Кен. – Но это не значит, что я позволю еще раз запустить «Изабеллу» на полной мощности. Сначала надо найти и устранить хакерскую программу.

– А как прикажешь искать ее без запуска на стопроцентной мощности?

– Может, настало время во всем признаться, рассказать о наших проблемах Вашингтону? Пусть их решает кто-нибудь другой.

Последовало продолжительное молчание. Наконец Хазелиус спросил:

– У кого на этот счет другие соображения?

Мелисса Коркоран повернулась к Долби.

– Кен, но если мы во всем признаемся, на карьере придется поставить крест. Не знаю насчет всех остальных, однако лично я приняла возможность поработать над этим проектом, как подарок судьбы. Взять и все перечеркнуть я, естественно, не желаю.

– Еще кто-нибудь хочет высказаться? – спросил Хазелиус.

Со стула поднялась Рей Чен. Невысокая и худенькая, она была немногим выше тех, кто сидел. Но само ее желание обратиться к коллегам стоя добавляло веса ее выступлению.

– Я хочу высказаться. – Женщина обвела присутствующих взглядом темных глаз. – Я выросла на кухне китайского ресторана в Калвер-Сити, штат Калифорния. Моя мать, чтобы выучить меня в колледже, а потом в аспирантуре, вкалывала так, что каждый день валилась с ног от усталости. Теперь она гордится мной, потому что я образованный и полноправный гражданин Соединенных Штатов. Теперь я здесь, и за нами наблюдает весь мир. – Ее голос начинал дрожать. – Уж лучше я умру, чем сдамся. Вот что я хотела сказать. Лучше умру.

Чен резко села.

Неловкое молчание нарушил Уордлоу.

– Я прекрасно знаю, чего ждать от Министерства энергетики. Если мы расскажем правду сейчас, нас обвинят в сокрытии. И возбудят уголовные дела.

– Уголовные дела? – переспросил Иннс, сидевший в дальнем конце зала. – Боже мой! Тони, только давай без нелепостей!

– Я говорю вполне серьезно.

– Ты паникерствуешь, вот как это называется! – Уверенный голос Иннса никак не соответствовал жуткой бледности его лица. Его взгляд перепрыгивал с одного коллеги на другого. – Впрочем, даже если не так, я тут всего лишь психолог. Доложить кому следует о положении дел надлежало не мне.

– Да, но ты ведь прекрасно знал, что остальные скрывают правду. И все это время молчал, – сказал Уордлоу, прищуриваясь. – Не тешь себя напрасными иллюзиями. Ты понесешь наказание вместе со всеми.

Снова помолчали, слушая щебет птиц за окном.

– Кто-нибудь согласен с Кеном? – спросил наконец Хазелиус. – Кто еще считает, что нам пора сдаться?

Никто не ответил. Долби огляделся вокруг.

– Но только задумайтесь, на какой риск мы идем! – вскрикнул он. – Мы погубим «Изабеллу»! Нельзя запускать ее и позволять ей работать вслепую!

– Все правильно, Кен, – согласился Хазелиус. – Я думал об этом, когда составлял свой план. Хотите узнать, в чем его суть?

– Узнать – да, но это не будет означать, что все его примут, – сказал Долби.

– Да, конечно. Как вы все знаете, оборудование «Изабеллы» управляется тремя сверхсовременными компьютерами «IBM P5 595». Они объединены в локальную вычислительную сеть, с их помощью мы связываемся с внешним миром, отправляем и получаем электронные сообщения и так далее. Эти машины невообразимо мощные и могли бы заменить собой все компьютеры Пентагона. Я подумал, а не перенастроить ли их? – Он повернулся к Рей Чен. – Это возможно?

– Думаю, да. – Чен взглянула на Эдельштайна. – Алан, как ты думаешь?

Тот медленно кивнул.

– А как вы предлагаете это сделать? – спросил Долби.

– Самая серьезная проблема – это программа безопасности, – сказала Чен. – Придется прервать все связи с наружным миром, включая телефонную – стационарную и сотовую. Потом мы объединим все компьютеры и подключим их непосредственно к «Изабелле». Это нам вполне по силам.

– И остаться вообще без средств связи?

– На то время, пока работает «Изабелла», – да. Если программное обеспечение «Изабеллы» обнаружит какую угодно связь с миром извне, оно тотчас вырубится из соображений безопасности, а отключить охранную систему невозможно.

– Кен?

Долби, барабаня по столу пальцами, нахмурился.

Хазелиус посмотрел на остальных.

– У кого какие соображения? – Его взгляд остановился на Кейт Мерсер, которая сидела с таким видом, будто обсуждение ее не касалось. – Кейт? Что ты обо всем этом думаешь?

Молчание.

– Кейт? Тебе нехорошо?

– Оно угадало, – едва слышно произнесла она.

Снова воцарилось молчание. Его нарушил бойкий голос Коркоран:

– Наверняка все не так удивительно, как может показаться. Скорее всего, это программа, вроде «Элизы». Кто-нибудь помнит «Элизу»?

– Старую фортран-программу из восьмидесятых? Она умела общаться с тобой, как психоаналитик, – сказал Чеккини.

– Вот-вот, – подтвердила Мелисса. – На самом же деле тут все очень просто: «Элиза» выдает вопросы, основываясь на твоих предыдущих фразах. Например, ты говоришь ей: «Мать меня не любит». А она спрашивает: «А почему тебе кажется, что она тебя не любит?» И так может продолжаться до бесконечности.

– Я общалась не с «Элизой», – сказала Кейт. – Оно угадало мои мысли.

– Да здесь же все, как дважды два четыре, – воскликнула Мелисса, высокомерно глядя на Кейт. – Хакер, который создал эту «логическую бомбу», прекрасно знает, что мы – компания сумасшедших ученых, так? Ему известно, что мы мыслим не как все нормальные люди. То есть он мог предположить, что кто-то из нас задаст вопрос типа «угадай, какое я задумал число». И сразу смекнул, что это будет не обязательно целое, даже не обязательно рациональное число, что этот всезнайка охватит все числа между нулем и десятью. А какое из них самое интересное? Конечно, либо пи, либо е. Если сравнить первое и второе, то е, само собой, более загадочное. – Очень довольная собой, она осмотрелась по сторонам.

– А во втором случае?

– Во втором все произошло по тому же сценарию. Какое число между нулем и единицей наиболее странное? Ответ прост: определимое, но не вычислимое число омега. Верно ведь, Алан?

Эдельштайн кивнул.

Мелисса, сияя от радости, взглянула на Кейт.

– Вот видишь?

– Бред.

– По-твоему, мы что же, разговаривали с Богом?

– Не выделывайся, – раздраженно воскликнула Кейт. – Я говорю одно: оно угадало.

– Послушайте, я не намерена охать и ахать, – произнесла Рей Чен, – но точно определила, что информация поступала прямо из места столкновения. Не из детектора и не с какого-либо жесткого диска, а именно из таинственного информационного облака, из пространственно-временного разрыва.

– Рей, – произнес Хазелиус, – ты же прекрасно понимаешь, что это невозможно.

– Я говорю то, что видела. Информационное облако посылало детекторам бинарные коды. К тому же оттуда поступало больше энергии, чем должно было. Расчеты вот здесь. – Чен придвинула к Хазелиусу папку.

– Невероятно. Такого не может быть.

– Что ж, тогда в следующий раз занимайся этим сам. – Чен развела руками.

– Поэтому-то я и говорю, что надо повторить этот опыт, – заявил Хазелиус. – Но без паники, без каких-либо ограничений. Дадим Рей столько времени, сколько потребуется, чтобы она нашла настоящее местоположение проклятой «бомбы».

– Я все время был у третьего пульта и почти ничего не видел, – сказал Эдельштайн. – У кого-нибудь есть запись? Хотелось бы почитать, что выдавала эта программа.

– Какой в этом толк? – спросил Хазелиус.

Эдельштайн пожал плечами.

– Просто любопытно.

Хазелиус окинул коллег вопросительным взглядом.

– Кто-нибудь записывал «беседу»?

– У меня где-то есть, – пробормотала Чен. – Я сделала ее распечатку вместе со всеми остальными. – Она просмотрела листы в папке и вытянула один из них. Хазелиус взял его.

– Прочти вслух, – попросил Сен-Винсент. – Я тоже много чего пропустил.

– И я, – сказала Тибодо. Остальные кивнули.

Хазелиус прочистил горло и принялся отчетливо читать:

– «Доброго здоровья!

Здравствуй.

И я рада с тобой пообщаться.

Ты кто?

Хазелиус поднял глаза.

– Когда выловим сукина сына, который «забросил» в нашу систему чертову «логическую бомбу», я придушу его собственными руками.

Тибодо нервно засмеялась.

Хазелиус мгновение-другое помедлил и продолжил:

«Если ты в самом деле Бог, тогда докажи это.

Я загадала число от нуля до десяти. Угадай его.

Ты загадала трансцендентное число е.

Теперь я загадала число между нулем и единицей.

Если ты Бог, тогда… Скажи, зачем существует вселенная?

Замечательно. Бог, и не знает, в чем смысл всего!

Как это так?

Объяснись.

Это метафизический спор, а не разговор по существу.

А что такое вселенная? Кто мы? Что мы здесь делаем?

Что ты имеешь в виду под «компьютерным процессом»? По-твоему, мы все – составные части компьютера?

А о чем ты раздумываешь?»

Хазелиус опустил листок.

– Всё.

– Очень странно, – пробормотал Эдельштайн.

– Напоминает глупости «нью эйдж», рассчитанные на дешевый успех, – сказал Иннс. – «Все это просто мои раздумья»! Любое его заявление отдает инфантилизмом. А чего еще можно ожидать от малообразованного хакера-компьютерщика?

– Ты так думаешь? – спросил Эдельштайн.

– Разумеется.

– Но, позвольте отметить, программа прошла тест Тьюринга.

– Тест Тьюринга?

Эдельштайн взглянул на Иннса искоса.

– Наверняка ты о нем слышал.

– Прости, но я всего лишь психолог.

– Впервые об этом тесте написали именно в психологическом журнале «Майнд».

Лицо Иннса сделалось профессионально бесстрастным.

– Ты одержим идеей самоутверждения, Алан. Я бы на твоем месте всерьез задумался об этом.

– Тьюринг, – сказал Эдельштайн, – один из величайших гениев двадцатого столетия. Идея создать компьютер посетила его еще в тридцатые годы. Во время Второй мировой войны он расшифровывал германские сообщения, закодированные шифровальной машиной «Энигма». Потом выяснилось, что он гомосексуалист, и его стали жестоко унижать. Тьюринг покончил с собой – съел отравленное яблоко.

Иннс нахмурился.

– Он явно страдал серьезным психическим расстройством.

– По-твоему, гомосексуализм – это психическое расстройство?

– Нет, конечно, нет, – быстро проговорил Иннс. – Я о том, как он ушел из жизни.

– Тьюринг спас Англию от нацистов – если б не он, она проиграла бы. В знак благодарности соотечественники пустились над ним издеваться. В том положении, в котором он оказался… по-моему, его поступок вполне понятен. Что же касается того, каким образом он это сделал… Все случилось быстро, чисто и весьма символично.

Иннс покраснел.

– Может, вернемся к нашим проблемам, а, Алан? Думаю, они интересуют всех тут присутствующих гораздо больше, чем Тьюринг.

– Свой тест он создал, пытаясь найти ответ на вопрос: способна ли машина думать? – спокойно продолжал Эдельштайн. – Суть теста состояла вот в чем: человек-судья вступает в письменный разговор с двумя собеседниками, которых не видит, – машиной и человеком. Если по прошествии продолжительного периода он не может определить, кто есть кто, значит, машина считается «разумной». С помощью теста Тьюринга традиционно и безошибочно определяют искусственный интеллект, интеллект компьютерных программ.

– Твои рассказы очень любопытны, – сказал Иннс, – но какое это имеет отношение к нашим неприятностям?

– Наши сверхсовременные компьютеры до сих пор не поняли, что имеют дело с искусственным интеллектом. По-моему, то, что хакерская программа прошла тест Тьюринга, просто невероятно. К тому же с ней разговаривали не о чем-нибудь, а о Боге и смысле жизни. – Он кивнул на распечатку. – Одним словом, ничего инфантильного здесь нет. Совершенно ничего. – Скрестив руки на груди, Алан взглянул на других коллег.

– Что еще раз подтверждает мои слова: надо произвести очередной запуск, – сказал Хазелиус. – Будем разговаривать с ней до тех пор, пока Рей не установит ее точный источник.

Все молча поерзали на стульях.

– Итак? – произнес Хазелиус. – Я сделал предложение. Мы его обсудили. Давайте проголосуем: стоит устраивать запуск и ловить «бомбу» – или не стоит?

Ученые стали неуверенно кивать и издавать приглушенные одобрительные возгласы.

– Завтра тут соберутся протестующие, – напомнил Форд.

– Но тянуть далее некуда, – произнес Хазелиус. Он пытливо заглянул в глаза каждому. – Итак? Кто «за», поднимите руки.

Одна за одной поднялись руки. Форд, поколебавшись, последовал примеру остальных. По-прежнему не одобрял план Хазелиуса только Долби.

– Без тебя нам не обойтись, Кен, – негромко сказал Хазелиус. – «Изабелла» – твое детище.

Долби помолчал и выругался.

– Черт знает что такое!.. Ладно, я тоже «за».

– Единогласно, – произнес Хазелиус. – В общем, завтра в полдень начинаем запуск. К полуночи разгонимся до полной мощности. И можем хоть до утра выслеживать «бомбу». А сейчас давайте-ка отдохнем.

Форд шел к своему дому, а в его голове все звучала и звучала фраза Кейт: «Оно угадало».