Планы нападения на СССР тесно переплетались с политикой и расовой теорией Гитлера. В исторической науке даже четко не выделены политические мотивы, почему Гитлер принял решение о нападении. Якобы лидер нацистской Германии опасался удара с Востока, когда вермахт будет вести борьбу с Англией, осуществляя операцию «Морской лев». Но в то же время Браухич в июльском докладе Гитлеру обрисовал положение Красной армии как удручающее, при таком состоянии своих вооруженных сил СССР однозначно не мог наступать. В дальнейших докладах оценка вооруженных сил СССР была пересмотрена в пользу увеличения числа дивизий, однако в целом немецкие генералы были невысокого мнения о Красной армии.

Попытки СССР присоединить Финляндию могли бы выглядеть достаточно весомым аргументом в пользу концептуальных идей, утверждающих, что Гитлер собирался напасть на СССР из-за действий Сталина в Балтийском регионе, но в переговорах Гитлера и Молотова в Берлине 13 ноября 1940 г. первый четко объяснил, что «Финляндия остается в сфере интересов России». Единственное, что в связи с Финляндией волновало Гитлера, — это вопрос вмешательства в советско-финский конфликт США, если те поддержат Швецию, которая вполне, по мнению Гитлера, могла оказаться на стороне Финляндии в вероятном новом конфликте Москвы и Хельсинки.

Молотов на переговорах 13 ноября уклонился от ответа на вопрос Гитлера о том, объявит ли СССР войну США, если последние будут поддерживать финнов. Молотов лишь сказал, что этот вопрос неактуален, поскольку СССР не планирует воевать в Балтийском регионе. Своим явно провокационным вопросом насчет возможности войны между СССР и США Гитлер прощупывал почву, его интересовало, каковы на тот момент отношения между Москвой и западными союзниками.

Гитлер был недоволен присоединением Молдавии и Буковины к СССР. Однако на вопрос Молотова насчет проливов Босфор и Дарданеллы Гитлер ответил, что «имперский министр иностранных дел уже предусмотрел этот пункт и имеет в виду пересмотр заключенного в Монтре соглашения о них в пользу СССР». А на вопрос Молотова о том, одобрит ли Германия советские гарантии Болгарии, Гитлер дал вежливо отрицательный ответ, предложив обмен советских гарантий Болгарии на пересмотр соглашения в Монтре. Но окончательно этот вопрос должен был решить, как заявил Гитлер, лично Сталин. Гитлер ссылался на то, что Болгария сама не просила СССР дать ей гарантии независимости, когда Румыния, на чей опыт ссылался Молотов, такой запрос Берлину дала.

Разумеется, Гитлер не был искренен с Молотовым на переговорах 13 ноября 1940 г., так как уже 31 июля 1940 г. сказал своим генералам на военном совещании, что на Балтике не может быть двух сильных держав. Но главным мотивом все-таки оставалась вероятность союза Британии и СССР, чего опасался Гитлер. Россию Гитлер назвал «восточноазиатской шпагой Англии и Америки против Японии».

Гитлер на совещании 31 июля 1940 г. ссылался на прослушивания разговоров русских, по которым якобы стало ясно, что в Москве есть сильное недовольство развитием событий на Западе, имеется в виду блицкриг во Франции. Историки, занимавшиеся проблемой выработки Гитлером решения нападения на СССР, почему-то не обратили внимания, что Гитлер исходил, помимо прочего, из донесений разведки, то есть прослушивания разговоров, которые были с середины 1930-х гг. очень хорошо организованы в рамках германских спецслужб. Прослушивались, конечно, в первую очередь переговоры работников советского посольства в Берлине.

На военном совете 31 июля Гитлер сказал, что «что-то такое в Лондоне все-таки произошло! Англичане были уже совершенно down, а теперь опять поднялись». Гитлер считал, что это— результат надежд Лондона на СССР. Заметим, США как фактор возможного изменения ситуации в Европе в речи Гитлера совершенно не упоминаются.

Уже в июле 1940 г. Гитлер определился с приблизительной датой нападения на СССР, при этом он опасался затягивания кампании на Востоке до зимы. Окончательная цель войны была определена Гитлером в июле 1940 г. — полный разгром СССР, но при этом территориальные захваты в пользу Германии предлагалось ограничить Украиной, Белоруссией и Прибалтийскими странами. Финляндии должны были достаться Карелия и большая часть Архангельской области, как буквально у Гитлера: «Финляндия до Белого моря».

Для реализации своего плана войны с СССР Гитлер намеревался летом 1940 г. начать формирование дополнительных дивизий, доведя их общую численность до 180. Но сделать это предлагалось посредством изъятия одного батальона из каждой старой дивизии, а через несколько месяцев — еще по одному батальону, в итоге планировалось уменьшить старые дивизии на 1/3 личного состава, чтобы сформировать новые.

Как сказал Гитлер 31 июля 1940 г., у Германии имелось 120 дивизий после победы над Францией и еще 20 дивизий находились в отпусках, то есть это были дивизии резервистов, которых распустили по домам на время. Таким образом, надо было создать еще 40 дивизий. 50 дивизий, включая и те, которые предстояло вновь создать, Гитлер планировал развернуть в оккупированной Франции, 7 дивизий — в Норвегии, 3 дивизии — в Бельгии и Нидерландах, 120 дивизий — «для Востока». В этой связи не совсем понятно намерение Гитлера развернуть в Западной Европе такое большое количество дивизий, поскольку угроза вторжения западных союзников всерьез им не рассматривалась в 1941 г. Помимо этого, ОКВ было уверено, что США не вступят в войну.

В связи с планами Гитлера насчет войны против СССР имеются интересные факты, косвенно указывающие на то, что до осени 1939 г. нацистское руководство не имело определенных стратегий на случай вооруженного конфликта с Советским Союзом. В приложении к Директиве № 21 для внутренних регионов рейха указано, что соответствующие указания по снабжению войск в Восточной Пруссии и в Генерал-губернаторстве будут даны за 4 недели до начала операции против СССР. Далее упоминается в приложении, что 19 и 21 октября 1939 г. Гитлер выпустил, но не приказал до определенного времени публиковать планы по мобилизации Восточной Пруссии и оккупированных районов Польши в случае превращения их в прифронтовые области (то есть, надо понимать, в случае войны с Советским Союзом). Гитлер опасался утечки информации в пользу советской разведки, поэтому он умолчал перед властями восточных провинций о таких планах.

План по оккупации Франции огромным количеством войск не был реализован к 1942 г. Как показала практика, в развертывании более 30 дивизий на территории Франции, в принципе, не было необходимости, эта страна легко контролировалась группировкой из примерно 100 батальонов (приблизительно 11 расчетных пехотных дивизий). Содержание такого большого количества войск в Западной и Северной Европе вызывало крупные расходы, в первую очередь — расходы на транспорт. Один факт проливает свет на то, почему Гитлер настаивал на наращивании сил во Франции в преддверии нападения на СССР. Это план «Акула», план высадки в Англии в июне 1941 г. Несомненно, за планом «Акула» стоял Геринг, так как люфтваффе отводилась ведущая роль в предполагавшейся операции против Британии.

План «Акула» едва ли создавался с целью дезинформации советской стороны весной 1941 г., поскольку, согласно боевому расписанию войск, которые должны были участвовать в наступлении против Англии, Германия готовилась выделить не так много сил для захвата Британских островов. В этой связи операция «Марита» могла в намного большей степени отвлечь внимание Москвы от приготовлений Германии к нападению на СССР, хотя для проведения этой операции в начале марта 1941 г. ОКХ планировало выделить 6 дивизий первой линии, две учебные дивизии и четыре дивизии из резервов (две из них были расквартированы до этого в Румынии). Масштабы операции на Балканах окончательно должны были быть определены, по мнению ОКХ, позицией Турции, которую предполагалось удерживать дипломатическими методами. Однако, по мнению Гитлера, на положение на Балканах могли сказаться действия Британии в Северной Африке и в Сирии, в последнюю, как предполагал Гитлер, англичане вполне могли вторгнуться, что изменило бы баланс сил на Балканах в пользу союзников за счет изменения политической позиции Турции.

По плану «Акула», немецкие войска должны были совершить в 20-х числах июня 1941 г. бросок через Ла-Манш на быстроходных судах и транспортных самолетах. Центральное место в осуществлении этого замысла отводилось 16-му армейскому корпусу, в подчинение которого должна была перейти 82-я пехотная дивизия, на подразделения которой возлагались главные функции именно по захвату английского побережья. В операции также планировалось задействовать танковые соединения, правда, их состав неизвестен, и их применение намечалось уже на завершающем этапе, когда порты Южной Англии должны были оказаться в руках вермахта. Основные силы десанта должны были пойти во второй волне (одна дивизия). Во второй волне ОКВ планировало задействовать 12 376 солдат и офицеров, в первой волне — силы двух полков— 6762 солдата и офицера, их должны были поддерживать 49 разведывательных бронемашин.

Для отвлечения внимания СССР от приготовлений у его границ Гитлером предлагалось преподносить военные приготовления как подготовку для операций против Британии в Северной Африке и провести мероприятия по урегулированию румыно-венгерских отношений, чтобы иметь официальное объяснение ввода немецких войск в Румынию. Надо сказать, удару на Одесском направлении Гитлер придавал летом 1940 г. особое значение.

Таким образом, для подготовки к войне с СССР Гитлер не планировал проведения дополнительной широкомасштабной мобилизации в армию. Он собирался в вопросах переформирования сухопутных сил пойти по тому же пути, по которому пошел незадолго до войны с Францией Муссолини, — просто сократить на треть имеющиеся старые дивизии, чтобы увеличить общее количество дивизий в армии. Гитлер пренебрежительно относился к Красной армии, как и Браухич, чего нельзя сказать о планировщиках из Генерального штаба вермахта.

В проекте плана операции «Ост», представленном начальником штаба 18-й армии генерал-майором Марксом, Русская кампания оценивается как сложное предприятие из-за географических особенностей западных регионов СССР. По мнению Маркса, победить СССР можно было только после захвата Москвы, все остальное имело второстепенное стратегическое значение. По оценке генерала Маркса, Германия была в состоянии подготовить к моменту нападения на СССР на Востоке 147 дивизий, остальные дивизии должны были быть рассредоточены по оккупированным странам.

Мотивом ввода немецких войск в Румынию Гитлер называл на переговорах с Молотовым 13 ноября 1940 г. защиту нефтяных месторождений, хотя, как мы знаем, это был отвлекающий политический маневр, угроза Англии для интересов Германии в Румынии Гитлером уже летом 1940 г. всерьез не рассматривалась. Болгария, судя по всему, осенью 1940 г. тоже входила в планы германского «броска на Балканы», так как через нее лежал кратчайший путь к Салоникам, куда должны были прибыть британские войска.

Интересен один фрагмент из переговоров Молотова и Гитлера, указывающий на то, что позиция Молотова на переговорах 13 ноября 1940 г. едва ли могла вызвать какие-либо весомые подозрения Гитлера в отношении возможных враждебных действий Советского Союза против Германии. Молотов предложил Гитлеру совместно с Москвой урегулировать японо-китайские отношения, «обеспечив Китаю почетный выход, тем более что Япония теперь имеет виды на „Индонезию“». В планы нацистской Германии входило тогда направить японскую военную активность против западных союзников, чтобы сковать в первую очередь США в зоне Тихоокеанского региона. Прекращение войны в Китае также соответствовало интересам Гитлера, так как Китай в будущем рассматривался нацистами как перспективный рынок для немецких товаров.

Переговоры 13 ноября 1940 г. проходили еще в условиях несколько благоприятной обстановки для Германии на Балканах. Греция и Британия еще были далеки от совместных действий против Муссолини, а последний не сообщил Гитлеру о планах наступления итальянской армии на Балканах.

В письме Муссолини от 20 ноября 1940 г. Гитлер прямо пишет, что «создавшееся фактическое положение имеет тяжелые психологические и военные последствия». К психологическим последствиям Гитлер отнес то, что Болгария еще более жестко заняла позицию нейтралитета, он также предполагает, что неудачи дуче на Балканах могут вызвать враждебную к странам «Оси» реакцию в Югославии, хотя определенных данных на тот момент у Гитлера по югославскому вопросу не было, но он упоминает, что ситуация с Грецией явно приободрила сторонников сопротивления во Франции. Гитлер сетует в письме к Муссолини, что с Россией возникли трудности, так как Молотов упорно проявляет интерес к Балканам, хотя Гитлер желал, как он писал, «отвлечь на Восток русские претензии».

Таким образом, враждебности к СССР в письме Гитлера к Муссолини не просматривается. Нет также и опасений насчет советской военной угрозы, какие были летом 1940 г. Напротив, Гитлер теперь опасался больше непосредственно своего главного на тот момент противника — Британской империи. Он писал на этот счет: «Военные последствия этой ситуации, дуче, весьма тяжелые. Англия обладает рядом военных баз, которые позволяют ей быть в самой непосредственной близи от нефтяного района Плоешти, а также ощутимо близко от всей Южной Италии и особенно — от портов погрузки и выгрузки как в итальянской метрополии, так и в Албании.

Если до сих пор румынский нефтяной район был вообще недосягаем для английских бомбардировщиков, то теперь они приблизились до расстояния менее 500 км. Я просто не решаюсь даже подумать о последствиях, ибо, дуче, должно быть ясно одно: эффективной защиты этого района производства керосина нет».

Таким образом, как следует из письма Гитлера к Муссолини, у лидера германских нацистов не осталось и следа от той уверенности, какую он проявил на переговорах с Молотовым 13 ноября 1940 г. насчет Англии, когда предложил советской стороне раздел Британской империи, считая, что Лондон уже проиграл войну. Теперь 20 ноября 1940 г. Гитлер рассчитывал на поддержку Франко, что Испания, вступив в войну на стороне Германии, закроет Гибралтарский пролив. Как следует из сути письма, Франко стал в конце 1940 г. главной надеждой Гитлера, так как военные меры против Британии Гитлер связывает в первую очередь с этим событием, как будто считая его уже свершившимся.

Панические настроения Гитлера в письме Муссолини вполне объяснимы. В Румынии немецкая группировка ВВС отсутствовала, румынские военно-воздушные силы и ПВО были не в состоянии противостоять британским бомбардировщикам. Греция обладает сложным ландшафтом местности, к тому же Афины прикрывала с севера считавшаяся тогда неприступной линия «Метаксы». Болгария придерживалась политики нейтралитета, что делало практически невозможным сосредоточение немецких войск непосредственно у границ Греции. Можно было перебросить немецкие войска морем через Италию в Албанию, но существовала угроза ударов по албанским портам британской авиации. Положение второй половины ноября 1940 г. можно считать кризисным для Германии, поскольку румынская нефть была незаменима тогда в производстве топлива для самолетов.

По сути, у Лондона тогда был шанс, который он не мог, правда, использовать из-за малочисленности своей военной группировки в Северной Африке и на Ближнем Востоке. У. Черчилль тем не менее ослабил британские войска в Северной Африке, перебросив часть их сил в Грецию.

Примечательно, что после кризиса конца ноября 1940 г. Гитлер стал более взвешенно смотреть на ситуацию в мире, нежели это было в конце июля 1940 г. В состоявшейся 9 января 1941 г. беседе Гитлера с высшим военным руководством Германии в Бергхофе лидер нацистов четко указал, что победа над Британией возможна только после установления полного господства в воздухе. Лондон, по мнению Гитлера, надеялся на создание большого антигерманского континентального блока. Про вероятность вступления США в войну Гитлером сказано очень кратко и расплывчато.

Интересна оценка Гитлером СССР и Сталина: «Сталин, властитель России, — умная голова, он не станет открыто выступать против Германии, но надо рассчитывать на то, что в тяжелых для Германии ситуациях он во всевозрастающей мере будет создавать нам трудности. Он хочет вступить во владение наследством обедневшей Европы, ему тоже нужны успехи, его воодушевляет Дранг нах Вестен. Ему тоже совершенно ясно, что после полной победы Германии положение России станет очень трудным». И далее Гитлер в этой же беседе от 9 января 1941 г. четко высказывает чисто прагматическую причину его решения напасть на СССР: «Разгром Советского Союза означал бы для Германии большое облегчение. Тогда на Востоке можно было бы оставить всего 40–50 дивизий, сухопутные силы можно было бы сократить, а всю военную промышленность использовать для нужд люфтваффе и военно-морского флота. Пришлось бы создать вполне достаточную ПВО и перебазировать важнейшие отрасли промышленности в безопасные районы. Тогда Германия стала бы неуязвимой».

Таким образом, видна в беседе от 9 января в Бергхофе ресурсная проблема Германии — она не могла продолжать эффективно воевать с Англией, поскольку производство сухопутных вооружений и содержание сухопутных сил отвлекали слишком много ресурсов от люфтваффе и флота. Однако это было заблуждением Гитлера (возможно, он умышленно высказывал эти мысли, чтобы обосновать перед умеренным крылом генералитета свои планы нападения на СССР). Трудности в перевооружении и расширении люфтваффе лежали не столько в сфере чисто экономики, сколько в организации авиационной промышленности и военно-воздушных сил рейха. В результате политики Геринга возник дисбаланс между бомбардировочной и истребительной авиациями, что было следствием недооценки возможностей ВВС Британии, которым удалось противопоставить в Битве за Англию достаточно мощную истребительную авиацию. Тем не менее Геринг и после осени 1940 г. продолжал наращивать выпуск бомбардировщиков, поскольку был уверен, что того числа истребителей, которое имелось у рейха, вполне достаточно для победы. Однако появление обширного Средиземноморского ТВД потребовало отвлечения немалых сил истребительной авиации Германии, что нарушило планы командования люфтваффе.

Что касается проблем военно-морских сил Германии, то их причиной опять-таки была, скорее всего, не экономика, но научно-техническое отставание и дефекты в военном планировании, вызванные во многом отказом Гитлера в 1930-х гг. признавать высокую степень вероятности войны с Британской империей.

Таким образом, чем эффективнее оборонялась Британия, тем больше становилась вероятность войны Германии с СССР. 31 июля 1940 г. Гитлер принял решение начать эту войну, исходя из упорства Британии, которое он относил за счет надежд Лондона на СССР. 9 января 1941 г. он повторил свое мнение по вопросу, почему Британия продолжает упорное сопротивление. Но были, конечно, и чисто политические причины решения Гитлера начать войну с СССР.

К причинам нападения Германии на СССР морально-политического свойства следует отнести расовую теорию Гитлера и его маниакальный антисемитизм. В беседе с Муссолини и Чиано 20 января 1941 г. Гитлер четко сказал, что «пока жив Сталин, никакой опасности нет: он достаточно умен и осторожен. Но когда его не станет, евреи, которые сейчас обретаются во втором или третьем гарнитурах, могут продвинуться в первый». Таким образом, как следует из этой цитаты, Гитлер не верил в начале 1941 г. в саму возможность нападения СССР на Германию и полностью доверял в вопросе безопасности рейха на Востоке Сталину. Однако антисемитские взгляды заставляли его думать о войне с СССР. Дело в том, что Гит- лер везде, во всех неудачах Германии видел мнимый еврейский заговор.

Был и другой идеологический аспект, который, вероятно, фигурировал еще до войны как фактор охлаждения (мы не считаем, что этот фактор был существенным, но все-таки стоит его упомянуть) отношений между Германией и СССР, — это проблема советских немцев. В своей речи, обращенной к немецкому народу и германской армии 22 июня 1941 г., Гитлер указал, что одной из причин войны с Советским Союзом является несоблюдение Москвой прав немецкого национального меньшинства. В этой связи Гитлер сказал, что, согласно пакту о ненападении от 23 августа 1939 г., СССР должен был выселить в рейх из СССР 1,2 млн немцев (правда, не понятно, с каких конкретно территорий, по всей видимости, речь идет о землях, которые должны были отойти в сферу советского влияния). Однако, как заявил Гитлер, тысячи немцев исчезли, среди них оказались 160 граждан рейха. Разумеется, на территориях, отошедших к СССР в 1939–1940 гг., не было такого количества немцев, однако мы не взялись бы отрицать полностью того, что НКВД могло предпринимать против советских немцев какие-то репрессивные действия между концом сентября 1939 г. и 22 июня 1941 г. Тем не менее эти заявления Гитлера были пропагандистским ходом, не более, так как факты политических репрессий в СССР не заставили его отказаться от заключения пакта Риббентропа — Молотова (и во время встречи с Молотовым 13 ноября 1940 года Гитлер этот вопрос не поднимал). Однако нацистская пропаганда будет использовать фактор политических репрессий в Советском Союзе в военных целях.

Нам трудно сейчас определить абсолютно четко идеологическую составляющую мотивов Гитлера развязать войну против СССР, хотя антимарксизм Гитлера и его партии, разумеется, не вызывает сомнений. Однако идеология в значительной степени влияла на планирование и распределение ресурсов практически во всех воевавших государствах. В этой связи в рамках дискуссии 1950—1960-х гг. на Западе Хью Тревор-Рупер высказал концептуальную идею, что война против Советского Союза была частью грандиозной программы Гитлера. Мы не сомневаемся, что такая программа имела место быть, но почему ее реализация началась именно в 1941 г. и именно теми средствами и методами, какие в реальности были применены? Многие планы верховного командования Германии так и остались планами, например захват Швейцарии или же организация движения партизан-националистов против Красной армии в Закавказье. Тем не менее в отношении Швейцарии нацисты даже не предприняли попыток агрессии. План вторжения в Швецию также остался лишь намерением. Мы склоняемся к мысли, что программа наступления на Восток «Drang nach Osten» была частью идеологической обработки электората НСДАП в эпоху Веймара, эта концепция была сильно потеснена уже в период прихода к власти Гитлера более популярной среди правых радикалов Германии идеей борьбы с мнимым «еврейским заговором» в Германии и близких к ней культурно и исторически странах. В ситуации с Советским Союзом антисемитская карта долгое время не могла быть разыграна, так как многие нацисты не считали СССР страной, в которой евреи имеют преференции, хотя официальная нацистская пропаганда с 1933 г. использовала еврейскую тему в целях антисоветской агитации. Гитлер, как мы видели выше, вернулся к теме роли евреев в советской политической жизни в контексте разработки плана «Барбаросса», что могло повлиять на определенную часть военных нацистской Германии.

Экзистенционалистским фактором внешней политики для Германии оставался конфликт с Западом, в первую очередь с Францией до конца июня 1940 г. Официальная военная доктрина рейха в этой связи гласила, что вермахт был восстановлен ради противодействия Франции. Надо учитывать, что до марта 1936 г. наиболее развитая экономически Рурская область была оккупирована франко-бельгийскими войсками. Гитлер примерно за год до своего прихода к власти скептически отзывался о немецких военных, имея в виду германскую армию вообще — как исторически сложившийся институт, а не только рейхсвер. Ему не нравились традиционные методы ведения войны, Гитлер в начале 1930-х гг. отдавал предпочтение партизанским методам, что соответствовало национал-социалистической доктрине войны. В этой связи СА рассматривались сначала как альтернатива армии, а после «Ночи длинных ножей» — как ее весомое дополнение.

Подтверждением тому, что для национал-социализма экзистенционалистским фактором был до начала выработки плана «Барбаросса» конфликт с Францией и ее союзниками, а не борьба с коммунистическим заговором, является характер советско-германских отношений в 1930 гг. Допустим с большой долей уверенности, что пакт Риббентропа — Молотова был заключен нацистами с целью не допустить альянса Советского Союза с западными демократиями и ради получения советских сырья и продовольствия. Но разрыв в отношениях между Германией и СССР зимой 1933–1934 гг. произошел по инициативе Кремля. Для советской стороны охлаждение отношений с Германией имело больше политический, нежели экономический смысл. Правда, СССР компенсировал потерю Германии как источника новых технологий и наукоемкой продукции переориентацией внешнего сотрудничества на США. Допустим, что сильное охлаждение отношений между СССР и Германией в 1933 г. было бы в любом случае неизбежным и позиция Сталина лишь ускорила этот процесс.

То, что верхи НСДАП все-таки рассматривали СССР как вероятного противника еще до Мюнхенской конференции, подтверждается словами майора Биллинга из руководства разведывательного и контрразведывательного отделов штаба 8-го корпуса германской армии в разговоре с агентом РУ РККА 23 августа 1936 г. о том, что верхушка НСДАП имеет планы интервенции против СССР. Приведенный Ю.З. Кантор источник имеет невысокий уровень. У Ю.З. Кантор приводятся данные, что в декабре 1936 г. в СССР под видом туристов была отправлена группа из 30 немецких инженеров для изучения состояния железных дорог. Данный факт указывает уже на позицию вермахта по отношению к СССР, но не верхушки НСДАП. При этом мы не можем сказать, основываясь на приведенных у Ю.З. Кантор данных, что Гитлер в 1936 году планировал именно такой план вторжения, каким станет «Барбаросса». Не исключено, что Гитлер думал о вероятном столкновении с Советским Союзом в Латвии или на территории какого-либо другого государства, например Финляндии, ради установления немецкого контроля над этой страной (странами). «Немецкие туристы» в конце 1936 могли быть направлены с целью проанализировать возможности быстрой доставки советских войск в зону предполагавшегося конфликта (вероятнее всего, таковой должны были стать Латвия).

Ю.З. Кантор приведены слова Гитлера из личной беседы первого с Геббельсом, состоявшейся 15 ноября 1936 г., когда Гитлер сказал, что к 1938 году Германия должна быть готова в военном отношении к ситуации, когда настанут противоречия с большевиками. Опять-таки, не понятно, что за противоречия, по поводу чего и какую конкретно форму должен был, в понимании Гитлера, приобрести новый вооруженный конфликт.

Ю.З. Кантор ссылается на К.А. Шпальке— бывшего сотрудника разведывательного отдела Т-3 Генштаба, который на допросе уже после войны подтвердил существование ранних планов нацистского режима развязать войну против СССР, ссылаясь на сделанный им же в 1936 году доклад о возможности ослабления западных округов СССР в случае его конфликта с Японией. Однако в тех же протоколах допросов приводятся слова К.А. Шпальке, что до 1937 г. отдел Т-3, которым руководил генерал Штюльпнагель, практически не интересовался Советским Союзом (исключение составил, очевидно, доклад о вероятном советско-японском конфликте), и только в 1937 году сотрудниками отдела стали собираться относительно подробные сведения об СССР, который и в том году оставался у Штюльпнагеля в списке потенциально нейтральных в будущем конфликте государств. Правда, помимо Т-3, изучением СССР занимался Военно-научный отдел ОКХ, который составил в середине 1937 года обзор состояния транспортных путей в Северо-западных областях СССР. Однако все это— косвенные свидетельства ранних планов вермахта подготовки к войне, правда, вопрос остается открытым: какой войне и с какими целями?

Из протокола заседания в рейхсканцелярии 5 ноября 1937 года мы не можем сделать выводов о наличии определенных ранних планов агрессии против СССР именно на базе антикоммунистических взглядов верхушки НСДАП. Гитлер ради сохранения секретности провел это заседание в ограниченном составе, так как речь шла о планах территориального расширения Германии. Главными противниками обозначены Англия и Франция, хотя вооруженный конфликт с большей вероятностью, по мнению Гитлера, должен был произойти у Германии с Чехословакией. Именно в связи с предстоящей войной с Чехословакией Гитлер поднимает на заседании вопрос о России. И здесь интересно посмотреть на его высказывание по данному вопросу: «Военное вмешательство России необходимо предотвратить быстротой наших операций. Оно вообще является более чем сомнительным ввиду позиции Японии». Гитлер, таким образом, рассматривал вариант наступательных действий Красной армии в случае германо-польского конфликта, но эту вероятность он оценивал как очень низкую ввиду напряженности советско-японских отношений. И здесь можно вспомнить о докладе К.А. Шпальке по вопросу последствий для Красной армии возможного советско-японского конфликта. Мы предполагаем, что этот доклад был сделан в связи с гитлеровскими планами агрессии против Польши. Как следует из протокола заседания 5 ноября 1937 г., Гитлер и не предполагал, что Польша уклонится от войны с Германией в случае аннексии последней Чехословакии (буквально, как в речи Гитлера, Чехии) из-за антисоветской позиции польского руководства.

Из речи Гитлера на заседании 5 ноября 1937 года можно сделать гипотетические выводы, в чем заключались экзистенционалистские задачи национал-социалистов: расширение территории рейха для увеличения сельскохозяйственных земель за счет аннексий Чехословакии и Австрии, борьба за возвращение старых имперских колоний, увеличение численности немецкой нации (с рассуждений о демографии и началась речь Гитлера 5 ноября 1937 года). По следующим словам Гитлера можно сделать вывод о мировоззрении нацистской верхушки: «Лишь в результате разрушающего воздействия христианства и возрастных явлений, дающих о себе знать в каждом государстве, Древний Рим не смог устоять перед натиском германцев». Грубо говоря, мировоззрение Гитлера было антихристианским и неодарвинистским. Нацию (немцев лидер НСДАП рассматривал как отдельную расу) Гитлер считал носителем цивилизации. В этой связи нельзя согласиться с достаточно популярным в свое время среди немецких интеллектуалов мнением Эрнста Нольте, который выводит национал-социализм из антикоммунизма. Таким образом, в понимании Гитлера врагами немецкой нации, мешавшими ей размножаться, были Британская империя и Франция, не возвращавшие Германии колонии и мешавшие рейху проводить экспансию в отношении своих восточных соседей. Сдерживающим вмешательство СССР в европейские дела фактором Гитлер считал Японию.

Гитлер продолжал рассматривать Западный фронт, который после поражения Франции фактически свелся к борьбе в Африке, на морях и в воздухе в районе Ла-Манша, одним из важных направлений вплоть до практически кануна нападения на СССР. Нам так позволяет судить распоряжение ОКХ от 21 мая 1941 г., в рамках которого предписывалось введение ограничений на снабжение германских войск на Западе с 15 июня 1941 г. Таким образом, ОКХ считало, что нападение на СССР могло быть отложено даже в первой половине июня 1941 г. Ограничения коснулись в первую очередь заказов на вооружение, которые до этого командование «Запад» могло делать напрямую, не согласовывая масштабы и структуру поставок с ОКХ, после 15 июня 1941 г. командование «Запад» могло делать такие заказы только в размере 5 % от общих запланированных им для нужд войск на Западе поставок, все остальное должно было пройти согласование с ОКХ.

К 15 июля 1941 г., согласно распоряжениям ОКХ, все вооружения на Западе должны были быть приведены в готовность для применения на поле боя, 20 июля 1941 г. результаты этих мероприятий должны были быть переданы в ОКХ. Это означает, что в конце лета 1941 г. ОКХ планировало либо перейти к реализации плана «Акула», либо к переброске дополнительных частей на Восток на случай, если операция «Барбаросса» будет сопровождаться сбоями в проведении. Также командованию «Запад» предписывалось летом 1941 г. собрать все вышедшие из строя единицы техники и вооружений и отправить их в Германию. Формирование дополнительных частей для войск на Западе запрещалось, это станет серьезной проблемой уже в 1943 г., когда выяснится, что Западный вал практически не готов к обороне в случае десанта. Основным узлом снабжения войск во Франции был определен Париж, там были расположены склады ГСМ, покрышек и запчастей для войск.

В предстоящей кампании на Востоке немецкие военные планировщики более всего опасались того, что Красная армия начнет отступать к естественным рубежам, в первую очередь к Днепру и Западной Двине, но, возможно, и дальше. В таком случае главная роль отводилась ГА «Север», которая должна была с северного фланга обойти главные силы советских войск, чтобы уничтожить их быстрым ударом. Более всего Гитлер и его планировщики опасались стремительного отхода Красной армии.

Для предупреждения быстрого отхода РККА на заранее подготовленные позиции на старой границе вермахту надо было совершить нападение внезапно либо после короткого подготовительного этапа непосредственно у границ, чтобы Москва не успела провести приготовительных мероприятий. Одним из инструментов создания эффекта внезапности нападения стала концентрация германских войск по линии, пролегавшей на примерно 150 км западнее Кенигсберга и Ломжи. Регионы прибытия новых подразделений вермахта находились на большом расстоянии от границы в местности с малой концентрацией населения, за исключением западных пригородов Варшавы, но в остальном немецким войскам предстояло разместиться перед движением к советской границе в лесистой местности. Отсутствие концентрации немецких войск до 25 апреля 1941 г. непосредственно к востоку от Варшавы и в районе Ломжи должно было убедить советское руководство в том, что Германия не имеет намерений начинать войну.

Выходившие после 25 апреля 1941 г. за линию разграничения передовых и основных сил 6-я, 256-я, 258-я, 292-я пехотные дивизии и 7-я кавалерийская дивизии ГА «Центр» должны были иметь достаточно широкий фронт наступления.

Например, перед прибытием в Польшу 131-й дивизии участок ответственности 292-й дивизии составлял вдоль границы с СССР 100 км, после же выдвижения на Восток 131-й дивизии у командования 292-й дивизии появилась возможность обеспечить прикрытие к началу мая 1941 г. дополнительно только трех важных пунктов вблизи границы.

Сравнительно небольшое количество дивизий вдоль границы служило дополнительным фактором, призванным убедить Советский Союз в отсутствии угрозы. Этот план был составлен в конце декабря 1940 г. Соответственно, нападение на СССР должно было состояться, по плану, не ранее 1 мая 1941 г. Но, судя по графику прибытия новых воинских частей в Польшу, нападение на Советский Союз никак не могло состояться ранее июня 1941 г. Поэтому операция «Марита» если и стала причиной переноса сроков нападения, то в пределах одной недели.

Разумеется, вторжение вермахта на Балканы привело к расходованию больших объемов материальных средств, о чем ниже. Но «Марита» не сказалась кардинально на сроках нападения. Надо сказать, сроки прибытия и развертывания войск в Польше оказались сильно растянутыми во времени, что, по всей видимости, тоже способствовало росту сомнений у советского руководства насчет намерений Германии напасть на СССР. Помимо этого, официально мероприятия на границе объяснялись приказом ОКВ от 10 октября 1940 г. об укреплении восточной границы рейха. Согласно этому приказу, пехотные соединения вермахта активно занимались созданием укреплений к востоку от Варшавы. Эти мероприятия на границе получили кодовое название «Берта», разумеется, они не могли остаться без внимания советской стороны, несмотря на то что данные мероприятия носили оборонительный характер (как и на границе с Польшей в июле — первой половине августа 1939 г.).

Едва ли только стремление обеспечить внезапность лежало в том решении ОКВ, чтобы развернуть против СССР в Польше не столь большое количество сухопутных дивизий. Были и вполне объективные обстоятельства местного характера. Восточная Польша не располагала достаточным количеством помещений для содержания людей, лошадей и техники. Польская армия имела зоной основного развертывания до 1935 г. территории к востоку от линии Гродно — Львов, что соответствовало стратегии Пилсудского, в рамках которой роль практически единственного противника отводилась СССР. Поэтому к западу от этой линии польские военные не заполучили к началу войны достаточного объема площадей помещений. Зимой 1940/1941 гг. вермахту приходилось размещать боевую технику на открытом воздухе. Для обеспечения личного состава прибывших с Запада соединений также не хватало ресурсов. Имели место серьезные проблемы с обеспечением войск углем и электроэнергией.

Ведущая роль в случае отхода Красной армии отводилась ГА «Север», так как последняя имела, со слов Гитлера, «благоприятную исходную базу», под чем надо понимать базу снабжения в Восточной Пруссии и морские коммуникации Балтики. ГА «Север» в случае быстрого отхода Красной армии предписывалось преследовать советские войска, не взирая на угрозу своему правому флангу с востока, наносить удары по отступающим советским соединениям.

Впрочем, Ф. Гальдер, как и другие планировщики вермахта, считал маловероятным отход советских войск вглубь своей территории, так как СССР, по их мнению, сильно зависел от продовольственных поставок Украины и Прибалтики. И это была ошибка, дорого обошедшаяся вермахту. Если Украина была житницей СССР, то насчет Прибалтики такое мнение можно считать ошибочным, учитывая тот упадок сельского хозяйства, какой наступил в этом регионе после мер советской власти в 1940 г. В Латвии и Литве находились не столь значительные силы РККА, поэтому разгрома советских войск в Прибалтике в первых же приграничных сражениях не получилось.

Западная Украина также не представляла большого интереса для командования РККА, ее сдача произошла в достаточно организованном порядке силами Юго-Западного фронта уже через неделю после начала войны, правда, советским войскам пришло бросить много танков. В дальнейшем могло произойти именно то, чего более всего опасались немецкие стратеги, — отход Красной армии за естественные рубежи по линии Западная Двина — Днепр, но этому помешало упорство Сталина в вопросе обороны правобережной части Киева, которую Г.К. Жуков предлагал сдать.

Примечательно, что немецкие военные планировщики не учитывали такого фактора, как мобилизация людских резервов в Красную армию. Как мы знаем, СССР имел много резервных дивизий, которые он мог развернуть в первые два месяца войны, доведя их до численности полноценных кадровых дивизий за счет призыва. По всей видимости, германские стратеги рассчитывали на коллапс советской системы обороны в самом начале войны, в чем, правда, сомневался и сам Гитлер.

Во внимание Гитлера и немецких военачальников не принималось и то обстоятельство, что Красная армия может перейти в контрнаступление. В предположениях Гитлера и других стратегов рейха относительно поведения Красной армии в случае нападения Германии на СССР обозначены два пути — оборона в приграничных регионах вплоть до полного истощения ресурсов либо отход во внутренние регионы страны к естественным рубежам. В реальности вермахт подвергся в 1941 г. серии контрударов на Восточном фронте.

В высшем руководстве рейха были и противники войны с СССР. Наиболее решительно против этой войны выступал И. фон Риббентроп. В отличие от Гитлера, он считал, что Британия близка к краху и никакого союза Лондона с Москвой не предвидится. Нападение на СССР, напротив, обнадежит, как писал И. фон Риббентроп Гитлеру 28 апреля 1941 г., англичан.

Перспективы войны Германии с СССР Риббентроп описывал как далеко не самые лучшие. По его мнению, Германия могла добиться решающей военной победы в европейской части Советского Союза, отбросив советские войска на Восток, но на этом война не закончилась бы. При этом на огромных пространствах оккупированных советских территорий, как предупреждал министр иностранных дел рейха, наступит дезорганизация, что им обозначено как пассивное сопротивление славян, что должно было затруднить эксплуатацию оккупированных земель. Произойти это должно было потому, что, как указывал Риббентроп, в России нет никакой оппозиции Сталину, на которую германские власти могли бы опереться, чтобы организовать жизнь на оккупированных территориях. Впрочем, Гитлер уже и тогда не думал о привлечении к сотрудничеству какой-то русской оппозиции (хотя какие-то сомнения на этот счет были зимой — в начале весны 1941 г.), максимум он рассматривал участие белоэмигрантских формирований и групп С. Бандеры как вспомогательных соединений вермахта, но ни в коем случае не политических структур, имеющих широкую автономию в принятии решений (исключение до июля 1941 г. составляла Литва, однако и там антисоветские силы, привлеченные к сотрудничеству с рейхом, рассматривались как чисто технические структуры, работавшие на нужды вермахта). К лету 1941 г. у Гитлера созрел четкий план геноцида народов СССР, хотя, мы думаем, подобные планы уже имели место у лидера нацистов задолго до этого, но до крушения Франции в 1940 г. он едва ли считал такие планы реализуемыми в обозримом будущем.

Несмотря на тщательное военное планирование, во время совещания 30 апреля 1941 г. в ставке фюрера, когда была названа дата нападения на СССР — 22 июня, Гитлер по-прежнему был убежден, что после приграничных сражений, которые должны были длиться, по его мнению, не более 4 недель, сопротивление Красной армии будет сломлено. Надо сказать, что в 1940 г. Гитлер был менее оптимистичен в своих прогнозах относительно войны с СССР, рассчитывая одержать победу на Востоке в течение 5 месяцев.

Спустя почти полтора месяца в политике Гитлера наступает неожиданный поворот. В ноябре 1940 г. Гитлер опасался военного вмешательства США в зоне Балтийского региона из-за Финляндии. Но 18 июня 1941 г. страны «Оси» получают недвусмысленный намек на начало подготовки войны Германии с США: Риббентроп требовал выдворения всех консулов США из государств «Оси», — что Г. Чиано верно счел признаком наступающего германо-американского конфликта.

22 июня 1941 г. после полудня наступает еще один не менее интересный поворот в военной стратегии Гитлера. В 16.30, как значится в записках Ф. Гальдера, Гитлер посетил так называемый походный лагерь. Там лидер нацистов сильно скорректировал цели наступления на СССР: в течение 3–4 недель овладеть всем советским побережьем Балтики, чтобы обезопасить подвоз железной руды из Швеции, поэтому ГА «Север» предписывалось наступать, не дожидаясь подхода моторизированных частей, на Ленинград; Москву планировалось взять в августе. Вечером за чаем Гитлер сказал своим генералам, что намерен восстановить Германскую колониальную империю в Африке.

Таким образом, Гитлер планировал уже 22 июня не просто разгромить Красную армию в приграничных сражениях, как это было задумано 30 апреля 1941 г., но и нанести удары вглубь советской территории с выходом к Ленинграду и Москве к августу 1941 г. В планах Гитлера 22 июня 1941 г. приоритет был отдан явно Ленинградскому направлению. По сути, Гитлер возвращался к своему тезису по поводу плана «Барбаросса», высказанному им еще 3 февраля 1941 г. во время совещания верховного командования. Тогда же Гитлер назвал Ленинград целью войны против СССР, равной завоеванию Украины, Донецкой области и нефтеносных районов Кавказа. Мы видим опять-таки «фланговую концепцию» генерала Маркса в приоритетах Гитлера перед вермахтом. Гитлер, очевидно, не был полностью согласен с планом «Барбаросса» зимой 1941 г., сохранив такое же отношение к этому проекту и летом того года.

Интересно, как командование вермахта делало выводы, на основе каких аргументов. Ф. Гальдер 3 июля 1941 г. сделал выводы, что Красная армия разгромлена в течение 2 недель, на основе показаний пленных командиров советских корпусов. О причинах отхода советских войск Юго-Западного фронта Ф. Гальдер высказывается, что это— следствие разгрома, а не приказа об организованном отступлении, здесь он опирается на свое субъективное видение вопроса.

Доклады штабов армий добавляли оптимизма Ф. Гальдеру и другим военным лидерам рейха. Согласно сводкам из штабов 4-й и 9-й армий, Красная армия оказала слабое сопротивление практически на всем фронте, кроме цитадели Брест. В полосе наступления 9-й армии 22 июня 1941 г. наблюдалась только одна советская батарея тяжелых орудий. Воздушное воздействие на обе эти армии в первый день войны с Советским Союзом оказалось минимальным— один самолет-разведчик, который был сбит германскими ПВО. Однако слабое сопротивление при заметно незначительном присутствии тяжелой артиллерии могло также указывать на тот факт, что вермахт в первый день наступления не встретился с основными силами Красной армии, соответственно, советское командование еще до начала войны сосредоточило главные силы в глубине территории, что нарушало планы Гитлера молниеносным ударом разгромить основные силы РККА у границы.

Было отмечено командованием ГА «Центр» на основании донесений от штабов армий, что советские пехотные соединения в первый же день войны приступили к быстрому отходу от границы вглубь своей территории. К вечеру 22 июня намерения Красной армии так и не были поняты командованием ГА «Центр», как и не было определено точное количество советских войск, отступавших к востоку от Немана, воздушная разведка вермахта не обнаружила к востоку от Буга больших скоплений отступавших советских войск, что привело командование ГА «Центр» в небольшое замешательство. Опасаясь того, что Красная армия получит возможность создать организованное сопротивление, командование ГА «Центр» настаивало вечером 22 июня 1941 г. на как можно быстром продвижении войск на Восток, в этой связи 2-й танковой группе предписывалось занять в ночь с 22 на 23 июня 1941 г. берега реки Ясельда. Вермахт наступал не столь значительными силами, Неман к вечеру 22 июня перешли примерно 8 немецких дивизий.

Первое крупное столкновение немецких танкистов с советскими танковыми формациями произошло в районе городка Цыбинка (15 км к северо-западу от этого населенного пункта). Там 18-я танковая дивизия вермахта подверглась контратаке советских танковых частей. Советский танковый контрудар был отбит вечером 22 июня.

В полосе наступления 3-й танковой группы вермахт столкнулся с советскими дотами, которые были недостаточно обеспечены советскими войсками персоналом. Практически к 23 июня 1941 г. доты были заняты немцами без особо больших усилий из-за малочисленности их защитников. В полосе этой же танковой группы произошла контратака 5-й советской танковой дивизии против передовых частей 39-го корпуса вермахта восточнее Олиты, эта контратака была быстро отбита.

Данные уровня командования дивизий показывают нам, что в 20-х числах июня 1941 г. силы Белорусского ВО Красной армии элементарно были не подготовлены к обороне в приграничной полосе, что позволило вермахту быстро овладеть мостами через Буг, это обстоятельство облегчило для ГА «Центр» проведение практически всего дальнейшего наступления на территории Белоруссии. Например, в полосе наступления 511-го пехотного полка 252-й дивизии к 27 июня были обнаружены малочисленные группы советских солдат, которые обороняли бетонные бункеры немного юго-западнее Бреста.

Архивные документы, в которых содержится информация о захваченных пленных и техники в полосе наступлений ГА «Центр», показывают нам, что с крупными механизированными силами Красной армии вермахт встретился все-таки после начала июля 1941 г., когда эффект внезапности уже не работал, но советские войска оставили на поле боя большое количество поврежденной техники.

Между Белостоком и Минском вермахту удалось взять в плен 338 493 красноармейца, а также захватить 3188 танков, 1830 орудий, 344 самолета. Эту операцию немецкие генералы назвали «Doppelschlacht Belastok und Minsk» что можно буквально перевести как двойное сражение, или сражение под Белостоком, продолженное в районе Минска. Вермахт вел преследование части советских сил, вырвавшихся из «белостокского котла», вплоть до территории Минской области, что и отражено в данном названии операции.

Сражения в верховьях Днепра, под Смоленском и Рославлем в 1941 г. отнесены были немецкими военными экспертами к серии фактически одной операции. В ходе нее ГА «Центр» удалось взять в плен 309 110 красноармейцев, 3205 танков, 3000 орудий, 341 самолет. Обращают на себя внимание данные о захваченных советских самолетах, понятно, что эффекта внезапности при борьбе с ВВС РККА после 25 июня 1941 г. уже не было, но при этом вермахту удалось захватить почти столько же самолетов в Витебской и Смоленской областях, сколько и в приграничных сражениях в Западной Белоруссии. В этой связи мы считаем, что цифры уничтоженных на аэродромах советских самолетов были преувеличены командованием люфтваффе и затем скорректированы командованием ГА «Центр» уже на основе анализа захваченной матчасти советских авиационных соединений.

В сражении за Великие Луки ГА «Центр» удалось взять в плен 34130 красноармейцев, захватить 19 танков, 311 орудий, 115 ПТО, 26 орудий ПВО. Заметим важную деталь: в предыдущих сражениях нет данных о трофейных советских системах ПТО и ПВО, сомнительно, что Красной армии их удавалось эвакуировать, нельзя отрицать их наличия в частях на 22 июня, но, скорее всего, в полосе наступления ГА «Центр» артиллерийских систем этого типа у Красной армии было мало, и основным средством противодействия немецким танковым ударам выступали танки. Отсутствие в числе трофеев ГА «Центр» вплоть до операции под Великими Луками артиллерийских систем ПВО дает почву для предположения, что в составе Белорусского ВО на момент начала войны этого типа вооружений либо не было, либо было очень мало, этим, на наш взгляд, и объясняются крупные потери ВВС РККА. По сравнению с люфтваффе, истребители Красной армии оставались практически единственным действенным средством против германских бомбардировщиков. Правда, системы ПТО и ПВО немецкая статистика могла повсеместно в первые дни войны включать в общее число трофейной артиллерии (так, мы точно знаем, было в ситуации с описью трофеев службами 2-й армии), но если даже посмотреть на поздние данные по трофеям, становится очевидным, что в Красной армии в Белорусском ВО имел место явный дефицит с данными типами артиллерийских систем.

Под Гомелем ГА «Центр» взяла 78 734 военнопленных, а также 144 танка, 725 орудий, 38 самолетов, что подтверждает гипотезу о сильном дефиците ПТО и артиллерийских систем ПВО в Белорусском ВО на начало войны. Операция по линии Чернигов — Ромны дала ГА «Центр» 176 572 советских военнопленных, 389 трофейных танков, 1373 орудия, 154 ПТО, 74 артиллерийские системы ПВО, 42 самолета. Очевидно, в конце лета 1941 г. в Красной армии начала снижаться численность танков, например под Вязьмой 2-й полевой армии вермахта во время операции по уничтожению окруженных советских войск удалось захватить только 21 танк, в период с 10 октября 1941 г. по 13 ноября 1941 г. (зачистка Вяземского котла и операция под Брянском) эта армия захватила лишь 2 трофейных танка. При отражении крупных контратак РККА летом — в начале осени 1941 г. ГА «Центр» взяла 91 752 военнопленных, 1044 танка, 243 орудия, 59 ПТО и 95 самолетов (очевидно, эти самолеты совершили вынужденную посадку на подконтрольной вермахту территории или были захвачены на аэродромах).

Наиболее успешной в аспекте захвата пленных и трофейной техники летом 1941 г. оказалась 9-я армия вермахта, вопреки сложившимся популярным представлениям о решительной роли в полосе наступления ГА «Центр» 2-й танковой армии Гудериана. Например, в Смоленском котле (20 июля — 8 августа 1941 г.) 9-я армия взяла в плен 36 400 красноармейцев, когда 2-й танковой армии удалось захватить только 10 500 советских военнослужащих, по трофейным танкам соотношение оказалось 603 к 133 в пользу 9-й армии.

Как показывает отчет командования 13-й советской танковой дивизии (ТД) за начало июля 1941 г. на Смоленском направлении, советские механизированные части могли иметь слабую поддержку ПТО и ПВО в аспекте наличия на передовой артиллерийских систем этого типа. В составе этой дивизии на 22 июня 1941 г. преобладали легкие танки; ситуация, разумеется, не изменилась к июлю, поэтому немецкие артиллеристы без относительно серьезной поддержки танков отражали атаки советских механизированных соединений 13-й ТД в боях под Сенно.

Надо особо отметить, что штаб ОКХ буквально за две недели до нападения на СССР отмечал серьезную перегруппировку советских войск по линии Буковина — Львов, то есть в полумесяце, проходившем по Пруту и далее через Карпаты. В отличие от южного направления, ОКХ не заметил существенных изменений в полосе Белорусского ВО (в немецких документах линия Припять — Гродно). Как мы видели выше, сражения июня 1941 г. подтвердили то, что в Белорусском ВО Красная армия не обладала значительными силами. Единственное, отмечалось, что советской стороне удалось сколотить сильную танковую группировку в районе Белостока (9 танковых дивизий), к которым в июне была присоединена 7-я кавалерийская дивизия, переброшенная из Латвии. При этом ОКХ не верило тому, что советская сторона не ожидает нападения, напротив, предполагалось, что СССР готовится к войне.

В отчетах ОКХ о ситуации в западных регионах СССР в десятых числах июня 1941 г. отмечалось, что из-за запоздалой весны в Белоруссии еще сохраняются разливы рек и заболоченность местности выше обычного летнего уровня. Для получения информации о состоянии ландшафта ОКХ использовали данные, поступавшие от специальных служб, использовавших гражданские самолеты, работавшие на линии Кенигсберг — Москва.

В целом штаб ОКХ давал оценку советским мероприятиям в западных округах как подготовку к обороне, особенно это касалось создания эшелонов в Литве. Исключение составила разворачивавшаяся в июне 1941 г. вдоль Прута советская группировка мобильных войск, что вселяло в немецких экспертов опасения на фоне факта назначения Шапошникова командующим советскими силами на Юго-Западе. Отмечалось также, что высшее руководство Советского Союза ожидало из-за оценки ситуации на Балканах, сделанной Тимошенко, что война Германии с Югославией затянется.

Усилением Юго-западной группировки Красной армии перед войной можно объяснить во многом медленное, по сравнению с Белоруссией и Прибалтикой, продвижение германских войск в направлении Киева и Черкасс. Основной ударной силой РККА здесь до августа 1941 г. оставались 37-я и 47-я ТД, а также 218-я моторизированная дивизия, сведенные во второй танковый корпус. От 47-й танковой дивизии к 28 июля 1941 г. остался фактически танковый полк (по немецким данным). Эти силы противостояли 17-й армии вермахта, рвавшейся к Умани. Входе боев в направлении Умани германским войскам удалось в период с 18 по 27 июля (включительно) 1941 г. захватить 36 396 военнопленных, 486 орудий, 391 танк, 79 самолетов. Учитывая советские данные о составе материальной части 2-го танкового корпуса, можно сказать, что этот корпус к 28 июля 1941 г. был практически полностью уничтожен. Вопреки советским архивным данным, документы ОКХ не показывают высокой контрнаступательной активности Красной армии во второй половине июля 1941 г. на Юго-западном направлении. Отмечены только арьергардные и чисто оборонительные бои на территориях от Днестра до почти переправ через Днепр. Воздушная разведка вермахта показывала стремление советских войск побыстрее переправиться через Днепр. Таким образом, войска Юго-Западного фронта фактически игнорировали приказ Ставки оборонять территории к западу от Днепра любой ценой. Немецкие данные о составе 2-го танкового корпуса Красной армии расходятся с советскими данными, по которым в этот корпус входили 11-я и 16-я танковые дивизии и 15-я моторизированная дивизия.

Долгое время бытовало мнение, что Гитлер отказался от наступления на Москву во время знаменитого совещания в Борисове 5 августа 1941 г. На самом деле это решение было принято им раньше и нашло свое отражение во мнении на дальнейшие планы ведения боевых действий на Восточном фронте, продиктованного Йодлю 30 июля 1941 г., который не имел возражений. Согласно этому приказу, ГА «Центр» переходила к обороне, главным оборонительным рубежом обозначена линия Ильмень — Холм — Торопец. По всей видимости, причиной этого решения был износ материальной части танковых соединений, так как в предварительном плане Гитлера четко сказано, что необходим «вывод из боя и ремонт танков», который долгое время просто невозможно было осуществить из-за тактической обстановки на Восточном фронте. Например, в начале 20-х чисел сентября 1941 г. было принято решение о начале отвода 19-й танковой дивизии в Смоленск для технической подготовки к зимней кампании (таким образом, к выводу о том, что война продлится и зимой, ОКВ пришло раньше, может быть, уже в конце августа). ГА «Север» должна была разбить Красную армию под Ленинградом, с этой же целью основные силы люфтваффе предполагалось перевести именно на это направление. При этом Гитлер отказался от идеи перерезать железнодорожную ветку Москва — Ленинград.

Идея перевода ГА «Центр» к обороне могла созреть в ОКВ в середине июля 1941 г., если не раньше. В пользу этого предположения говорят возражения против перевода ГА «Центр» в оборону со стороны ее командующего Ф. фон Бока. Эти возражения были высказаны в телефонном разговоре, состоявшемся 15 августа 1941 г. Фон Бок ссылался на то, что его группа армий просто не сможет удержать линию обороны протяженностью 800 км, располагая 42 дивизиями. Перед этим ГА «Центр» передала ГА «Север» 39-й корпус, что значительно ослабило 9-ю армию в преддверии планировавшегося наступления. В том же разговоре упоминается, что Гитлер определенно решил, что Северное направление есть главное для наступления вермахта против СССР. Однако это решение было принято, как передавал по телефону фон Боку адъютант Гитлера, под влиянием ситуации на участке ГА «Центр», где был атакован 2-й корпус. При этом упомянуто, что в августе происходило то, что Гитлер предвидел уже ранее. Таким образом, продолжение наступления ГА «Центр» было продиктовано в основном волей фон Бока, когда Гитлер считал, что центральное направление бесперспективно для наступательных операций. В телефонном разговоре от 15 августа Гитлер передал через своего адъютанта, что в связи со сложным положением ГА «Центр» фюрер берет право дальнейших стратегических решений на себя.

В телефонном разговоре от 15 августа фон Бок категорически выступал против переброски 39-го корпуса на Север, мотивируя это тем, что запчасти для корпуса пришли слишком поздно, марш в 500 км приведет к выходу из строя значительного количества единиц автотранспорта. Однако Гитлер был непреклонен, корпус отправился под Ленинград.

Из записей Гальдера следует, что даже 7 августа 1941 г. вопрос о выборе приоритета в направлении главного удара — на Москву или на Киев— не был еще окончательно решен в ставке Гитлера. Одной из весомых причин такого положения с выбором главного удара Гальдер недвусмысленно указывает контрудары советских войск, на которые, по его мнению, германское командование обращало излишнее внимание.

Начавшееся, по данным Гальдера, 9 августа наступление ГА «Север» на Ленинград забуксовало. По признанию Гальдера, вермахт стремился в начале августа 1941 г. «избежать закостенения в позиционной войне». Перемещение ресурсов между участками фронта на большие расстояния только еще больше изматывало армию и вело к увеличению износа материальной части транспорта.

Согласно Директиве № 21, главным направлением удара германских войск по СССР была выбрана Москва, поэтому наиболее многочисленной оказалась ГА «Центр» на момент расстановки сил вдоль советской границы. Однако, как мы видели выше, Гитлер изменил свое решение уже 22 июня, и главным направлением был определен Ленинград, в конце июля и начале августа Ленинградское направление продолжало оставаться приоритетным в планах Гитлера.

30 июля 1941 г. в своем мнении о развитии дальнейшего наступления Гитлер отдельно упомянул Эстонию, что она должна быть очищена от советских войск, в связи с чем люфтваффе предписывалось поддержать ГА «Север» в максимально возможном масштабе.

Продолжал ли Гитлер опасаться за балтийские коммуникации даже в конце июля 1941 г.? Вероятнее всего, да. Надо также принять во внимание непростую ситуацию с Финляндией, против которой Красная армия предприняла в июле 1941 г. наступательные действия.

В директиве № 34, вышедшей 30 июля 1941 г., то есть в день разговора Гитлера с Йодлем, упоминается, что наступление ГА «Север» между Нарвой и озером Ильмень имеет своей целью, помимо окружения Ленинграда, установление связи с финской армией. 2-я и 3-я танковые группы выводились из боя для пополнения и ремонта, тем самым наступление на Москву откладывалось в силу чисто причин потерь материальной части танковых соединений. При этом Гитлер продолжал быть уверенным, что ГА «Юг» сможет самостоятельно продолжать наступление.

В директиве № 34 отдельно упоминается Эстония. Ее приказывалось захватить полностью силами 18-й армии, и только после этого данная армия могла начать наступление на Ленинград. Успех наступления ГА «Север» в директиве № 34 связывается Гитлером с возможностью восстановления положения в районе Великих Лук. Таким образом, фактически Гитлер возвращается к проекту «Ост», который был составлен генерал-майором Марксом еще в начале августа 1940 г. Согласно «Ост», германские войска должны были делать упор на достижение Ленинграда и Киева, после чего замкнуть клешни наступления вокруг Москвы.

Если представлять картину событий по директиве № 34 и записям Гальдера, то получается, что военные события в Эстонии, на советско-финской границе и в районе Великих Лук каким-то кардинальным образом повлияли на ход дальнейших событий. Гитлер был вынужден фактически отменить (официально было сказано — приостановить) действия директивы № 33.

А.В. Исаев считает, что появление директивы № 34 обязано большим потерям танковых соединений вермахта под Смоленском. Тем не менее уже в директиве № 33 от 19 июля 1941 г. значится, что ГА «Центр» должна медленно продвигаться пехотными соединениями в направлении Москвы. По всей видимости, решение о переходе фактически к плану генерал-майора Маркса принималось Гитлером в середине июля 1941 г., если не раньше. При этом надо учесть, что военная промышленность Германии продолжала работать и вермахт вполне мог рассчитывать на пополнение материальной части после Смоленского сражения.

Решение Гитлера о приостановке наступления на Москву вызвало удивление даже у начальника штаба ОКВ Кейтеля, который был убежден, что вермахт мог наступать на Москву в той ситуации одной пехотой. Немецкие войска не всегда наступали, имея преимущество в танках. Это указывает на то, что на появление директивы № 34 могли повлиять и другие факторы, помимо Смоленского сражения. Выше мы уже говорили об особом внимании Гитлера к Балтийскому региону и Ленинграду как главному источнику угрозы морским немецким коммуникациям, связывавшим Германию со Швецией и Финляндией.

Опасения Гитлера вполне понятны. Швеция, по его словам, давала рейху 0,5 млн т железной руды в неделю. Горнорудный комплекс Северной Франции еще не был восстановлен в необходимых масштабах. Политическая позиция Финляндии была еще достаточно зыбкой, как и ее военное положение.

Посмотрим на ситуацию у Великих Лук, этот город и весь его район находились на стыке ГА «Север» и «Центр». В истории Великой Отечественной войны Великие Луки — первый город, освобожденный от немецко-фашистских войск. 21 июля 1941 г. перешедший в контрнаступление 29-й СК выбил из города противника. С 21 июля 1941 г. по 24 августа 1941 г. продолжалась оборона Великих Лук.

У Красной армии был шанс удерживать Великие Луки и дольше, но 21 августа силы 22-й армии в составе 4 СД начали наступление в направлении Невеля. 22 августа им навстречу началось наступление немецких частей, имевших превосходство в танках и самолетах. К 27 августа 1941 г. Великолукский выступ Красной армии был окончательно ликвидирован, значительная часть сил 22-й армии погибла в котле. Великолукский выступ оттянул на себя силы 7 пехотных дивизий вермахта и одного моторизованного корпуса, в составе которого были 19-я и 20-я ТД.

19-я ТД принимала активное участие в Смоленском сражении. 20-я ТД участвовала до этого в боях под Витебском (примерно до конца июля), а потом до наступления под Великими Луками не вела активных боевых действий. Обе упомянутые ТД относились к ГА «Центр». Судя по всему, им отводилась основная роль в восстановлении положения под Великими Луками, именно на ситуации вокруг этого участка Восточного фронта было сконцентрировано внимание Гитлера, если смотреть на директиву № 34.

На карте (см. приложение 1) четко видно, что 19-я и 20-я ТД вермахта нанесли удар в том месте, где удобнее всего проводить наступление, справа от них были озера. Идея проведения этого наступления принадлежала исключительно Гитлеру, так как Кейтель и Гальдер воспринимали ситуацию в районе Великих Лук как не внушающую опасения, буквально очередной «булавочный укол». Однако надо учесть повышенное внимание Гитлера с самого первого дня войны с СССР к Ленинграду.

Таким образом, Великолукский выступ и действия 22-й армии спровоцировали значительную корректировку плана «Барбаросса». Пополнение материальной части 2-й и 3-й танковых групп вермахта, как мы думаем, было мотивировано подготовкой действий на Ленинградском направлении, где вермахту противостояли достаточно еще серьезные бронетанковые силы Красной армии.

Вопреки директиве № 34, ГА «Север» начала наступление на Ленинград до ликвидации Великолукского выступа, буквально за 2 дня до атаки 19-й и 20-й ТД против 22-й советской армии. Немцы попытались ворваться в Ленинград на легких танках, но у села Войсковицы группа из 22 Pz.35(t) была полностью уничтожена только одним КВ-1, немецкое танковое наступление на этом захлебнулось. Правда, практически до конца сентября 1941 г. командование ГА «Север» оставалось в уверенности, что Ленинград скоро падет. В этой связи до сих пор остается не раскрытым в историографии вопрос, почему в сентябре 1941 г. Лееб так и не получил приказа об окончательном штурме города. П. Карель выдвинул невероятное предположение, что Гитлер опасался минных ловушек, как это случилось в Киеве. На решения о штурме других советских городов «минный фактор» никак не влиял. Г. Солсбери заявил, что провал наступления на Ленинград является пока что неразрешимой загадкой Второй мировой войны. Немецкие мемуарные источники в своем духе указывают на сложный климат региона как фактор приостановки активности немецких войск в окрестностях Ленинграда, другим фактором называется неясность целей, поставленных перед войсками Гитлером. Г. Солсбери утверждает, что Ленинград был спасен решением Гитлера перебросить 17 сентября 1941 г. 41-й корпус под Москву.

Российский историк М.И. Фролов считает, что Гитлер и немецкие стратеги поставили под сомнение возможность взять Ленинград в конце июля 1941 г., хотя это утверждение, скорее всего, стоит считать гипотезой, если обратиться к приведенным нами архивным материалам ГА «Центр». 18 сентября 1941 г. Гальдер записал, что главным фактором падения Ленинграда может стать только голод. 23–25 сентября 1941 г., как следует из дневника Гальдера, 16-я армия натолкнулась на сильную оборону русских в районе Ладожского озера, что усложнило положение ГА «Север».

В связи с контрударом советских войск в районе Ладожского озера Гитлер приказал оставить предназначенную к отправке под Москву 36-ю моторизированную дивизию. Помимо этого, по его приказу из Витебска под Ленинград были направлены Испанская пехотная дивизия, два полка парашютистов из ГА «Центр», на фронт отправлены запасные батальоны охранных дивизий. Непонятен в этой связи такой вопрос: почему советским войскам не удавалось столь же успешно действовать до этого, имея лучшие условия снабжения и лучшее оснащение техникой? Ответ на вопрос о причинах перелома на Ладоге кроется в немецких документах.

10 июля 1941 г. «Карельская армия» Финляндии начала наступление в направлении к Ладоге с целью отрезать советские войска в Карелии от остальной страны. Уже 15 июля финские войска вышли к северному берегу Ладожского озера. 31 июля 1941 г. началось крупное наступление против Красной армии у западного берега Ладожского озера силами 2-го финского корпуса. Как и в предыдущие разы, советские войска отступали. К середине августа 1941 г. советские силы, оборонявшие Карельский перешеек, были отрезаны от Ленинграда. Примерно около 16 августа (по немецким данным) финнами была взята Сартовала. Все это означало ужасающий кризис Северного фронта РККА, в который входил непосредственно район Ленинграда. 24 августа 1941 г. оборона советских войск на Карельском перешейке была окончательно сломлена, финнам достались 98 орудий, 8 орудий ПВО, 93 ПТО, 89 танков и 3500 военнопленных, на полях сражений были собраны 9923 винтовки.

30 августа 1941 г. после упорных боев финнами был взят Выборг, и в этот же день «Карельская армия» перешла старую советскую границу. В общей сложности были разбиты основные силы трех дивизий РККА. В районе городка Териоки, уже на старой границе, советские войска дали упорные оборонительные сражения. Судя по количеству захваченных трофеев, командование уже Карельского фронта получило подкрепления и много новой техники к 31 августа 1941 г. Финны захватили в ходе боев 31 августа — 2 сентября 1941 г. 143 тяжелых орудия 150 мм, 12 зенитных орудий, 51 бронемашину, 40 легких танков, 1 бронированный тягач, 1500 лошадей, 60 полевых орудий 75 мм, 66 ПТО, 400 грузовых автомобилей (полностью на ходу), 3 тяжелых орудия на железнодорожных платформах, 120 тракторов, 400 т бензина.

23 августа 1941 г. Ставка организовала специальный Карельский фронт, очевидно, это была не просто реорганизация, но кардинальное усиление обороны северных подступов к Ленинграду. К З сентября 1941 г. финской стороне удалось полностью уничтожить 43-ю СД, а также разбить 115-ю и 123-ю СД, которые начали отступать к Ленинграду, в плену оказались 7000 красноармейцев. Но на этом продвижение финнов к Ленинграду практически резко замедляется; достигнув пунктов в 30 км от города, оно останавливается. Правда, 163-я дивизия вермахта, которая находилась в составе армии «Карелия», продолжала наступление 6 и 7 сентября, овладев Олонцом 6-го числа. Именно эта дивизия 7 сентября перерезала железнодорожную ветку между Ленинградом и Мурманском. Судя по количеству пленных и слишком быстрому продвижению 163-й дивизии, советские войска на Олонецком направлении были очень слабы и малочисленны. Между 4 и 12 сентября 1941 г. «Карельская армия» провела наступление на реке Свирь, взяв в плен 5000 красноармейцев, число убитых советских солдат составило 3000 человек. Конечно, целью этого финского наступления было овладение всеми берегами Ладожского озера, советские войска вынуждены были 22 сентября эвакуироваться с Валаама и других островов этого озера. Потом финские войска повернули на Петрозаводск, который не имел на тот момент уже большого военного значения, но был политически важен для режима Маннергейма, город был взят 2 октября 1941 г. В районе Петрозаводска в плен попали 5000 красноармейцев, 18 000 советских солдат и командиров погибли. Финским войскам после падения столицы Карело-Финской ССР удалось выровнять фронт по реке Свирь, что позволило им развернуть наступление вглубь советской Карелии, что уводило основные силы финских войск на север от Ленинграда, это облегчило положение советских войск, оборонявших город на Неве. Таким образом, Маннергейм выполнил обязательство перед вермахтом — захватить плацдарм на Ладожском озере к 12–15 сентября 1941 г., после чего он уже не был обязан выполнять предписания Берлина, что дало ему свободу действий в Карелии. Как видно из операции финских войск по захвату Петрозаводска, никакого преимущества над врагом даже в обороне советские войска на Севере не получили к октябрю 1941 г., напротив, они ослабли. Единственное, сдача Выборга и эвакуация Валаама позволила советской стороне сократить линию фронта, что облегчило выполнение оборонительных задач на северных подступах к Ленинграду.

Тем временем, когда финны наступали в Карелии, ГА «Север» прорвала линию Сталина юго-западнее Ленинграда, овладела островом и стала угрожать непосредственно городу, произошло это уже к середине июля 1941 г. 24 августа 1941 г. вермахту удалось взять Лугу. Однако между прорывом линии Сталина с выходом к Порхову и падением Луги пролегает время в почти месяц. Это время было потрачено ГА «Север» на борьбу с другой линией укреплений, протянувшейся между Ильменем и Чудским озером, эта линия насчитывала примерно 5000 бункеров (по немецким оценкам). Кроме того, советские войска установили в этом районе 80 000 мин. ГА «Север» пришлось штурмовать эти укрепления, и только после разгрома этой линии вермахту удалось взять Лугу. Но главнее другое — немецким войскам удалось соединиться южнее озера Ильмень. У ГА «Север» в тылу оставался еще Таллин, на взятие которого долгое время не хватало сил. 28 августа Таллин был захвачен немецкими войсками после прошедшей за день до этого эвакуации советских войск по морю.

Советскую эвакуацию Таллина 27–28 августа 1941 г. немцы сравнивали с эвакуацией Дюнкерка и Крита англичанами.

Было отмечено в немецких источниках, что по потерям таллинская эвакуация превзошла обе английские операции по вывозу своих войск морем. Советская сторона потеряла 114 военных и транспортных судов тяжело поврежденными либо потопленными на заранее расставленных германской морской авиацией минах.

По немецким данным, блокада Ленинграда началась 8 сентября после проведенного в этот день штурма Шлиссенбурга. У советской стороны оказалась лишь кромка южного берега Ладоги, поначалу этим фактором германские и финские штабисты просто пренебрегли, считая, что использовать этот коридор для перемещений войск практически невозможно. Чтобы спасти Ленинград, советские войска уже 27 августа 1941 г. (по немецким штабным данным) стали наступать против 16-й армии в районе Ладожского озера. Гальдер об этом факте не знал, он вообще придавал мало значения советским контрударам, поэтому на ситуацию в районе южного берега Ладоги он обратил внимание только 23 сентября, хотя перелом в советском контрнаступлении произошел около 15 сентября и гораздо южнее, когда 11-я, 27-я и 34-я армии РККА попали в котел после неудачной попытки деблокады Ленинграда. Эти события получили в ОКВ название «сражений на реке Пола», когда 9 дивизий Красной армии были полностью разбиты и еще 9 понесли большие потери. Именно борьба на реке Пола вошла в хронику ОКВ как наиболее напряженный момент противоборства в районе Ленинграда, о боях на южном берегу озера Ладога, столь драматично описанных у Гальдера, нет упоминаний. Правда, и у Гальдера, и в хронике ОКВ отражение контрнаступления советских войск предпринимает 16-я армия совместно с частями ГА «Центр» (северным флангом этой группы армий).

По данным хроники ОКВ, ГА «Север» и не имела задачи провести штурм Ленинграда осенью 1941 г. По всей видимости, это было и невозможно в условиях продолжавшегося давления со стороны Красной армии практически до 15 сентября 1941 г. в районе Великого Новгорода. Значительные силы вермахта в конце августа— сентябре 1941 г. были отвлечены на операции против советских сил в Эстонии. Только 5 октября 1941 г. им удалось взять о. Эзель, 20 октября 1941 г. пал о. Даго. Конечной целью операции против Ленинграда, как следует из хроники, было высвобождение сил для операций на других направлениях северного фланга Восточного фронта, в частности германское командование интересовали больше осенью 1941 г. Тихвин (был взят вермахтом 11 ноября 1941 г.) и железнодорожная станция Тихвинстроя.

Из сказанного выше следует, что желания Гитлера, его приказы насчет Ленинграда не находили поддержки у стратегов вермахта, которые видели в Ленинграде ловушку, куда можно было загнать как можно больше советских войск. Большое значение сыграли бои на оборонительных советских рубежах Северной Псковщины и запада Ленинградской области. Германские войска много времени и сил потратили на операции в Эстонии.

Возможно, что в составленной в декабре 1941 г. хронике войны с СССР авторы от ОКВ просто умалчивали об изначальных намерениях Гитлера взять Ленинград штурмом. Мы не отрицаем наличия таких приказов и планов, но ход событий показал к сентябрю 1941 г., что к юго-западу от Ленинграда советские войска имели достаточно сил для обороны и их готовы были поддерживать войска Красной армии, действовавшие с Валдайской возвышенности, что и вызвало, скорее всего, корректировку планов ОКВ относительно Ленинграда. Что касается переброски дополнительных сил под Ленинград в 20-х числах сентября 1941 г., то это могла быть обычная ротация войск, если учесть, что из ГА «Север» под Москву были переведены 1-я и 6-я танковые дивизии, а также 36-й механизированный корпус.

В упомянутой выше работе М.И. Фролова говорится, что советские войска потеряли в оборонительной операции под Ленинградом в период с 10 июля по 30 сентября 1941 г. 214 078 человек убитыми и 130 848 ранеными, но не говорится о пленных. Кроме того, надо учесть бои октября 1941 г. Немецкая сторона считала периодом боев за Ленинград 6 августа— 21 октября 1941 г., за это время в плен, по немецким данным, были взяты более 300 тыс. красноармейцев, захвачено или уничтожено 1581 танк и 4063 орудия. Если принимать во внимание, что количество убитых на Северо-Западном направлении обычно в 1941 г. соответствовало примерно количеству попавших в плен красноармейцев либо даже превышало таковое, то к 20-м числам октября 1941 г. основные силы Красной армии, защищавшие Ленинград, были разбиты, принимая во внимание также и фактор потерь в июле 1941 г.

Все-таки открытым остается вопрос о боях на южном берегу Ладоги 23–25 сентября, которые есть у Гальдера, но отсутствуют в хронике ОКВ. Вначале сентября 1941 г. Ставка завершила формирование 54-й армии под командованием маршала Г.И. Кулика, в состав этой армии влились остатки 48-й армии, которая уже принимала участие в боях за Ленинград, но крайне неудачно. 8 сентября в ответ на взятие немцами Шлиссельбурга Г.И. Кулик получил приказ контратаковать в районе Ладожского озера. 10–12 сентября 1941 г. редкие контратаки 54-й армии были отбиты немцами, которые даже сумели продолжить наступление. 15 сентября новый командующий Ленинградского фронта Г.К. Жуков потребовал от Г.И. Кулика немедленно перейти в наступление. 16 сентября требование провести наступление повторили уже И.В. Сталин и Б.М. Шапошников. Сталин определил цель наступления — станция Мга. Г.И. Кулик дал ответ, что части будут готовы наступать только 17-го числа в 10 утра. Но наступление началось фактически 18 сентября, вылившись в неудачные попытки прорыва немецкой обороны.

Понимая, что 54-я армия не достигнет поставленных задач, Г.К. Жуков решил спасти Ленинград путем прямого удара в сторону Шлиссельбурга непосредственно из города. В операции 20 сентября 1941 г. были задействованы части 115-й СД, 4-й бригады морской пехоты, 1-й дивизии НКВД. Войска вышли 22 сентября в район 8-й ГРЭС, где они были объединены в Невскую оперативную группу. В это же время, 21 и 23 сентября, 54-я армия и приданная ей 16-я танковая бригада перешли в наступление в районе станции Мга и Синявинских высот, но продвижения не было, как и в прошлые наступления.

24 сентября Сталин лично приказал маршалу Кулику продолжить наступление на поселок Синявино. Во второй половине дня 24 сентября наступление 54-й армии оказалось относительно успешным, но далеко ее части все равно не продвинулись. Маршал Кулик добился ограниченного успеха на Синявинском направлении, к 25 сентября части 54-й армии продвинулись на 6—10 км, но на направлении Мги им пришлось даже отступить. 23–25 сентября Балтфлот предпринял десанты с Ладожского озера в районе Шлиссельбурга, но они были практически полностью уничтожены.

В Шлиссельбург 26 сентября рано утром пытался ворваться батальон 1-й дивизии НКВД. Сам же Шлиссельбург был к 26-му числу блокирован советскими войсками. Но без наступления 54-й армии, которое к 26-му числу выдохлось, взять Шлиссельбург было очень сложно, так как немцы проводили контрнаступательные действия. Против 54-й армии действовала одна 8-я танковая дивизия вермахта, о тяжелом положении которой 25 сентября сообщил Гальдер, хотя фактически таковое не было столь тяжелым. Маршал Кулик был заменен генерал-лейтенантом М.С. Хозиным, но это сильно не улучшило положения 54-й армии, которой было приказано идти в наступление 27 сентября, чтобы соединиться с 115-й СД под Мгой. К этому времени 8-я дивизия вермахта получила в подкрепление части 96-й пехотной дивизии. На протяжении трех дней — 27, 28, 29 сентября — советские войска безуспешно наступали на Мгу и Шлиссельбург. 3 октября немецкие войска сами перешли в контрнаступление в районе Отрадного. 30 сентября 1941 г. Г.К. Жуков признал, что сильный огонь немецкой артиллерии не позволяет продолжать штурм Шлиссельбурга на участке 1-й дивизии НКВД. Кроме того, сам Невский плацдарм в конце сентября сократился до 2 км по фронту и до 500 м в глубину.

Официальной датой завершения Первой синявинской наступательной операции считается 30 сентября 1941 г., что совпадает по времени с приказом Г.К. Жукова о приостановке атак на участке 1-й дивизии НКВД. Как видно из этого сюжета, германские войска оборонялись не столь значительными силами, соответственно, при достаточной численности их контингентов на Ленинградском направлении штурм города на Неве вполне мог увенчаться успехом. Кроме того, как мы видим, наиболее боеспособными соединениями Красной армии под Ленинградом оставались части Балтфлота, 1-я дивизия НКВД, 115-я СД, это и был, скорее всего, «хребет» Ленинградского фронта в сентябре 1941 г.

Намерение Гальдера задушить Ленинград голодом в конце сентября 1941 г. имело все основания. В начале октября 1941 г. запасы муки на военных и гражданских складах Ленинграда составили 20 000 т, чего должно было хватить на 20 дней. В этой ситуации вермахт занял оборонительную позицию, хотя, как показали события под Тихвином, немцы могли успешно наступать. Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов потери вермахта в августовско-сентябрьских боях. Однако, как мы считаем, российская популярная историография преувеличивает фактор потерь в решении командования вермахта отказаться от генерального штурма города на Неве. В частности, Л.А. Ломагин интерпретирует мнение командующего 18-й армией вермахта Кюхлера как указание на крупные потери как причину отказа от захвата Ленинграда посредством прямого удара. 29 августа 1941 г. Кюхлер действительно признал, что из-за плохой просматриваемости местности немецкие части несут большие потери в ближнем бою, но он тут же нашел выход из сложившейся ситуации приданием каждой пехотной дивизии по всего лишь танковой роте. 30 августа 1941 г. Кюхлер жаловался на большие потери среди унтерофицерского состава, что было типично не только для Ленинградского направления в 1941 г. Потери унтерофицеров в целом еще не дают повода делать выводы о больших потерях немецкой пехоты, если учесть, что, согласно сведениям того же Кюхлера, на каждую 1000 человек личного состава в немецкой пехоте приходились 15 унтерофицеров. Обычно немецкие унтерофицеры шли впереди волны атакующих, что и объясняет столь высокие потери среди них.

В своем приказе от 29 августа 1941 г. командующий ГА «Север» фон Лееб прямо пишет, что оборона Ленинграда рухнет сама, поэтому им уже были назначены части, которым предстояло взять город под контроль. В случае же продолжения сопротивления Лееб возлагал надежды на голод. Этот приказ Лееба, на который ссылается Н.А. Ломагин, хранится в Национальном архиве США, поэтому долгое время исследователи из России и других стран Восточной Европы не имели к нему доступа. Очевидно, Лееб проигнорировал приказы Гитлера, решив интерпретировать указания последнего насчет окружения Ленинграда по-своему. Надо сказать, что фон Лееб изначально скептически относился к идее войны с СССР, справедливо полагая ее авантюрой. Отношение Лееба— открыто верующего католика — к Гитлеру и нацизму было умеренно оппозиционным, что в итоге и стало причиной отставки командующего ГА «Север», после чего он более в армии не служил (находился в запасе).

Едва ли решение Лееба не штурмовать Ленинград коренным образом расходилось с приказами Гитлера именно августа 1941 г. Дело в том, что Таллин только пал к тому времени. Но в Эстонии оставались еще советские части. Полностью блокировать снабжение советских войск в Эстонии было невозможно. Отсюда появился приказ Гитлера от 31 июля 1941 г. — всеми силами 18-й армии «зачистить» территорию Эстонии и только после этого начать наступление на Ленинград. Таллин был полностью эвакуирован силами Балтфлота 28 августа 1941 г., на следующий день Лееб отдал приказ ждать крушения обороны Ленинграда и окружать город, что, в принципе, не противоречило приказу Гитлера конца июля 1941 г., нигде не было указано, что этот приказ отменен. К тому же в Эстонии еще находились советские войска, и 18-я армия не была в состоянии за два-три дня реорганизоваться для удара на Ленинград. Тем не менее Гитлер все-таки считал Лееба виновным в неудачах сентября 1941 г. под Ленинградом, хотя именно настоятельные требования Гитлера сконцентрировать в конце лета 1941 г. внимание на Эстонии, по сути, дало советскому командованию время на организацию обороны Ленинграда, поэтому город не был взят в сентябре 1941 г.

22 августа можно считать переломным моментом в операции «Барбаросса». Гитлер запланировал бросить главные силы на Юг, чтобы захватить Киев и Крым. Однако главной целью, судя по директиве от 21 августа 1941 г., были не Киев и Харьков, а Крым, так как четко указано, что «овладение Крымским полуостровом имеет наиважнейшее значение для обеспечения нашего снабжения нефтью из Румынии. Поэтому всеми средствами, включая также применение подвижных соединений, следует стремиться быстро форсировать Днепр в направлении Крыма, прежде чем враг подбросит сюда новые силы». В директиве указано, что Ленинград надо блокировать, но о штурме города не говорится. Далее Гитлер поставил задачу, как и ранее, соединиться с финской армией. Таким образом, мы видим опять преобладание экономических и политических мотивов над чисто военными.

Надо отметить, что идея окружения Ленинграда появилась у Гитлера 17 июля 1941 г., хотя целью окружения была подготовка к штурму города. 21 июля 1941 г. Гитлер повторил свое требование перед ГА «Север»— немедленно взять Ленинград, чтобы очистить от русских зону Финского залива, но спустя неделю Гитлер дает указание обойти Ленинград и отрезать город на Неве от остальной России. Мы снова видим февральский и июньский тезисы Гитлера по вопросу о Ленинградском направлении. Во время споров в конце июля 1941 г. между Гитлером и его стратегами появилась упомянутая нами директива № 34, в которой Ленинград был определен как первоочередная цель. 4 августа 1941 г. при посещении штаба ГА «Центр» Гитлер повторил свой тезис насчет первоочередности овладения Ленинградом.18 августа 1941 г. глава ОКХ фон Браухич подал Гитлеру меморандум, в котором настаивал на наступлении на Москву. В ответ 21 августа 1941 г. Гитлер указал, что главными целями вермахта являются до наступления зимы Крым, угольные месторождения на реке Донец и выход к Волге, а также окружение Ленинграда. В этой связи ГА «Центр» после овладения Смоленском, согласно плану «Барбаросса», должна была поддерживать усилия ГА «Север» по уничтожению советских войск в Прибалтике.

Ликвидация в лице Ленинграда на Севере СССР важного промышленного центра и крупнейшей военно-морской базы Красного флота были не единственной целью требований Гитлера взять город на Неве. Еще 21 декабря 1940 г. Гитлер рассматривал взятие Ленинграда как средство высвобождения практически всего северного фланга «Оси» на Восточном фронте для удара вглубь советской территории с выходом к Вологде, что лишало Центральную Россию полноценной связи по суше с Мурманском и Архангельском, которые Гитлер уже тогда рассматривал как возможные каналы поставок оружия и военных материалов Советскому Союзу из государств Запада.

Таким образом, если 22 июня 1941 г. Гитлер придал первостепенное значение Ленинграду, то 21 августа 1941 г. его внимание больше перемещается на южный фланг, к Крыму, хотя Ленинград остается приоритетным направлением наступления. Гитлер мотивирует это угрозой для румынских нефтяных месторождений. Однако прямых признаков таковой не существовало. В июле Красная армия на юге Украины отступала, пытаясь удержать Одессу и Николаев. Авиационные соединения Красной армии в Крыму могли представлять угрозу для Румынии, но почему-то Гитлер задумался о ней только в конце августа, когда советские ВВС были уже изрядно потрепаны.

Попытки советских ВВС разрушить нефтепромыслы в Плоешти закончились неудачно, налеты продолжались с конца июня до середины октября 1941 г. (всего их было за этот период 91). Воздушное наступление советских сил на Румынию было отражено 52-й эскадрой люфтваффе, в которую были специально включены и румынские экипажи. Советская сторона потеряла во время этого своего наступления 81 самолет.

По поводу изменения планов наступления в конце августа 1941 г. мы имеем предположения, что Гитлер, по каким-то причинам, счел возможным переброску британских авиационных соединений в Крым. Переговоры об ограниченной военной помощи Советскому Союзу уже летом 1941 г. велись в высшем руководстве Британии и между Лондоном и Москвой.

Крым был идеальным местом для развертывания британских воздушных соединений. В Мурманске это произошло осенью 1941 г. Под эгидой организации учебного центра для советских пилотов англичане разместили в советском Заполярье целое крыло своих истребителей.

В допросах советских военнопленных, сражавшихся на территории Крыма, есть упоминание об интересе немецких офицеров к возможному присутствию англичан на полуострове. Так, например, взятый в плен командир 157-й СД полковник Данилин показал на допросе, что на косе недалеко от Перекопа его дивизия обнаружила «englische Streitkraeften» (английские вооруженные силы) в виде нескольких находившихся без пилотов самолетов. Не исключено, что речь идет о «ленд-лизовских» самолетах, находившихся на вооружении у советских ВВС. Но сам факт интереса немецких дознавателей к вопросу о присутствии англичан в Крыму уже наводит на размышления.

В одобренной Гитлером памятной записке ОКВ о стратегическом положении конца лета 1941 г. преобладают планы насчет Британской империи, хотя не делается определенных прогнозов насчет Восточного фронта. Очевидно, по вопросу войны с СССР у ОКВ уже не было былой уверенности в быстрой победе. Гитлер и его военные планировщики опять-таки рассуждают в этом документе, говоря о Советском Союзе, глобальными геополитическими категориями, не рассматривая СССР как самостоятельную силу. Примечательно, что уже 13 сентября 1941 г. ОКВ планировало кампанию 1942 г., в которой акцент был бы сделан на юго-восточном направлении, чтобы спровоцировать присоединение к «Оси» Турции. Несмотря на то что активные действия против Англии ОКВ планировал начать не ранее весны 1942 г., уже к сентябрю 1941 г., как говорится в документе, «превосходство германской авиации в воздухе наверстано».

Таким образом, летом 1941 г. Германия наращивала выпуск авиационной техники для борьбы с Британской империей, и это не просто слова из меморандума ОКВ. В августе 1941 г. по тоннажу боевого веса выпуск немецких самолетов достиг максимума за весь тот год — 5,7 тыс. т против 5,6 тыс. т в июле 1941 г. и 4,3 тыс. т в мае 1941 г.

Учитывая, что в середине июля 1941 г. немецкие стратеги считали СССР уже побежденным, едва ли такое количество боевых самолетов создавалось для борьбы с Красной армией, очевидно, ресурсы в военном производстве рейха были переключены на создание дополнительных сил для войны с Англией, победить которую можно было только посредством установления господства в воздухе.

ОКВ планировало в середине сентября 1941 г до конца лета 1942 г. реализовать планы по строительству новейших боевых судов и создание дополнительных подразделений парашютно-десантных сил и морской пехоты. Поэтому понятно, почему в 1941 г. значительные расходы военного бюджета нацистской Германии пошли на люфтваффе: 22 881 583 456 RM, когда на сухопутные силы было истрачено 33 577 065 174 RM, на флот— 729 283 842 RM. Таким образом, на флот в 1941 г. ушло средств все-таки меньше, чем в 1940 г., но тем не менее намного больше, нежели в 1939 г. Здесь свою роль сыграл явный пессимизм командования ВМС рейха по поводу развития надводного флота, который, по мнению Э. Редера, был бесполезен без авианосцев. Гитлеру пришлось возобновить программу строительства авианосца «Цеппелин» в 1942 г. в связи с арктическими конвоями западных союзников.

В связи со сказанным выше не совсем понятно решение Гитлера начать операцию «Тайфун», когда положение Ленинграда стало наиболее отчаянным, а операция в Крыму «забуксовала» из-за упорной обороны Севастополя. Из некоторых документов ГА «Центр» видно, что в начале октября 1941 г. германское командование испытывало неуверенность по поводу удара на Москву с юга через Тулу. Наступавшей в этом районе 2-й танковой армии предписывалось после овладения Тулой ждать развития событий, возможно, что армия могла быть направлена, как говорится в приказе, на восток с целью захвата Сталиногорска — важного промышленного центра.

Ф. фон Бок опасался контрударов 50-й армии с Рязанского направления, поэтому он решил 9 октября «придержать» наступление 2-й танковой армии Гудериана. Здесь, как и в ситуации с Ленинградом, мы видим двойственность: с одной стороны, ОКВ желает взять Москву как можно быстрее, с другой — есть опасения по поводу развития ситуации, правда, в случае с операцией «Тайфун» эти опасения легче четко выделить. В начале октября 1941 г. это был слишком растянутый правый фланг второй танковой армии, что мешало вермахту наступать на Москву. 2-й полевой армии, действовавшей в этом же районе, предписывалось разбить основные силы 50-й советской армии.

ГА «Центр» пришлось проводить начальное наступление на Москву в рамках операции «Тайфун» в условиях, когда советская группировка в Вязьменском котле еще продолжала сопротивление. Как следует из приказа фон Бока от 7 октября 1941 г., практически все силы 4-й и 9-й полевых армий были задействованы в начале октября в уничтожении окруженных под Вязьмой советских войск.

До начала октября 1941 г., как следует из воспоминаний Г.К. Жукова, Ставка не имела сведений, на каком именно направлении немцы будут наступать на Москву. По мнению Г.К. Жукова, операция «Тайфун» в той форме, в какой она проходила, стала неожиданностью для Сталина, потому что плохо работали разведывательные службы Западного и Резервного фронтов, командиры которых в начале октября имели смутные представления о противнике. В этом смысле вермахт имел большое преимущество на фоне разгрома крупных сил Красной армии под Вязьмой.

Немецкие данные ОКВ противоречат до некоторой степени советским официальным данным на предмет сроков завершения наступления под Москвой и контрнаступления Красной армии, а также результативности действий РККА на Московском направлении в первых числах декабря 1941 г. Официально принято считать, что германское наступление выдохлось к 30 ноября 1941 г. Однако, согласно составленной в первом полугодии 1942 г. хронике ОКВ, 1 декабря 1941 г. наступление вермахта по ряду пунктов под Москвой успешно продолжалось. 2 и 3 декабря немецкие войска локально столкнулись с контрнаступлением Красной армии. Соответственно, контрнаступление под Москвой началось не 5 декабря 1941 г., но фактически в ночь с 1 на 2 декабря. Под Москвой на начало декабря 1941 г. находились 63 дивизии и усиленных полков ГА «Центр».

Согласно боевому расписанию ГА «Центр» на первую декаду декабря 1941 г., 8 немецких пехотных дивизий (№ 253, 102, 206, 251, 256, 26, 6, 110, 162), сконцентрированных между Шишарово и Бабино, а также вдоль реки Тима, не попали под удар советских войск во время начальной фазы контрнаступления под Москвой. Эти дивизии оказались в стороне («висящими» на северном фланге наступавших на Калинин советских войск). 162-я дивизия была вытянута вдоль Волги, на нее и пришелся основной удар шедших на Калинин советских войск, 5 декабря 1941 г. эта дивизия контратаковала пытавшиеся взять в клещи немецкий гарнизон Калинина советские части. Однако 9 декабря советской кавалерии удалось прорваться до Игнатьевки. В результате 15 декабря 1941 г. 161-я и 129-я дивизии вермахта ушли из Калинина. Находившаяся рядом со 162-й дивизией 86-я дивизия отбила советское наступление еще до 5 декабря, по всей видимости, примерно 4-го числа вечером, но эта дивизия вынуждена была на некоторых участках обороны отступить. На участке 36-й моторизированной дивизии, располагавшейся под Рогачевым (у колена Волги), произошел прорыв советских войск б декабря 1941 г., дивизия быстро отступила к Калинину к 8 декабря.

Так начало контрнаступления под Москвой описано у А. Исаева: «Начали контрнаступление под Москвой атакой через канал Москва — Волга против боевой группы Майнтофеля части 1-й ударной армии. Эта армия была в первые дни декабря лидером наступательных действий». Правда, им упомянуто, что до этого Красная армия провела ряда наступательных действий на Калининском направлении в районах Деденево, Каменка, Федорово, одной из целей этого наступления было вызволить из окружения группу генерала Захарова. А. Исаев пишет, что войска В.И Кузнецова перешли в контрнаступление силами двух стрелковых бригад еще утром 1 декабря 1941 г., столкнувшись с 1-й танковой дивизией вермахта. А. Исаев следует советским документам. По немецким данным, советские войска атаковали 14-ю моторизированную дивизию на рубежах Москва — водоканал 3 декабря 1941 г., удар советских войск пришелся прямо из города Дмитров, 14-й дивизии пришлось отступить к селу Балайки, где она заняла позиции 6 декабря. 7-я танковая дивизия наступала южнее Федоровки, где отбила утраченные ранее позиции, в то же время этой дивизии пришлось защищать Яхрому, которая была взята советскими войсками 4 декабря 1941 г. 7-ю танковую дивизию южнее поддерживала 6-я танковая дивизия, которая также боролась, контрнаступая, за позиции под Федоровкой, именно эта дивизия сдала Федоровку 8 декабря 1941 г.

1-я танковая дивизия, упомянутая А. Исаевым, как свежая немецкая дивизия, ставшая центром обороны, по его мнению, основанному на советских документах, вела бои с Красной армией в районе Рогачево 5 декабря 1941 г., эта дивизия в этот день пыталась наступать, стремясь захватить выгодные позиции. Однако 1-я танковая дивизия была вынуждена начать отход на ранее занимавшиеся перед атакой советских войск позиции. 7 декабря эта дивизия заняла оборону вдоль реки Сестра. Таким образом, советским войскам пришлось столкнуться не с одной 1-й танковой дивизией, наступавшей под Рогачевым, но с тремя танковыми дивизиями вермахта, ставившими перед собой ограниченные задачи — борьбу за позиции в районе Федоровки, то есть немцы хотели удержать позиции на правом берегу реки Сестра.

Наступление в районе Мосводоканала планировалось советским командованием еще в середине ноября 1941 г., но было прервано попытками вермахта взять Москву в 20-х числах ноября. Однако наступательная операция под Яхромой началась 27 ноября. Поэтому бои на Дмитровском направлении нельзя в полном смысле считать просто частью контрнаступления под Москвой, речь идет о серии отдельных операций, то же самое касается прорыва под Калининым.

Бои за Яхрому вошли в советскую историографию как сражение за Перимиловскую высоту, которое стало контрнаступлением с целью отбросить рвавшиеся через Дмитров к Москве немецкие танковые соединения. 28 ноября 1941 г. советские части 1-й ударной армии еще не успели подтянуться к Дмитрову, когда в город ворвался отряд немецких танков, их остановил бронепоезд № 73 НКВД. К счастью для Красной армии, в Дмитрове на тот момент оказался командующий 1-й ударной армии В.И. Кузнецов. Он занимался организацией транспортировки частей свой армии к новым позициям. 28 ноября в его распоряжении оказались 29-я стрелковая бригада, растянутая по фронту в 10 км, бронепоезд, дивизион гвардейских минометов и дмитровский строительный батальон.

В 14.00 28 ноября после личного приказа Сталина, данного Кузнецову по телефону прямо из Кремля, части 29-й бригады контратаковали немецкие бронетанковые соединения на окраине Дмитрова в селе Пермилово, атака оказалась неудачной. Только после подхода частей сильно потрепанной 50-й бригады Кузнецову удалось возобновить контратаку рано утром 29 ноября 1941 г., выбив из Пермилово подразделения 14-й мотопехотной и 70-й танковой дивизий вермахта, немцы потеряли в этом бою примерно до роты личного состава. Считается, что атака 29 ноября сорвала планы нацистов взять Москву одним ударом с севера. Правда, не понятно, почему немцы, имея в Пермилово 20 танков, так быстро сдали позиции измотанным предыдущими боями советским пехотинцам.

Кузнецов, по всей видимости, был не уверен в том, что ему удалось добиться долгосрочного успеха, поэтому им было приказано взорвать 29 ноября мост через Мосводоканал, что и было выполнено саперами при больших потерях. По другим данным, мост под Яхромой был разрушен посредством бомбового удара, выполненного 150-м бомбардировочным авиаполком (бап) по приказу непосредственно Г.К. Жукова. Опасения оказались небеспочвенными, вскоре вермахт предпринял наступление по льду водоканала крупными силами бронетехники. Но здесь советской стороне помог сам канал, через его шлюзы был уменьшен уровень воды (создана подо льдом воздушная подушка), что сделало невозможным продвижение немецких танков. По всей видимости, после этого вермахт решил более не прорываться к Дмитрову, ограничиваясь обстрелами перешедшей в наступление 1 декабря 1941 г. советской пехоты (в наступление пошло много морских пехотинцев).

Есть и другие свидетельства на предмет проблем с переправами через водные преграды в начале декабря 1941 г. Несмотря на сильные морозы в то время, лед на Волге в Калининской области оказался недостаточно толстым для переправ тяжелой техники. Согласно сделанным советскими саперами замерам, лед на этом участке течения Волги не превышал 25 см, что делало переправу слишком рискованной, если речь шла в первую очередь о танках. Советские войска для переправы танков через Волгу во время наступления на Калинин применили созданные из бревен понтоны и искусственно созданные полыньи, через которые пускали паромы. Саперы вермахта также знали об этих технологиях, но, по всей видимости, им просто не хватало времени, кроме того, немецкие части находились под постоянной угрозой атак советских лыжников и кавалеристов. Артиллерийские орудия нередко советским солдатам приходилось переправлять через Волгу вручную. Те же проблемы были и на небольших реках, так как советским саперам пришлось специально в короткие сроки в декабре 1941 г. построить два деревянных моста на реке Тверда для обеспечения подхода войск к Калинину.

По официальным советским данным, Яхрому удалось освободить 8 декабря 1941 г., по немецким — уже 4 декабря Яхрома была сдана. Скорее всего, в Яхроме оставались до 8-го числа, а точнее на ее окраинах, саперные подразделения немцев, но город уже был очищен от основных сил вермахта и готовился к сдаче. По всей видимости, вермахт предпринимал перегруппировку после неожиданных контрмер Красной армии под Дмитровым. Как следует из советских документов, вермахт на Дмитровском направлении обладал достаточными силами для наступления даже 5 декабря 1941 г., незадолго до этого командующий Западным фронтом Г.К. Жуков получил данные разведки, что немцы выдвинули танковый резерв в составе 1-й танковой дивизии в район участка Никольское и Белый Раст, эта дивизия намеревалась нанести удар явно в стык медленно продвигавшимся вперед 1-й ударной и 20-й армий РККА. Г.К. Жуков издал соответствующий приказ усилить стык двух армий двадцатью ПТО, а также ускорить пополнение 24-й и 31-й танковых бригад, недавно прибывших под Дмитров. 20-й армии на значительном протяжении ее фронта было предписано перейти к противотанковой обороне.

Описанные с советской стороны бои за Калинин в декабре 1941 г. позволяют сказать, что вермахт не испытывал особых затруднений с боеприпасами, и природно-климатический фактор также не оказывал на немецких солдат какого-то очень негативного воздействия. Приведем как пример один эпизод наступления советских войск на Калинин: «12 декабря 119-я дивизия после жестокого боя выбила немцев из Марьина и двумя полками развивала наступление на Щербинине и одним — на Чуприяново. Гитлеровцы оказали упорное сопротивление сильным огнем пулеметов и минометов. До темноты наши пехотинцы продвинулись незначительно, готовясь возобновить штурм с утра. Но еще до рассвета дивизии было приказано, прикрывшись у Щербинина одним полком, главными силами наступать на Старкове, Подсосонье и освободить Салыгино, Бурашево и Балыкино. Комдив усомнился в целесообразности этого решения, но находившийся здесь начальник штаба армии подтвердил приказ командарма, и комдив, оставив небольшие заслоны у Марьина, начал выводить дивизию на новое направление. В это время противник после сильного артиллерийского налета перешел от Щербинина в контратаку, отбросил слабые заслоны и занял Марьино, освобожденное накануне дивизией дорогой ценой, а вражеская рота автоматчиков напала на не прикрытый с юга от Обухова штаб 247-й дивизии. Командир дивизии был легко ранен и потерял управление войсками. При защите штаба дивизии смертью героя пал заместитель начальника бронетанковых войск армии майор Шах».

Уже в начале 1942 г. в отчете ГА «Центр» было сказано о плохом снабжении вермахта зимней одеждой как о факторе поражения под Москвой. Помимо этого, было указано, что приказ Гитлера от 15 ноября 1941 г. на взятие Москвы появился, когда немецкие войска были измотаны боями. Особое значение немецкие эксперты от ГА «Центр» придавали удару советских войск под Сухиничами, когда первый гвардейский кавалерийский корпус Белова при поддержке 10-й, 50-й и 61-й армий создал стокилометровую брешь между 2-й ТА и 4-й полевой армией вермахта. Отмечался особо также удар 33-й советской армии в стык 4-й ТА и 4-й полевой армии, который образовал брешь в немецкой обороне шириной 35 км. Еще крупным ударом стала атака левого фланга 9-й полевой армии силами 29-й и 39-й советских армий под Ржевом. Видно из немецкого анализа советского контрнаступления под Москвой, что главные события разворачивались все-таки южнее Дмитрова и Мосводоканала, что указывает на то, что ГА «Центр» бросил слишком много подвижных соединений именно в этот сектор, ослабив значительно свои позиции южнее Ржева, чем и воспользовалось советское командование.

Следующим шагом советских войск стал удар в стык ГА «Центр» и ГА «Север» в пространстве под Демидовым, в наступлении принимали участие 3-я и 4-я армии РККА. Тем временем остановка продвижения кавалерийского корпуса Белова, который ждал подхода подкреплений, позволила силам вермахта перегруппироваться и закрыть советским войскам дорогу на Рославль, стокилометровая брешь во фронте была закрыта. Корпус Белова на время оказался отрезан от основных сил, но посредством просачивания восточнее Вязьмы ему удалось установить связь с главными силами Красной армии.

После столкновений восточнее Вязьмы и под Юхновым германские войска, увидев, что Красная армия ослабла, перешли в контрнаступление во второй половине января 1942 г. Последовательность немецкого контрнаступления в январе 1942 г. была следующей. 39-я советская армия движением с севера на юг пыталась силами своих кавалерийских частей совместно с партизанами взять Вязьму, эту задачу не удалось выполнить, так как навстречу советским войскам вышла мобильная группа генерала Шлемма (специалиста по десантным операциям), немцам удалось отразить атаки на Вязьму, которая выступала на то время жизненно важным для всей ГА «Центр» пунктом снабжения. Затем, укрепив посредством сокращения фронта в районах незначительной активности Красной армии свой северный фланг, 2-я полевая армия перешла в медленное контрнаступление, фактически применив тактику активной обороны, благодаря чего советские части удалось оттеснить от Сухиничей. Немного времени до этого 9-я полевая армия закрыла «брешь» под Ржевом (22 января 1942 г.), отрезав многие части 29-й и 39-й армий от основных сил. Наиболее опасная для вермахта 39-я армия была столь сильно измотана, что несколько недель не могла предпринимать активных наступательных действий. В начале февраля 1942 г. 4-я полевая и 4-я танковая армии перешли в наступление под Гжатском и Юхновым, отрезав от снабжения юго-западнее Ржева наиболее боеспособные соединения 29-й советской армии. Наибольшую опасность для ГА «Центр» представляла к февралю 1942 г. 4-я ударная армия, против которой вермахт готовил контрнаступательные мероприятия. По мнению экспертов ГА «Центр», борьба за оборонительные позиции на Московском направлении завершилась в первых числах февраля 1942 г.

Причиной неудачного развития ситуации в декабре 1941 г. — начале января 1942 г. эксперты считали, помимо прочего, неудовлетворительное пополнение армии личным составом. По данным штаба тыловых служб ГА «Центр», в январе 1942 г. со станций на линии Гомель — Орша на Западе были отправлены 114 600 раненых и больных германских военнослужащих, правда, не ясно, все ли они принадлежали к боевым частям, скорее всего, нет. На смену выбывшим солдатам и офицерам в ГА «Центр» прибыли 16 200 человек пополнений в течение того же января 1942 г. Эти данные опровергают популярное на Западе мнение, что вермахт под Москвой не получал зимой 1941–1942 гг. пополнения. Сокращение линии фронта сделало крупные пополнения излишними, и, как мы видели выше, у ГА «Центр» были даже ресурсы для проведения контрнаступательных операций уже во второй половине января 1942 г.

О моральном и физическом истощении войск ГА «Центр» к началу ноября 1941 г. говорится и в других немецких документах. Были также трудности с потерями в материальной части, особенно это касалось ПТО, число которых у ГА «Центр» сократилось почти наполовину, по сравнению с началом кампании против СССР. Немецкими экспертами было также отмечено, что противотанковые средства вермахта в большинстве своем не годятся для борьбы с советскими средними и тяжелыми танками. Однако было выделено, что эффективно в применении против советских танков зенитное орудие 88 мм, кроме него, полевая гаубица, но только при условии применения ею зажигательных гранат. Помимо этого, предполагалось использовать трофейные орудия 76,2 мм (знаменитые ПТО «Грабина») либо германское полевое орудие (надо понимать, орудие стандартного полевого калибра 75 мм).

Оснащенность артиллерии боеприпасами перед генеральным наступлением на Москву во второй половине ноября 1941 г. оценивалось как неудовлетворительное, 40 % от нормы, в некоторых дивизиях — 25 %. Однако в артиллерийских дивизионах армейского и корпусного подчинения положение с боеприпасами было еще худшим, например в 7-м армейском корпусе снарядов для дивизионов корпусного уровня было только на один выстрел. Такое положение с боеприпасами позволило командованию ГА «Центр» создать только малый запас снарядов на случай советского наступления. Германским командованием было также отмечено в первой половине ноября 1941 г., что советская артиллерия не имеет недостатка в боеприпасах, осыпая немецкие войска градом снарядов, что, правда, противоречит советским свидетельствам, относящимся ко второй половине ноября 1941 г. Немецкими экспертами было отмечено, что германская артиллерия на Московском направлении перед генеральным наступлением на советскую столицу не имела достаточно боеприпасов для ведения ответного огня(контрбатарейный огонь). Причиной тому называлось плохое состояние автомобильных и железных дорог в условиях жестокой зимы (была еще первая половина ноября) на Московском направлении.

Германское командование возлагало надежды на улучшение погодных условий и ускорение восстановления транспортной сети (надо понимать, речь шла в первую очередь о Вязьменском и Оршанском транспортных узлах), что позволило бы улучшить снабжение артиллерии боеприпасами. Таким образом, немецкие штабисты были дезориентированы в первой половине ноября 1941 г. своими метеорологическими службами, которые были подотчетны непосредственно ОКВ, то есть Гитлеру.

Проблемы со снабжением имели место не только в артиллерии. Немецкими экспертами отмечался в ноябре 1941 г. падеж лошадей из-за дефицита овса. Немецкие солдаты начали испытывать нехватку хлеба перед генеральным наступлением на Москву. ГСМ хватало только для самых необходимых действий. Квартирмейстер 4-й танковой армии отмечал острый дефицит боеприпасов (почти 2000 т) и ГСМ (почти 4800 т) на дату 4 ноября 1941 г. Этот дефицит не позволял данной танковой армии приготовиться к генеральному наступлению, для чего требовалось б дней при нормальном снабжении. По оценкам квартирмейстера ГА «Центр», 4-й танковой армии для подготовки к наступлению требовалось 5 воинских эшелонов снабжения ежедневно, но на станции Уваровка (Можайский район Московской области) отмечалось прибытие трех эшелонов в течение двух дней.

Проблемам со снабжением в первой декаде ноября 1941 г. уделялось особо большое значение в ГА «Центр». Станции Уваровка явно было недостаточно для снабжения практически всей ГА «Центр», эшелонов не хватало даже для обеспечения одной танковой армии. Требовались автомобильные трассы, но у германских войск не оказалось снегоочистительных машин, как и достаточного количества дорожно-строительных частей, из-за чего участок Гжатск — Можайск находился в неудовлетворительном состоянии.

Операция «Барбаросса» была реализована в непоследовательном режиме. Это стало следствием того, что значительная часть советских войск все-таки смогла отойти вглубь страны. Если бы Красной армии не удалось этого сделать, то мобилизация однозначно не привела бы к тому эффекту, какой получился. Причиной срыва «Барбароссы» можно считать решение Г.К. Жукова, который незадолго до войны стал начальником Генерального штаба РККА, создать в западных округах систему глубоко эшелонированной обороны, это и не позволило вермахту в течение первых двух недель уничтожить советские войска.

Большим недочетом работы командования Белорусского ВО стало то, что вермахту удалось быстро взять мосты, которые остались почти в полной сохранности, через Буг и Неман. Германское командование, как мы сказали выше, очень опасалось разрушения мостов через крупные реки. Примерно то же самое произошло с мостами через Западную Двину, которые советские ВВС безуспешно пытались разбомбить, когда отступили наземные силы РККА, то есть летчики выполняли работу саперов.

Как показывают события августа 1941 г. в Эстонии и на подступах к Ленинграду, прекрасно показал себя Балтийский флот, несмотря на тяжелые условия и большие потери, морякам удалось обеспечить противодействие германским войскам в районе Таллина и других важных стратегических пунктах в Эстонии, что замедлило продвижение 18-й армии вермахта к северной столице страны. Поэтому популярное мнение, что военно-морской флот имел второстепенное значение в годы Великой Отечественной войны, как мы уверены, не соответствует действительности.

Германская штабная версия событий 1941 г. ставит под сомнение другое распространенное и популярное в России мнение, что «Зимняя война» создала буферную зону к западу от Ленинграда, чем спасло город от захвата его гитлеровцами в конце лета— осенью 1941 г. Дело в том, что Выборг стал, как можно видеть из данных, приведенных нами выше, ловушкой для нескольких советских дивизий, там были потеряны значительные ресурсы, включая много единиц тяжелой артиллерии, которой катастрофически будет не хватать войскам под командованием Г.К. Жукова для проведения операций по прорыву блокады Ленинграда в сентябре 1941 г.

Как видно из немецких документов, у командования вермахта к началу операции «Тайфун» существовали уже достаточно серьезные опасения насчет возможности взять Москву, так как в предыдущих операциях вермахт был все-таки ослаблен. И дело было не в людских потерях, а в износе материальной части и высоком расходовании боеприпасов, которых к середине октября 1941 г. стало не хватать у соединений ГА «Центр». Причина такого положения со снабжением кроется, на наш взгляд, также в том, что высшее руководство нацистской Германии в очередной раз повернуло выпуск вооружений в сторону наращивания производства средних бомбардировщиков и подводных лодок, чтобы победить Англию, считая при этом, что СССР уже повержен.

Были ли альтернативы у СССР и нацистской Германии в 1941 г. в аспекте развития военной ситуации в ином русле? Мы думаем, что да, были. Советское командование сделало акцент в подготовке обороны на Юго-Западном направлении, которое, как выяснилось, не было главным для командования вермахта. Генеральный штаб РККА сделал неверные выводы насчет ситуации на Балканах, явно преувеличив военный потенциал Югославии, что имело последствия для РККА в форме замедления подтягивания войск к границе и частичной скрытой мобилизации, которую, несомненно, надо было начинать раньше весны 1941 г. И конечно, как мы сказали выше, важную роль в развитии событий сыграли мосты, для разрушения которых должны были быть заранее подготовлены ресурсы. «Танкомания» высшего военного руководства СССР в 1930-х гг. привела к дефициту легкой артиллерии и наземных систем ПВО в западных округах, что стало следствием перераспределения значительных ресурсов в пользу создания явно гипертрофированных бронетанковых войск. Нехватка ПТО и зенитных орудий стала одним из ключевых факторов поражения Красной армии летом 1941 г.

У Германии имелись альтернативы, в частности можно было заблокировать Таллин относительно малыми силами и продолжать наступление 18-й армии на Ленинград, что повысило бы вероятность взятия этого города в сентябре 1941 г. Вермахт также мог парализовать железнодорожное сообщение Москвы и Ленинграда, чтобы не тратить ресурсов на борьбу с войсками Ленинградского ВО, что позволило бы ОКВ перебросить дополнительные ресурсы для наступления на Москву, на которой и предлагал сконцентрировать внимание Кейтель в августе 1941 г. После потери Москвы Ленинград едва смог бы продолжать длительное сопротивление.

Таким образом, поражения Красной армии летом-осенью 1941 г. не были запрограммированными, во всяком случае в том масштабе, как это реально имело место быть. Для вермахта поражения под Москвой и Ленинградом также не носили абсолютно предопределенного характера, если не считать двух факторов. План «Барбаросса» оставался еще недостаточно проработанным, так как на его создание было выделено не так много времени, что и вызвало его существенные корректировки летом 1941 г. Второе, наиболее опасным противником Гитлер летом 1941 г. все-таки продолжал считать Англию, что уже вытекало из сложившейся на тот момент военной доктрины нацистского режима, что также стало, на наш взгляд, одной из причин провала плана «Барбаросса».