Гр надеялся, что после увольнения у него появится больше времени для поиска мечты, однако прошло четыре года, как он женился, и два, как распрощался с армией, а в жизни ничего не изменилось. Чужие мечты не давались в руки, для того же, чтобы нарисовать свою, рукам не хватало размаха, а мыслям — фантазии. Обидно. Даже у Ло была мечта — найти волшебное дерево, чтобы превратиться в красавицу. Болтливая женщина проговорилась, когда Гр вернулся домой, уставший от настоящей, пылкой любви. Он тогда вволю насмеялся, поиздевался над Ло, обозвав её кикиморой в пижаме, Бабой-ягой в джинсах. Глупость отменная, ахинея, но, с другой стороны, всё же мечта.

А у него — ноль! Если честно, Гр и сам не знал, чего он хочет. Иногда казалось: денег, женщин, путешествий! Но стоило поднять руку, чтобы нарисовать что-то конкретное, как пустота перед ним заполнялась зловещей энергией, откидывая его назад, лишая силы, и он опускал руку. В квартире давно лежали сломанная мачта от военного корабля, два шведских унитаза, три тульских самовара, два надувных матраца и ящик с патронами. Казалось бы, что ещё нужно для появления мечты, для зарождения надежды? При всём том её присутствия по-прежнему не ощущалось. Гр день ото дня становился злее.

Ситуация в стране между тем становилась всё более напряжённой: автобусы ходили без расписания, каждый день по новому маршруту, кондукторы отказывались объявлять остановки, бедные пассажиры не знали, куда они едут. Повсюду мелькали проворные пальцы карманников, граждане, страшась быть ограбленными, носили деньги во рту, не понимая, что выдают себя. Ведь и дураку было ясно: кто не здоровается, тот с деньгами, кто открывает рот для приветствия, тому скрывать нечего. Страна сотрясалась от избытка адреналина.

Потеряв былые ориентиры, государство объявило о переходе на новый уклад жизни, но на какой именно, не уточнило. Напуганные туманными намёками люди начали метаться по разрушенному пространству родины, надеясь найти укрытие от обрушившейся на них непогоды. Все боялись, что вихрь, поднявшийся в центре, а теперь безжалостно круживший над окраинами, залепит мокрой грязью их рты и носы и они не смогут даже кричать. Кто тогда придёт к ним на помощь? Поэтому каждый спасался как мог. Кто-то зарывался в землю, ожидая налётов авиации, кто-то уходил в леса в надежде скоро вернуться, но были и смельчаки, они оставались на местах и растаскивали, по кирпичикам, заводы, чтобы построить себе баню в горах, когда обстановка успокоится.

По улицам катились не просто сахарные ручьи — к ним добавились потоки клюквенной лавы и варёного сгущённого молока. Коньячно-винные реки, отягощённые ликёроводочным подводным течением, омывали города и сёла, подтачивая фундаменты домов. Крупы и макароны забили сточные канавы. Всё это перемешивалось, превращая праздничное само по себе явление в опасный факт. Опасен он был своими подтёками, наступая на них, прохожие скользили, падали и получали увечья.

Проходимцы, у которых Гр занимал деньги на открытие бизнеса, сделались злыми. Не имея возможности ходить по сухим тротуарам, липкие, с переломанными ногами и руками, они перестали реагировать на отговорки Гр, на его надутые щёки и даже грозились убить. Видя такое дело, Гр стал всё чаще подумывать о чужих краях. Он был из тех, кто не любил окружающую действительность, считая, что самое интересное лежит где-то там, в неопределённой дали — в незнакомом городе, на соседней улице, за ближайшим углом наконец, но уж точно не рядом. Мысль о том, что счастье нужно искать где-то в другом месте, беспокоила его. А тут ещё эти пьяные кредиторы.

Стояла весна. Как-то шёл он утром по обочине дороги, размышляя о сложностях исторического момента и о том, где бы найти мечту. В памяти снова всплыл разговор с писателем, с этим удивительным человеком, не имеющим ни одной царапины, ни одной шишки на теле в отличие от проходимцев, активно лазающих по живым шарам. Встреча с ним произошла недавно и накрепко засела в голове — Гр вспоминал о ней всякий раз, как только погружался в думы о жизни. Да, он позабыл о своём намерении не выспрашивать у прохожих об их мечтах и навязался в знакомые, можно сказать, даже вынудил писателя обратить на него внимание, но не жалеет об этом — пройти мимо такого счастливчика было нельзя.

Нельзя было упустить человека, вид которого говорил, что он на короткой ноге со счастьем. Гр подробнейшим образом выведал у писателя всё, касающееся мечты, но, узнав, что иногда она рождается вместе с человеком, а зачастую и раньше его на несколько минут, ужаснулся. Несчастный тотчас припомнил, что мать не раз говорила про отца, будто бы негодяй отобрал у Гр будущее. А что, если она подразумевала мечту? И где в таком случае искать её? Сделав скучающее лицо, Гр сбежал от писателя обмозговывать услышанное, а сейчас думал, что это чрезвычайно трудно — надеяться встретить мечту в городе, в котором нужно обороняться от всякой швали в лице кредиторов, где шагу не ступишь, чтобы не поскользнуться, где за каждым углом звучат взрывы.

Обороняться! Отличная идея! Гр торопливо оглянулся в поисках чего-нибудь для подпорки домашней входной двери. На глаза попались залитые клубничным вареньем железнодорожные шпалы. «Сгодятся, — обрадовался он, — как раз то, что нужно. Забаррикадируюсь, а патроны в шланг от насоса загоню». И он поднатужился, чтобы приподнять одну из шпал. Но тут случился казус — Гр пукнул. Подумаешь, важность! Дело житейское, со всяким может случиться. Всё бы ничего, да вместе с «пуком» наружу выскочил и «как»: комок тяжело заскользил по толстой ляжке Гр, оставляя за собой тёплый след, и шлёпнулся на тротуар. Не сразу осознав деликатность момента, Гр некоторое время молчал, а потом вдруг захохотал. На всю улицу! Ожидать подобного от человека с амбразурой на лице, из-под которой ползут дряблые щёки, это всё равно, что ждать, когда волк захохочет. Не то чтобы Гр никогда не смеялся или не умел этого делать! Нет, как все люди, он растягивал губы в улыбке и даже издавал при этом звуки, похожие на треск саранчи, но это нельзя было назвать полноценным смехом.

А тут, на тебе — широко открыл жёсткий рот под курчавыми усами, как будто дверцы шкафа раздвинул, и захохотал, громко, беззастенчиво, позабыв о внутренних зажимах. Засмеялся простым человеческим смехом там, где бы надо примолкнуть. Заходится: тянется мизинцем под очки слезу вытирать, рот закрыть не может, сотрясается весь от безудержного смеха. Смеётся так, что, кажется, ещё минута и зарыдает или забьётся в истерике.

Неэтичность своего поведения Гр понял, когда возмущённые прохожие стали кивать на него, многозначительно вертя пальцем у виска, и шарахаться в сторону. Он очнулся. «Что же делать?! — испугался бедолага, поймав на себе подозрительные взгляды милиционера. О том, чтобы утащить шпалу, не могло быть и речи, да и сил не хватит. — Чем подпирать двери? Как защищаться?» Им овладела паника. Весенняя азахская столица с её яблочными садами, покрытыми бело-розовыми шапками, с её арыками, наполненными прозрачной водой, показалась враждебной. Отдав на всякий случай честь милиционеру, Гр помчался домой. Он бежал, испытывая страшную неловкость от подсохшего следа на ляжке, но в голове уже радостно билась мысль: «Эхвынский язык! Эх-Выния! Эх-Выния!»