5
(Продолжение)
Гроза и улитки
Вскоре началась гроза. Клара и Амели укрылись в доме. Гроза была сильная, из тех, что запросто могут напугать.
«Когда нам, Мине и мне, было лет по девять или десять, как тебе сейчас, мы любили все время повторять: „Ну и ну!“
К месту и не к месту, вместо „да“ и вместо „нет“…
„Ну и ну!“ — и все тут.
Но в тот раз, когда мы сказали: „Ну и ну!“ — у нас просто не нашлось других слов. Мы увидели такое, что нарочно не придумаешь. Самое омерзительное и страшное, что только можно себе представить.
— Ну и ну…
— Это еще что такое…
У нас от удивления глаза на лоб полезли. Мы были как под гипнозом. Ну и испугались порядком. Потому что нам нельзя было там находиться. Нам было строго-настрого запрещено появляться в том месте!
Но мы не убежали, а глядели во все глаза.
Дождь лил как из ведра, но мы не двигались с места.
И тут Мина говорит:
— Чем-то воняет, а?
— Верно, ну и ну! Воняет жареным поросенком…
— Что будем делать?
— Бежим скорее!
И мы помчались по полю, спотыкаясь о камни, перескакивая через коровьи лепешки, перемахнули через изгородь, стараясь не поцарапаться о кусты ежевики, и пролезли под колючей проволокой, как всегда оставив на ней кусочки свитеров… Добежав до дороги за кладбищем, мы, задыхаясь, упали на землю и растянулись прямо в грязи.
— Что-то мне нехорошо, — сказала Мина.
— И мне тоже, — отозвалась я.
И тут нас обеих вытошнило! Фу, какая гадость!
Из глаз у нас полились слезы, Мина вытащила из кармана старый носовой платок, мы вытерлись и пошли по домам, каждая в свою сторону. Гордиться нам было нечем.
То, что мы увидели в тот день, черное, еще дымящееся и воняющее паленым мясом, были останки Абеля Шарбонье. Его убило молнией посреди собственного сада, и он так там и лежал, вцепившись в ручку грабель.
Поди догадайся, почему желание разрыхлить грядки оказалось сильнее осторожности и страха грозы. Об этом уже никто не узнает.
С того дня его дом стали называть „дом убитого молнией“, а его жену — „женой убитого молнией“. Скажешь, не так уж и оригинально… но такие вещи случаются нечасто.
Бедная Ортанз Шарбонье, какой это для нее был удар…
Представь себе: она в доме, как мы с тобой сейчас, а снаружи бушует гроза.
— Батюшки, а ведь молния ударила где-то совсем близко… Надо посмотреть… И куда это подевался мой Абель?
Она посмотрела в окно и увидела… Абеля, уже почерневшего, навечно приросшего к ручке грабель… Он стоял посреди сада, вытянувшись к небу…
Много месяцев Ортанз не выходила из дому. Можно было сколько угодно звонить в дверь, она не открывала. Ставни закрыты, свет погашен… Так она была потрясена…
А ведь они отлично ладили, эти двое…
Вот беда так беда…
Пусть уж лучше молния убила бы обоих любящих вместе, разом».
С минуту они задумчиво молчали.
— Слушай, Амели, занятная история. Только… может, у тебя есть что-нибудь повеселее? Я и так боюсь грозы, а с сегодняшнего дня стану бояться еще больше!
— Бедная малышка Кларинетта!.. Ничего не могу поделать. Каждый раз, когда сверкает молния и гремит гром, я вспоминаю эту историю. И знаешь, я до сих пор себя спрашиваю: с чего этому сумасброду Абелю пришло в голову как раз в такой момент пойти в сад рыхлить грядки?
Гроза стала утихать, и обе вышли из дому в сапогах и дождевиках. Больше не сверкало и не гремело, но ливень не прекращался. И они запели песенку Нугаро:
Дождь отбивает чечетку
В полночь на тротуаре…
Остановлюсь, полюбуюсь…
Аплодисменты артисту!
Кларе особенно нравился конец песенки, и она горланила его, целясь в небо кулаком, как боксер:
Привет, отчего же ты плачешь тогда?
Я люблю тебя, грязная, злая вода!
И тут они обнаружили, что не только им нравится гулять под дождем. Примерно сотне улиток тоже. Амели решила их собрать, чтобы они попостились до следующей недели. А потом, когда Марсель придет чинить очередную поломку, она их приготовит.
— Слушай, а может, пусть теперь сломается мотор стиральной машины?
— Ты права, это его развлечет.
