Глава 5
Берег р. Оки. Хузары
– А что я так думаю, родичи: Хакиба правильно говорит. Добить обоих – и дело с концом! – Старейшина решительно взмахнул рукой и сразу сморщился. Поротая тиуном спина напомнила о себе. – Этих добить, пока слабые, а девку продать. Если не порчена – хорошую цену взять можно. Хакиба за нее полгривны серебром дает.
Залка едва не фыркнула, даже рот рукой прикрыла. Хорошая цена, называется. Но потом вспомнила, что речь о ней идет, и веселья – как не было.
– А ты почем знаешь, что не порчена? – возразил другой, ражий, широкомордый, со свернутым на сторону носом. – Она у Сварожича побывала, а тот всегда первым делом уд в грядку сажал. Все девки говорили! И с этим тоже ложилась.
– Не в этот раз, – не согласился с кривоносым третий старшина, пузатый, с маленькими бегающими глазками. – Ты ж со всеми наверх ходил, видел. Сварожич даже коня расседлать не успел, только торбы сбросил. А этот, жених ее – слабый совсем. Куда ему! Соврала небось.
– А беды не выйдет? – с сомнением проговорил четвертый, сутулый, мелкий, самый невзрачный из старших. – Они ж вроде гости наши.
– Какие они гости, что ты, брат, болтаешь! – возмутился поротый. – Звали их, что ли? Чужаки они. Захватчики. Добить – и в реку. А вещи с них все Хакибе продать!
– А если опять от князя придут да спросят? – не унимался сутулый.
– А не было никого, скажем! И дань заплатим. Того, что в доме Сварожича взято, на десять даней хватит. А еще с Хакибы возьмем! Ух, заживем богато! Главное, брат, от этих избавиться. Если выживут, то добыча вся их станет. Этот, жених который, молодой да ранний, все себе заберет! А мы и пикнуть не посмеем!
– Это чего ж не посмеем? – встрял кривоносый. – Он один, чай…
– Сварожич тоже один был, – перебил его поротый. – Что-то не помню, чтоб ты ему прекословил, когда он дочку твою забрал.
– Так никто ж не прекословил, – смутился кривоносый. – Сварожич – он на расправу скор…
– Вот-вот! А этот, молодой, его зарезал. Вот и смекай, кто скорей оказался. Добить его надо, пока слабый!
– А если не слабый? – встревожился кривоносый. – Если не врет девка, что он не от раны ослаб, а отдыхает?
– Третий день отдыхает? – ощерился поротый. – И не ест ничего!
– Как это – ничего? Мы ж девке давали…
– Ага! Две курицы, пшена немного… Да конь этот дурной, бешеный больше наел, чем три мужа и девка! Вспомни, как они раньше жрали!
«Вот же мы не догадались! – с досадой подумала Залка. – Надо было побольше снеди брать».
Но как удачно получилось, что она сюда залезла.
Здесь, в сенях, она оказалась случайно. Юркнула внутрь, когда заметила, что один из торговых, что приплыли сегодня на лодье, за ней увязался.
Торговых гостей было одиннадцать, лодья у них – побольше, чем отцова. Свободных из одиннадцати – трое: пара хузар, веселых и наглых, и еще один, черный, похожий на печенега. Хузар Залка видела мельком – они сразу к старейшинам отправились, а третий у реки остался. Вокруг отцовой лодьи ходил, потом на палубу залез. Залка окликнуть его не рискнула. Смотрела издали, как он на лодье шарится, в рундуки заглядывает… Однако не взял ничего.
Как он на берег слез, Залка сразу к своим побежала. С новостью.
– Хузары – это нехорошо, – оценил новости тиун. – А хузары с печенегом – совсем худо. Воины, говоришь?
– С мечами, – подтвердила Залка.
Вообще-то это были сабли, но Залка не разглядела.
– Помощи от них не будет, – вздохнул тиун. – А беда – запросто. Эх, скорей бы Годун окреп. Слышь, ромей, долго еще гридень болеть будет?
Монах не понял, конечно.
– Иди, дочка, еще посмотри, – попросил тиун. – Чтоб, если что, мы начеку были.
Залка сомневалась, есть ли разница: начеку отец или нет. Однако ослушаться не посмела. Пошла.
И почти сразу же наткнулась на черного.
– Эй, девушка! Иди сюда, покажу чего!
Залка мигом развернулась, шмыгнула меж дворов, нырнула в первую попавшуюся калитку…
И сразу узнала двор. Сюда ее вчера приводили на разговор с деревенскими старшими.
Удачно получилось, потому что во дворе людей не было, а два пса бросились было к Залке, но узнали и не тронули. Им же вчера сказали, что Залка – своя.
А вот черного, который через некоторое время тоже сунулся во двор, облаяли свирепо.
Залка к этому времени уже успела незаметно проскользнуть в дом и затаиться в клети за сенями.
Она решила пересидеть немного, чтобы черный наверняка убрался, но немного не получилось. В дом вернулись хозяева.
Залку не нашли. Но выйти ей было – никак. Решила дожидаться темноты. И дождалась. В дом, который принадлежал одному из старейшин, как стемнело, пришли остальные. Выгнали домочадцев и устроили совет. Залка могла теперь уйти потихоньку, но не ушла. Бог ее сюда привел. Уж больно важный разговор она услышала.
– Пойдем и зарежем! – настаивал поротый старейшина. – Вот сегодня ночью и пойдем!
– Боязно, – не сдавался кривоносый. – Вдруг этот молодой не сильно болен? Порубит, как курят! Он Сварожича сам-один убил!
– А может, пусть Хакиба их зарежет? – внезапно предложил сутулый. – У Хакибы, вон, и люди к оружию привычные, и сам он – из степняков, а этим убить – запросто. Хоть воина, хоть кого.
– А что! – оживился кривоносый. – Хакиба предложил, пускай Хакиба и делает!
– Ага! – недовольно процедил третий. – Хакиба сделает. И все, что на них, себе заберет. А ты видел, какая у молодого бронь? А казна тиунова?
– Тиуна я сам зарежу! – свирепо заявил поротый. – Сам! Как свинью!
– Решено, – подвел итог третий. – Убьем их, заберем всё и Хакибе продадим.
– А с ромеем что? – напомнил сутулый. – Его тоже под нож? А вдруг бог евойный осерчает?
– Да и пусть себе серчает, – махнул рукой кривоносый. – Это ж не наш бог, чужинский.
– Чужинский, да, но Сварог против него ополошал, – не унимался сутулый. – Сынка своего – не оборонил.
– Да какой там сынок! – Поротый дернулся, сморщился от боли, прошипел: – Сварог его и наказал. За то, что без права назвался сыном божьим.
– Руками христианина наказал? Что-то ты, брат…
– Наказал. А наказчика нам отдал. Вот то-то!
– Когда убивать будем? – будничным голосом поинтересовался третий. – Нынче?
– Ага. Но к утру ближе. Как посветлеет, а то нашуметь можем, – решил поротый. – И никому ни слова. Родичам скажем: княжьи сели в лодку свою и уплыли.
– А лодку утопим?
– Вот еще! Отгоним подальше и тоже Хакибе продадим. Это ж лодья настоящая. Будет в ней товары возить. Всё, братья. Расходимся и ждем первых петухов.
– А можно я с вами не пойду? – попросил сутулый. – Проку от меня в таком деле немного, сами знаете.
– Пойдешь! – жестко произнес поротый. – Чтоб не вышло потом, что мы убивали, а ты – в стороне.
Залка влетела в комнату и бросилась к отцу:
– Ой, батюшка, ой беда! Эти злыдни убить нас задумали!
Тиун лежал на лавке с мокрым полотенцем на голове – опять прихватило. На крик Залки он встрепенулся, охнул, сел… И замер, справляясь с тошнотой.
Монах, устроившийся на полу рядом с постелью Годуна, тоже вскочил, залопотал по-своему…
Тиун махнул на него: помолчи. Сглотнул набежавшую в рот слюну:
– Говори, дочка. Что?
– Они придут! Убивать нас придут!
– Кто? Хузары?
– Нет, старейшины здешние!
Тиун выдохнул:
– Когда? Сейчас?
– Нет, с рассветом!
– Сядь, не мельтеши!
Тиун снова лег на лавку, укрылся полотенцем:
– Рассказывай всё. Подробно.
Выслушав дочь, тиун задумался, потом попросил:
– Доча, глянь, как там Годун?
Залка глянула. Никак. Спит. Дышит ровно. Потрогала за плечо… Не проснулся.
Проснулся монах. Заворчал, отпихнул Залку. Ну как ему объяснить, что нужен Годун? Что убивать их придут?
Попыталась показать знаками. Не понял. Заругался по-своему. Замахнулся даже, отпихнул…
Как греть, так сам ее под бок гридню подсовывал, а нынче гонит. Вот дурак безъязыкий!
– Что делать, батюшка?
А он не знал, что ответить. Зачем он ее с собой взял?
Думалось: безопасно. Дружина хоть маленькая, но крепкая…
Что делать?
Четверо – это много. Он попытался вспомнить, чего они стоят, вожаки деревенские.
Вспоминалось трудно. Когда он с ними говорил, рядом стояла гридь. И потому смердьи вожаки казались ничтожной сволочью.
А теперь… Один, кажется, старый. А трое других? Один вроде кряжистый… А остальные? Будь он в силе, надел бы кольчужку, опоясался мечом… Глядишь, вразумил бы смердов, пусть даже и четверых. Хотя кольчужку надеть и так можно. И меч взять… Устоять бы на ногах, когда придут.
Так и сделал.
Облачился в воинское с помощью дочки под недоуменным взглядом ромея. Попросил дочку монаху тоже оружие дать…
Не взял. Отпихнул, заругался…
Теперь осталось только ждать.
