На следующее утро Илья собрал у себя вождей: Свена и Кулибу. Никто из них больше не оспаривал его старшинства, и явились оба.

«Батя бы похвалил», – подумал Илья.

Хотя что говорить: Илье было у кого учиться. Насмотрелся, как они правят. Осталось лишь повторить. Жаль, конечно, что усы у него даже не пробились, но Илья от бати слыхал: князь Святослав с пятнадцати лет людей в бой водил. И сын его Владимир – тоже. Чем Илья хуже?

Вид у Кулибы с Неудачей был, прямо скажем, небодрый. Похмелье сказывалось.

– Свен, сколько у тебя людей? – первым делом спросил Илья.

– Тридцать два.

– Вчера я видел меньше.

– Одиннадцать в дозорах на тракте.

Илья бросил многозначительный взгляд на Кулибу, и тот покаянно склонил голову. Ну да, нурман о своей службе не забыл.

– Это хорошо. – Илья внимательно оглядел обоих. Да, глазки у соратников красные, морды опухшие…

– Юница! – гаркнул Илья.

В дверях появилась девка, выбранная им из предложенных Головешкой. Хорошая девка, румяная, сисястая, крепкая.

– Пива принеси!

– Мигом, мой господин!

Тусклые рожи кривича и нурмана просветлели.

Илья дождался, когда на столе появится кувшин, соратники опорожнят по кружке и в глазах у них прояснится.

– Сердечно благодарим, княжич! – Кулиба отер усы. – Слушаем тебя.

– Нет, это я вас слушаю, – возразил Илья. – Как так выходит, что тати вот уже пятую седьмицу на дорогах озоруют, а вы и в ус не дуете!

– Зря так сказал, княжич! – пробасил нурман. – Обидно сказал. Мы делаем, что можем!

– Это утешает, – кивнул Илья. – Особенно утешило бы купцов побитых, ежели б слышать могли.

– Что могли – делали! – проворчал Кулиба. – Дозоры по дорогам ходят, в селищах всех предупредили: о чужих людях, особо о людях подозрительных, немедленно мне весть слать.

– А отчего ты, Кулиба, решил, что тати селянам нашим чужие? – поинтересовался Илья. – Это ведь только здесь, в Морове, кривичи живут. А в прочих местах – те же радимичи. А если и тати их племени? Тогда это мы им чужие, а не они. И будут они не нас предупреждать, а их.

– Выпустить для острастки двум-трем кишки да в каждой деревне, – проворчал нурман. – Враз поймут, кого слушать надо.

– Не пойдет, – отмел Илья. – Это мои смерды. А потому карать буду только тех, чья вина доказана. Что еще делали, кроме дозоров?

– Обманки посылали, – сказал Кулиба. – Батюшка твой князь-воевода посоветовал.

– Что вышло?

– Да ничего. Покатались возы туда-обратно вот и всё.

– Они хитрые! – вмешался Свен. – Взятый караван на дороге никогда не бросят. Непременно в чащу уведут. Никто и не узнает, если случайно кто не наткнется, или те, к кому караван шел, не прибегут и не скажут, что потерялся. Людей – кого побьют, кого с собой уведут, телеги разгрузят, товар – на лошадей, телеги разломают, обломки спрячут, следы подчистят – и угадай поди, что здесь караван разбили. И так не менее одного в седьмицу. А может, и больше – мы ведь не о каждом знаем. Хитрые они.

– Значит, мы должны быть хитрее, – заявил Илья. – Что предлагаете?

– Пустить дозоры не по дорогам, а скрытно, – тут же предложил Кулиба. – А еще лучше – с наживкой. За обозом каким-нить.

– За обозами! – поправил Свен. – И пусть те обозы везде останавливаются, а торговцы по секрету рассказывают, какой у них груз дорогой.

– Рассказывать ничего не надо, – внес поправку Илья. – Не то догадаться можно, что приманка. А предложение хорошее. Сколько по вашим предположениям разбойников в ватажке?

– То, что мы смогли понять по следам… Десятка два, может, – ответил Кулиба и приложился к пиву.

– Ватага может быть не одна – несколько. – Свен тоже отхлебнул.

– Может, – согласился Илья. – Потому в дозорах чтоб не меньше десятка воев.

– У нас так и ходят, – ответил Кулиба.

– Хорошо. Еще вот что сделаем. Я возьму с собой два больших десятка гридней – из тех, кто хорошо леса знает, и схожу к капищу радимичскому, какое найдем.

– Зачем? – удивился Кулиба.

– Пограбить? – оживился Неудача.

– Поговорить.

– О чем с ними говорить, с бесопоклонниками? – насупился Кулиба. – Еще убьют тебя, княжич, а мне потом…

– Не убьют, – усмехнулся Илья. – Меня убить трудно. Да и не один я буду. Что до бесопоклонников… А сам-то ты кем был, сотник, до того как крест принял?

Кулиба промолчал.

– Решено, – завершил Илья. – Так и поступим. Делайте. Кулиба, людей мне сам подберешь.

– Моих тоже возьми, – предложил Свен. – У меня в одном десятке аж четверо вятичей.

– Надежные? – уточнил Илья.

– Верные. Еще из святославовой дани кровью.

Илья вспомнил рассказы отца о том, как примучивали вятичей и как взяли с них дань – лесной добычей и лучшими юнаками – в княжье войско. Вот это у нурманов и называлось данью крови, потому что род отдавал своих, свою кровь – чужим.

Но вятичи – это хорошо. Тоже лесовики.

– Годится. А скажи мне, хёвдинг, почему тебя Неудачей зовут? – спросил он уже по-нурмански. – Не везет тебе в чем?

– Не везет! – осклабился нурман. – Только не мне, а тем, кто со мной в бою повстречался. Вот для них я Неудача и есть.

– Он вернулся, Сновид, хозяин земли нашей. И снова здоров. Еще здоровше, чем ранее.

– Я знал, – пророкотал ведун. – Он – земли соль. Земля его и исцелит, и силой наделит. Я рад, что он вернулся.

– А как нам теперь быть? – спросил собеседник жреца, кряжистый бородатый муж, за широкий пояс которого был заткнут топор, и не топор лесоруба, а настоящий боевой.

Вокруг тысячами голосов шумела дубрава. Причудливые тени играли на лицах людей. Будто духи-предки касались их бесплотными ладонями.

– А сам что думаешь, Ладовлас?

– Ну-у… Когда слуги Яриловы против него людь взбаламутили, подняли, Яроша убили. А Ярош при нем был. А теперь никого!

– Не одни лишь Яриловы, – поправил Сновид. – Многие пошли, которые мне не поверили. На скот да серебро польстились, на чужих понадеялись… И где они теперь? Нет, это хорошо, что господин вернулся. Надобно нам при нем своего человека иметь. Вместо Яроша.

– Так нет у них в Морове никого из наших! Привел князь-воевода чужаков с севера, землю нашу им отдал! А ты побить их не даешь!

– Не моя в этом воля, Ладовлас. Поединок был здесь, в божьей роще. Ты тоже был здесь и видел, как княжич Яроша одолел. Теперь он – наш господин. И как господину ему следует весть послать. Хочу с ним встретиться, поговорить. И еще есть у меня мысль, Ладовлас… Соловья им отдать!

– Да ты что, мудрый? – испугался Ладовлас. – Соловей, он же за всех нас мститель!

– Какой он мститель?! – возразил ведун. – Изгой он, змей летучий, совсем страх потерял. Зло творит, лютует. Добра набрал – на ста телегах не увезти, а все ему мало. А сыновья его – еще хуже! Соловей хоть чужих казнит, а они своих мучат. Кого в страхе держат, кого к себе забирают – разбой с ними чинить. Или забыл, как князь летом с воями приходил, дань забирал, капища зорил? Соловью что? Он как услыхал, что русы идут, в нору забился да отсиделся там с горлорезами своими. А пострадал кто? Людь наша! Те, кто и на Моров не ходили, и на дороге не озоровали! Мститель! Ну ты сказал, вождь.

А что, если всерьёз осерчают русы, князь их главный, что в Киеве сидит? У него воев – тьма. Пройдут по лесам нашим, богов пожгут, вольных охолопят. Продадут в края чужие, как этих, что сдуру на Моров набежали. Погубит Соловей роды наши. – Сновид вздохнул. – И урезонить зло некому.

– Да как их урезонишь? – пробормотал Ладовлас. – Я – вождь войны, а всей зброи у меня – вот это, – он похлопал по топору, – да рогатина еще. А у Соловья и тех, кто с ним, у них мечи добрые, луки боевые, у иных даже бронь настоящая, как у княжьей гриди. Втроем полсотни наших положат и рады будут. Им бы только крови напиться. И знают всё обо всех, что в лесных селищах, что в приречных. Вот Течка, меду упившись, худое про них говорил, так чада Соловья схватили его и Жарка Бешеная Течкиным же ножом язык ему отрезала. Течка кровью захлебнулся и помер. А им бы хоть что. И виру с них не спросить. Спросишь – тоже без языка останешься.

– Вот и я о том же. – Ведун поворочал палкой в костре. – На силу Соловья равная сила нужна. Потому и хочу я с господином встретиться. Не зря у него родовое имя – Годун. Неспроста. Защитит нас, как иначе? Пошли к нему, Ладовлас! Надо.

Сновид проснулся от шороха, учуял недоброе и сразу потянулся к ножу.

– Не трепыхайся, старый! – раздался рядом злой голос. – Пришла твоя пора.

Сновид отпустил нож. Он почуял: вокруг множество людей.

Посыпались искры, вспыхнул трут, а потом и факел.

Да, людей было много. Все – при оружии.

Сновид тронул рукой кору дуба, подумал укоризненно: «Что ж не предупредил, друже?»

Вперед вышел плечистый муж с длинными, вислыми усами, наклонился, ощерился:

– Что, старый, боишься?

– Тебя? – Сновид скривил рот. – Тебя, Соловей, не бояться глупо.

– Может, тогда судьбу мою скажешь… ведун?

– Ты умрешь, – равнодушно произнес Сновид. – И дети твои тоже. И жены.

– Эка новость! – засмеялся разбойник. – Все мы умрем. Одни раньше, другие позже. Вот ты, например, когда умрешь?

Ведун заглянул в прищуренные злые глаза – и увидел свое будущее. Такое, что и смотреть не хотелось. И, не раздумывая, выхватил нож.

Соловей отпрыгнул проворно, обнажая меч…

Но меч ему не потребовался, потому что Сновид не бросил в него нож. И не попытался ударить.

Точно рассчитанным движением он вонзил железо в собственное сердце.

Ужасная боль! Но Сновид сумел улыбнуться. Нет такого будущего, которое не под силу изменить сильному человеку.