Глава XXIX

В тот день Сюй Саньгуань шел по улице. Он поседел, у него выпало семь зубов, но глаза были еще хорошие, видели не хуже, чем раньше, и уши были хорошие, слышали далеко.

Ему было за шестьдесят. Первого вернули из деревенской ссылки восемь, Второго – шесть лет назад. Первый работал на консервном заводе, Второй – в универмаге рядом с зерновой лавкой. Все три сына женились, родили детей и стали жить отдельно. Только по субботам они с семьями приходили к родителям.

Сюй Саньгуаню больше не нужно было их содержать, теперь они с Сюй Юйлань тратили все деньги на себя. Теперь на все хватало. Они перестали ходить в заплатах. Жизнь их стала такой же, как здоровье Сюй Саньгуаня, а он всем рассказывал:

– На здоровье я не жалуюсь!

Поэтому, когда Сюй Саньгуань в тот день шел по улице, он широко улыбался, и от этого у него лицо покрылось морщинами, словно река рябью, в глаза ему светило солнце и освещало каждую морщинку. Так, улыбаясь самому себе, он вышел из дому, прошел мимо забегаловки, где Сюй Юйлань утром жарила хворост, мимо универмага, где работал Второй, мимо кинотеатра – бывшего театра. Мимо начальной школы, больницы, моста Красной звезды, часовой мастерской, мясной лавки, храма Небесного спокойствия, нового магазина одежды, двух припаркованных рядом грузовиков, а потом – мимо ресторана «Победа».

Из распахнутых дверей кухни пахло печенкой, маслом и дымом. Сюй Саньгуань уже прошел дальше, но, почуяв аромат печенки, остановился, раздул ноздри и раскрыл рот.

Очень ему захотелось съесть тарелку жареной печенки, выпить два ляна рисового вина. Хотелось все сильнее и сильнее. И решил он пойти продать кровь. Вспомнил былое: как раньше сиживал с А-Фаном и Гэньлуном за столиком у окна, как в Хуандяне ходил в ресторан с Лайси и Лайшунем, стучал пальцами по столу и громко заказывал:

– Тарелку жареной печенки, два ляна вина, вино подогреть!

Простоял он у «Победы» минут пять и окончательно решил пойти в больницу и сдать кровь. Он не был там одиннадцать лет, а теперь опять шел сдавать кровь, в первый раз – для себя самого. Он думал: раньше я ел печенку и пил вино, потому что сдавал кровь, а теперь наоборот: иду сдавать кровь, чтобы поесть и выпить. С этими мыслями он прошел мимо припаркованных рядом грузовиков, нового магазина одежды, храма Небесного спокойствия, мясной лавки, часовой мастерской, моста Красной звезды и пришел в больницу.

В кабинете за столом сидел уже не кровяной староста Ли, а парень лет под тридцать. Поглядел на Сюй Саньгуаня, седого и без трех передних зубов, и удивился:

– Ты, дед, пришел кровь сдавать? Такой старый? Да кому она нужна?

– Я старый, да здоровый. Ты не смотри, что я седой и без зубов, зрение у меня отличное: даже родинку у тебя на лбу и ту вижу. И слух острый: из дома каждое слово, что на улице говорится, слышу…

– Меня твои глаза и уши не волнуют, закрой за собой дверь с обратной стороны.

– Кровяной староста Ли никогда так с людьми не разговаривал.

– А я не Ли, я Шэнь и всегда разговариваю только так.

– Когда здесь работал староста Ли, я часто сдавал ему кровь.

– Староста Ли умер.

– Я знаю, три года назад. Я видел, как его из храма Небесного спокойствия на тележке в крематорий везут.

– Иди отсюда, не нужна мне твоя кровь. У тебя мертвой крови больше, чем живой. Она только на лак и годится. Ха! А знаешь, почему на лак? Когда мебель лакируют, ее сперва свиной кровью мажут. Ха-ха-ха!.. Понял, дед? Как выйдешь из больницы, иди на запад. Недалеко, прямо под мостом Красной звезды, будет лаковая мастерская Вана. Знаменитое место! Вот ему кровь и продай, он купит!

Услышав это, Сюй Саньгуань покачал головой и ответил:

– Хорошо, что я один это слышал. Если бы услышали мои сыновья, они бы тебе пасть порвали.

Развернулся и вышел. Вышел из больницы, потом на улицу. Был полдень, люди шли домой обедать. По дороге мчались велосипеды, по тротуару скакали школьники с ранцами. А Сюй Саньгуань шел за ними и наливался обидой. Старый он, мертвой крови больше, чем живой, никому она не нужна, кроме лакового мастера. Впервые за сорок лет не сумел продать кровь. Что же ему делать, если в дом опять придет беда?

Он заплакал. Мутные слезы полились по щекам, по шее, за ворот. Он стал их утирать, и руки тоже стали мокрые. Шел, распахнувшись, навстречу ветру – твердо, с поднятой головой, с расправленной грудью, размахивая руками в такт шагам. Шел и шел, а слезы все лились и лились. Мокрые дорожки сплетались на его щеках, как капли дождя на оконном стекле, как трещины на плошке, как побеги на стволе, как водные бороздки на рисовом поле, как переулки в городе.

Прошел мимо начальной школы, кинотеатра, забегаловки, где Сюй Юйлань жарила хворост, мимо своего дома. Прошел одну улицу, другую и дошел до ресторана «Победа», потом до магазина одежды, храма Небесного спокойствия, мясной лавки, часовой мастерской, моста Красной звезды, дошел до больницы, прошел мимо, мимо школы, кинотеатра… сделал один круг, другой. Люди на улице останавливались, знакомые кричали:

– Сюй Саньгуань, почему плачешь? Почему молчишь? Почему нас не замечаешь? Почему все ходишь и ходишь? Что с тобой?

Пошли и сказали Первому:

– Посмотри, твой отец ходит по улице и плачет…

Сказали Второму:

– По улице ходит дед и плачет. Вокруг народ столпился. Сходи посмотри, не твой ли отец?

Сказали Третьему:

– Твой отец на улице плачет, так горько, будто у вас кто умер…

Сказали Сюй Юйлань:

– Что ты тут делаешь? Обед готовишь? Иди скорей на улицу, твой муж на улице плачет. Мы его зовем, а он на нас не смотрит, не отвечает, не знаем, что стряслось, сходи посмотри…

Сыновья отловили Сюй Саньгуаня на мосту Красной звезды и спросили:

– Отец, что ты плачешь? Кто тебя обидел? Скажи нам!

Сюй Саньгуань прислонился к перилам и крикнул:

– Я старый, моя кровь больше никому не нужна, кроме лакового мастера…

– Что ты городишь?

– Опять придет беда, как быть?

Тут пришла Сюй Юйлань, потянула Сюй Саньгуаня за рукав и спросила:

– Что с тобой? Из дома вышел веселый, а теперь разревелся?

Сюй Саньгуань вытер слезы:

– Я старый, больше не смогу сдавать кровь, никому она не нужна, придет беда – что будем делать?..

– У нас деньги есть и всегда будут. Ты зачем пошел кровь продавать?

– Я хотел поесть жареной печенки, выпить два ляна вина…

Первый сказал:

– Отец, не плачь на улице. Хочешь печенки и вина – я дам тебе денег, ты только тут не плачь, а то люди думают, мы тебя обижаем…

Второй сказал:

– Ты этот скандал устроил, чтобы поесть и попить? Что о нас люди подумают?

Третий сказал:

– Кончай плакать. Или дома плачь.

Сюй Юйлань рассердилась:

– Ах вы бессовестные! Да как вы можете с отцом так разговаривать? Ведь он ради вас кровь сдавал, вы на его крови выросли! В голодный год мы ели одну кукурузную размазню, вы стали кожа да кости, а отец сдал кровь и накормил вас лапшой – вы это забыли? Потом, когда Второго сослали в деревню, отец два раза сдавал кровь, чтобы подмазать твоего старосту, кормил его, подарки подарил – ты это забыл? Первый, когда ты сегодня об отце так говоришь, у меня сердце кровью обливается! Он тебя больше всех любит, а ведь ты ему не родной! Когда ты в Шанхае лежал в больнице, у нас не было денег. Отец всю дорогу до Шанхая кровь сдавал. Когда сдаешь кровь, надо отдыхать три месяца, а он сдавал раз в три дня. В Сунлине чуть не помер. Ты забыл? Какие же вы бессовестные…Пошли, Сюй Саньгуань. Поедим печенки, попьем вина – теперь мы богатые… Смотри, две бумажки по пять юаней, а вот еще по два юаня, по юаню, в том кармане еще есть, закажу тебе все, что захочешь.

– Я хочу только печенки и вина.

Сюй Юйлань привела Сюй Саньгуаня в ресторан «Победа», и, как только они сели, заказала тарелку печенки и два ляна вина. Потом спросила:

– Что еще хочешь? Говори!

Сюй Саньгуань сказал:

– Больше ничего, только печенки и вина.

Сюй Юйлань заказала ему еще тарелку печенки и два ляна вина. Взяла меню, вручила Сюй Саньгуаню и сказала:

– Здесь много чего вкусного, что ты будешь? Говори!

Сюй Саньгуань опять сказал:

– Печенки и вина.

Сюй Юйлань заказала ему третью тарелку печенки и бутылку вина. Когда подали все три тарелки, Сюй Юйлань опять спросила, что будет Сюй Саньгуань. На этот раз он замотал головой:

– Все, больше мне не съесть.

На столе у него стояло три тарелки с жареной печенкой, бутылка рисового вина и еще два стакана по два ляна. Он улыбнулся, взял печенки, отхлебнул вина и сказал:

– Первый раз в жизни так вкусно ем!

Тут он вспомнил, что говорил парень в больнице, и рассказал все Сюй Юйлань. Сюй Юйлань воскликнула:

– Это у него кровь, как у свиньи! Такую даже лаковый мастер не возьмет. Ее только в канаву или в раковину вылить можно. Да кто он такой? Я его знаю, он сын дурака Шэня. У него отец был дурак, не мог отличить трешки от пятерки. Мать его я тоже знаю, известная шлюха, неизвестно, от кого его родила. Он младше нашего Третьего, и еще наглости хватает тебя обзывать! Когда мы родили Третьего, этого ублюдка еще на свете не было, а теперь ишь хвост распустил!

Сюй Саньгуань сказал Сюй Юйлань:

– Брови тоже растут раньше, да тоньше, а волосы в трусах – позднее, да длиннее.