11
Чикайя сказал:
― Нам надо немедленно поделиться с ними этой информацией! Предоставить им все свидетельства. Впрочем, нет. Лучше научить их методике Янна и Бранко. И пускай сами исследуют Ту Сторону. Они будут знать, что их никто не обманывает, пытаясь подсунуть результаты какой-нибудь замысловатой симуляции.
Хайяси застонала.
― А дальше что? Они с успехом убедят себя, что наткнулись на Вирус, Пожирающий Пространство-Время, и примутся его изничтожать. А мы откажемся от нашего единственного преимущества.
Чикайя прогуливался по кораблю, силясь побороть отгонявшее сон возбуждение, когда повстречал Сульджаиа и Хайяси. Сообразив, что внешне случайный обмен идеями в коридоре подобрался опасно близко к черте, когда они могли выдать сторонним наблюдателям сведения о новейших открытиях, он увлек соратников в отведенное Добытчикам кафе. Предположительно защищенное от подслушивающих устройств…
В их спор втянулись и другие посетители. Расма заметила:
― Я согласна. Едва ли это может их переубедить. Хорошо, предположим, что они примут интерпретацию увиденного нами как биоты планковского масштаба, и это разрушит устоявшиеся насчет «мимозанского вакуума» предрассудки. Но коль скоро их не заботит физика Той Стороны, с какой стати их должна волновать потусторонняя микробиология?
Появился — в виде иконки — Янн и присел рядом с ней.
― Микробиология? Характерный размер этих существ составляет несколько сотен планковских длин, примерно десять в минус тридцать третьей степени метра. Этовендекобиологня .
Сульджан схватил со стола кружку и угрожающе замахнулся на него.
― Ты-то зачем явился сюда, где собираются мирные люди для спокойного обмена веществ?
Янн ответил:
― Это было моей ошибкой; я полагал, что вы тут сидите кружком и поете осанну тому, кто указал вам путь на Ту Сторону. Впрочем, если пердеж и дуракаваляние представляются вам более продуктивным времяпрепровождением, то я не стану с вами спорить.
Хайяси перегнулась через столик и стукнула Сульджана по затылку.
― Извинись, осел.
― Ой. Это была шутка. — Он повернулся к Янну. — Прошу прощения. Я в восторге от вашего вклада. Я уже начал сочинять оду в честь вашего священного модуля памяти.
Умрао, казалось, смутила начавшаяся перебранка. Он вежливо заметил:
― Я полагаю, что нам следовало бы заручиться более надежными доказательствами, если мы желаем переубедить скептиков, но все, что у меня есть — это некоторые симуляции, как бы к ним ни относиться.
Он вызвал нужные графики, и те проступили из воздуха над столиком.
― Смесь репликаторов, зарегистрированная нами, едва ли остается неизменной по всей Той Стороне. Существуют и другие пути к равновесному состоянию, иные смешанные популяции, более или менее устойчивые, притом я принимал во внимание только относительные численности уже наблюдавшихся видов, игнорируя возможность обнаружения совершенно новых существ.
Графики продемонстрировали, каким образом достижимы упомянутые равновесия в сообществах взаимодействующих организмов. Сперва на уровне графов, затем с наложением предположительной карты соседствующих областей более высокого уровня.
― Как видите, границы зон перехода довольно резки. Иногда одна область упорно вторгается в другой регион, расширяясь с постоянной скоростью, совсем как сам Барьер. Есть иные ситуации: в узком слое формируется промежуточное сообщество видов, которое затем препятствует дальнейшему продвижению какой бы то ни было области в любом направлении.
Чикайя ухватился за эту мысль.
― Нечто вроде внутренней заморозки Барьера?
Умрао кивнул.
― Я думаю, будет правомерно использовать такую терминологию, однако следует учесть, что Эта Сторона полностью стерильна, так что на него аналогичные эффекты в действительности не распространяются.
― Вы считаете, что, если одна сторона полностью стерильна, создание популяции в промежуточном слое окажется невозможным?
Умрао поразмыслил.
― Не могу утверждать однозначно. Для начала хотел бы подчеркнуть, что это результаты моделирования, возможно, далекие от действительности. Мы должны добиться значительно более полного понимания многих аспектов проблемы, прежде чем займемся конструированием искусственного обитаемого слоя с требуемыми свойствами.
Сульджан заметил:
― Если мы что-то сделаем не так, Барьер может ускориться.
Чикайя вгляделся в симуляцию. Эта Сторона полностью стерильна. Тысячелетия доискиваясь следов жизни, царапая с поверхности редкие грязевые шарики, еще реже — наблюдая в них признаки биохимического круговорота, мы обнаружили только, что вся наблюдаемая Вселенная, по сути, не более чем бесплодная пустошь. Жизнь, конечно, пробилась и здесь, на тридцать порядков выше по шкале длины, и было это деянием столь же героическим и чудесным, как для выносливого растения — расцвести на заснеженной вершине горы. И теперь весть о бесконечно более богатых возможностях, как жужжание роя крохотных насекомых, едва слышно доносилась из суперпозиции состояний вроде бы мертвого вакуума.
Он решительно заявил:
― Держать это в тайне — безумие. Люди эвакуировали планеты из-за горстки микробов, а в одном атоме Той Стороны куда больше жизни.
― Отнюдь не всегда это делалось с безудержным энтузиазмом, — сухо заметила Расма.
На миг Чикайя почти поверил, что ей известна страшная тайна, что Мариама нашептала ее в несколько тщательно отобранных ушей, желая покарать его за лицемерие и трусость. Чушь, конечно. Общеизвестно, что на строгость защитного карантина часто ропщут. Да и подозрения, что во многих случаях свидетельства чужой жизни были проигнорированы или прямо истреблены, возникали раз за разом.
― Это может принести нам, Безрассудным Ксенофилам, бескровную победу, — настаивал он. — Одного взгляда на эту картину будет достаточно, чтобы их ряды ощутимо поредели. — Не все Защитники мнили хаотичное смешение культур худшим последствием мимозанской катастрофы, нашлись среди них и те, кто опасался, как бы вместе с водой не выплеснуть и ребенка, то бишь неизведанное разнообразие чужеродной жизни. Такие были в меньшинстве, но составляли заметную группу. На четырех из огромного числа обследованных планет обнаружилась иная жизнь, сиречь немногочисленные микробы; может быть, в течение нескольких следующих сотен миллионов лет там расцветут буйным цветом и другие чудеса эволюции. За них, по совести говоря, едва ли стоило сражаться; кроме того, большая часть человечества утратила надежду, что в Галактике удастся обнаружить разумных инопланетных собратьев. Однако не обследованные регионы все еще таили потенциал чуждых экосистем, возможно, даже соперников земной. А сейчас эту не слишком обнадеживающая возможность стоило рассматривать по контрасту с квадриллионом уже существующих жизнеформ прямо под носом у исследователей.
― Эти существа, — резонно указала Хайяси, — не отличаются особой сложностью. Можно спорить о точных определениях жизни для разных ее субстратов, но даже если мы придем к единому мнению, едва ли они окажутся структурно сложней фрагментов РНК, порождаемых симуляциями химической среды древней Земли.
― И это правда, — ответил Сульджан, — но отчего ты уверен, что мы повидали всю жизнь, которая успела там развиться? — Он обернулся к Умрао. — Ты полагаешь, это лишь нижний уровень пищевой цепочки?
Умрао беспомощно развел руками:
― Вы мне изрядно льстите, наделяя в своем воображении даром оракула. Я узнаю жизнь, когда увижу ее. Могу немного экстраполировать без особой уверенности, используя симуляции. Но у меня нет возможности установить, что это на самом деле такое — эквивалент Земли в РНК-эпоху или планктон, обреченный исчезнуть в китовой пасти.
Янн сказал:
― Ага, мы плавно переходим на ксенобиологию!
Чикайя бросил на него брезгливый взгляд, хотя по здравом размышлении эта неудачная игра слов показалась ему неизбежной. Сложный организм, основанный на процессах, подобных только что наблюдавшимся ими для примитивных форм, должен иметь характерные размеры около ксенометра.
Осторожные отговорки Умрао явно не удовлетворили Сульджана.
― Но ты можешь быть нам полезен как эксперт в сторонней сфере. Давай начнем с низа пищевой цепочки, который мы, по логичному предположению, нащупали. Почему бы нам не вообразить эволюционные механизмы? Мы ведь не знаем, действительно ли эти существа первобытны, нам известно только, что они, похоже, распространены повсеместно. Так и хочется еще что-нибудь добавить к этой картине. Вендеки же не могут охотиться друг на друга, не так ли?
― Нет, — согласился Умрао. — Когда они сосуществуют в устойчивом равновесии, это напоминает экзосимбиоз. Как целое они создают выделенное окружение в структуре графа, где их существование поддерживается неопределенно долго, при фиксированной конфигурации узлов. Одиночный вендек в каком-то месте графа выживет или нет, это зависит от окружающих условий.
Но — по крайней мере в нашей выборке — они, как правило, окружены представителями других видов; наверняка им не так-то сладко в толпе себе подобных, но и с абсолютно любыми соседями они тоже не могут ужиться одинаково легко. В микробиологии сходные эффекты возникают, когда представители одного вида используют отходы жизнедеятельности представителей другого вида в пищу. Но здесь такая аналогия неприменима, потому что там нет ни пищи, ни отходов, ни энергии в традиционном понимании.
― Гм. — Сульджан обдумал его слова. — Ни вакуума, ни симметрии относительно смещения во времени, ни концепции энергии! Итак, если и существует иной уровень сложности живых организмов, то нет никаких особых причин им поедать вендеков.
― Но они могут поглощать их с иными целями, — предположила Хайяси. — Представьте себе аналог многоклеточного организма, где различные вен деки исполняют различные функции. Ткани ксенобита могут состоять из наблюдавшихся нами существ или в конечном счете быть ими произведены.
― Это я тоже принимаю во внимание, — осторожно сказал Умрао. — Но вспомните: есть на свете существа гораздо проще многоклеточных организмов. У них нет ничего даже отдаленно сходного с геномом. У большинства многоклеточных все клетки во всех тканях содержат полный набор генетической информации, просто различные ее фрагменты могут быть активированы или находиться в спящем состоянии. Трудно себе представить механизмы регуляции жизнедеятельности вендеков, обладающие достаточной для наших целей точностью.
Расма нахмурилась.
― А если аналогия с многоклеточными неточна? Что, если на каком-то большем масштабе эта информация просто погружена в различные популяции вендеков, распределена среди них?
Умрао пожал плечами.
― А что, собственно, туда может быть погружено? Понятия не имею, какие там могут действовать информационные узоры и модели. Я могу судить только по самим вендекам. Если мы хотим построить модель поведения этих существ, нам требуется выяснить, из чего они сделаны.
Чикайя особо выделил для себя эту мысль.
― Различные популяции вендеков с промежуточными устойчивыми слоями? Нечто вроде пчелиных сот с различными гетерогенными сообществами?
― Эй, а что, если там все-таки есть клетки? — воскликнул Сульджан. — Сами вендеки слишком малы, чтобы исполнять тканевые функции, но ведь различные сообщества их могут удерживаться «мембранами», и наши ксенобы могли научиться регулировать их соотношение в целях клеточной дифференциации. — Он опять повернулся к Умрао. — А ты как думаешь? Есть шанс, что эти разделенные «стенками сот» сообщества обретут мембранную подвижность?
― Подвижность? — Умрао подумал с минуту. — Может быть, мне удастся построить и такую модель.
Он поработал с симуляцией. Через несколько минут возникло изображение амебовидного существа, плывущего в море вендеков.
― «Внутри» — одна смесь популяций, а в окружившем ее слое соотношение варьируется от поверхности к поверхности. Внешняя поверхность выглядит как своеобразный фронт вторжения смеси популяций извне, но их присутствие по мере продвижения падает и в конце концов заменяется «внутренней» смесью. С противоположной стороны все наоборот; на самом деле, конечно, и эта поверхность образует фронт вторжения для своей собственной «внутренней» структуры, но продвижение внешних сообществ в этом случае не сдерживается ничем. Эта клетка никогда не пребывает в покое, но вечно движется. Тонкая настройка ее будет делом мудреным, но я верю, что существуют пути управления такими вещами.
Чикайя перевел взгляд с симуляции на предметы обыденной обстановки кафетерия. Он был в куда лучшем расположении духа, чем на входе сюда, но не забывал, что все это лишь теоретические умопостроения. Чтобы создать машину и тем более тело из чего-то наподобие таких «клеток», придется очень крепко попотеть.
Он сказал:
― Мы обязаны выиграть время у Защитников. Добиться от них передышки, моратория, иначе они все это истребят, прежде чем мы что-то толком выясним.
― Ты полагаешь, что они способны создать эффективных планковских червей, не отдавая себе точного отчета в природе атакуемого объекта? — спросила Расма.
― Это ты первая предположила, что у нас завелись кроты.
― Если они за нами шпионят, к чему вообще покупать у них отсрочку ценой новой информации?
― А когда это шпионы сообщали разведданные широким народным массам? — поддел Чикайя. — Предположим, что Тарек сейчас смотрит нам через плечо, но при этом остальные как блуждали во тьме, так и бродят там? — Он повернулся к Умрао. — Не думаю, чтобы ты исследовал возможность внедрения туда планковских червей, чумы, истребляющей вендеков и оставляющей по себе стерилизованный вакуум?
Умрао настороженно оглядел собравшихся.
― Если хоть слово из того, о чем вы сейчас завели разговор, было правдой, я лучше воздержусь от прямого ответа на этот вопрос.
Сульджан застонал.
― Да забудь ты про долбаную политику, нам данные нужны позарез! — Он привстал и что было силы стукнул кулаками по столику. — Я тут кое с чем поигрался той ночыо, прежде чем выскочить за снеком и ввязаться в эту бессмысленную трепотню. Мне кажется, я нашел способ усовершенствовать технику Янна и Бранко, чтобы продвинуться примерно в десять тысяч раз дальше. — Он поглядел на Янна и хитро заулыбался. — Единственная надежда развить твою работу состояла в переводе ее на язык моего собственного формализма. Все становится куда понятнее, стоит только подобрать подходящую систему обозначений. Как только я разгреб ту несуразицу, которую ты нам преподнес изначально, дело стало спориться. У меня ушло всего несколько часов, чтобы понять способ улучшения методики.
― И в чем же состоит великий концептуальный прорыв, Сульджан? — ласково спросила Расма. — Поведай нам, как тебе удалось расчистить наши авгиевы конюшни.
Сульджан выпрямился в кресле и с гордостью посмотрел на них.
― Я применил теорию кубитовых сетей и переписал всю методику в виде алгоритма для абстрактного квантового компьютера. После этого усовершенствовать ее стало делом техники.
* * *
На пути обратно в Синюю Комнату Чикайя решил пройтись через наблюдательную платформу и заметил Бира го. Тот стоял у стены, выходившей на звезды. Первым его побуждением было прокрасться мимо незамеченным; неписаное правило корабельной жизни гласило: «Чем меньше контактов, тем меньше трения». Но до раскола фракций у них с Бираго были налажены неплохие отношения, и Чикайю уже тошнило от необходимости общаться с Защитниками исключительно в рамках межфракционных конференций, когда дискуссия гарантированно сводилась к техническим спорам и исполненным паранойи взаимным обвинениям.
Он подошел поближе. Бираго увидел Чикайю и усмехнулся. Он выглядел так, словно был чем-то сильно занят, но не расстроился, когда его оторвали от дел.
― Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Чикайя.
― Вспоминаю дом, — ответил Бираго, неопределенно махнув рукой в сторону тех звезд, которым допплеровский сдвиг придал голубоватую окраску. Но Чикайя знал, о какой звезде тот говорит. Люди с Виро выбрали ее задолго до Рассеяния, и Чикайе на нее неоднократно указывали беженцы, встреченные на полудюжине миров. Пакеты спорообразных формовщиков уже были запущены с Гупты, а беженцы направлялись к новой родине тысячами различных дорог, чтобы не злоупотреблять гостеприимством местных жителей. Их путь обещал отнять века. — Этот мы не потеряем, — поклялся он. — Во всяком случае, пока его солнце не выгорит дотла.
Чикайя это уже слышал не один раз. То ли потому, что им первым довелось сорваться с обжитых мест, а то ли по каким-то иным причинам, коренившимся в исходной культуре, беженцев с Виро всегда больше занимал новый дом, нежели утраченный старый. Бираго толком и не помнил Виро — он был еще ребенком, когда грянула катастрофа, и сменил дюжину миров, — но если семья и преподала ему хоть какое-то понятие о постоянстве, о принадлежности к какому-то миру, то привязан он был этим якорем не к прошлому, а к будущему.
― Сейчас у тебя есть веский повод для оптимизма, — заметил Чикайя. Он ничего секретного не выдавал этим заявлением: Защитники и без того понимали, пускай даже в общих чертах, что другой фракции удалось добиться существенных успехов. Понимание истинного положения дел должно было нарастать в их среде, точно снежный ком. Пройдет еще немного времени — и конкретный план урегулирования противоречий приведет обе фракции к устойчивому компромиссу.
Бираго рассмеялся.
― Надежда — это для тех, у кого больше ничего не осталось. Когда я был маленьким, никому и в голову не приходило разглагольствовать, глядя на Барьер: «Он-де слишком огромен. Мы-де опоздали. Он-де неостановим». Планов у нас не было. Не было и средств. Но мы твердо решили сражаться до конца. Похвальная решимость… хотя, конечно, длиться вечно она не могла. Рано или поздно надежда должна преобразовываться в нечто ощутимое и конкретное.
― Медок или холодок.
― Что? А, да. Ох уж вы, странники-всезнайки.
Бираго улыбнулся, но в его голосе прозвучали резковатые нотки. Ввернуть к месту несколько идиом еще не значит всему научиться.
― Скоро мы с тобой оба обретем такую уверенность, — настаивал Чикайя. — Я не думаю, что ждать осталось так уж долго.
― Мы? А что бы придало уверенность тебе?
― Я хотел бы увериться, что Та Сторона в безопасности.
Неприятно пораженный Бираго воззрился на собеседника.
― И ты всерьез думаешь, будто мы разделим с вами такую уверенность?
По спине у Чикайи пробежал холодок боязливого разочарования, но он настаивал:
― Не вижу, почему бы и нет. Как только мы исследуем точную природу нововакуума, мы сможем судить, в чем он безопасен, а в чем небезопасен. Никто же не странствует меж обычных звезд, трясясь от ужаса, как бы часом вблизи не вспыхнула сверхновая.
Бираго взмахнул правой рукой, указывая на звезды.
― Там сотни миллиардов звезд, которые можно, как ты выражаешься, исследовать.
Он показал левой рукой на Барьер.
― А вот там — только одна Мимоза.
― Это не означает, что тайна останется непоколебимой вовеки.
― Нет, не означает. Но терпение тоже не вечно. И, как мне кажется, я точно знаю, в чем преимущества разумных сомнений.
* * *
В Синюю Комнату Чикайя припозднился и пропустил начало эксперимента Сульджана. На сей раз там было попросторнее, поскольку многие Добытчики предпочли остаться у себя в каютах и наблюдать за происходящим по дальнесвязи. Даже немного места для мебели осталось.
Когда Чикайя вошел, Янн, Расма и Умрао сидели на столике неподалеку от контрольной панели. Расма заканчивала начатую фразу:
― Я не испытываю особого оптимизма на предмет результатов. Едва ли мы найдем что-то новенькое при столь малой глубине проникновения. Если приповерхностная популяция вендеков преобразует наш вакуум с наивысшей достижимой для них скоростью, за барьером могут быть световые годы этих существ.
― «Световые годы»? — повторил Янн недоуменно, как если бы собеседница допустила категориальную ошибку: завела речь о литрах энергии или килограммах пространства. Обычная геометрическая трактовка квантового графа была неразрывно связана с присутствием в нем частиц. К тому же ни о каком вразумительном потустороннем аналоге такого понятия, как «расстояние», говорить не представлялось возможным.
― Ты понимаешь, о чем я, — сказала Расма раздраженно. — Десять в пятидесятой степени узлов, или около того.
Умрао сказал:
― Труднее всего мне постичь полнейшее отсутствие лоренцевой инвариантности. Если представить себе историю графа в пенном виде — ребра преобразуются в поверхности, узлы расширяются до границ ячеек, — то в зависимости от метода нарезки пены на ячейки мы будем наблюдать различные популяции вендеков!
Чикайя скорчил гримасу.
― Ну и что? Разве это не означает попросту, что там существует выделенная система отсчета? Разве нельзя, наблюдая за вен деками, из которых ты состоишь, разработать такую систему и назначить себя воплощенным понятием абсолютной скорости?
Умрао всплеснул руками; этот жест Посредник Чикайи интерпретировал как отрицание.
- В отсутствие внешних побудительных факторов способ раскроя пены у вас всегда будет одним и тем же. Вы неизменно будете наблюдать в себе те же самые популяции вендеков. Другие существа, перемещаясь мимо вас, увидят, как ваши составляющие меняются, но и вы сможете высказать аналогичное мнение о них самих. И каждая сторона может с равным успехом заявлять, что лучше знает, как сама устроена.
Чикайя подумал.
― И что же, нам ничего не остается, как построить всю теорию на зыбком основании массы покоя? Как если бы, проносясь мимо электрона на достаточно высокой скорости, мы могли увидеть его состоящим из частиц любых сортов, но в своей собственной системе отсчета он оставался электроном и ничем иным?
― Да.
Сульджан торжествующе выкрикнул:
― Есть эхо!
Чикайя обернулся к экрану. На нем высветился простой блип — график вернувшегося импульса. Разрешающая способность метода Сульджана уступала таковой для методики Янна и Бранко, но именно это и позволяло сульджановым импульсам проникать глубже. Сигнал не отражался от срединных слоев моря вендеков, где монотонно воспроизводилось одно и то же соотношение популяций, и сам факт его прихода означал, что зарегистрированы перемены в этом соотношении на более глубоком уровне. Хайяси уже была рядом с Сульджаном, у консоли.
― Это, наверное, и есть тот самый слой, как Умрао предсказывал, — возбужденно сказала она. — Десять в сороковой степени узлов вглубь Барьера.
Расма наклонилась к Чикайе и шепнула на ухо:
― Или сто километров, переводя на старое доброе реакционное наречие.
Умрао это, казалось, польстило.
― Тем не менее нам стоило бы определить точную природу новой популяции, в которую преобразовалась околобарьерная смесь, — заметил он, оглядывая собравшихся. — Это уже задача для вас. Диапазон и разрешение. Ну?
― Я уверена, что и Правая Рука способна творить чудеса, — отпустила шуточку Расма.
Чикайя заметил:
― А ведь они тоже ловят эхо, прямо сейчас, а?
Две Руки были разведены на расстояние около сотни километров. Вполне возможно, что рассеянный сигнал фиксируется обоими установками.
― Только если точно знают, куда смотреть, — Расма подняла руки, словно бы защищаясь от подозрений. — Только не говори, что у меня тут у одной шпионофобия.
По Комнате прокатилось что-то вроде неслышимого разочарованного вздоха. Конечно, полученные результаты были очень важны, но по эмоциональному воздействию они не шли ни в какое сравнение с первым взглядом на планковскую структуру Той Стороны. Да, эта макроскопическая структура тоже занимательна, но вытащить из нее детали будет тяжело. Скальная толща в сотню километров глубиной не помешала бы зондирующему импульсу, но вендеко-смещение не походило на понятное, простое, предсказуемое отражение и рассеяние сейсмических волн между корой и мантией. Скорей уж оно напоминало движущуюся границу двух сложных экосистем. Пускай экспедиция возвратилась на базу из дикой саванны относительно невредимой, это ничуть не означает, что поход в граничащие с саванной джунгли окажется так же легкоосуществим.
Сульджан проронил:
― Думаю, оно движется.
Последовательные импульсы возвращались с немного разнившимися задержками. Отражающий слой сохранял более или менее постоянную позицию относительно расширявшегося Барьера, но зондирующий сигнал дрейфовал туда-сюда.
― Что это — колебания?
― Скорее всего, — ответила Расма, — в прибарьерной области что-то меняется, и скорость этого процесса накладывается на скорость распространения сигнала. — Это объяснение показалось Чикайе более осмысленным. Сигнал преодолевал значительное расстояние, условия на нем, вполне возможно, изменялись, так что было проще списать любую задержку на вендеков, повстречавшихся на пути луча.
Сульджан смерил ее уничтожающим взглядом.
― Я весь в предвкушении дальнейших экспертных оценок с галерки. Эхо слишком резкое и четкое. Если бы скорость распространения импульса менялась в зависимости от изменений среды, это бы заметно уширяло сигналы.
― Гм, гм. — Расма, не став с ним спорить, ушла в себя. Ее глаза остекленели. Что-то проверив и пересчитав, она вынырнула из рабочего пространства и заявила: — Да, ты прав. Изменения должны быть слишком быстры и регулярны. Источник отклонений хорошо локализуется. Так что дело тут не в среде, а в отражающем объекте.
Чикайя повернулся к Умрао.
― Есть идеи в запасе?
― Ничего подобного я в симуляциях не видел, — признал тот. — Но я просто перемешивал популяции вендеков из околобарьерной области. А в этом слое могут обитать совсем другие популяции.
Колебания прекратились. Янн смотрел на график.
― И все? Никакой кривой затухания?
Колебания начались снова. Чикайя оглядел комнату и заметил, что несколько людей уже ушли. Очевидно, прозвон потустороннего эквивалента планетарной ионосферы не представлял для них особого интереса. Но ведь все, что способно изменить механизм распространения сигнала, должно быть критически важно. Если этот слой способен перемещаться, нельзя исключать, что его можно разрушить и обнаружить под ним еще более глубокие структуры.
Колебания опять замерли и после паузы (несколько секунд) возобновились.
― Сто тридцать одно колебание, — возвестил Янн.
― И о чем это нам говорит? — отозвалась Расма.
Янн постучал пальцами по столу. Одной рукой он отбивал такт эхо-импульсов, другой — ритм самого отражающего слоя. Чикайя с трудом подавил желание приказать своему Посреднику, чтобы тот перестал отображать иконку Янна. Постоянный барабанный стук его порядком раздражал. Но он еще никогда никого не вымарывал из своей сенсорной карты и не собирался прибегать к этим ухищрениям в дальнейшем.
― Сто тридцать семь, — объявил Янн.
― Ты полагаешь, что длиннопериодический циклический процесс модулирует более быстрый? — поинтересовался Чикайя.
Янн загадочно улыбнулся.
― Не знаю.
― А вот я знаю, к чему ты клонишь! — вдруг простонала Расма.
― Чего ты? — обернулся к ней Чикайя, но она не ответила, вместо этого обратившись к Янну: — Я готова поставить все что угодно: ты ошибаешься.
Янн решительно помотал головой.
― Я не играю в азартные игры.
― Трусишка.
― У нас нет активов, интересных каждой из сторон.
― Кто же тебе виноват, что ты свои выбросил? — возразила она.
Умрао вставил:
― Я что-то совсем потерял нить беседы. Люди, вы о чем?
― Сто тридцать семь, — считал Янн, — сто тридцать восемь, сто тридцать девять.
Он замолчал. Одновременно прекратились и колебания.
Чикайя бросил:
Ну да, медленный цикл слегка варьирует во времени. Удлиняется. И что это нам дает?
Расма побледнела.
Сидевший у консоли Сульджан, которому их разговор вроде бы оставался безынтересен, внезапно подался вперед и зашептался с Хайяси. Чикайя не слышал их, но о чем бы они ни говорили, кончилось дело тем, что Сульджан разразился длинной оглушительной тирадой отборной брани и резко обернулся к ним. Лицо его сияло ликованием, но видно было, что он еще не отошел от шока.
― Вы хоть поняли, на что мы наткнулись? — спросил он.
Умрао усмехнулся.
― Я-то понял, только что. Но не стоит спешить с выводами.
― С какими выводами? — взмолился ничего не понимающий Чикайя.
Колебания возобновились, и Янн принялся с прежней невозмутимостью отстукивать ритм. Чикайя рассчитал следующее число в последовательности и попытался прикинуть вероятность того, что три первых числа выпали случайно. Впрочем, проще дождаться опровержения или нового подтверждения картины…
― Сто сорок семь, сто сорок восемь, сто сорок девять.
С последним словом колебания прекратились.
Янн заметил:
― Я не стал бы исключать неразумные источники. Мы недостаточно знаем о видах порядка, зарождающихся в этой системе.
Умрао согласился.
― Нет никаких причин, возбраняющих эволюции Той Стороны найти какое-нибудь полезное применение простым числам. Исходя из всего, что нам известно… это может быть попросту очень экзотический эквивалент стрекота цикады.
― Да, мы ничего не должны исключать, — уступил Сульджан. — Но так можно с водой выплеснуть и ребенка. Необходимо считаться с возможностью, что с Той Стороны кто-то пытается привлечь наше внимание.
