Глава девятая
Тело захоронили тщательно, даже с почтением — судя по тому, что стенки углубления были обшиты досками. Выкопать под полом примитивную дыру было бы проще и быстрее. Однако им открылось настоящее тайное погребение, что делало находку еще более загадочной.
Ник и Эндрю накрыли разбитую плиту найденным в гараже куском брезента и водрузили стеллаж на старое место. Тихо вышли из погреба и закрыли за собой дверь.
— Отец врезал замок только для того, чтобы мы с Бэзилом не лазили в погреб и не били бутылки, — пробормотал Ник, чтобы разогнать гнетущую тишину. — Там нечего было прятать.
Эндрю отозвался не сразу. Он вернулся в гостиную, подкинул в камин полено и налил два стакана виски. Отхлебнул из своего и привалился к каминной полке, где красовалась позолоченная рамка с фотографией родителей. Снимок сделали в 1989-м, на рубиновой свадьбе, отец и мать старательно изображали идеальную пожилую пару на фоне фамильного сельского дома.
— Думаешь, это уже тогда там лежало? — спросил Эндрю, постукивая по фотографии. — Как считаешь, мама знала?..
— Вряд ли.
— Такое трудно не заметить. Труп в погребе. Не говоря уж о том, как этот бедолага стал трупом.
— Мы не в силах догадаться, что случилось давным-давно.
— Зато мы в силах догадаться, отчего он погиб. От дыры в черепушке. И вряд ли он получил ее по чистой случайности.
— Я не патологоанатом, Эндрю. Ты тоже. Мы даже не можем установить, мужчина это или женщина.
— А мошки откуда взялись? Как они туда попали?
— Я и в энтомологи не записывался. В погребе спрятаны человеческие останки. Вот все, что мы можем сказать точно.
— Не все. Мы знаем, что о подобных происшествиях положено докладывать в полицию. Они привезут с собой эксперта. Он установит пол, возраст, причину смерти, примерную дату — все.
— Совершенно верно.
— И мы доложим?
— Думаю, да.
— Серьезно? — Эндрю оттолкнулся от камина и рухнул в кресло напротив Ника. — А если подумать? Полицейские обыщут не только дом. Они начнут копаться в отцовском прошлом — нашем прошлом. Кем бы он ни был, этот мистер Скелет, кто-то же его прикончил? И на кого подумает полиция? Я вариантов не вижу: отец — первый подозреваемый. А за ним — мы. Не удивлюсь, если нас возьмут на заметку как возможных преступников.
— Ерунда. Мы не стали бы откапывать тело и вызывать полицию, будь мы убийцами.
— Уверен? Даже если вспомнить о кругленькой сумме, предложенной Тантрисом? Очнись, Ник. Они заглянут во все углы, уцепятся за любую версию. А там и журналисты подоспеют. Не успеешь сказать: «Без комментариев», они уже выдернут из архивов и заново распишут твои пять минут славы в Кембридже.
— Быть не может.
Произнося эти слова, Ник уже понимал, что Эндрю прав. Такую шумиху поднимут — не отвяжешься.
— Ну ладно. Возможно, так все и будет. Но…
— А как же Тантрис? Богатого зануду могут спугнуть заголовки газет, пестрящие словом «убийство». А полицейское расследование наверняка задержит сделку. Или вообще сорвет.
— Да, наверное. Но где же выход, Эндрю?
— Мы можем… — Эндрю подался вперед и понизил голос, хотя вряд ли объяснил бы, кто мог их подслушивать. — Мы можем снова зарыть его. Притвориться, что и не находили.
— И оставить это сокровище Тантрису?
— Да.
— Тогда в полицию позвонят его люди.
— Ага, но мы-то уже получим денежки.
— Так ведь нам будет только хуже, если полицейские заметят, что пол в погребе недавно вскрывали — а они скорее всего заметят.
— Ты прав. — Эндрю в раздражении забарабанил по ручке кресла. — Выкрутиться будет непросто. Нашего отца запишут в преступники. Да так оно скорее всего и есть, хотя кого он убил и за что, мы не имеем ни малейшего понятия.
— А кто сказал, что это было убийство? А если самозащита?
— Предположим. Я с удовольствием в это поверю. А законники? Сомневаюсь. Они выволокут на свет божий гораздо больше грязного белья, чем мы в состоянии себе представить. И все это продлится не один месяц, а то и не один год. И до истины они могут так и не докопаться. Много ли улик таит в себе груда костей? Нераскрытое убийство зависнет над нашей семьей на веки вечные. Возможно, отец пытался… — Эндрю осекся и нахмурился. — Погоди. Так вот почему он изменил завещание?
— Может быть, — согласился Ник и тут же застыл, пораженный собственной догадкой. — И именно поэтому отказывался продавать дом.
— Точно. Он не мог продать его ни при каких условиях, сколько б ему ни предлагали. Особенно человеку, который собирался обыскать все здание. И разговор про то, что он единственный знает, как для нас будет лучше, отец завел, чтобы спасти свою шкуру.
— Предложение Тантриса, должно быть, показалось ему громом среди ясного неба.
— Не таким страшным, как наша находка — для нас. Отец-то знал про тело. Сам его туда и замуровал и думал, что оно там и останется. И вдруг слышит, что мы можем этому помешать, что собрались продавать дом Тантрису, а тот наверняка обнаружит труп. Ему не хотелось прослыть убийцей. Отец всегда пекся о собственной репутации.
— Может быть, он пекся о нас…
— И потому лишил наследства? Милое предположение, Ник. Нет, мы тут ни при чем. Он думал только о себе.
— Если ты прав…
— Разумеется, я прав.
— Итак, если ты прав, отец был уверен, что кузен Димитрий дом не продаст. Иначе не было бы никакого смысла переписывать завещание.
— И верно. Димитрий не продаст. А почему?
— Мне на ум приходит один-единственный ответ. Димитрий знает про тело.
— Черт побери…
— Может быть, даже помогал его прятать.
— О Господи! — Эндрю откинулся на спинку кресла. — Что же это за Димитрий такой?
— Понятия не имею, — пожал плечами Ник.
— И что мы с ним будем делать?
— А что мы можем сделать? Мы даже не можем рассказать о нем полиции, если не хотим проговориться о сожженном завещании, — вздохнул Ник. — Завещании, которое могло бы стать серьезной уликой в деле об убийстве.
— А мы его — в камин.
— Ага.
— Верней, не мы, а я.
— Так все же были согласны.
— Спасибо, Ник.
— За что? Это же правда.
Самая настоящая правда, хотят они того или нет. Каждый поступок имеет свои последствия, и не все из них можно предсказать.
— Мы ведь думали, без него будет лучше.
— А так и есть. — Эндрю снова подался вперед, глаза его заблестели. — Знаешь, Ник, это ведь все равно: пойдем мы в полицию сами или ее вызовет Тантрис. Нас и так и этак поимеют.
— Нет-нет. Самим — менее рискованно.
— А как насчет сделки? Если Тантрис испугается, где мы найдем другого покупателя? Убийства хороши для продажи газет, а не домов. Мне очень нужны эти деньги, Ник. Тебе — не знаю. Бэзилу — наверное, нет. А мне нужны. И я без борьбы не сдамся. И потому говорю тебе — я не стану рисковать, вызывая полицию.
— Но мы же не можем просто забыть о том, что лежит под полом в погребе!
— А я и не предлагаю.
— Тогда что ты предлагаешь?
— Вытащить тело. И спрятать где-нибудь еще.
— Спрятать?
— В Корнуолле полным-полно заброшенных шахт.
— Шутишь?
— Нисколько. Вдвоем мы легко справимся. Покойник истлел до костей и почти ничего не весит. Эти пустые шахты — опасное место. Одна пару лет назад провалилась прямо под автомобильной стоянкой. Там никто и не ходит.
— Неужели ты серьезно?
— Абсолютно серьезно. Что случится, если скелет обнаружат, скажем, через год? Никому и в голову не придет подумать на нас.
— Если только никто не заметит, как мы его туда сбросили.
— Не заметит. Ради Бога, Ник, о чем ты говоришь? На болотах, в темноте. Шанс быть замеченными — один к тысяче. Сам подумай — сколько я бегал за гигантскими кошками и хоть бы одну увидел!
Ник фыркнул — неожиданно даже для самого себя.
— Что смешного?
— Прости, я… помнишь, что сказал о больших кошках отец? «Скелет — вот что тебе необходимо. Реальное доказательство». Вот теперь он у нас и есть. Реальней некуда.
— Узнаю отцовское чувство юмора.
— А в дураках опять мы.
— Только если будем настолько глупы, что обратимся в полицию. Лучший выход — спрятать тело, я уверен.
— А я вот нет.
— Ты что, хочешь всей этой шумихи, разговоров, чтобы на нас пальцами все показывали? Это же никогда не кончится, пойми.
— Не хочу, конечно.
— Тогда слушайся старшего брата.
— Значит, ты все-таки серьезно?
— Серьезней не бывает.
— А как насчет Бэзила и девочек?
— Избавим их от лишних волнений.
— Ты имеешь в виду — ничего им не скажем?
— У нас времени нет. Лора приезжает завтра, Том — послезавтра. Надо провернуть все быстро и тихо, без лишних разговоров. Не хватало нам еще одного семейного совета. Остальные ничего не знают — вот и хорошо: меньше тревожатся. Мы и вдвоем справимся — ты да я.
— Да, но…
— И не пытайся отговорить меня, Ник. — Глаза Эндрю блеснули безумием. — Я тебя никогда ни о чем не просил. А теперь почти что умоляю. Помоги мне.
Эндрю заночевал в Тренноре. Как заподозрил Ник, брат остался бы, даже если б не выпил. Он жаждал как можно скорее избавиться от находки и настойчиво убеждал Ника в своей правоте. Тот, в свою очередь, боялся любого решения. Слишком многого они не знают. И выяснять уже некогда.
Когда, уже на рассвете, Ник заполз под одеяло, заснуть он, конечно, не смог — мысли крутились-вертелись в голове в поисках недосягаемой истины. Без нее, что ни сделай, вероятность удачи в лучшем случае пятьдесят на пятьдесят. Ник подозревал, что даже меньше. Подумать только — всего неделю назад он был совершенно свободным человеком: никаких семейных проблем, никаких уговоров и просьб. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вернуться в то блаженное состояние. И ведь невозможно, пустые мечты. Если только не…
— Я согласен.
Ник смотрел на Эндрю, который стоял в противоположном углу кухни, освещенной неярким утренним светом. Брат прихлебывал из кружки чай и сквозь потеки дождя на стекле рассматривал унылый пейзаж за окном. Услышав Ника, Эндрю оглянулся и опустил кружку.
— Я помогу тебе избавиться от тела.
— Точно?
— Да.
— По правде говоря… я ожидал, что ты мне откажешь.
— Я сам того же ожидал.
— И почему передумал?
— Я просто не могу представить, как мы будем жить, если в дело вмешается полиция. Честно, Эндрю, не могу. Если бы точно знать, что полицейские просто примут все к сведению и оставят нас в покое, я был бы счастлив. Но так ведь не бывает? Так просто…
— Никогда.
— И остается…
— Мой вариант — покончить с этим без лишнего шума, в двадцать четыре часа.
— Будем надеяться, ты прав.
— Разумеется, прав. Слушай, не знаю, как ты, а я почти не спал. Что дало мне возможность обдумать места… Подходящие места.
— И много ты вспомнил?
— Нам понадобится только одно. И похоже, я его знаю. Почему бы не поехать туда прямо сейчас и не оглядеться? Если подойдет — вернемся ночью и покончим с этим делом.
— А если не подойдет?
— Поищем другое.
Они выехали из Треннора каждый в своей машине — Эндрю потом собирался вернуться в Каруэзер. Путь лежал в Миньонс — деревню в юго-западной оконечности Бодмин-Мура, которая могла похвалиться аж двумя пабами и почтой. Ник знал округу довольно хорошо — благодаря многочисленным семейным пикникам. Разумеется, для Майкла Палеолога индустриальная археология не шла ни в какое сравнение с настоящей, но лучше такая, чем никакой, поэтому руины шахты «Феникс» возле Миньонса он облазил вдоль и поперек, особенно с тех пор как по соседству обнаружились каменные кольца бронзового века.
С восточной стороны парковки в Миньонсе открывался вид на Дартмур, с южной — на море, там же возвышался Кэрадон-Хилл, увенчанный гигантской телевышкой. Братья стояли на голом, открытом всем ветрам месте, над головой бешено неслись облака. На холмах Дартмура кое-где лежал снег, но здесь под ногами похрустывали градины, побелившие тропинку к заброшенной железнодорожной ветке, когда-то соединявшей разбросанные там и сям шахты. Кругом независимо бродили ничейные псы, они не заметили ничего подозрительного в двух незнакомцах без собаки, которые направились к северу по тропинке, огибающей Стоуз-Хилл.
— Большинство здешних шахт давно законсервированы, — сообщил на ходу Эндрю. — Борьба за безопасность.
— И что же нам делать?
— Надеяться, что не все. Сейчас посмотрим.
Следующие десять минут они шли молча. Поднялись на самую высокую точку местности — старую насыпь и двинулись к паровозному депо шахты «Принц Уэльский» на другой стороне долины. Вдоль долины — от Миньонса к дальним фермам и деревушкам — вилась тропинка.
— Видишь вон те заросли?
— Да.
— Там шахта. Я помню, как в детстве швырял в нее булыжники, чтобы проверить глубину.
— И как глубина?
— Вполне достаточная.
— И к дороге близко.
— Именно то, что нужно. Пойдем, поглядим.
Они осторожно спустились с крутого склона холма, продираясь сквозь утесник, папоротник и стебли жесткой травы, пересекли стремительный ручеек и, спугнув по дороге одинокую овцу, вошли в заросли боярышника и кизила. И увидели, что между ними и шахтой — изгородь из колючей проволоки высотой около пяти футов.
Эндрю пошел по периметру, пока не увидел то, что искал: место, откуда было хорошо видно шахту. Ник последовал за ним и попытался рассмотреть что-то сквозь гущу подлеска. Шахта лежала всего в нескольких шагах от изгороди. Открытая.
— Похоже, нам везет.
— Надо убедиться наверняка.
Эндрю подобрал с земли булыжник и метнул его через изгородь. Братья замерли, прислушиваясь и отсчитывая секунды. Ник досчитал до шести, прежде чем услышал, как где-то далеко внизу камень звякнул обо что-то металлическое.
— Ты прав: тут довольно глубоко.
— Одна проблема — проволока. — Эндрю огляделся. Вроде бы никого кругом. Вынул из кармана кусачки и наклонился к ближайшему столбику.
— Перекушу несколько проволочек. Легче будет приподнять.
Через несколько минут он выпрямился.
— Ну, вот и готово.
Братья отошли от изгороди и посмотрели вниз. До обочины дороги не более двадцати футов.
— Ты уверен, что мы втащим его здесь?
— Говорю тебе, Ник, все пройдет как по маслу.
— А когда?
— Сегодня ночью. Я приеду в Треннор около одиннадцати.
— Знаешь, я должен кое-что тебе рассказать.
— По дороге расскажешь. Хватит нам тут отсвечивать.
Ник решил рассказать Эндрю про открытку с соболезнованиями, которую вынул из-под дворника «лендровера» тогда, в Плимуте. Может, это было и не важно. Однако Ник все равно тревожился: открытка, завещание, скелет в погребе указывали на какие-то события в прошлом и каких-то людей в настоящем, о которых ни он, ни Эндрю не имели ни малейшего понятия. А неведение — худшая основа для любого плана.
— Понимаешь, о чем я?
— Что мы знаем далеко не все, что происходит.
— Я бы сказал — почти ничего не знаем.
— Наверное, ты прав.
— И тебя это не пугает?
— Нет.
— А ты не думаешь, что должно пугать?
— Нет. Один из любимых советов отца: «Не беспокойся о том, над чем ты не властен». Вот это, к примеру, — он кивнул в сторону шахты, — в моей власти.
— А все остальное?
— Не будет касаться ни меня, ни тебя, как только мы разберемся с дырой под полом, — усмехнулся Эндрю, — и обналичим чек Тантриса.
* * *
Ник поспешил в Треннор, беспокоясь, что Пру появится там в его отсутствие. Но с другой стороны — что странного в желании Эндрю переночевать в родительском доме, а Пру вряд ли придет в голову открывать дверь погреба. Если даже она попыталась, Ник сумеет что-нибудь выдумать на ходу.
Конечно, все оказалось в порядке — Пру и без погреба было чем заняться в отсутствие Ника. Тем более что во дворе стояла чужая машина. Пру шепотом доложила, что у Ника гость, вернее, даже не у него, а у Майкла Палеолога.
— Я провела его в гостиную, Николас. Он был страшно потрясен, когда услышал о смерти твоего отца. Ехал-то к нему.
— Кто «он»?
— Представился как Дэвид Андерсон.
— Никогда о таком не слышал.
— Наверное, из бывших учеников.
— Он сказал, что ему нужно?
— Я не спрашивала. Это ведь не моя забота.
— Ну и не моя скорее всего. Ладно, пойду узнаю, зачем он приехал.
Дэвиду Андерсону на вид было около сорока — грузный, сутулый, в выпуклых очках, с гривой вьющихся седых волос и виноватой улыбкой. Вельветовый пиджак, свитер и джинсы он, похоже, купил еще в студенческие годы. Хотя не факт, что эти годы закончились. Слишком уж потрепанным он выглядел — не похож на преподавателя.
— Рад познакомиться, мистер Палеолог. Вы ведь… э-э-э… сын Майкла?
— Один из его сыновей, если быть точным.
— Я так расстроился, когда узнал. Поверить не мог.
— Как и мы все.
— Ваша домработница сказала, он упал?
— Да. В прошлое воскресенье. — Ник решил воздержаться от подробностей. Вряд ли, конечно, Андерсон попросит показать ему те самые ступени, но осторожность никогда не помешает. — В последнее время отец сильно ослаб. Боюсь, рано или поздно что-то подобное должно было случиться.
— Когда я говорил с ним, он казался таким же, как всегда.
— Да, соображал он не хуже, чем раньше. Ум острый как бритва. А когда вы с ним… говорили?
— Он звонил мне дней десять назад.
— Вот как… Вы общались с отцом еще с Оксфорда?
— Да, время от времени. Я преподаю историю в Шерборне. Именно Майкл помог мне получить работу. Поэтому я всегда был рад услужить ему. Хотя попросил он меня впервые. Как жаль, что я так и не успел вовремя поделиться с ним результатами.
— А о чем он вас попросил?
— О, провести кой-какое расследование. Несложное, хотя выкроить для него время, свободное от преподавания, было не так уж просто, скрывать не стану. Эти конторы вечно закрыты именно тогда, когда ты в них приходишь.
— Какие конторы?
— В данном случае Эксетерская кафедральная библиотека. Но в среду я туда прорвался и нашел то, о чем просил Майкл. Жаль, что слишком поздно.
— Действительно жаль. А… о чем он вас просил?
— Это слишком специфическая тема, вам будет скучно.
— И все же?
— Вы уверены?
— Будет действительно обидно, если окажется, что вы зря проделали работу и о ней даже некому рассказать. Я — сын своего отца, мне всегда импонировал его… энтузиазм.
— Приятно слышать.
— Однако я кое-чего не понимаю. Почему он сам не съездил в библиотеку? Не хочу показаться невежливым, но…
— Дело в материалах, мистер Палеолог. Не каждый может прочитать манускрипты семнадцатого века. Майкл знал, что у меня в этом деле больше опыта. Он ведь был скорее археологом, а не кабинетным ученым.
— Манускрипты семнадцатого века?
— Да. Если быть точнее — разрозненная переписка между викарием и церковным старостой прихода…
— Сент-Неот?
Андерсон с изумлением посмотрел на Ника:
— Вы знали!
— Только о том, что отец интересовался историей церкви Сент-Неот.
— Да, он действительно ею интересовался.
— А каким образом переписка оказалась в Эксетере?
— Дело в том, что в семнадцатом веке в Труро не было епархии. Все приходы Корнуолла подчинялись епископу Эксетера. Хотя мало кто из них вел такую оживленную переписку, как Сент-Неот. Начало ее восходит к пятнадцатому веку. Но Майкл интересовался веком семнадцатым. Он прослышал о письме, написанном одним из церковных старост, Ричардом Боденом, в тысяча шестьсот шестьдесят втором году, речь в нем шла о мерах предосторожности, принятых для защиты прекрасных витражей церкви во время гражданской войны. Майкл хотел кое-что проверить. Говорят, в одном из писем Боден утверждал, что самый старый витраж церкви передали на хранение некоему джентльмену по имени Мэндрелл.
— И вы смогли это подтвердить?
— Не совсем. Возникли кое-какие трудности. Я пытался дозвониться Майклу, чтобы обрисовать ситуацию, но к телефону, конечно, никто не подошел. Мы еще раньше договорились, что я приеду сегодня утром, так что…
— Вы могли оставить сообщение.
— Майкл особо предупредил меня, что не следует оставлять никаких сообщений.
— Серьезно?
— Да. Не знаю, правда, почему, но он очень на этом настаивал. Думаю, не вам мне рассказывать, каким упрямым мог быть Майкл, когда чего-нибудь добивался.
— Да уж, — невольно улыбнулся Ник. — Не мне.
Ему очень хотелось поподробнее расспросить Андерсона, почему отец так внезапно возненавидел автоответчик. Единственное, что приходило в голову, — отец ни в какую не хотел принимать предложение Элспет Хартли. Хотя сам он мог объяснить это придирчивостью ученого. И все равно такая секретность казалась излишней.
— Так что там насчет… трудностей?
— Вы действительно хотите, чтобы я залезал в дебри?
— Хочу.
— Ну ладно. Тогда позвольте показать вам вот это. — Андерсон порылся в портфеле и достал папку. — Фотокопия письма Бодена.
Он положил папку на кофейный столик и открыл ее.
Ник внимательно рассмотрел лист бумаги с копией письма. Да, похоже, насчет семнадцатого века Андерсон прав. Письмо разглядеть можно, но что там написано не разберешь — витиеватые буквы сплетались в паутину неровных строчек.
— Ничего себе. И вы можете такое прочитать?
— Да, у меня большой опыт. Боден написал ответ на письмо секретаря епископа, которое, к сожалению, не сохранилось. Вот тут он говорит, — Андерсон ткнул пальцем в абзац, который, на взгляд Ника, был неотличим от остальных. — «Мистер Филип просил меня обдумать меры предосторожности, которые мы в результате и приняли, чтобы сохранить прекрасное и уникальное сокровище нашей епархии и отвлечь от него внимание сторонников парламента в те мрачные дни девять лет назад». Имеется в виду тысяча шестьсот пятьдесят первый год, потому что письмо датировано… — палец Андерсона двинулся по строчкам, — двадцать первым мая шестьдесят второго. Да, верно. А вот тут Боден продолжает. — Палец вернулся назад. — «Оно было извлечено за пять лет до того». Значит, имеется в виду сорок шестой. «Мы не могли позволить, чтобы оно пострадало от рук пуритан, и потому замуровали его и вверили присмотру нашего верного друга, мистера Мэндрелла, и оно до сих пор, я уверен, находится в безопасности». Дальше всякие вежливости. Я прочел вам самое главное.
— Упоминание о витраже, да?
— В том-то и состоит трудность. Боден о нем не упоминает.
— Что?
— Он пишет: «прекрасное и уникальное сокровище нашей епархии». А вот что это за сокровище не уточняет. Может быть, ему это было просто не нужно — адресат прекрасно знал, о чем идет речь. Догадка о том, что это должен быть витраж, кажется мне довольно правдоподобной. И все же, повторюсь, это только догадка.
«Прекрасное и уникальное сокровище нашей епархии». Ник изучал фразу, которая после расшифровки Андерсона стала более читаемой. Он точно помнил, что, цитируя Бодена, Элспет употребила слова «наше красивейшее окно». А тут собственной рукой церковного старосты написано куда более неопределенное выражение. Конечно, он мог иметь в виду именно витраж. Вполне возможно. Но это не доказано. Полной уверенности нет, остается некое сомнение, за которое и собирался уцепиться отец. «В этой игре нельзя верить ничему, кроме первоисточников», — сказал он незадолго до смерти. Вот он — первоисточник. Так в чем же игра?
Подтасовку Элспет можно понять. Ей дали задание отыскать витраж Суда, она и отыскала самое близкое, на ее взгляд, описание. Действительно, что, кроме него, могли считать уникальным сокровищем? Андерсон назвал эту версию лишь догадкой. Элспет посчитала ее практически доказанной. Вот и все.
Но только ли этот факт изменила в свою пользу мисс Хартли? Перед уходом Андерсон упомянул, что Майкл говорил о каких-то «дальнейших сомнениях» и просил его обратить на это особое внимание.
— Как вы думаете, что это такое? — недоумевал Андерсон.
— Боюсь, что ничего не могу предположить, — ответил Ник.
И немного слукавил. Ему казалось, что отец хочет выяснить, действительно ли Мэндрелл был связан с Треннором? Не повторилась ли история с подтасовками, как в письме Бодена? Вопрос логичный.
Но Ник не решился озвучить его Андерсону и оставил свои догадки при себе. Зато он знал, кого можно спросить без всякой опаски. И набрал номер Элспет Хартли.
Телефон был отключен. «Пожалуйста, перезвоните позже», — безжалостно посоветовал Нику автоматический голос. Черт, ему и в голову не пришло спросить у Элспет номер городского телефона, а в университете в субботу никого нет. Да ведь у нее подруга в музее работает! Но и тут Нику не повезло. Тильда Хьюит, сказали ему, не появится на работе до понедельника, а ее домашний номер посторонним не дают. В телефонном справочнике, как выяснил Ник чуть позже, его тоже не было.
У выходных свои законы, и Ник смирился с тем, что не сможет ничего выяснить раньше понедельника. Но страшное дело, в которое втянул его Эндрю, ждать не могло. Брат настаивал, чтобы скелет исчез из Треннора сегодня вечером, без всяких проволочек. А вдруг позднее окажется, что тонкая нить, связывающая Треннор с витражом Суда, оборвана? Чего они добьются, сбросив тело в заброшенную шахту, кроме того, что сами будут считаться преступниками?
Ник набирал номер Элспет весь день. Безрезультатно.
* * *
Эндрю, бодрый и деловитый, явился в Треннор вечером.
— Я привез пару мешков, рулон брезента и моток веревки. Двух мешков будет вполне достаточно. Потом закатаем его в брезент и увезем. Дыру в полу снова заложим плитой, задвинем стеллажом, и если кто-то еще ее обнаружит — мы тут ни при чем! Понимаешь?
— Пока да.
— Ты не трусишь ли, Ник?
— Нет, просто хотел кое-что тебе сказать.
— Ну что там опять у тебя?
— Это очень важно. Касается… вот, погляди.
Ник показал Эндрю фотокопию письма Бодена и попытался пересказать его содержание, однако, еще не закончив, увидел, что Эндрю попросту не слушает. Брат уже решил, что делать и какие-то нюансы событий семнадцатого века его совершенно не интересовали.
— Элспет Хартли вела с нами какую-то игру. Надо бы сперва проверить…
— Черт побери, Ник! Ты что, всерьез считаешь, что вот это, — он презрительно постучал по листку бумаги, — может что-нибудь изменить? Я даже не понимаю, как это прочитать. Ты же не историк, как Элспет Хартли. Если она считает, что тут все в порядке, значит, так же считает и Тантрис. А за ним и мы.
— Андерсон тоже историк. И он думает…
— Да мне плевать, что он думает! Конечно, отец бы точно к этому придрался. А я уверен, что если и было тут преувеличение, то совсем незначительное.
— Даже если так, надо предложить Элспет объясниться.
— Я никому ничего предлагать не буду. Ты что, хочешь, чтобы сделка не состоялась?
— Конечно, нет!
— Ну и хорошо. Давай тогда займемся насущными проблемами.
— Так в том-то и дело. Если на самом деле нет доказательств, что витраж Суда…
— Я скажу тебе, в чем дело. — Эндрю встряхнул Ника за плечо. — Те кости, что лежат в погребе, должны исчезнуть. Сегодня. Если ты откажешься, я справлюсь в одиночку. Это будет нелегко, но я справлюсь. Хотя лучше б ты все-таки помог. Я на тебя рассчитывал. Да и ты обещал. Единственный вопрос, который меня интересует: ты идешь или нет?
