Так кто он, Ратко Младич, чье имя (Ратко, «рат» – по-сербски «война») уже ассоциируется с войной?

Сербские футбольные фанаты обожают носить футболки с портретом генерала, кстати, тоже завзятого болельщика и игрока. Он очень популярен среди сербов всех возрастов и политических взглядов. И среди коммунистов, и среди националистов. Можно сказать, что он сербский национал-большевик.

Отец генерала погиб во Вторую мировую в бою с усташами. Место его захоронения неизвестно.

Младич говорил, что хотел стать в детстве врачом или учителем. Но, сойдя пятнадцатилетним сельским пареньком на белградскую набережную, он окончил военно-промышленную школу, затем Военную академию сухопутных войск. Как любили повторять его солдаты, Младич провел всё время в войсках: командир взвода, роты, батальона, бригады, помощник командира корпуса. «…Я начал с подпоручика и прошел все ступени командных должностей вплоть до комбрига». 26 июня 1991 г. полковника Младича переводят в Книн. В то время на западе Югославии всё «горело» вокруг военных баз и застав. Велась жестокая борьба против ЮНА (Югославская народная армия), вода и электричество были отключены, солдат убивали из-за угла. Вот так. 29 июня Младич сел в вертолёт и отправился в Книн. О Младиче говорили, что он «недисциплинированный» командир, ещё во время службы в Македонии. «Я никогда не был «недисциплинированным» офицером. Я – офицер, думающий своей головой».

Младич столкнулся в Сербской Краине (столица – Книн) с полнейшим бардаком. ЮНА летела под откос подобно СА в годы Горбачёва и Ельцина. Армейское командование разваливалось, так как высшие офицеры, неожиданно вспомнив свое хорватское или словенское происхождение, колебались или переходили на другую сторону. Армейские гарнизоны были блокированы. В хорвато-сербской войне 1991 г. Младич искусно комбинировал отвагу и хитрость, чем изумил своих врагов. Прежде чем новые униформы и знаки отличия ясно разделили обе стороны, он переходил линию фронта в гражданской одежде, пользуясь документами хорватского офицера. Легендарный генерал Славко Лисица (в одной из песен группы Кустурицы с альбома «Jа нисам одавле» есть слова «Српску войску водио лично пуковник Славко Лисица» – думаю, понятно без перевода) так отзывался о Младиче: «Младич и действует по-молодому!» (Младич» по-сербски означает «молодой», «юноша»). Постоянно в движении и неустрашим. Как всегда, хладнокровен и уравновешен. Однажды мы были на Проклянском озере, напротив усташеских позиций. Он говорит: «Лийо, плавки у тебя есть?» Мне не купаться, а есть хотелось, а Младич бух в воду – час на спине, час другим стилем. Хватит, кричу Младичу, рядом усташи, могут нас увидеть и начнут стрелять… Со временем я поверил в то, что у этого человека удален страх. Позднее я просил его беречь себя, так как, если мы будем беречься, и Бог нас будет хранить…» Сам Младич вспоминал так: «Скажем, ведутся бои, а Лисица и я должны идти в село Проклян. Подошли к их посту. Говорим их солдатам: «Давайте уберите это, чтобы мы могли пройти». Они подняли шлагбаум, и, пока соображали что к чему, мы прошли…» Однажды, когда он выдавал себя за полковника Степана Фазлиана, хорватский солдат заметил у него на руке большой перстень и, остановив его, сказал: «Вы не Степан. Вы полковник Ратко Младич. Вы опасны. Нужно бы вас ликвидировать». «Было неприятное чувство», – вспоминает Младич. Махнув документом, принадлежащим хорвату, он убедил солдата, что он именно тот, за кого себя выдаёт. «Я сказал ему, что Младич действительно опасен, и его нужно было бы ликвидировать».

С 1 августа 1991 года Младич был назначен начальником штаба Книнского корпуса. Его решимость рассчитаться с противником не встретила поддержки у военного руководства. В то время, когда югославские военно-политические верхи делали в штаны, полковник Младич, никого не спрашивая, предпринял операцию по деблокаде гарнизона в районе Далмации.

Получил звание генерала ЮНА 19 октября 1991 г. Он был одним из четверых военных, получивших звание за боевые заслуги. В начале мая 1992 г., в один из дней после нападения на колонну Второго военного округа в Сараево, югославские власти (уже считавшие Младича ненормальным) решили отправить генерала в Сараево, где складывалась безнадёжная ситуация. Генерал вспоминал: «Это для меня было большой неожиданностью, шоком. Мне было приказано принять пост начальника штаба Второго военного округа и одновременно командующего, так как генералы Станкович и Куканяц должны были отбыть в Белград. … Мне было сразу ясно, что здесь произойдет великое историческое событие. Уже тогда из некоторых… источников я узнал, что принято решение о выводе ЮНА с территории Боснии и Герцеговины (БиГ). Это страшно потрясло меня. Я не мог поверить, что народ будет брошен в беде без оружия. Как только последовало решение о том, что до 19 мая 1992 г. ЮНА уходит с территории БиГ, была организована встреча на высшем военно-политическом уровне, где мы приняли решение о формировании сербской армии и Главного штаба. Все это происходило на заседании Скупщины в Баня-Луке 11–12 мая. Я приехал туда и встретился с президентом Караджичем и депутатами. Они сообщили мне о принятом решении назначить меня командующим».

В то время как большинство югославских генералов бежало с фронта из Словении, Хорватии, Боснии или сдавалось, оправдываясь «приказами», Младич упорно оставался на передовой. Его фронтовая жизнь почти не отличалась от жизни любого солдата в окопе. Он ел и спал вместе с бойцами, лично вёл их в бой. Вначале он осматривал линию фронта, используя вертолёт, после введения «запретной зоны полётов» стал ходить пешком. «Я люблю ходить пешком, – говорит он. – Лучшие солдаты ходят пешком». В армии Республики Сербской командный состав набирался непосредственно с фронта… Именно с прибытием генерала в Боснию связано начало организации из разрозненных отрядов с их местными предводителями настоящей армии… Самую большую победу он одержал, когда после панического отступления ЮНА из Боснии сумел в кратчайший срок в условиях войны создать из боснийских крестьян армию, чья организованность и эффективность поразила западных политиков и военных. Генерал не только в течение одной ночи создал армию, достойную уважения, но и привил ей свою философию: «нас не могут победить». Враги отмечали две особенности генерала, охарактеризовавшие войну в Боснии: свирепость и точное ощущение момента. Напугавшийся министр иностранных дел изетбеговичевской Боснии Харис Силайджич требовал от НАТО бомбить сербов. НАТО пришлось в 1994 году выступить в войне на стороне хорватов и мусульман, когда стало ясно, что армию Младича те никогда не победят. Вашингтон решил тогда нелегально вооружать армии мусульман и хорватов, обучать их офицеров и подразделения для войны против Младича.

Один из командующих силами ООН в Боснии спросил Младича о причинах его бескомпромиссности. «Генерал, вы помните своего отца?» – спросил Младич вместо ответа. – «Да», – ответил командующий. – «В моем случае, – произнес Младич, – мой сын первый, кто из многих поколений знает своего отца. На сербский народ столь часто нападали, что дети не помнят своих отцов».

Сейчас уже многие забыли повергшее в шок обывателей заявление Младича о том, что если НАТО предпримет бомбежку сербов в Боснии, тогда он сбросит бомбы на Лондон. Действительно жаль, что генерал не обладал МБР. (Северная Корея движется в правильном направлении.) Когда Младич заявил, что «мы должны перейти в контрнаступление по линии Триест – Вена и ударить по тем, кто начал эту войну, подсунув нам в качестве пушечного мяса несчастных словенцев, хорватов и мусульман», в Италии и Австрии случился переполох.

У него спрашивали, не боится ли он оказаться в Гааге за военные преступления? Ведь даже некоторые сербские СМИ обвиняли его в жестокости. «У меня нет времени заниматься платными бумагомарателями, – был ответ. – Когда американские генералы, служившие во Вьетнаме, или британские офицеры, бушевавшие на Фолклендах, добровольно явятся на военный суд, тогда я добровольно выеду в Гаагу. Они воевали на чужой земле, я защищаю свой народ и наследие предков».

Мусульмане зверски убили в Сараево семью его брата, который постоянно находился в окопах, на передних рубежах. Семья самого Младича чудом избежала гибели в Сараево от рук боснийских головорезов. Они сорвали свое бессилие и злобу на доме Младичей – сожгли его.

Философия генерала проста: «Всё, что я совершил в жизни, я делал не ради того, чтобы кому-то понравиться. Все, что я делал, я делал согласно моим личным убеждениям и во имя интересов моего народа. В этой войне я стремился защитить жизнь людей, солдат, офицеров, не думая при этом о своей собственной жизни. Мой народ был моей армией, а я – маленький сын этой огромной армии. Много раз в этой войне моя жизнь подвергалась опасности. Был и я ранен, как и мои солдаты, но мы всё выдержали. Но о своей жизни я никогда не думал ни до войны, ни во время войны и не думаю сейчас, когда война окончена. Каждый, кто родился, должен умереть. Такова воля природы и Бога. Несмотря на все старания и достижения медицины, природу изменить нельзя. Это естественно, что каждый должен умереть. Нет бессмертных людей в физическом смысле, но есть бессмертные люди благодаря своим делам, совершённым ими при жизни».

Что у сербов, что у русских одна беда – есть неравнодушные люди, а есть обыватели, быдло. Младич: «Трагедия сербского народа в том, что есть сербы, которые борются и умирают ежедневно, а есть сербы, отстранённо наблюдающие все это… В июне 1992 года гибли боснийские сербы. Более сотни сёл полыхало на нашем берегу Дрины – они больше не существуют… Женщины и дети – убиты. Стариков и старух живьём бросали в бушевавший огонь, сжигавший их дома… Для успешного руководства боевыми действиями я облетал на вертолёте эти районы. Даже мои ко всему привыкшие глаза не могли поверить тому, как всё внизу было страшно, а потом, ненароком, я посмотрел на другой берег Дрины (река Дрина пограничная, политико-административно разделяет БиГ, как раз территории, заселённые сербами, от Югославии. – Прим. авт.) – ее ширина здесь всего сто метров – и увидел моих соплеменников, сербов, играющих в футбол. Болельщики шумели и кричали, подбадривая свои команды. Стояли парни, обнимая своих девушек. Тогда я почти готов был нарушить свой обет не хвататься за оружие. Если бы имел бомбы, сбросил бы на них…»

Президент Сербии Милошевич предупредил Младича и Караджича о том, что отказ от подписания мирного плана обусловит прекращение политических и экономических связей Республики Сербской и Югославии. Ответ генерала гласил: «Если вы это сделаете, я приведу войну к вашим дверям». Объявив разрыв отношений с повстанцами, Милошевич охарактеризовал лидеров боснийских сербов как «спекулянтов, наживающихся на войне», которым «политические амбиции и жадность затмили ум». Где теперь Милошевич с его ясным умом?

Однажды хорватские журналисты передавали, как полковник Младич сел за стол переговоров с оружием и «случайно» уронил гранату, что насмерть перепугало миротворцев и участников переговоров…