Глава 3
Волохово капище. Медогар
Гридь была единодушна: «Убить змеюку!»
Духарев же с выводами не торопился.
Он внимательно выслушал сына. Заставил его дважды пересказать виденный сон. Потом велел всем заткнуться и задумался. Даже ёжику понятно: сон этот – неспроста.
Эх, как сейчас пригодился бы совет Рёреха. Вот уж кто разбирался в закромочных делах.
Еще понятно: ведунья подобного результата не ожидала.
Попыталась оправдаться: мол, не по нраву Илья Морене пришелся. Что-то не так сделал, вот и отняла богиня у парня вторую ногу.
– А ты куда смотрела? – буркнул Духарев.
Эх! Знать бы заранее… Хотя чего тут знать? Будто ему не ведомо, что такое – дрянь языческая? Один только Рёрех из всей этой братии достоин был доверия…
Ведунья же от вопроса растерялась.
– Так это… Не поспела я, – пробормотала она. – Быстрый он, сынок твой. Глядь, а он уж за Кромкой. А там его сыскать…
– Не смогла? – строго спросил Духарев.
Явнея понурилась.
– Сожгем ее, батько? – предложил Витмид. – В огне ей самое место!
– Это мы всегда успеем. – Духарев глянул на сына. Илья сидел, опершись спиной на дерево, мрачный, помалкивал.
Духарев поднялся, шагнул к ведунье, ухватил за волосы:
– Ты напортачила, Явнея, тебе исправлять!
Он не стращал, не грозил, просто велел.
– Не смогу я, княже! – пискнула ведунья. – Я не смогу!
– А кто – сможет?
Задумалась надолго. Зыркала время от времени на Духарева, и он чувствовал: боится Явнея – понимает: время снисхождения кончилось. Запах горелой человечины уже витает в воздухе.
А жить-то хочется!
– К волохам идти надо! – наконец изрекла ведунья. – На капище.
– Они помогут? – спросил Духарев, для себя решив: соврет – умрет.
Не соврала:
– Не знаю, мой господин. Может быть.
Теперь уже Духарев задумался. Чувствовал: Явнее тоже не очень-то хочется – к волохам. У нее – своя богиня. Причем – из другого лагеря. Волох – жизнь поддерживает, а Морена – наоборот. Конкуренты. Хотя у других племен, как слыхал Сергей Иванович, наоборот. Волох позлее Морены. Черт их разберет, этих бесов языческих. Однако попробовать стоит. Тем более волохов Духарев уважал. И уже обращался к ним по поводу Ильи. Киевский волох не справился с задачей. Но тогда поражение было чисто физическое, а сейчас – нет. Если одна языческая сила нагадила, может, другая – исправит?
– Илья, как, в седле удержишься?
Сын кивнул.
– Тогда собираемся, – решил Сергей Иванович. И ведунье: – Дорогу покажешь.
– Может, связать ее, батько? – предложил Развай.
– Не надо. – Духарев глянул на ведунью особым взглядом, да так, что женщина отшатнулась. – Не сбежит она.
Что-что, а увидеть, когда человек признал его господство, Сергей Иванович умел. Явнея – признала. Отныне она больше не была свободной. Теперь ведунья принадлежала к его чати. До тех пор, пока он сам ее не отпустит. Если отпустит.
* * *
Упрятано капище было на совесть. Без проводницы им пришлось бы поплутать. Хотя нашли бы всё равно. С Витмидом – точно. У него на такие места нюх прям-таки фантастический. Ведунью, вон, углядел раньше, чем она – его. Интересно, а будь на ее месте такой, как Рёрех? Вычислил бы его Витмид? Ой, вряд ли.
Давненько Духарев здесь не бывал. Сколько прошло с тех пор, когда они с Рёрехом сюда заявились? Лет тридцать с хвостиком. Но изменилось с тех пор Волохово капище незначительно. Частокол подправили местами. Новые колья по цвету нетрудно отличить. Часть звериных черепов на частоколе заменили свежими. А вот человечьих на нем больше нет. Хотя, может, и раньше не было? Волох, он погуманней того же Сварога.
Духарев уже знал, что каждое такое капище делится на две части: запретную для людей и запретную для духов.
Первой, внешней границей был вот этот частокол. Внутрь пускали только своих. Но внутри была еще одна граница, внутренний круг. Там царил сам Волох и призванные его служителями духи, которым был заказан путь наружу так же, как чужим был запрещен доступ за внешний частокол. Там, во внутреннем кругу, была уже не Явь, но еще не Навь. Что-то вроде запретной полосы вдоль Кромки. Там находилось физическое тело Волоха, емкость, так сказать, для нисхождения божественной силы, обращавшей этот мир в момент принесения жертвы.
Ворота «внешнего доступа» были закрыты. Но открылись, когда Развай разок-другой стукнул в створ древком копья.
Духарев с гридью въехали внутрь. Ага. Вместо давешней бабки – здоровенный кудлатый смерд с дубиной, а вместо мишки – свора не менее кудлатых псов. Последние, надо полагать, с воинами уже встречались, потому что лаяли яростно, но с приличной дистанции.
– Старшего позови, – велел смерду Развай. – Мухой!
– Помню тебя.
Медогар. Старый знакомый. Надо же, жив еще. Седой, морщинистый, но держится прямо. Сколько ж лет ему?
Сергей Иванович кивнул Разваю, и тот вручил главному волоху кожаный мешочек.
Тот принял небрежно… И удивился. Мешочек оказался тяжелей, чем ожидалось.
– Ты развяжи, – посоветовал Духарев, улыбаясь.
В кошеле было не серебро – золото. Киевское. Владимировой чеканки.
– За что же? – осторожно спросил волох.
– За прошлое, – ответил Духарев.
Первоначально деньги должны были стать платой за помощь, если у волохов получится то, что не вышло у ведуньи. Однако Медогар Духареву здорово помог в свое время. Не поколдуй он с Сергеем Ивановичем, тот бы и не узнал, что его будущую жену увели в полон. За такое дюжина золотых монет – пустяки.
Медогар глянул снизу вверх – Духареву в глаза… Что он увидел? Что-то наверняка. Но вслух сказал только:
– Что за помощь тебе нужна?
– Я присяду, – сказал Сергей Иванович, опускаясь на лавку. – Витмид, Плёс, Илью сюда.
– …Вот такие дела, – закончил Духарев. – Что скажешь, Медогар?
Волох усмехнулся:
– Скажу: хорошо, что сын твой Морене не полюбился. Не то забрала бы его к себе.
Теперь усмехнулся уже Сергей Иванович:
– Это вряд ли.
Илья – крещеный, а значит, ни одна закромочная тварь не может уволочь против воли.
Медогар спорить не стал, спросил:
– Помнишь, как тебя здесь привечали с пестуном твоим?
– Помню.
– Мудрый он был, Рёрех-ведун, сын князя беловодского. На сыне твоем знак его вижу.
– Что еще за знак? – насторожился Сергей Иванович.
– Ведовской. Да ты не тревожься, воин. Ведовоство воину не помеха. Тебе ж не мешает, верно?
Духарев смолчал, а Медогар перевел взгляд на Явнею:
– Что, женщина, не знала?
Та быстро-быстро замотала головой.
– То-то. Ну ничего. – И Духареву: – Помнишь, какую плату с тебя тогда взял?
– Помню.
Может, сейчас, после десятилетий жизни здесь, Духарев отнесся бы к своеобразному жертвоприношению иначе, но тогда он был готов прибить и Медогара, и Рёреха, и всех, кто навязал ему роль «жертвоприносителя».
– Сын твой так же заплатит.
Духарев глянул на Илью. Парень был спокоен. Сидел, помалкивал, в разговор старших не лез. А еще ему по барабану, что там за испытание определил жрец. Отцу подошло, значит, и ему подходяще.
– Как зовут, малый?
– Малый? – Илья удивился.
– Для Волоха вы все – малые, – уточнил Медогар. – Зовут как?
– Ильей.
– Что ж, и Рёрех тебя так звал? – усомнился волох.
– Нет, – качнул головой Илья. – Гошкой кликал. Годуном.
– Годун – это добро, – похвалил Медогар. – Забираю я тебя, Годун. Будешь Волоху служить. Три дня и три ночи.
– Так, бать? – Илья глянул на Сергея Ивановича.
– Так, – неохотно отозвался Духарев. – Поставишь сына на ноги, Медогар…
– Не говори ничего! – перебил старец. – То не мне решать, потому обещать не буду. И тебе не надо. Придешь за ним через три дня, здесь вас не оставлю, не положено вам.
– Как скажешь, – согласился Духарев. Хотел пригрозить: если с Ильей что случится… Но не стал. Не поверь он Медогару, не доверил бы ему сына.
* * *
– На капище они, боярин! Верный человек донес! – Тиун глядел подобострастно. Надеялся на похвалу, а может, и на награду. Что ж, будет и награда. Если не соврал.
– Людей с ним много?
– Дюжина вроде наберется. Все бронные, золотопоясные.
– Точно?
– Так мне сказали, боярин. Человек мой на капище-то был, да близко подходить опасался. Это ж варяги! Учуют – на куски порежут.
– На куски мы и сами можем, – пробормотал боярин, оглянувшись на своих спутников, рассевшихся вокруг стола и наливающихся свежесваренным пивом. – Да не бойся ты, не о тебе я. Калека с ними?
– Ага! Лечили его язычники бесовством своим.
– И что же?
– Не помогло бесовство-то! – злорадно сообщил тиун. – А Господь, думаю, от него теперь оступился.
– Думает он, ага… – пробормотал боярин. – Хайнарсон! – позвал он одного из пирующих. – Подойди!
Тот глянул недовольно, но подошел.
– Нашли их, Хайнарсон, – по-нурмански произнес боярин. – Большой десяток. Варяги. Управитесь?
Сван, сын Хайнара, огромный мощный муж мрачного вида, потер ладонью шрам поперек лба, оставленный мечом или саблей, подумал… И покачал головой:
– Вчетвером – против двенадцати варягов? Нет, не справимся.
– А если внезапно?
– Внезапно? На варягов? – Нурман хмыкнул. – Это ты славно пошутил, купец. Нет. Даже будь мы берсерки, как мой отец, не совладали бы. Хитрость нужна.
– Хитрость? Какая?
– А я почем знаю? – удивился нурман. – Расскажи мне всё, что знаешь ты. А я подумаю.
