Может быть, это только для меня, потому что я так много раз испытывал это, но клянусь, ничего так не помогает вытащить голову из самой распоследней беды, как еще одно настоящее несчастье. Как только Стю сказал: «Хоуп пропала», у меня внутри словно кто-то щелкнул выключателем. Отныне я перестал быть небритой и вялой жертвой обстоятельств, которая хандрит и валяется в беспомощном ожидании смерти жены, чтобы вбить последний гвоздь в гроб своей жизни. Согласен, может быть, я все еще был небрит, но я определенно не был зомби, и это было отличное начало. Я был живой, в полной мере в тот момент. Я был отцом, единственной заботой которого было благополучие его дочери. Я снова стал самим собой.

– Что ты имеешь в виду?

– Она ушла!

– Ушла куда?

– Если бы мы знали, я бы не позвонил тебе. Она сказала, что идет к себе в комнату после того, когда поговорила с тобой по телефону.

С каждой секундой в голосе Стюарта росла паника.

– Ей пора было ложиться, и она выглядела усталой, поэтому мы посчитали, что она идет спать. Хизер и я смотрели фильм. Минут через тридцать, перед тем как самим лечь спать, мы пошли проверить ее, просто убедиться, что она в порядке, но ее в комнате не было.

– Ты уверен, что она просто не прячется? Или уснула в туалете, а может, где-то еще?

– Мы перевернули весь дом вверх дном. Ее здесь нет, Итан. Окно в комнате широко открыто, а защитная сетка выдавлена.

К списку незабываемых фраз добавилось «защитная сетка выдавлена». Мне стало плохо. Первое, что пришло в голову, это сообщение, которое прозвучало в национальных новостях несколько лет назад, о маленькой девочке, которую среди ночи похитил какой-то псих прямо из ее комнаты. Как могло такое случиться с моей дочерью? Берки жили на огороженной забором территории, неужели у них не было охраны от негодяев, прячущихся в ночи?

– Вы все проверили снаружи? Раздевалка у бассейна? Беседка?

– Итан, мы проверили везде! Она пропала. Десять минут назад мы позвонили в полицию, и они уже объявляют ее в розыск. Хизер пытается ответить на их вопросы по другой линии, но я хотел, чтобы ты знал, что происходит. Я думаю, тебе надо приехать.

– Конечно. – В голове все еще вертелись разные мысли в поисках причин ее исчезновения.

– Стю, ничего не пропало из комнаты Хоуп?

– Насколько нам известно, нет.

– Ничего из одежды или чего-то другого?

– Нет, вряд ли.

– У нее же нет денег, правда?

Наступила заметная пауза.

– Ну… возможно, у нее было немного наличных. Пока мы разговариваем, я пойду и поищу ее кошелек.

– С каких это пор у нее есть кошелек?

– Хизер нашла на распродаже несколько хороших кошельков, что-то по сто баксов, и купила девочке парочку.

– А откуда у нее появились деньги?

– Карманные деньги. Я не мог ей не дать, когда давал мальчикам.

Мне хотелось закричать на него, что он портит мою дочь, но от этого ничего бы не изменилось. Я спокойно спросил:

– Сколько?

– Ну, – пробормотал он, – мальчики получают пятьдесят долларов в неделю, и я не хотел, чтобы она чувствовала себя ущемленной, так что, возможно, сто пятьдесят или около того.

Теперь я честно хотел свернуть ему шею.

– Ты ненормальный? Ей восемь лет! Это больше денег, чем ей может потребоваться за год! Как ты мог вообще? Знаешь что, не важно. Ты нашел ее кошелек?

– Ищу… Я сейчас в ее комнате… одну секунду… нет… подожди… хорошо. Один я нашел, но он без денег. Я попрошу ребят посмотреть в других комнатах. Может быть, второй лежит где-то в другом месте.

В то время как Стюарт разыскивал кошелек, я схватил ключи, всунул ноги в ботинки и направился к выходу. К тому времени как он нашел другой пустой кошелек, я прошел уже половину коридора.

– Стюарт, послушай меня. Правильно сделали, что ее объявили в розыск. Спасибо за решительность. Вы ведь находитесь недалеко от одного из железнодорожных вокзалов Фресно, верно?

– Ну, строго говоря, мы живем в Мадера, не Фресно. Но достаточно близко.

– Стюарт! Все в вашей семье говорят, что вы живете в Фресно! Смирись с этим! Разве недалеко от вашего дома нет станции?

– В паре миль, да. Но мы видим поезда всего в полумиле отсюда, когда они проходят мимо. Дети любят смотреть на них из дома на дереве, когда слышат гудок.

– Поезжайте туда! – сказал я, когда вышел в главный вестибюль больницы. – Скажите полиции, чтобы они поехали на вокзал. И если ее там не будет, проверьте автобусную станцию. Прочешите весь общественный транспорт в городе. Позвоните в такси, может быть, кто-то подвозил девочку, которая попросила отвезти ее в Сан-Франциско.

– Ты думаешь?

– Да. Я думаю, что у нее сумасшедшая пачка денег, которая жжет ей карман, и она решила потратить их на то, что ей больше всего сейчас хочется получить. Увидеть свою маму.

Через двадцать минут, вскоре после полуночи, когда я мчался через Окленд по 580-й федеральной автостраде, мой сотовый зазвонил в третий раз за ночь.

– Стю?

– Мы нашли ее! – кричал шурин. – И с ней все в порядке. Ты был прав, она пошла прямо по рельсам и дошла по ним до станции.

Ранее вечером я плакал над тем, что случилось с Анной – мучительные слезы сожаления, гнева и вины касательно ее судьбы. Сидя там, в своей машине, и нарушая все пределы допустимой скорости, которую фиксировали камеры слежения, я заплакал первыми слезами радости за все время, как помнил себя, возможно, вообще впервые в своей жизни.

– О… мой… Бог, – воскликнул я в восторге. – Спасибо, Стюарт.

– Только ты знал, где искать. Но мы бы, в конечном счете, тоже нашли ее. Одна дама, которая работает в ночную смену на вокзале, сделала звонок в полицию вскоре после нашего с тобой разговора. Она сказала, что не спустит глаз с явно потерявшегося ребенка, пока они не приедут на станцию.

– Я просто рад, что она в безопасности. Ты везешь ее обратно домой?

– Ну… – процедил он. – Не совсем. Она… не хочет ехать.

– Она думает, что у нее есть выбор?

– Она говорит, что уже купила билет на поезд в Сан-Франциско, и она ждет поезд, который ее туда отвезет.

– Немного упрямая…

– Такая же, как Анна, – съязвил он.

Удивительно, но ссылка на мою жену в коматозном состоянии и его младшую сестру не задела меня настолько, насколько мне казалось, это должно было быть.

– Да, – спокойно вздохнул я. – Такая же, как Анна.

– Так что я должен сделать?

– Ты не против зависнуть на вокзале немного? Я буду часа через два.

– Не торопись. Ее поезд не придет раньше пяти утра.

– Могу я с ней поговорить?

Он усмехнулся.

– Полное и бесповоротное «нет». Она говорит, что не разговаривает с тобой.

– Почему нет?

– Потому что она знает, что ты скажешь, что ей все еще нельзя увидеться с мамой, а она не хочет это слышать. Но что поделаешь, разве можно было ожидать чего-то другого от не по годам развитой девчушки, которая выломала оконную сетку, вылезла в окно и пешком ночью дошла до железнодорожной станции? Она довольно решительно настроена.

– Понятно. Ну, по крайней мере, скажи ей, что я еду и что я люблю ее. И крепко обними за меня. Я постараюсь приехать как можно скорее.

Через два часа, пятнадцать минут третьего утра, я вошел внутрь крошечного здания, которое служило станцией Мадера. Хизер и Стю сидели на маленькой деревянной скамейке. Хоуп вытянулась между ними и крепко спала.

– Хоуп, – сказал я, легонько подтолкнув ее локтем.

– Хоуп, папа приехал.

Она слегка приоткрыла глаза.

– Я собираюсь сесть на поезд, – еще окончательно не проснувшись, пробормотала она.

– Как насчет того, если мы поедем на моей машине?

Она подняла голову и потерла глаза, чтобы убрать пелену.

– Нет! Я еду к маме.

Поездка из Сан-Франциско до железнодорожного вокзала дала мне достаточно времени, чтобы подумать. Моим откровением номер один была мысль о том, насколько близко я подошел к тому, чтобы потерять Хоуп. Это испугало меня до смерти. Нет, это испугало меня гораздо больше, чем до смерти. Она была всем, что у меня осталось, но почему-то, находясь в больнице в состоянии эгоистичного ступора, я почти убедил себя, что без меня ей будет лучше. Я собирался это изменить.

– Я знаю, – сказал я. – Пора поехать навестить маму. Я сам тебя отвезу.

Она улыбнулась большой и красивой улыбкой, которую унаследовала от своей матери.

– Обещаешь? – спросила она.

– Обещаю.

Я не успел больше ничего сказать. Хоуп снова положила голову на колени Хизер и тут же уснула. Я поблагодарил Хизер и Стюарт за все, что они сделали. Ну, за все, кроме еженедельных карманных денег.

Хоуп проспала всю обратную дорогу домой. Начинался рассвет, когда мы въехали на въездную дорожку и поставили машину в гараж. Я аккуратно перенес Хоуп из машины в ее постель, прошел в гостиную и рухнул на диван. Моя собственная кровать выглядела вполне привлекательной, но я еще не был готов спать в ней один.

Через несколько часов Хоуп разбудила меня. Она хлопала по моему плечу, пока я не закряхтел.

– Папа, ты похож на гориллу.

Не поднимая головы, я открыл один глаз.

– Я думал, тебе нравятся гориллы.

– Нравятся. В зоопарке. Но ты ведь не хочешь так выглядеть, когда мы пойдем навещать маму.

– Ах да. Это.

– Мы собираемся. Ты обещал.

Я сел и потянулся.

– Как ты точно запомнила?

Была глубокая ночь.

Она пожала плечами:

– Я не знаю. Но ты на самом деле сказал. Я слышала.

– Ты права. Я сказал. И мы поедем. Но Хоуп, прежде чем мы поедем, мне надо кое о чем поговорить с тобой. Почему бы тебе не сесть на секунду?

– Это насчет мамы?

– Да. Хоуп, я рассказал не всю правду о катастрофе с мамой… просто не хотел, чтобы ты волновалась. Но так как мы собираемся навестить ее, я хочу, чтобы ты знала, чего ожидать. Милая, автокатастрофа была очень серьезная.

Хоуп старалась сохранить спокойное лицо.

– Знаю, папа, – тихо произнесла она, а потом начала кусать губы.

– Правда?

– Угу. Вот почему ты находился с ней в больнице, а мне нельзя было туда.

– Это верно.

– Дядя Стюарт сказал, что она повредила рот и поэтому не может разговаривать.

– Ну, можно и так сказать… что-то типа этого. Но есть кое-что еще, не только ее рот. Авария повредила ее мозг, дорогая, и это заставило ее… спать в течение длительного времени. Это называется кома. Она еще не просыпалась с момента аварии.

Хоуп несколько секунд внимательно смотрела на меня, а затем удивленно подняла брови и спросила:

– Как в «Спящей красавице»?

– Именно так.

– Так… она с тобой тоже не разговаривала?

– Нет, тыковка. Она ни с кем не разговаривала. Я все надеялся, что мама выберется из этого состояния, и потом я привезу тебя увидеться с ней. Но… теперь мы не уверены, что такая возможность осталась.

– Ты имеешь в виду, что, возможно, она не проснется?

Правда была горькой, но я знал, что для лжи время давно прошло.

– Нет.

– Нет, проснется?

– Нет… я имею в виду, да, она не может проснуться. Врач говорит, что мама, вероятно, не проснется.

– Никогда?

Я почувствовал, как глаза стали влажными, но я сдержал слезы.

– Никогда.

Она снова долго и неотрывно смотрела на меня, не отводя взгляда. Ее глаза начали наполняться слезами. Наконец она спросила:

– Ты поцеловал ее?

– Что?

– Как красавицу из сказки. Ей это не помогло?

– Хоуп, это не сказка. Это реальность. И как бы ни было больно, мы должны понимать, что мама, вероятно, никогда не проснется. Она не будет твоей обычной мамой.

У Хоуп начали капать слезы.

– Ты понимаешь, что я говорю?

Вытирая мокрое лицо, она ответила, мужественно кивнув головой. Затем она задала вопрос, на который я ужасно не хотел отвечать потому, что честный ответ заключал в себе ту правду, с которой я сам не хотел сталкиваться лицом к лицу.

– Но папа, если мама спит и не собирается просыпаться, что же мне сказать ей, когда мы придем в больницу?

Я больше не мог смотреть дочери в глаза, поэтому я притянул ее к себе и крепко обнял.

– Я думаю, что, может быть, будет правильно сказать ей… до свидания.