ПОД ГВАРДЕЙСКИМ ЗНАМЕНЕМ

Когда она вошла, прихрамывая, в штабной блиндаж 175 го мотострелкового полка, где находился в тот день Лизюков, Александру Ильичу показалось знакомым лицо этой, по виду молодой, но рано состарившейся, женщины. Тугой, наскоро завязанный узел русых кос. Озорные, почти детские ямочки на щеках и жесткие, глубокие складки у губ. Птичий разлет соболиных бровей и запавшие васильковые глаза, в которых застыло безысходное горе. Чем-то неуловимым она напоминала Анастасию Кузьминичну. Оттого острый холодок сжал сердце Лизюкова.

Подполковник П. В. Новиков, командир полка, осторожно усадил женщину к столу и попросил:

— Рассказывайте…

О чем будет идти речь, комдив догадался после первых сбивчивых фраз, поэтому деликатно и мягко прервал:

— Подождите, пожалуйста, немного. Передохните, соберитесь с силами. Вот давайте попьем горячего крепкого чаю. Павел Вениаминович, надо мигом собрать из ближних подразделений коммунистов, комсомольцев, особенно из тех, кто составит разведывательный отряд. Пусть послушают…

Накануне здесь, в полку, похоронили рядового Федора Пахомова — весельчака, запевалу роты, отца двух мальчишек, оставшихся теперь сиротами в далеком таежном поселке. Погиб он не в бою, сопровождал пленного в тыл. По дороге тот попросил закурить: мол, не исключено, что в последний раз. Федор протянул ему свой кисет. Той махоркой фашист ему глаза засыпал, вырвал винтовку. С тремя штыковыми ранами в животе и груди подобрали товарищи истекающего кровью Пахомова. До медсанбата живым не донесли.

Военком дивизии В. В. Мешков после этого эпизода поделился с Лизюковым:

— Храброго, надежного солдата потеряли. Из-за чего? Был Пахомов по-русски добр, доверчив. Таких у нас немало. Пора бы им уже перестроиться на военный лад. Ведь четвертый месяц воюем. Все от мирных настроений не избавились. Не могу, Александр Ильич, простить себе такой гибели советского человека. И никогда не прощу!..

Полчаса спустя на лесной вырубке тесным полукругом у пня, на котором сидела женщина, расположились бойцы, командиры. Лизюков обратился к присутствующим:

— Очень прошу вас, товарищи, запомните все, о чем здесь будет рассказано.

— Хлебушкина Глафира я, — начала женщина. — Из Осиповки, что под Штеповкой. Вторая уж педеля идет, как под немцем оказались. Хлебнули, стало быть, соленого и горького…

Говорила она негромко, нараспев, то причитая, то всхлипывая, когда вспоминала тех, кого уже не было на свете. Сильными руками крестьянки растягивала воротник белой кофты, расшитый синими узорами. Затаив дыхание слушали собравшиеся бесхитростное повествование.

Гитлеровцы ворвались в деревеньку под утро. Сразу согнали старых и малых в пустое зернохранилище. Глафира искала на выгоне корову. Услышав крики, стрельбу, схоронилась неподалеку. Все видела: как председателя сельсовета уложили перед гусеницами танка, накрыли красным флагом, сброшенным с крыши правления колхоза, а потом раздавили, как оставшихся заживо сожгли в зернохранилище.

— И детей? — вырвалось у кого-то.

— Их, родимые, тоже в огонь, — продолжала Хлебушкина. — А фашисты сидели на мотоциклах вокруг амбара, смотрели на муки и смерть лютую, хохотали во все горло, хлопали в ладоши.

Минуту, другую стояла тишина. Комдив окинул взглядом людей, ожидая, когда кто-нибудь выскажется. Одни и те же чувства обуревали людьми с посуровевшими лицами. Наконец пожилой механик-водитель произнес:

— Малых ребятишек не пожалели, ироды. Как только таких земля терпит? Нет теперь им от меня никакой пощады!

Эхом откликнулись возмущенные голоса:

— И от меня нет! Рассчитаемся с ними сполна! Будем драться по-гвардейски!

Это прозвучало словно клятва. Гордое, почетное звание гвардейского соединение получило недавно. 21 сентября 1941 года части, подразделения дивизии облетела радостная весть — приказ Ставки Верховного Главнокомандования: «За боевые подвиги, за организованность, дисциплину и примерный порядок 1-ю Московскую мотострелковую дивизию переименовать в 1-ю гвардейскую Московскую мотострелковую дивизию (командир дивизии — полковник Лизюков)».

Потрясенный трагедией деревни Осиповки, Лизюков вернулся в штабной блиндаж. Его снова обступили заботы, неотложные дела, тесно связанные с неясной, противоречивой обстановкой, сложившейся в последние дни на участке фронта, который занимала дивизия. После недавнего прорыва обороны советских войск части 48-го немецкого танкового корпуса с ходу захватили Штеповку. Куда будет направлен следующий удар?

— Товарищ гвардии полковник, — обратился к Лизюкову начальник оперативного отдела, откинув плащ-палатку, отделявшую в блиндаже угол для радиостанции, — срочное донесение от командира 6-го мотострелкового полка. Завязал бой с противником в районе Ульяновки. Фашистские танки заняли и пока удерживают Николаевну…

Сообщение еще раз подтвердило прежние опасения. Вместе с тем оно дало пищу для новых размышлений. Теперь стало совершенно ясно, что гитлеровцы рвутся по направлению к Сумам, которые прикрывает его дивизия. Привычно, быстро и четко сложились детали единого плана действий. Прежде всего усилить разведку, выделить для этого достаточно подвижный, хорошо оснащенный отряд. Его необходимо без промедлений выдвинуть навстречу приближающемуся неприятелю. Задача разведотряда: упредить гитлеровцев, нанести по ним внезапный удар в самом неожиданном для них месте — где-то за Штеповкой, тем самым создать впечатление глубокого обхода наступающих фашистских войск.

Ложный маневр? Да, именно так, одновременно с разведкой. Пусть противник примет мнимое за действительное. Что касается Николаевки, то ее непременно надо отбить у фашистов. Только опять-таки не прямолинейным давлением.

— Передайте командиру шестого полка, — приказал Лизюков. — Маневром во фланг наступающим врагам выйти к дороге западнее Николаевки. Оседлать ее. Тогда немцы сами из деревни уйдут.

Оставалась Штеповка. Как быть с ней? Крепкий орешек. Для такого собственных сил и средств может не хватить. Очень большой риск. Надо согласовать вопрос с командующим армией. Однако события на этот раз развивались стремительно.

Вскоре поступил приказ командующего 40-й армией: соединению Лизюкова с приданным ему 1042-м стрелковым полком во взаимодействии с кавалерийской группой генерала Белова уничтожить штеповскую группировку противника, затем сосредоточиться в резерве командарма в районе Ульяновки.

Исходя из последних данных обстановки, Александр Ильич поставил задачу командиру 175-го мотострелкового полка подполковнику П. В. Новикову: скрытно форсировать реку Сулу, совершить марш-бросок по проселкам, громя небольшие гарнизоны врага, расположенные в придорожных населенных пунктах, выйти во фланг наступающему противнику.

Павел Вениаминович в ходе обсуждения порядка выполнения задачи предложил: начать операцию во второй половине дня 1 октября. Командир согласился, добавив:

— С другой стороны будет действовать наш разведотряд. Его задача заключается в том, чтобы не только добывать необходимые сведения, но и отвлекать на себя резервы врага. Имейте в виду: общий сигнал атаки — залп «катюш».

Замысел комдива осуществлялся настойчиво и последовательно. Неприятель совершенно не ожидал встречи с разведывательным отрядом, которым командовал капитан Шепелев. Произошло замешательство. Гитлеровцы были вынуждены в срочном порядке перестраиваться.

«Появление ночью отряда Шепелева, — писал позднее в одной из своих брошюр Александр Ильич, — непосредственно на фланге и в тылу накапливавшегося в районе Никольского противника создало у немцев впечатление, что наши части их обходят, и противник, отказавшись от своего первоначального плана наступления, стал неорганизованно, даже в панике отходить, бросив 250 автомобилей, около 100 мотоциклов, 11 орудий, минометы, радиостанции, тысячи снарядов, мин».

Не успели гитлеровцы опомниться, как с другого направления загрохотала канонада. Блеклое октябрьское небо расчертили оранжево-багровые «копья» реактивных снарядов. Окрестные поля охватило пламя пожаров. Земля горела под ногами оккупантов в прямом смысле этих слов.

Подполковник П. В. Новиков сразу после завершения артиллерийской подготовки повел свой полк в атаку. Как и требовал комдив, гвардейцы двигались непосредственно за своим огневым валом. Оглушенные, полузасыпанные землей от разрывов снарядов, мин фашисты палили из автоматов, пулеметов, других видов оружия в белый свет как в копеечку, В тесных траншеях метались серо-зеленые фигуры. Они то здесь, то там натыкались на штыки и приклады советских пехотинцев, попадали под гусеницы «тридцатьчетверок» и КВ, утюживших вражескую оборону.

Штеповку гвардейцы взяли в первые же сутки наступления, глубокой ночью. На рассвете 3 октября передовые подразделения 175-го полка завязали бой за Аполлонов-ку. Ее полностью очистили от врага уже в сумерках.

28-я механизированная дивизия противника оставила на поле сражения 28 танков, более 350 различных грузовых и легковых машин, десятки пулеметов, большое количество другой техники, вооружения, боеприпасов, продовольствия, снаряжения, значительные запасы горючего, смазочных материалов.

Такого удара гитлеровцы явно не ожидали. Возникла паника. Они откатывались в полном беспорядке, некоторые, не успев бежать, пытались схорониться на огородах и в подвалах.

Оправдываясь перед начальством за свой конфуз, офицеры 28-й дивизии утверждали: «У русских появилась какая-то новая часть. Это сумасшедшие люди, фанатики. Таких мы еще не видели…».

На карте данного района действий, использованной в ту пору генералом Гудерианом, Штеповку обвивает острая стрелка, от которой на запад отскочила другая, изображенная ломким пунктиром. Что бы это значило? Туманно поясняя условные знаки, Гудериан признается: «Генерал Кемпфф доложил мне, что в районе Штеповки русские неожиданно атаковали своими тяжелыми танками. Это была очень неприятная потеря. Для того чтобы восстановить положение, пришлось еще раз повернуть обратно некоторые подразделения 9-й танковой дивизии».

Все чаще лизюковцы заставляли захватчиков останавливаться, поворачивать обратно, используя очередной, неожиданный для противника прием. На проселках перед фашистами появлялись лесные завалы, начиненные минами. Среди равнины вырастали пояса валов из соломы, сена. Облитые горючим, эти валы вспыхивали перед машинами. Рядом опять-таки было минное поле, к которому без саперов не подступишься. Широко практиковались ночные налеты на заранее намеченные объекты в ближайшем тылу врага: громили штабы частей, подразделений, уничтожали средства связи, склады с боеприпасами, продовольствием.

Неприятным «сюрпризом» для гитлеровцев являлись углубленные окопы с нишами, укрывавшими бойцов от бомбежек и артобстрела. Александр Ильич всячески поддерживал инициаторов таких нехитрых сооружений для индивидуальной защиты, заботился о том, чтобы весь личный состав владел малыми саперными лопатами, умел в ограниченный срок создать надежное, прочное убежище. Причем не только с целью прятаться там, но и для того, чтобы делать обороняемый рубеж неприступным.

В районе Березовки гитлеровцы четыре часа непрерывно бомбили, обстреливали из пушек и минометов позиции гвардейцев. От густого леса остались обгорелые, расщепленные стволы. Заснеженные высотки были буквально перепаханы взрывами. Казалось, все живое на них стерто в порошок.

Фашистские танки, бронетранспортеры устремились вперед с открытыми люками, в которых без опасений красовались офицеры, командиры машин. И вдруг из-под земли, из тех самых окопов, по ним полоснули автоматные, пулеметные очереди, под гусеницами загрохотали взрывы гранат, в люки полетели бутылки с зажигательной смесью, Лизюковцы дали фашистам такой отпор, что они несколько дней приводили себя в порядок.

Каждый бой обогащал комдива опытом. Он не терял времени даром. Еще с гражданской войны у него сложилось правило, которое всегда старался неукоснительно выполнять: взыскательно анализировать успехи и неудачи в боевой практике, вникать в детали действий личного состава, беспристрастно разбираться в собственных промахах, упущениях, делать выводы на будущее. И сейчас, когда дивизию вывели в резерв, Александр Ильич пользовался короткой передышкой.

Что значит воевать по-гвардейски? Какими качествами должны обладать удостоенные почетного звания воины, чтобы его на деле оправдывать? Как такие качества формировать у личного состава в огне сражений, в ходе боевой и политической подготовки? Вопросы, вопросы, вопросы… Они не давали командиру покоя.

В редкие часы досуга, если таковые можно себе представить у руководителя соединения, выведенного на пополнение и отдых, Лизюков продолжал литературную работу, делал наброски своих выступлений в печати, перед командирами подразделений, работниками штабов. У него на столе лежали письма из редакций газеты «Красная звезда», военных журналов с просьбой прислать по старой памяти материалы для публикации. По ночам он часто бодрствовал над рукописями, которым суждено было в начале 1942 года стать серией брошюр цикла «Из боевого опыта фронтовика».

Трудно переоценить практическое значение этих книжек, свободно умещавшихся в полевой сумке. Они наполнены поучительными эпизодами, построены в форме увлекательной беседы. Их язык не только точен, лаконичен, но и ярок, образен. Главная ценность заключалась в том, что боец, командир, читая их, учился бить врага наверняка.

Именно тогда родились и первые размышления о советской гвардии. Александр Ильич писал: «Когда мы произносим слово „гвардия“, перед нашим мысленным взором встает непоколебимая воинская сила, не знающая преград и поражений». Это было написано о Московской Пролетарской дивизии.

В вооруженной борьбе, даже такой, как насыщенная техникой Великая Отечественная война, Лизюков на первое место ставил человека, подлинного творца побед на земле, в небе и на море. Этот человек должен быть закален по-особому. «Войны прошлого, — подчеркивал Александр Ильич, — требовали минутного порыва, ослепительной, но короткой, как удар молнии, вспышки отваги, теперь же нужен постоянно действующий героизм, неиссякаемое упорство, идущее из сердца волна за волной, непроходящие стойкость и твердость, равные граниту».

Выковать такие черты у вчерашнего рабочего, колхозника, интеллигента, довести их до необходимой крепости не просто. С горячей заинтересованностью делился командир своими соображениями о том, как преодолеть настроения мирных дней, каким образом в исключительно сжатые сроки научить человека бороться с танками, самолетами противника, противостоять грозной технике врага, истреблять ее своими руками. Это не просто слова. Гвардейцы доказали, что они способны останавливать бронированные лавины нашествия.

Так было и под Наро-Фоминском, куда в срочном порядке направили 1-ю Московскую мотострелковую дивизию. Город переходил из рук в руки по нескольку раз в сутки. Линия обороны противоборствующих сторон колебалась подобно маятнику. Казалось, наступил предел человеческим возможностям. Тогда командование и политотдел соединения прибегли к самому испытанному средству — призывному партийному слову. В полки направили листовки.

«Поклянемся перед партией, Советским правительством, — говорилось в одной из них, — что всю нашу ненависть к врагу, силу, мощь оружия обрушим на головы фашистов. Москва — это сердце нашей Родины, и если будет нужно, то каждый из нас отдаст свою жизнь за наш любимый город».

Дивизия Лизюкова преградила путь врагу на восток, Александр Ильич дальновидно поступил, выдвинув танковый полк на левый берег реки Нары. Это был своевременный и точный маневр. Почувствовав реальную угрозу окружения, гитлеровцы остановились.

28 октября танкисты под руководством Балояна тараном рассекли позиции фашистов, пробились до самой западной окраины города. Они почти без потерь вернулись обратно. Вскоре положение на данном участке фронта стабилизировалось.

Оценивая действия гвардейцев, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков подчеркнул: «Серьезно осложнилась обстановка в районе Наро-Фоминска… Быть бы беде, но в этот опасный момент подошла из резерва Ставки 1-я Московская гвардейская мотострелковая дивизия под командованием полковника Героя Советского Союза А. И. Лизюкова. Эта дивизия была усилена 5-й танковой бригадой подполковника М. Г. Сахно… 1-я Московская гвардейская дивизия отбросила прорвавшиеся части противника за реку Нару и прочно закрепила Наро-Фоминский участок».

Гитлеровцы в полной мере ощутили на себе мощь гвардейских ударов этой дивизии. Вот характерные признания пленного унтер-офицера. Он в присутствии комдива утверждал, что против них действуют не менее четырех советских дивизий.

— Какие же? — по-немецки уточнил Александр Ильич.

— Первая Московская, первая танковая, первая гвардейская Краснознаменная и еще первая мотострелковая, — пунктуально по пальцам пересчитал унтер-офицер.