Магическая пуля
Не могу дышать. Не хватает воздуха.
Снова выстрел. Еще.
Не могу дышать.
Надо мной появляется Габриэль.
Не могу дышать. Не могу дышать… не могу… не могу.
– Лечись, Натан. Не останавливайся.
Я концентрируюсь на своих легких. Лечу их… наполняю воздухом.
Становится легче.
Габриэль разрывает на мне рубашку, а сам все твердит:
– Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.
Я опять не могу дышать. Так скоро!
Снова лечу легкие.
Лучше.
Дыши.
Дыши.
Но мой живот точно в огне.
Я хочу посмотреть, но не могу поднять голову. Черт! Вот черт! Я подношу к животу ладони. Он горячий и мокрый, и Габриэль отталкивает мои руки со словами:
– Лежи тихо, Натан.
– Горячо.
Внутри у меня все горит, и я уже знаю, что это охотничья пуля и яд и что он еще злее прежних.
– Жжет. Вытащи.
Габриэль хватает меня за запястья и начинает звать Селию.
Я снова лечусь. Говорю Габриэлю:
– Силы кончаются.
Жжение уже возвращается.
Я стискиваю кулаки и смотрю в небо, стараясь думать о чем-нибудь прохладном.
Потом, когда ощущение огня во внутренностях становится совсем нестерпимым, я снова лечусь.
Огонь угасает.
– Габриэль, если я… – Жжение начинается снова.
Я терплю, жду, когда оно сделается непереносимым. Тогда я, может быть, залечусь снова. Пусть жжет сильнее.
И тут же начинает жечь сильнее.
Черт!
И еще сильнее.
Габриэль смотрит на меня.
Теперь можно залечиться. Вот так. До чего хорошо.
– Габриэль. По-моему, я больше не могу лечиться.
– Нет, можешь. Селия сейчас придет. Она вытащит пулю.
– Габриэль… Я не могу.
– Натан. Не сдавайся. Ты можешь, Натан. Пожалуйста. – И тут жжение возвращается.
И нарастает. Еще стремительнее и горячее, чем раньше.
Почему же никто не идет?
Жжется, ой, как жжется.
Главное, не кричать.
Не кричи. Не кричи.
Думай о дыхании.
Считай.
Один.
Два.
Черт.
Черт.
Лечись. Ну же.
Тихий голос Селии:
– Это будет быстро. Держите его. Ноги держите.
Лицо Селии.
– Натан, постарайся не дергаться. Пулю надо вырезать.
И меня хватают за руки и за ноги, а жар в животе разгорается в пламя.
Мне совсем не хочется кричать.
– Я сказала, держите!
Я чувствую, как в мой живот погружается нож.
Я не хочу кричать.
– Ее здесь нет.
– Как? Чего нет?
– Я не могу найти пулю!
– Она там. Ранение ведь не сквозное.
– Знаю, но найти не могу.
Теперь жжет и в груди.
Селия говорит:
– Кажется, она движется. Пуля внутри его движется.
Чертова магическая пуля.
И тут голос Габриэля говорит:
– Мы ее вытащим. Все будет в порядке. – Наши глаза встречаются, и я пытаюсь сказать ему, что очень хочу остаться с ним, но не могу больше лечиться, и мне так горячо.
Ощущение такое, словно у меня в груди и в животе вовсю бушует пламя.
И каждый вдох прожигает мне легкие.
Я больше не хочу, чтобы было так больно.
И закрываю глаза, а Габриэль кричит мне, чтобы я смотрел на него и лечился.
Я не хочу больше боли.
Селия говорит, что попробует поискать рядом с сердцем.
И тогда крики Габриэля стихают окончательно.
Надо мной возникает лицо Уолленда. Не знаю, как он сюда попал. Уолленд, который делал мне татуировки и проводил со мной опыты, наверное, сейчас опять возьмется за старое. Он склоняется надо мной, а я лежу на земле, связанный. В руках у него тавро, оно раскалено добела. Он поднимает его повыше, чтобы я видел, а потом прижимает к моему животу, и я горю, а сам ерзаю, чтобы освободиться от него, но железо проникает все глубже. Я знаю, что сейчас умру. Но не хочу, чтобы он тоже знал. Это моя тайна. Я знаю, что умру совсем скоро.
Ну, давай же, умирай!
Уолленд исчезает. Исчезает! А мне-то надо, чтобы он убил меня, и я снова кричу:
– Убей меня!
Или я уже умер?
Я в камере в подвале здания Совета: окон нет, пол цементный, стены кирпичные. Вокруг темно. Но не настолько, чтобы я не разглядел человека, стоящего на коленях напротив. Я подхожу ближе. Это Анна-Лиза. Ее руки связаны. Я вынимаю из ножен Фэйрборн. И тут она поднимает на меня глаза и говорит:
– Я люблю тебя. Ты мой принц. Мой спаситель. – А Фэйрборн уже у меня в руке, он просит крови. И я не знаю, что делать. Убить Анна-Лизу?
Темнота. Покой.
Жив я или умер?
Надеюсь, что умер.
Мне холодно. Я в камере, но не прикован. Я озираюсь, ищу Анна-Лизу, ее нигде нет. Теперь на коленях стоит совсем другой человек. Сол. А еще я вижу, что рядом с ним стоит на коленях Уолленд, за Уоллендом – Джессика, за ней еще Охотница, которую я не знаю, еще одна, еще. Охотников очень много. И камера такая большая, не помню, чтобы она была такой громадной. Я иду мимо пленников, которые стоят друг другу в затылок. Они все в черном. И все на коленях. Головы опущены. Я должен убить их всех. Но шеренга длинная, ей нет конца. Фэйрборн по-прежнему у меня в руке, но я не могу зарезать такую уйму народу; тут нужен пистолет. Где пистолет?
– Мне нужен пистолет.
– Тише, Натан. Тише.
– Дай мне пистолет.
– Тише. Отдыхай.
И все снова проваливается во тьму. Может быть, это значит, что я умер? Хорошо бы.
Покой.
Я снова в камере. Я не хочу там быть. Холодно. Мне это не нравится. Пленники все стоят на коленях, со связанными за спиной руками. Я иду вдоль живой цепи – Охотников сто, тысяча, цепи не видно конца. Но теперь у меня в руке пистолет. Я возвращаюсь к первой Охотнице и стреляю ей в затылок. Пока ее тело падает, я успеваю прижать дуло моего пистолета к следующему затылку. Нажимаю курок. И каждый раз, нажимая, произношу одно и то же слово:
– Умри.
– Умри.
– Умри.
– Тише, Натан. Это просто сон. Тише. Все в порядке. Ты в безопасности.
И мне хочется плакать. Я хочу, чтобы снова наступила темнота.
– Я не хочу туда больше.
– Тише. Все хорошо, Натан, тише.
Габриэль. Я что-то хотел ему сказать, только вот забыл что. Я пытаюсь пошевелить рукой, но она такая тяжелая.
– Лежи, Натан. Отдыхай.
Мне надо двигаться. Что-то делать. Куда-то идти.
– Натан. Отдыхай. Постарайся успокоиться.
Я не умер. Жаль, что я не умер. Я не хочу больше в камеру.
Темно. Я смотрю вверх и вижу полную луну.
– Габриэль?
– Я здесь.
– Габриэль.
– Все в порядке. Ты был болен. Теперь тебе лучше.
– Почему я не могу лечиться?
– Ты лечишься, Натан. Потихоньку. Яда было очень много. И пуля особенная. Постарайся лежать тихо. Пожалуйста.
– Я бы мог… – Но я сам не знаю, что бы я мог. Забыл. Небо светлеет.
– Габриэль?
– Да, я здесь. – Я чувствую, как движется его рука, пальцы сплетаются с моими.
– Не уходи.
Он обнимает меня и осторожно кладет голову мне на грудь, сбоку. Я чувствую его дыхание на своей шее, и это так хорошо. Он такой хороший.
– Я хотел сказать, не уходи от меня никогда.
– Я знаю, Натан. Я не уйду.
– Я так хотел умереть.
Он шепчет:
– А теперь отдыхай. Спи.
Он остается со мной, и мне так хорошо от того, что он дышит рядом. И тут я вспоминаю, что бы я мог сделать. Это же просто. Я мог бы убить их всех.