В кузове грузовика нещадно трясло, воняло тухлыми портянками и было душно как в парилке. Капитан Рудоу своей задницей чувствовал все неровности дороги, все ухабы, и булыжники, попадающие под колеса. Только он был к этому делу уже привычный, чего нельзя было сказать об отряде новобранцев, порученных полковнику Нимроду на воспитание. Новобранцев, только что призванных в армию Мирграда, надлежало сопроводить до Рубежного форта и поставить на службу родине, и так поставить чтобы каждый на своей шкуре прочувствовал в полной мере насколько родина их любит и чтит. И главное чтобы запомнили на всю жизнь.

Рудоу было скучно и от скуки он разглядывал тревожные лица новобранцев, пытаясь разгадать кто из них кто, и чем на хлеб с маслом на гражданке зарабатывал. Конечно, он мог бы прочитать об этом в личных делах. Для этого всего лишь нужно было нагнуться, достать из-под скамьи железный несгораемый ящик и открыть его. Но это было скучно, а так выходила игра, съедающая время.

До Рубежного форта дорога неблизкая. По железке на скоростном они бы в миг домчались, но ближайший скоростной в верном направление надо было ждать до конца недели, а командование не желало терпеть их так долго в городе. Вот и поспешило избавиться по быстрому. С глаз, как говорится, долой, из сердца с корнем.

Игра в угадывания увлекла Рудоу. Он старался запомнить свои версии, чтобы потом на месте проверить. Заодно капитан придумывал на какую работу новобранцев определить. В Рубежном форте у каждого бойца было свое штатное место, за работу которого он отвечал головой.

Прямо напротив капитана Рудоу сидел хмурый толстяк с отвисшей нижней губой и массивным пористым носом. За внушительный нос парни уже успели прозвать его Утконосом, правда схожести Рудоу не видел, но кличка вещь очень прилипчивая. Стал толстяк Утконосом, теперь ему суждено с этим именем жить до самой смерти. Утконос был явно не с мирградского дна, очень уж ухоженным и причесанным выглядел. За ним всю жизнь присматривали и подтирали, и то что он оказался здесь скорее всего чистая случайность, погорячился паренек, решил в героя поиграть, записался в добровольцы. Может своему отцу профессору наперекор, а теперь и сам не рад.

Утконос выглядел наиболее испуганно. Неудивительно. Накануне их отъезда террористы взорвали одну из станций метро, двадцать летиан погибло, еще столько же госпитализировано. Среди них были дети. Вот Утконос и дрейфил отчаянно. Если эти проклятые гореваны смогли в самом центре Мирграда, подземную станцию взорвать и их никто не остановил, то они и его кишки на штык намотают, никто не спасет. Вот о чем думал толстяк, обливаясь потом.

Рядом с ним сидел крепкий мускулистый парень с квадратной челюстью и глазами робота. Такой убьет, не вздрогнет, просто потому что ты у него на пути встал. Чувствовалась закалка улиц. Вероятно один из щенков рабочих кварталов, бедняцкие трущобы редко взращивали ученых и врачей, оттуда выходило неплохое пушечное мясо, и бандиты всех статей и мастей. Если бы парнишку не забрали, то рано или поздно он оказался бы на скамье подсудимых, а там печать лишенца в лоб и урановые рудники до кровавых соплей. Так что если вдуматься, то ему еще повезло. Рудоу усмехнулся. Раз ему повезло, то будет он теперь у него Везунчиком.

Чуть вдалеке сидел еще один примечательный тип с черными кудрявыми волосами. Вцепился в вещмешок с пожитками и не выпускает из рук. Не знает, дурак, что в первый же вечер по прибытии на Лобной площади форта будет разведен большой костер, куда каждый новобранец обязан будет кинуть все вещи, привезенные с гражданки. Такова традиция. Хороший солдат должен помнить только о своем долге перед Родиной, нацией и солдатским братством. Плохой же солдат живет памятью об оставленном доме. Время от времени Кудрявый доставал из кармана куртки бумажник и заглядывал внутрь. Сидел долго, фотографию своей девушки разглядывал, потом тяжело вздыхал и убирал. Один доброхот перед погрузкой в машину заметил фотографию и посоветовал Кудрявому:

— Забудь. Когда ты вернешься, ее уже другой драть будет.

За это Кудрявый выбил ему передние зубы. Еле разняли, а то вообще размозжил бы ему голову об асфальт. Тогда бы Кудрявый не то что девушки, света белого бы очень долго не увидел. Лишенцы, попадающие на урановые выработки, выбираются на поверхность только когда их списывают на кладбище. А кладбище для лишенцев — братский погребальный костер, да выгребная яма за Резервацией.

Рядом с Кудрявым трясся тот самый доброхот. У него теперь в зубах сияли заметные прорехи. Рудоу развел бы бойцов по разным машинам, только не полковник Нимрод.

— Ну что любовнички додрыгались. Вы теперь мальчики дерете друг друга. Вы теперь любовники. И чтобы ни на шаг друг от друга не отходили. И если кто из вас сдохнет, или того хуже увечным сделается, без моей команды, вы у меня страсти на плацу перед всем фортом предаваться будете. А если стоять не будет, то я вам все хозяйство за ненадобностью отрежу. Поняли, любовнички? Уяснили? Приступить к сексу!

Полковник Нимрод всегда был крут на расправу, но и справедлив. Теперь Курчавый и Щербатый будут охранять друг друга от всего остального мира. Глядишь, к концу службы еще и сдружаться.

За Щербатым виднелся сержант Милк. Привычный ко всему, четвертый год службы, как никак, он откинулся на брезентовый полог и дремал. Разморило бедолагу. Рот приоткрыт. Того и гляди муха залетит. Ниточка слюны повисла с губы.

Рядом с Милком сидел Медведь. Примечательная личность. Поговаривали что парень из бывших безопасников. Охранял особняк одного из финансовых воротил, да на свою беду приглянулся его молоденькой жене. Пару месяцев они кувыркались в безопасности, а потом рогатый муженек их застукал, полез к жене морду бить, да оказался в реанимации в состоянии комы. Медведь если заломает, то основательно. В суматохе Медведя начальство решило спрятать в Рубежном форте. Жалко же мужика. Оклемается воротила, с койки слезет и не жить Медведю на свободе.

Рудоу ухмыльнулся. Пестрая компания у них подобралась. Такого добра еще два грузовика позади по пустыне петляло. Перед отъездом капитан слышал, что скоро еще два состава бойцов в Рубежный форт отправят, да пять связок Цепных Псов. Намечалась какая-то заваруха, а он ни сном ни духом. Правда перед отъездом военный комендант вручил Нимроду запечатанный коричневый конверт, открыть который он мог только по прибытии в Рубежный форт.

Капитан Рудоу полагал, что вся суть в коричневом конверте. Если бы не он, тряслись бы они сейчас в других грузовиках, что перевозят лишенцев к урановым рудникам.

Скрыть факт побега с Сортировки не получилось. Одного беглеца они поймали, со злости отхайдокали так, что места живого не осталось. После больнички его тут же отправили первым рейсом в резервацию Тихая лощина. Там его и похоронят с подобающими почестями. А девчонку так и не нашли. Парень отвлек на себя внимание гончих, а когда его поймали и обнаружили, что он один, след был потерян. Потом еще двое суток искали, только так и не нашли. Гончие пасовали, ничего не нанюхали, такое ощущение, что она сквозь землю провалилась. Когда факт побега всплыл, к розыскам подключилась городская полиция, только и они не справились.

Нимроду конечно досталось. Военный комендант его двое суток и в хвост и в гриву таскал, приезжал военный прокурор, завели уголовное дело, обещали в скором времени под трибунал отдать. А там судьба одна. Искупить вину на урановой добыче. Живым оттуда никто не возвращался.

Нимрод сник окончательно. Благо что не арестовали сразу, запил по-черному. В приказном порядке заставил Рудоу присоединиться. Они теперь парочка близнецов, если одному дорога на рудники ляжет, второй прицепом последует. Как никак за пришельцев гореванов оба отвечали. Нимрод как начальник, а Рудоу как непосредственный исполнитель. Вот и квасили они вдвоем трое суток, ожидая начало военного трибунала. За пределы Сортировки им ходу не было. Рудоу старался половинить дозы, его организм не выдерживал алкогольную атаку, а Нимроду все ни по чем.

Когда за ними пришли, Нимрод с трудом нашел свои штаны и, раскачиваясь словно при сильном шторме, натянул их на худые волосатые ноги. Идти самостоятельно у него не получилось. Рудоу пришлось спасать положение. Два укола отрезвина. Один себе, другой Нимроду и полчаса войны за отхожее место. Отрава из них исходила галопом. В номере был только один унитаз. Рудоу досталась ванная, которую он с радостью и уделал.

Комендант встретил их сурово, но с пониманием. Протянул коричневый конверт и обрисовал обстановку. На следующий день за ними прислали грузовик из военной комендатуры.

Окошко, разделяющее кабину и кузов резко отодвинулось и показалось злое лицо полковника Нимрода.

— Капитан Рудоу, доложите обстановку, — потребовал он.

— Без происшествий, — бодро отрапортовал Рудоу, подумав про себя: «какого хрена старому алкоголику от него потребовалось?»

— Отлично, капитан. Вы это, оставляйте молодняк на сержанта Милка, а сами передислоцируйтесь в наш походный командирский пункт, — приказал Нимрод и захлопнул окошко.

Капитан Рудоу так и застыл с каменным лицом. Это как он себе представляет передислоцироваться. Машина по пустыне на полном ходу идет, а ему получается по борту придется ползти. Сорвешься и под колесами следующего грузовика богу душу отдашь. Но делать нечего, приказ есть приказ.

Рудоу посмотрел пристально на Милка. От рыка Нимрода, тот проснулся и теперь пучил спросонья глаза. Рудоу нашел в памяти самое зверское выражение лица и показал его сержанту. Мол, если допустишь здесь балаган, я тебя на портянки порву, а потом из пушки выстрелю.

Милк, кажется, все понял. Нервно заерзал на месте, поправил лямку автомата, оглядел новобранцев и высморкался в видавший виды платок. Его сморкание произвело на новобранцев впечатление не хуже разорвавшейся рядом бомбы.

— Зверь, — отрекомендовал Милка бойцам капитан Рудоу и, тяжело вздохнув, полез за борт.

Проклиная всех и вся, а в первую очередь старого алкоголика и циника Нимрода, Рудоу откинул брезентовый полог, высунулся наружу, нащупал ногой борт и на счет три шагнул из кузова.

Пока он полз по борту к кабине, он вспомнил всю свою неудавшуюся жизнь, которая могла так до абсурдности глупо и бездарно закончиться. Но Рудоу понимал, что ослушаться Нимрода не мог, полковник считал себя героем. Как никак они теперь снова при деле и их не заклеймили кастой лишенцев, и все эти заслуги Нимрод приписывал себе.

В кабине его уже ждал Нимрод с бутылкой чавгра и двумя стаканами. Рудоу плюхнулся рядом на сиденье, и захлопнул дверцу.

— Это ты правильно сделал, а то жарко чересчур. И какая сволочь пустыню придумала. На фига она нужна. Гореваны не дураки к городу не попрутся. На фиг мы им сдались, — сказал Нимрод и сунул стакан с ароматным чавгром в руки Рудоу.

Бутылку Нимрод надежно держал между ног, отчего она очень двусмысленно торчала вверх. Полковник глумливо усмехнулся и выхлебал стакан в один присест. Выдохнул громко, утер выступившую испарину и пробормотал:

— Хорошо забрало. Нормальненько так.

Полковник Нимрод посмотрел на Рудоу сердито.

— Почему стакан полный. Марш пить. Приказываю.

А пить совсем не хотелось. Организм уже не принимал, но с Нимродом не поспоришь. Себе дороже. Рудоу поморщился и выпил чавгр залпом. Потеплело. Похорошело. Паровозом в голову дало. Картинка чуть поплыла, но восстановилась.

— Вот теперь порядок, — одобрил Нимрод. — Вот теперь порядок.

Он наполнил стакан капитану, потом наплескал себе щедро до краев, и снова зажал бутылку между ног, обернулся к молодому парнишке с прыщавым лбом и пушком вместо усов под носом. Парень отчаянно вцепился в баранку и делал вид, что его тут нет. Похоже до появления Рудоу, Нимрод успел изрядно пропечь новобранца, в красках обрисовал все радости предстоящей солдатской жизни. Паренек до сих пор находился под впечатлением.

— Слышь, Косяк, тебе налить? — предложил Нимрод, криво ухмыльнувшись.

Паренек побледнел, не зная что ответить. Если согласится, капитан мог и в морду дать за распитие спиртного за рулем. Откажешься, тоже в морду можно схлопотать, что обижаешь старшего по званию.

Паренек помотал головой, и замер, ожидая гнева полковника.

— Молодец, Косяк, пить вредно.

Нимрод повернулся к Рудоу, подмигнул, наклонился и шепотом стал рассказывать:

— Знаешь, почему я его Косяком зову. Смешная история приключилась. Этому дурику повестку прислали, все по форме, как надо, а он от страху в штаны наделал. Ну и решил что называется оторваться по последней. С девочкой своей то се, как надо, ну и вместе удумали они дунуть напоследок. Трава видать им забористая попалась галлюциногенная. Девочку быстро отпустило. А этого накрыло основательно. Он такой обкумаренный и приперся на призывной пункт. Как уж добирался, хрен знает. А на призывном глюка словил. Показалось что он в пекло провалился, а вокруг тьма тьмущая чертей, ну паренек и стал чертей гонять. Вооружился мокрой шваброй и давай за полканами гоняться. Девчонка за ним приперлась, сумела мужикам объяснить, что происходит. Паренька еле скрутили, вкатили лошадиную дозу отрезвина и в карцер.

Нимрод заржал, Рудоу поулыбался для приличия. Пареньку не повезло, теперь он на всю жизнь Косяком остался, а эту историю будут рассказывать и пересказывать. Солдатский фольклор. Даже когда он станет стариком, если конечно доживет, то все равно будет Косяком.

— Давай по второй хлопнем что ли.

Выпили. Посидели немного молча.

— Я тебя вот что к себе позвал. Как тебе нравится вся эта шебуршень? — спросил Нимрод и пристально посмотрел на капитана.

— Даже не знаю… — протянул Рудоу, собираясь с мыслями. После чавгра думалось всегда вяло, но ему было не привыкать.

— А я вот что тебе скажу. Дело пахнет дерьмом, и нас в это дерьмо скоро будут в принудительном порядке макать по самое удовольствие. И мне такая перспективка откровенно не нравится. Жирные генералы придумали на наши жопы какую-то жопу, и скоро всех нас так накроет жопой, что мы вместе с Косяком за травой бегать будем. Как говорится лучше сдохнуть обкурившимся, чем на трезвяк.

— Лучше вообще не дохнуть, — мрачно поделился мыслью Рудоу.

— А вот это боюсь не получится. Можно и не надеяться. Так что лучше брось. Надежда это не по нашему ведомству, — с лукавой улыбкой сказал Нимрод. — Нам с тобой предстоят боевые подвиги и храбрая смерть. Лучше готовься к этому.

Нимрод вытащил бутылку и наполнил свой стакан, а потом и Рудоу налил. Если они продолжат потреблять чавгр такими темпами, то еще до прибытия в форт отдадут богу душу.

— Чувствую я что назревает какой-то нарыв. И мы в самом гнойнике с голыми жопами сидим. Ну вот подумай, за побег нам с тобой светили рудники. Если вдуматься то мы конечно не виноваты, прошляпили то их местные, кто охранял камеры, только вот записаны гореваны-пришельцы были на нас. И никто разбираться не собирался. Прозевали, профукали, извольте отвечать. И нас неожиданно отправляют назад в форт, да еще с новобранцами, и даже в звании не понизили. Тут я тебе скажу дело так воняет, что голова кругом идет. С какого перепугу такая доброта и милосердие? Что-то я не замечал раньше за командованием таких несвойственных им черт. Значит, нам урановые рудники заменили на что-то более худшее. А что может быть хуже? Правильно, боевые действия. Кажись, война началась.

Неожиданно грузовик резко мотнуло в сторону. Это Косяк, слушавший весь разговор, при слове «война» испугался. Нимрод облился чавгром, отчего тут же пришел в дурное расположение духа.

— Слушай сюда, Косяк, и не говори, что не слышал. Тебя от смерти грубой насильственной только руль спасает, но если еще раз дернешь, то и он не спасет, — сквозь зубы шепотом предупредил Нимрод.

Но паренек услышал полковника и от этого стал еще бледнее, хотя куда уж дальше.

— И еще запомни, все что ты здесь услышишь, тут же забудь. Если по форту пойдут слухи, я первым делом к тебе на огонек приду. И мы любовно побеседуем за жизнь. Правда за твою жизнь в таком случае я уже не отвечаю. Ты все уяснил, Косяк? Повторить доходчиво не следует?

Косяк яростно замотал головой. Рудоу показалось, что она сейчас оторвется.

— Ну, вот и хорошо. Вот и славно, — Нимрод допил остатки чавгра, проследил, чтобы Рудоу не сачковал и продолжил рассуждения. — А с кем мы воевать можем? Только с гореванами. Стало быть, нам предстоит очень жаркое времечко. Помнишь некоторое время назад, как раз когда этих пришельцев поймали, наши Псы обнаружили туннели под землей. Тогда еще крысоноров запустили, так небольшая потасовка вышла. Потом в туннели было не сунуться. Гореваны туда газа накачали, да водички ядовитой. Боюсь, что мы пока прохлаждались в городе, наш доблестный генерал Фурхель докомандовался фортом, что мы на какой-нибудь город гореванов и вышли.

— Ты думаешь, что на город? — удивился Рудоу. — Гореваны свои города хранят точно золотой запас, так вот запросто и не подберешься.

— А что еще могло вызвать такой шухер? Тут точно город открыли. Только вот куда Фиус с Джуфоу смотрели. Они же по сути полевыми работами занимаются. Они должны были саботировать любые поиски города, так чтобы Фурхель вместо города кусок шлаимского дерьма нашел. А тут такой прогресс. Не нравится мне все это. Очень дурно воняет. Кому сейчас воевать хочется? Фурхелю конечно хочется. Он выслужиться мечтает. Подъем по карьерной лестнице и все дела. Даже пришельцев хотел себе прибрать, сам в Мирград собирался, а нам с тобой большой дрын в жопу. Только не получилось. Я первым в город доложил о добыче. Обошел так сказать на повороте на свою голову. Остальным же воевать совсем поперек горла. Фиусу осталось два года до пенсии, нам же за передовую раньше положено. Джуфоу собирается подать рапорт об отставке, думает перебраться в город и открыть лавчонку. А тут такая заваруха.

— Это всего лишь догадки. Новобранцы нам и так полагались. А в расход пускать таких опытных профессионалов, безумное расточительство, — сказал Рудоу.

— Это ты себя так утешаешь, ну правильно утешай. У нас есть еще восемнадцать часов, которые можно провести в бездумье. Только вспомни про пять связок Цепных Псов, зачем нам столько, если не для войны.

Нимрод покачнулся, запустил руку во внутренний карман кителя и достал коричневый конверт.

— А ведь все ответы на наши вопросы и сомнения находятся вот тут. Если конверт раскрыть, мы сразу же проясним ситуацию. Ну что рискнем капитан. Нам уже с тобой терять нечего.

— Его же нельзя до форта вскрывать, — напомнил осторожно Рудоу.

— Это уже не важно, — Нимрод надломил сургучную печать и открыл его.

Внутри находился лист с приказом. Нимрод быстро прочитал его и передал Рудоу. В приказе говорилось о начале боевых действий с гореванами, главная цель обнаруженный на прошлой неделе гореванский город. Город было приказано уничтожить, годных для перековки гореванов брать в плен, остальных убивать на месте.

— Я же тебе говорил, Рудик, мы по уши в дерьме. А с ушей еще и капает.