ГЛАВА 8
Мой шок границ не знал, и единственное, на что меня хватило, — вытаращиться и изумленно захлопать ресницами. Ринара такая реакция позабавила — в уголках королевских губ появилась улыбка, и взгляд голубых глаз заметно потеплел.
Король дал минуту на осмысление, а потом заявил:
— Ты не ослышалась, это действительно возможно.
— Но как? — ошарашенно выдохнула я.
Величество опять-таки улыбнулся, а мне захотелось ударить себя по лбу и обвинить в непроходимой тупости!
Нет, догадок касательно способа, которым можно передать весточку, не появилось. Зато наконец осознала тот факт, что мое иномирное происхождение никакого фурора не произвело. И король, и Визо, да и все остальные отнеслись к появлению иномирянки достаточно ровно. То есть я — не первая. Более того, существует шанс, что не единственная!
Это был повод для второго шока и бешеного желания впиться в величество клещом, дабы допросить. Но Ринарион от разговора в общем-то не бежал, а мои мысли временно пребывали в хаосе, поэтому впиваться все-таки не стала.
Дав себе несколько секунд на то, чтобы прийти в какое-то подобие нормы, я выдохнула и хлебнула чаю. Потом выдохнула снова и начала пусть издалека, но с главного:
— То есть жители других миров для вас не редкость?
— Редкость, — отозвался Ринар. — Но не чудо. В исторических хрониках зафиксировано около трех дюжин таких случаев.
— А… в данный момент иномирцы в этом мире есть?
Величество пожал плечами, поясняя, что не в курсе. Я же новый вопрос задала:
— Эти попаданцы… они с Земли были?
— Попа… кто? — переспросил Ринар, слегка опешив.
Я объяснять не стала, отмахнулась.
— Забудь. Просто скажи, они из моего мира приходили или как?
— Понятия не имею, — ответил его величество. — Знаю лишь то, что перемещались к нам не из одного, а из разных. Если хочешь, можно в хрониках уточнить.
Я нахмурилась и пришла к выводу, что сейчас происхождение иномирян не столь важно. Куда большее значение имеет сам факт, а также их дальнейшая судьба.
— И сколько потом вернулись обратно?
— Точных цифр не знаю, но часть вернулась точно. Впрочем…
— Что? — Я тут же подобралась и напряглась.
— Впрочем, утверждать, что они именно в родные миры перешли, не возьмусь.
Замечание было логичным — увы, знать наверняка мог лишь тот, кто, собственно, перемещается. Однако цепляться за эту мысль я все-таки не стала. Просто в данный момент речь шла о другом.
— Хорошо. Часть иномирян ушла, но другая осталась? И что те, которые остались, тут делали?
— Жили, — ответил король.
Я на несколько секунд зависла — пыталась осознать и как-то эти слова переварить. Жили? И все? А…
— Они внесли какой-то вклад в историю? В развитие вашего мира?
Ринар глянул недоуменно, и мне пришлось объяснить понятнее:
— Другие миры — это другие культуры, знания и технологии. Эта информация может быть ценной, повлиять на развитие и даже ход истории изменить.
Собеседника такое заявление не впечатлило, что стало поводом для сильного удивления. Просто в книгах, которые читала, попаданцы очень часто меняли мир, а тут…
— Да, я понял, о чем ты, — сказал Ринар после паузы. — Некоторые вещи мы у иномирян действительно переняли, но говорить о каком-то значительном вкладе в историю не приходится. Во времена появления первых чужаков сразу встал вопрос о получении новых знаний, даже несколько стычек за перемещенцев случилось, но…
— Но? — подтолкнула я нетерпеливо.
— Но быстро выяснилось, что перемещенцы эти ничего не знают.
Я удивленно округлила глаза. Как не знают?
— То есть… раньше сюда только неграмотные и отсталые попадали?
— Нет, — сказал Ринар. — Грамотные, а один даже называл себя именитым изобретателем. Только видишь ли… никто из них ничего существенного не помнил. Наши ученые, пообщавшись с перемещенцами и изучив вопрос, пришли к выводу, что при переходе некоторые знания как бы блокируются.
— Кем?
— Видимо, богами или иными, более высокими силами, — пояснил Ринар. — Бытует мнение, что знания закрывают для того, чтобы исключить влияние на наш мир извне. Чтобы наш мир имел возможность жить и развиваться по собственному сценарию.
Вот теперь я совсем припухла и… не поверила!
А Ринарион добавил:
— Зато у нас нет войн за знания и технологии чужих миров.
Я жестом попросила короля замолчать, а сама задумалась. Чего бы такого вспомнить? Важного, веского и вообще революционного?
После пары секунд молчаливого напряжения в памяти всплыл образ моей чудесной «Киа Рио», и предмет, способный перевернуть мир, определился сам собой. Двигатель внутреннего сгорания! Что может быть лучше и проще? И пусть я девчонка, но… я же еще и автомобилистка! Причем автомобилистка, которая не прогуляла ни одного урока физики в школе. То есть уж что, а общий принцип воспроизвести смогу!
— Я… — сказала и запнулась.
Буквально секунду назад перед глазами стояло нечто похожее на полый цилиндр и что-то, что в этот цилиндр входит. Только что? Порш… Нет. Черт. Нет, действительно не помню!
— Что? — спросил Ринар, и я усиленно замотала головой. Снова нахмурилась и даже отодвинулась от стола.
Но образ двигателя, который вот только что прочно сидел в памяти, стал чем-то совершенно неуловимым. Этаким миражом, который…
Черт! А я вообще принцип работы этого двигателя знала?
— Это бесполезно. — Угадав, чем именно занимаюсь, улыбнулся Ринарион. — Ничего, что может изменить привычное течение нашей жизни, ты не вспомнишь.
Я нахмурилась сильней, а собеседник, наоборот, разулыбался. И уж не знаю почему, но эта улыбка напомнила о главном — о том, с чего весь наш разговор начался.
— Весточка в мой мир… как это происходит?
— Знатоки вопроса перемещенцев говорят о храмовой магии. — Ринар кивнул в сторону своего письменного стола. — О том, что если известно имя силы, которая инициировала переход, то можно обратиться к ней за помощью.
Я невольно перевела взгляд на тот самый стол, потом опять к его величеству вернулась. И, не веря в собственный вывод, спросила:
— То есть все это время… ты сведения о иномирянах изучал?
— Не все, — отозвался Ринар. — Но не поинтересоваться, разумеется, не мог.
Ничего особенного в такой позиции, конечно, не было; поинтересоваться — это разумно и логично, но я все равно в недоумении осталась. Просто не ожидала, что его самодурство отвлечется от своих проблем и обратит внимание на мои.
— И что за весточка? — уточнила осторожно.
— Если твои родные умеют читать, предлагаю составить записку. А если нет…
— Умеют, — перебила я.
Собеседник улыбнулся уголками губ, кивнул и вернулся к трапезе. Не сразу, но я все-таки сообразила, что заниматься запиской раньше, чем закончится перекус, величество не намерен, и, подумав, тоже в тарелку уткнулась. Только жевала теперь гораздо активнее и заодно пыталась понять, о чем именно написать.
Да, весь остаток перекуса я усиленно размышляла о содержимом записки, но беспокоиться, как вскоре выяснилось, следовало о другом… Я осознала это в момент, когда Ринар усадил за собственный письменный стол, вручил лист бумаги, перо и… придвинул чернильницу.
Глядя на этот набор канцелярских принадлежностей, я сильно растерялась и уставилась непонимающе. Потом спросила:
— А чего-нибудь другого? Чего-нибудь вроде… ну хотя бы карандаша, нет?
Ринар приподнял бровь, непрозрачно намекая, что слышит про карандаш впервые, а я напряглась, но объяснить суть конструкции не смогла.
Потом услышала:
— Ты же грамотная.
— Да, но… — Я окинула предложенную канцелярку взглядом. — Но писать пером не умею.
— А чем же ты тогда пишешь? — поинтересовался Ринарион.
— В основном я пишу на компьютере. Это такая машина со специальными клавишами в виде букв.
— Клавишами? — переспросил величество скептически, а я кивнула. И за неимением альтернативы все-таки взяла в руки злосчастное перо.
Дальше была попытка разобраться в принципе действия… Это оказалось не так уж сложно, но и не очень-то легко. Я исчиркала целый лист для пробы и насажала на этот лист множество клякс. Ну а когда мысленно выдохнула и приготовилась заняться именно «весточкой», король не выдержал, предложил:
— Давай я? — В голосе прозвучало не вполне отчетливое, но весьма привычное раздражение.
В этот миг я испытала толику облегчения. Просто учтивость и внимательность со стороны монарха воспринимались как нечто не очень реальное, как какой-то легкий глюк.
— Но… — выдохнула я и на мгновение зависла. Хотела сказать про почерк, который является доказательством того, что записка написана именно мной, но, как сама же только что заметила, я тысячу лет от руки не писала. Вся переписка с родителями и сестрой велась в основном эсэмэсками, то есть мой почерк давным-давно забыли.
Впрочем, если понадобится, родители образец почерка обязательно найдут, следовательно…
— Света? — не выдержав молчания, окликнул король.
Пришлось-таки сказать:
— В послание, написанное чужой рукой, родные могут не поверить.
— А ты добавь детали, которые известны только близким. Прозвища, например.
Я бросила задумчивый взгляд на чистый еще лист и кивнула. Все верно: Ринар напишет гораздо быстрей и без клякс. А я, кроме прочего, могу поставить подпись — уж ее-то точно опознают. К тому же подпись у меня такая, что подделать очень и очень сложно.
В итоге я выскользнула из-за стола, уступив место Ринару, и, сделав несколько торопливых шагов, замерла, дожидаясь, когда величество вооружится пером и скажет, что готов. Попутно бросила быстрый взгляд на Бириса с Сарсом, которые, как и прежде, на собственных рабочих местах находились и… нет, не следили, но поглядывали.
Помощников такая согласованность точно радовала, меня, впрочем, тоже. И едва Ринарион дал отмашку, я принялась диктовать: «Дорогие родители! Со мной все в порядке. Пожалуйста, не удивляйтесь способу, которым с вами сейчас связываюсь, — увы, другого нет. Со мной, повторюсь, все хорошо! Но когда именно смогу вернуться — не знаю. Поэтому у меня к вам просьба…»
Я замолчала, пытаясь собраться и с мыслями и с силами. Сделала еще несколько шагов и опять обратилась к восседающему за письменным столом королю. Дальше диктовала медленней, потому что имена и некоторые слова были Ринару незнакомы: «Пожалуйста, свяжитесь с Лидией Ивановной — номер ее телефона у вас, насколько помню, есть. Попросите пустить вас в квартиру. Там, на прикроватной тумбочке мой мобильный. В списке контактов найдите номер Вольдемара Дмитриевича — это мой начальник. Пожалуйста, позвоните ему и скажите…»
Вот тут я снова замолчала, усиленно пытаясь придумать благопристойное оправдание для прогула. Только фантазия спасовала, пришлось переложить задачу на родителей: «И скажите что-нибудь. Передайте мои извинения. Скажите, что я не нарочно, и, когда вернусь, обязательно все объясню».
Я выдержала паузу, давая Ринару возможность дописать, а когда тот кивнул, продолжила: «О том, что касается Лидии Ивановны и квартиры. Я рассчитываю вернуться очень скоро, но гарантировать не могу. Поэтому прошу вас вывезти мои вещи и дать отмашку на поиск новых постояльцев. Если к моменту моего возвращения новые жильцы не найдутся, то я, вероятнее всего, снова попрошусь на постой. А если найдутся, буду искать другую квартиру».
И опять тишина. Только на сей раз пауза длилась гораздо дольше, и я уже не придумывала, а наоборот — обдумывала то, что сказала. Я ведь могла попросить родителей внести взнос за следующий месяц, но…
Нет, это была не оговорка. Более того, решение съехать было вполне осознанным. Однако я лишь сейчас поняла, что квартира Лидии Ивановны ни при чем. Я… просто не хочу возвращаться в родной мир. То есть выбраться на пару дней — с удовольствием, а навсегда — нет и еще раз нет.
Осознание было ярким и до того четким, что я тихо охнула и даже покачнулась. Пришлось сделать шаг и схватиться за столешницу, дабы не упасть.
Мой личный писарь это состояние, конечно, заметил и тут же поинтересовался:
— Что?
Я отрицательно качнула головой, а сама опять задумалась. Не хочу? Но… почему? Как? Из-за чего?
Стремясь найти ответ, я окинула пространство ошарашенным взглядом и сильно удивилась, когда взгляд замер на восседающем за столом Ринарионе. Моргнула несколько раз, потом опять мотнула головой. Нет. Быть такого не может.
— Света, что? — повторил его величество. Голос прозвучал хмуро.
— Ничего, — выдохнула я. И, вооружившись главным женским лозунгом — я подумаю об этом позже! — продолжила диктовать: «В полицию не обращайтесь, все равно бесполезно. И сами не волнуйтесь, я действительно в порядке. Подробности расскажу, когда вернусь, хотя не думаю, что поверите. Люблю вас! Юльчику и Проглоту — привет!»
— Проглоту? — дописав до этого момента, недоуменно поинтересовался Ринар.
— Домашнее прозвище нашей собаки, — пояснила я, помедлив.
Величество поморщил нос, а я добавила:
— Французский бульдог. Маленький, но ужасно прожорливый. Готов съесть все, до чего дотянется, а потом лежать пузом кверху и страдать.
Как ни странно, но теперь Ринар улыбнулся. Дописал, что требовалось, и, откинувшись на спинку своего роскошного кресла, заявил:
— Проверяй.
Недолго думая я перегнулась через стол и ухватила исписанный ровными строчками листок. При этом поймала направленный в декольте взгляд и… мысленно застонала.
Причиной стона стал не Ринар — к его интересу я, кажется, уже привыкла. Фишка заключалась в ощущении ответного жара, который свидетельствовал — действие антивозбудина закончилось.
Очень захотелось спросить: а зелье точно слишком вредное или еще разок заправиться все-таки можно? Но… интересоваться, конечно, не стала. Прежде всего потому, что такой интерес был равносилен чистосердечному признанию.
Вместо этого стиснула зубы и посвятила себя чтению записки. А отметив, что все верно, кивнула и поспешила обогнуть стол, дабы завладеть чернильницей и пером.
Ринарион, который никуда не делся и все так же сидел в кресле, от моего маневра слегка опешил. Я же, когда сообразила, насколько близко к величеству подошла, тоже опешила, но не растерялась.
— Хочу подписать, — пояснила тихо. — Чтобы никаких сомнений не осталось.
Король кивнул, а я подхватила давешний черновик и, посадив на него новую кляксу, попробовала нарисовать подпись. Получилось так себе, но вполне узнаваемо, и я рискнула подписать чистовик.
А после этого аккуратно вставила перо в чернильницу, отступила и выдохнула:
— Все!
— Угу… — отозвался Ринар. И добавил хрипло: — Ну наконец-то.
Пару секунд на то, чтобы прийти в себя, и монарх потянулся за коробочкой с каким-то порошком. Я сперва решила, что порошок волшебный, но быстро догадалась — это всего лишь тальк.
Обработав текст, Ринар встряхнул листок и сложил каким-то хитрым образом, превратив в этакий конверт. Потом извлек из верхнего ящика кусок воска и некую штуку, отдаленно напоминающую зажигалку.
Щелчок, и на кончике упомянутой штуки действительно вспыхнул огонь, причем, судя по радужной окраске, магический. Спустя несколько секунд на «конверте» появилась красная блямба, в которую его величество впечатал собственный перстень.
Последнее точно было лишним, и Ринарион явно действовал по привычке, но возражать я не стала. И вообще в данный момент меня интересовал лишь один вопрос: как мы это послание передадим?
Я даже открыла рот, чтобы спросить, но величество оказался проворней. Отложив воск, поднялся из-за стола и решительно протянул запечатанный «конверт» мне.
Ну а едва я конверт приняла, кивнул на дверь и сообщил:
— Теперь нужно сходить в храм и попробовать уговорить Богиню. Если отчеты, которые я читал, не врут, это должно помочь.
За два дня пребывания в чужом мире я так часто «прогуливалась» в компании короля, что следовало привыкнуть. И я действительно относилась к подобным прогулкам достаточно ровно, но, как выяснилось, пофигизм присутствовал только в тех случаях, когда рядом вышагивал кто-то еще. Например, Визо или Сарс с Бирисом.
На сей раз ситуация была иной — помощников никто не звал, и они предпочли остаться в кабинете, ну а я с удивлением осознала, что не просто нервничаю, а откровенно тушуюсь.
Да, идти по пустынному дворцу в компании Ринара было неудобно и даже жутко. Отдельным поводом для нервов являлось то, что монарх, вопреки обыкновению, не бежал и свою аристократическую физиономию не кривил.
Он шел рядом — не просто спокойный, а какой-то… совершенно человечный и обыкновенный. При этом давал возможность вертеть головой, разглядывая интерьеры, и ни в чем не обвинял.
Глядя на такого Ринара, я в какой-то момент порадовалась, что не сдержалась. Даже мелькнула ироничная мысль: следовало устроить истерику раньше — в первый день, с самого начала!
А на смену этой пришла другая, куда более серьезная… Вспомнилось, как диктовала письмо, и выводы касательно желания возвратиться в родной мир в памяти всплыли.
Это было не то чтоб странно, но как-то глупо и нелогично. Очень захотелось списать все на метку и прочую магию, только сердце такую инициативу не поддержало. Да и разум вопреки всему шепнул, что никакой ошибки или дурмана нет. Я хочу остаться в мире Ринариона. Действительно хочу!
Вот только… почему?
Новый мимолетный взгляд на короля, и стало совсем неуютно. Просто Ринарион соответствовал моим вкусам от и до. И бог с ней, с внешностью — мужская привлекательность штука весьма относительная. Проблема в том, что теперь, когда он выключил хамство, вкусам соответствовала не только внешность, но и характер.
Более того, даже хамоватость привлекала. Но когда я увидела короля без этого налета, сердце по-настоящему заныло. Казалось, что передо мной тот самый плохиш, который не так уж плох и, как следствие, особенно симпатичен. Этакий бэд бой, готовый перевернуть вселенную для любимой. Этакая мечта, которой меня недавно попрекали.
И что же получается? Я хочу остаться из-за него? Или дело не только в Ринаре?
Или есть что-то еще? Например, эти невероятные пространства? Эти размеренность и неспешность жизни, которых в родном мире быть попросту не может? Или отсутствие постоянного информационного прессинга? А может, нечто, чего осознать пока не могу?
И дополнительный вопрос: а если бы меня привязало не к королю, а к какому-нибудь нищему селянину, я бы тоже любовью к этому миру воспылала? Или…
Увы, но что-то внутри шепнуло: да! Да, Света! Ты бы отреагировала так же! Хуже того — будь на месте Ринара нищий селянин, ты бы уже погрузилась в его проблемы и вспоминала о родном мире только по вечерам. Увы, но есть у нас, у русских женщин, такая особенность — рвать жилы, помогая тем, кто нуждается.
Это осознание стало поводом поежиться и молчаливо поблагодарить Ринариона за то, что главной его проблемой является неспособность изменить своему «дару». Впрочем, если приглядеться, это тоже не шутки. Особенно для человека, обремененного целой толпой любовниц.
Осененная мыслью, я даже собралась величеству посочувствовать, но не успела. Просто в этот момент Ринар толкнул массивную дверь, и мы шагнули в парк невероятных размеров.
Я отлично знала, что идем в храм. Что путь туда будет лежать через парк, секретом опять-таки не являлось. Но когда вдохнула сладкий летний воздух, когда тишина взорвалась щебетом птиц, я охнула и споткнулась. А в следующую секунду едва не завизжала, потому что Ринарион галантно поддержал за локоть.
И тут же спросил:
— Что не так?
Жест был неосознанным, чисто машинальным. Но меня все равно мгновенно бросило в жар! Увы, но этот жар был настолько характерным и сильным, что пришлось поспешно выдернуть локоть и заявить:
— Больше так не делай!
Еще одно «увы» — голос прозвучал не враждебно, а хрипло. И простора для фантазии эта интонация не оставляла.
— Как… — Ринар словно воздухом захлебнулся, но все-таки договорил: — Скажешь.
Тут же отступил и даже в каком-то подобии поклона согнулся.
Этот момент стал дополнительным поводом вспыхнуть и обозвать себя очень нехорошим словом. Потом нацепить на лицо маску фальшивого спокойствия и… притвориться, будто так и надо. Будто ничего особенного или неудобного не произошло!
Зато заморочки из головы выдуло! Да и желание удариться в рефлексию испарилось. Я всецело сосредоточилась на главной из задач — на том, как добраться до храма.
Не уверена, но полагаю, что Ринар мыслил в том же направлении. В общем, остаток пути, отделявший нас от приземистого негармоничного строения, прошел в абсолютном молчании. Мы слушали пение птиц, наслаждались свежим воздухом и полным отсутствием людей. Лично я еще клумбами и немногочисленными парковыми скульптурами любовалась, но это так, к слову.
Уже на пороге храма мое напускное спокойствие попятилось. Сердце забилось на порядок быстрей, а в коленках появилась дрожь, которой со времен сдачи последнего госа не было. В итоге я вновь попыталась споткнуться, но на ногах все-таки удержалась. И поморщилась, осознав — в этот раз Ринар на попытку упасть не среагировал.
Величество решительно дернул за висящий возле двери шнурок и сразу, не дожидаясь появления привратника, толкнул массивную створку. Я тут же ощутила донесшийся из храма аромат благовоний и какой-то таинственности. Еще не зная, чего ожидать, но инстинктивно предчувствуя неприятности, втянула голову в плечи и шагнула вслед за королем. И сразу замерла, пытаясь привыкнуть к царившему внутри полумраку.
Дверь закрылась сама — это стало еще одним поводом вздрогнуть. Зато дальше события развивались чуточку веселей…
Буквально через полминуты из зала, расположенного за тем, в котором мы очутились, вышла одетая в характерные одежды женщина. Увидев нас, сперва удивилась, потом расплылась в очень теплой улыбке и воскликнула:
— Ваше величество! Леди Светлана… Мы очень вам рады.
То обстоятельство, что меня узнали, не удивило — имя королевского «дара», кажется, уже не только обитателям дворца, а всему Накасу известно. А вот реакция монарха удивление таки вызвала. Впрочем…
— Добрый день, матушка Фивия. — В голосе Ринара прозвучала вполне различимая враждебность. — Как поживаете?
Служительница от вопроса отмахнулась и степенно направилась к нам. Я же скосила взгляд на своего спутника и пришла к однозначному выводу — нет, не померещилось.
О том, что его величество не в ладах с храмом, я, разумеется, знала. Тот момент, что мы пришли в Первый храм, настоятельница которого и устроила наше «замечательное» приключение, тоже от внимания не укрылся. Да и склонность правителя к хамству не забылась, но… было в этой его интонации нечто особенное. Нечто совершенно отдельное, как будто личное.
Фивия, и я это очень ясно видела, враждебность тоже заметила, но отнеслась с присущим одухотворенным людям снисхождением. Все такая же плавная и степенная приблизилась к нам, учтиво поклонилась королю и, стрельнув глазами в мою сторону, спросила:
— Чем могу помочь?
Вопрос прозвучал мягко и вызвал невольную улыбку. А еще я обратила внимание на «монашескую шапку» — она была не белоснежной, но почти. Всего на пару тонов темнее.
Следующим, что буквально бросилось в глаза, стали руки — вот с таким я точно еще не сталкивалась, по крайней мере здесь. Кисти Фивии украшали несложные, но весьма яркие татуировки, которые напоминали перчатки с обрезанными пальцами и смотрелись… несколько пугающе.
— Лария, — поджав губы, сказал король. — Как она?
По лицу матушки Фивии тут же скользнула тень печали…
— Все так же, — отозвалась храмовница. — По-прежнему в летаргии. Слишком много сил потратила, слишком много отдала.
— Ясно, — буркнул Ринар. Потом вздернул подбородок и озвучил непосредственную цель визита: — Нам с леди Светланой необходимо посетить главный алтарь. В частности, нам нужна главная статуя Богини.
Служительница не удивилась, но все-таки задумалась на пару секунд. Потом благожелательно кивнула и прошелестела:
— Прошу следовать за мной.
Она развернулась и направилась вглубь храма, а я снова взглянула на Ринариона, чтобы заметить очередную гримасу неудовольствия. Но, памятуя о повадках монарха, заморачиваться на его настроении все-таки не стала — молча двинулась за провожатой.
Храм, который снаружи, особенно в сравнении с другими строениями, выглядел совершенно крохотным, внутри оказался довольно просторным. Потолки были высокими, а два зала, которые мы миновали по пути к главному алтарю, могли вместить несколько тысяч человек.
Еще я заметила несколько дверей, которые, безусловно, вели в хозяйственные помещения, но желания поинтересоваться бытом местного духовенства как-то не возникло. В данный момент в поле моего любопытства находился другой, куда более важный вопрос — как передать составленное письмо?
Первые два зала соединялись арочным проходом, а третий был отгорожен дверью. Причем проем оказался таким, что Ринариону с его габаритами пришлось протискиваться боком. И вот этот, третий зал, простором не отличался. В сравнении с другими он был почти камерным и, несмотря на довольно неплохое освещение, отдаленно напоминал склеп.
Не сразу, но я все-таки сообразила: причиной такой ассоциации является каменный ящик, расположенный в центре. Это точно был алтарь, однако ощущение саркофага отступать не желало.
Но «саркофаг», конечно, не главное. Истинной жемчужиной этого зала являлась большая бронзовая статуя. Этакая удивительная Мадонна. Совершенно обнаженная и глубоко беременная.
Она сидела, опираясь на пятки, и представляла собой эталон какой-то очень древней красоты. Ее образ давал понять, что когда-то в мире Ринара, равно как и в моем, женщин ценили за широкие плечи, массивные бедра и не девичью, а именно материнскую грудь.
В том же, что касается живота, судя по всему, Богиня ждала тройню! Но это было настолько прекрасно, что вызвало еще одну улыбку и иррациональное желание приблизиться, дабы прикоснуться и погладить тот самый живот.
И я даже сделала шаг вперед, но Ринар удержал — несмотря на взаимное соглашение не прикасаться, рука его величества легла на плечо, а я услышала хмурое:
— Не спеши.
Через миг правитель обратился к Фивии:
— Мы хотим передать в мир Светланы небольшой предмет. Это возможно?
— Думаю, да, — ответила служительница после паузы.
— А… как это сделать? — тоже вспомнив о главном, выдохнула я.
Фивия пожала плечами и, подарив теплый взгляд, пояснила:
— Просто попроси. Богиня довольно часто отвечает на обращенные к ней молитвы.
— А это? — Я продемонстрировала украшенное восковой печатью послание, которое все это время держала в руках.
И хотя вопрос был в высшей степени корявым, храмовница поняла…
— В чашу положи.
Я обернулась и с толикой удивления заметила — чаша действительно имеется. Она была небольшой, выполненной из той же бронзы и располагалась аккурат перед статуей.
Вот теперь Ринар отпустил, и я даже сделала новый шаг к изваянию, но опять-таки споткнулась.
— Что? — вопросил заметивший эту заминку король.
Ну а я…
Наверное, глупо. Наверное, следовало озадачиться вопросом сразу, но я задумалась лишь сейчас. Вот есть записка, и лично я прочитала текст запросто. Только записку писал Ринар, а раз так, то…
— Света, что? — подтолкнул его величество, причем довольно жестко.
А я нахмурилась, пытаясь сформулировать посетившую меня мысль…
— Я понимаю ваш язык, — сказала после паузы. — И письменность тоже понимаю. Но это что-то из разряда магии, верно? Какое-то особое действие перехода в ваш мир? Ведь вы не можете говорить и писать на языке, который я знала изначально? Моего родного языка в вашем мире попросту не существует.
Ринар кивнул.
— Допустим, — выдал он ворчливо. Потом пояснил: — Те, кто исследовал вопрос перемещенцев, тоже на магию ссылаются. Утверждают, что языковой барьер исчезает сам собой.
Ага… То есть…
— То есть если бы письмо писала я, то воспользовалась бы родным языком и родной письменностью, ведь других попросту не знаю. Но письмо написал ты, и раз так, то… ты уверен, что моя семья сможет его прочесть? Вдруг у них вместо русского проявится какая-то тарабарщина?
— Тара… что? — переспросил Ринар.
— Чужие письмена, — пояснила хмуро. — Незнакомые и непонятные.
Его величество задумался, а я, глядя на это, нервно закусила губу. Уже представила, как возвращаюсь в кабинет, чтобы вновь сунуть нос в чернильницу, и мысленно застонала.
Однако возвращаться все-таки не пришлось. Присутствовавшая при разговоре храмовница улыбнулась и сказала:
— Не волнуйтесь, Богиня разберется.
И сразу подумалось: а в самом деле. В смысле, а почему нет? Ведь если она дала мне возможность понимать чужую речь, то перевести крошечное послание труда точно не составит.
В общем, еще до того, как Ринарион кивнул, давая добро, я развернулась и продолжила путь к бронзовой статуе. А остановившись, задрала голову и зашептала… нет, все-таки это была не молитва, а горячая и очень искренняя просьба помочь.
Повинуясь скорее интуиции, нежели разуму, я поведала «беременной Мадонне» о том, что там, за гранью этого мира, есть мама и папа, которые ужасно волнуются. А еще сестра! И она тоже места не находит…
Потом рассказала, как переживаю сама. В этот миг эмоции, которые старалась не замечать и вообще душить, проявились во всей мощи — даже слезы по щекам побежали.
Про то, насколько важно, чтобы письмо не только получили, но и смогли прочесть, тоже упомянула. А вот упрекать или рассказывать о намерении вернуться в родной мир не стала. Нет, я-то хотела, но… язык как-то не повернулся.
В финале своей предельно тихой, но очень горячей речи я наклонилась и положила запечатанный листок в чашу. То, что там уже лежат какие-то записки, не смутило, а вот видение того, как мое послание плавно растворяется в воздухе, вызвало самый неподдельный шок.
В этот момент я напрочь забыла о молитвах и неэтично вытаращилась. Зависла на несколько секунд, а потом повернулась к Ринариону и выдохнула:
— Оно исчезло.
Король реакцию не оценил, зато Фивия подарила очередную улыбку и сказала:
— Значит, Богиня услышала.
Кажется, никакого откровения — ведь именно к этому все и шло, но… шок не прошел, а наоборот, усилился.
Еще минута на осознание, и я нашла в себе силы отступить и учтиво поклониться. А потом, повинуясь уже знакомому иррациональному чувству, вновь шагнула к статуе и таки погладила огромный блестящий живот.
Сзади тут же раздался тяжкий мужской стон. Это стало поводом обернуться и спросить:
— Что-то не так? Я нарушила какое-нибудь правило?
Его величество ответил очередной гримасой, а Фивия, напротив, просияла.
— Вы ничего не нарушили, — сказала служительница. — Просто существует примета: погладившая живот этой статуи очень скоро забеременеет.
Нет, вы как хотите, а у меня от пребывания в чужом мире мозги точно подвинулись! Я моментально вспомнила про метку и связанное с ней влечение. Тот факт, что претендентов, кроме Ринариона, в обозримом пространстве нет, от внимания тоже не укрылся. Но вместо логичного возмущения или страха в сердце вспыхнула радость. Я очень четко осознала, что не имею ничего против подобного поворота. Более того — почти хочу!
Вот именно это «хочу» и стало поводом от бронзовой «Мадонны» отпрянуть! А через миг, вспомнив о приличиях, повернуться и отвесить еще один, на сей раз прощальный поклон. И желание немедленно покинуть Первый храм появилось, но…
— Хорошо. А теперь проводи нас к Ларии, — сказал Ринар.
— Но… она же в летаргии, — растерялась Фивия.
— Помню. Но мы все-таки проведаем. Кто знает, вдруг, учуяв нас, проснется.
