Мерв — почти последний оазис в той полосе цветущей земли, что тянется вдоль подножья горного хребта Копед-Даг. За рекой Мургабом, подле которой находится Мерв, и вплоть до системы каналов Аму-Дарьи тянется продолжение большой пустыни — Кара-Кум, что обозначает по-тюркски — черные, злые пески.

Хлопок, хлеб, сады и бахчи — все это есть только там, куда может добежать или доползти речная вода. Туркестанские реки мчатся у своих истоков мутными горными потоками, но чем дальше, тем медленнее их путь. Земледельцы задерживают их плотинами и направляют по каналам — арыкам, сначала широким и многоводным, а после разветвляющимся на сеть узких канав.

Драгоценные скупые водяные струйки подползают к хлопковым кустам, к виноградным лозам, к полям. А река — та самая, что скатывается, бурля и пенясь, с горных ледников, — ползет едва-едва, как полураздавленный червяк, и наконец, теряется в песках. А вместе с последней влагой исчезает обычная жизнь, и вступает в свои права страшная враждебная людям пустыня.

Там Иван Викентьевич хотел наблюдать незнакомую человеку жизнь пустыни, а Тышковский собрался посетить туркменские аулы, расположенные на границе Мервского оазиса.

Поэтому экспедиция разделилась на две группы: Клавдий Петрович с Костей уехали в Старый Мерв, остальные отправились верхом в аулы.

Витя был очень доволен тем, что поехал с Веселовым, а не с профессором. Ему совсем не хотелось копаться в грудах старых кирпичей, какой мысленно называл Старомервские раскопки..

Уже недалеко от Мерва дорога окунулась в пески. Колодцы с затхлой водой лишь изредка попадались на пути. Сухим, знойным дыханием встречала пустыня. Вся даль была затянута легкой дымкой. Песчаные холмы, иногда в пятнадцать метров вышиной, закрывали горизонт. Путешественники то поднимались, то снова спускались по песчаным валам.

— Ну, что, брат, тебе как будто не очень нравится путешествие? — спросил Веселов Витю.

Мальчик ответил кисло:

— Нн-нет — ничего…

— Да ты правду скажи!

— Тоска здесь: мертвечина! — воскликнул Витя. — Кроме нас, нет ничего живого.

— Напрасно ты так думаешь. Глянь-ка!

Из-под копыт лошади метнулся желтовато-бурый комок, трепыхнулся и взлетел крошечной — меньше воробья — птичкой.

— Это местная певунья — славка пустынная. Видишь там, в кустарнике, джузгуне, вероятно, спрятано ее гнездышко. А теперь прислушайся!

Витя насторожил уши и услышал нежное щебетание. Это был голос пустынного жаворонка. Витя старательно присматривался, но тщетно: он не мог найти певца, желтовато-серого, как и песок. Зато мальчик увидел на гребне песчаного бугра довольно крупную ящерицу.

— Как она называется?

— Круглоголовка ушастая. «Ичкемер» по-местному. Ты вот попробуй тихонько приблизиться к ней.

Витя осторожно направил лошадь к ящерице. Животное не убежало. Но когда Витя был уже близко, ящерица широко открыла рот. Складки кожи около рта распухли и раскрылись ярко-розовым зубчатым веером, втрое увеличивая пасть ящерицы. Ичкемер надулся, зашипел.

Вид у него был настолько злобен, что Витя дернул в сторону лошадь. В ту же секунду ящерица нырнула за песчаный бугор.

— Какое страшилище! — воскликнул Витя.

— Совершенно безобидное животное, — ответил Веселов. — Эти «движения угрозы» да быстрое зарывание в песок — единственные средства ичкемера для защиты. Но знаешь, что самое интересное в этой ящерице? То, что ичкемер видит не только по сторонам, но и наверху над собой. Если тихонько подкрасться сзади к дремлющему ичкемеру и поднять над его головой прутик, то ящерица немедленно повернет свою неуклюжую голову, которая вертится как будто на шарнире, и будет рассматривать прутик. Но ведь глаза-то у ичкемера смотрят только в стороны, потому что сверху над ними выступает край лба! Как же ичкемер заметил поднятый над ним прутик?!

— Слух, что ли у него такой хороший?

— Дело не только в слухе. На темени у ичкемера находится третий глаз — теменной.

— Шутите, Иван Викентьевич! Это в сказках змеи трехглазые бывают.

— Нет, я серьезно говорю. Когда-то у тех далеких предков ящериц, которые хозяйничали на земле и давно вымерли, у тех огромных ящериц нередко было по три глаза. Этот третий глаз был так же хорошо развит, как и первые два. Но у пра-правнука этих древних ящеров, у теперешнего ичкемера, остался на темени лишь светлый стеклоподобный пузырек, напоминающий своим строением глаз. Не все ученые согласны в том, что ящерица может им видеть. Но последние исследования доказывают, что может.

— Ах, Иван Викентьевич, я обязательно наловлю этих ичкемеров, и мы рассмотрим, видит он или не видит третьим глазом.

— Непременно. Да и кроме ичкемеров найдем кое-кого. Пустыня далеко не так мертва, как ты предполагаешь. Крупных млекопитающих здесь действительно мало, немного и птиц, но зато ящериц, насекомых и змей в песках водится невероятное количество, а в степных пространствах очень много и грызунов.

— Но я ничего этого не вижу.

— Потому что все животные пустыни по закону мимикрии окрашены в защитный цвет.

— Мимик..?

— Мимикрия — это явление природы, когда животные по форме и окраске сливаются с окружающей средой. Иногда это служит для того, чтобы незаметно подкрасться к добыче, чаще для того, чтобы скрыться от врагов. Полосатый тигр, незаметный среди тростниковых зарослей, зеленая гусеница на листке и вот этот серо-желтый пустынный жаворонок — все проявление мимикрии.

Иван Викентьевич был прав. Как только настала ночь и путешественники сделали привал у колодца, а Витя развел из веток саксаула свой первый костер в пустыне, воздух ожил, зашевелился, зажужжал и запищал. Насекомые, которые днем прятались в песках барханов, поползли, полетели, побежали на свет костра. Крохотные и большие, крылатые и бескрылатые они залезали в волосы, в рукава, под платье.

Витя ловил маленьких надоедливых врагов. Иван Викентьевич отбирал самое интересное, потому что для всей добычи не хватило бы ни коробок, ни бутылок, ни банок, которые были в багаже экспедиции.

С отвращением вытряхивая из своей рубашки жуков, Витя спросил Веселова:

— Иван Викентьевич, зачем это у них на лапках волосики пучками растут?

— Ишь, какие глаза у тебя зоркие, — заметил Веселов. — Эти пучки волос спасают жуков от врагов. Жуки, как веником, разгребают ими песок и зарываются в него. У некоторых жуков ноги вооружены зубцами вроде лопаток.

— Значит, специальные ноги — на заказ? — рассмеялся Витя.

— Вот именно, на заказ. Вообще советую обратить внимание на ноги жителей песчаных пустынь. У мелких животных, грызунов — те же мохнатые пучки волос и крепкие когти, чтобы быстрее зарываться в песок. У некоторых животных широко расставленные пальцы соединены кожей, у других на пальцах есть роговые гребешки, и животные бегают, как на лыжах, не проваливаясь в зыбком песке. А из крупных животных самый приспособленный для жизни в пустыне — верблюд.

— О, я знаю, иногда люди в пустыне надевают обувь из цельной верблюжьей лапы, вместе с копытом и кожей.

— Совершенно верно. У верблюда необыкновенно широкие копыта; он ловко шагает по песку. В некоторых местностях туркестанские пастухи пользуются «верблюжьими башмаками». Но откуда ты это знаешь?

Витя не отвечал. Иван Викентьевич решил, что мальчик засыпает. Подбросив в огонь веток, Веселов лег рядом с давно спавшим Тышковским.

Но Витя не спал. Он вспомнил о том, что про верблюжью обувь когда-то рассказывал Халим, вспомнил о Ковылях, об отце…

А тут песок, и в нем тысячи жуков. Даже Кости нет около. Вите взгрустнулось, но он успел лишь раз глубоко вздохнуть и крепко уснул.