Винченти спустился в лабораторию, которая по его указанию была сооружена под особняком. Сейчас здесь находились только он и Грант Линдси. Линдси прибыл сюда прямо из Китая. Там его миссия была закончена. Винченти сделал Линдси своим доверенным лицом два года назад. Ему был нужен верный человек, который следил бы за процессом поиска новых вирусов и антигенов к ним. И мог бы умиротворить Зовастину.

— Температура? — требовательным тоном спросил он.

Линдси взглянул на показания цифрового термометра.

— Стабильная.

Эта лаборатория была царством Винченти. Безмолвное стерильное помещение со стенами, окрашенными в мягкие цвета, и черным плиточным полом. По его центру стояли двумя рядами столы из нержавеющей стали. На полках рядом с автоклавом для стерилизации инструментов выстроились рядами бутыли, мерные стаканы, пробирки и другая химическая посуда. Тут же находилась центрифуга, электронное оборудование и два компьютерных терминала. Цифровая визуализация играла ключевую роль в их исследованиях.

Насколько же все изменилось со времен Ирака, когда, двигаясь путем проб и ошибок, они теряли столько времени, денег и сил! Нынешние компьютерные программы были способны воспроизвести практически любую химическую или биологическую реакцию, если только ввести нужные параметры. А за последний год Линдси достиг необыкновенных успехов, выяснив с помощью компьютера параметры ZH.

— Раствор — комнатной температуры, — рассказывал Линдси, — и они плавают в нем как сумасшедшие! Это просто потрясающе!

Горный бассейн, в котором Винченти обнаружил архей, подогревался термическими источниками, поэтому температура воды в нем не опускалась ниже тридцати восьми градусов. Воспроизводить бактерии и потом развозить раствор по всему миру, сохраняя этот температурный режим, не представлялось возможным.

Поэтому Винченти решил изменить археи. Он постепенно стал приучать их к более низким температурам. Любопытно: при комнатной температуре их активность замедлялась, опускаясь почти до нуля, но, оказавшись в человеческом кровотоке, температура которого обычно составляет около тридцати семи градусов, они быстро восстанавливали свои способности.

— Клинические испытания, которые я закончил несколько дней назад, — принялся рассказывать Линдси, — подтвердили, что бактерии можно содержать при комнатной температуре в течение очень долгого времени. Я держал их в заморозке более четырех месяцев, и они сохранили все свои свойства. Они обладают просто потрясающей способностью приспосабливаться к любым условиям!

— Именно поэтому они выжили — и в течение миллиардов лет ждали нас с вами.

Винченти уселся за рабочий стол и засунул мясистые руки в толстые резиновые перчатки манипулятора. Они оказались в прозрачном герметичном контейнере, находившемся перед ним. Воздух в лабораторию поступал через многослойные фильтры, очищающие его от всех посторонних примесей. Негромкое гудение воздушных насосов действовало почти гипнотически.

Точными выверенными движениями Винченти взял находящуюся в плексигласовом кубе чашку Петри с активной ВИЧ-культурой и вылил в нее субстанцию из второй чашки. Получившуюся смесь он поместил под электронный микроскоп. Небольшая настройка — и он получил искомый результат.

— Вирусу конец. Они прикончили его. Набросились на него, словно цепные псы, и растерзали в клочья.

Винченти знал: ключ к успеху — вариативность, биологические модификации. Несколько лет назад один юрист из Нью-Йорка объяснил ему, что ни минерал, ни растение — ничто, обнаруженное в природе, — не может быть запатентовано. Эйнштейн не мог запатентовать свою знаменитую формулу Е=mc², Ньютон не мог получить патент на всемирное тяготение. Это явления природы, доступные всем жителям Земли. Но генетически модифицированные растения, организмы, произведенные на свет руками человека, вполне могли стать объектом патента. В том числе — видоизмененная бактерия архея.

Совсем недавно он позвонил тому же самому нью-йоркскому юристу и велел ему начать процедуру патентования. Для этого необходимо получить одобрение Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами, а американская система в этом отношении самая злобная в мире. По статистике только пять из четырех тысяч новых лекарственных средств, предлагаемых этому федеральному ведомству, допускаются до испытания на людях. И только одно из этих пяти получает право на жизнь.

Семь лет назад была принята новая, ускоренная программа клинических испытаний медицинских препаратов, призванных бороться с наиболее опасными заболеваниями, первое место в ряду которых занимает СПИД. Несмотря на это, понятие «быстро» по стандартам Управления составляло от шести до девяти месяцев. Зато в африканских и азиатских государствах, которые в наибольшей степени страдали от этой напасти, никакого официального одобрения не требовалось.

Там он и начнет продавать свое чудо-лекарство.

Пусть мир увидит, как исцеляются другие, в то время как американцы и европейцы вымирают от СПИДа.

— Я никогда не спрашивал, а вы никогда не говорили. Но где вы нашли эту бактерию? — проговорил Линдси.

Время хранить секреты прошло. Линдси был необходим ему — со всеми потрохами. Но ответить «где» подразумевало новый вопрос — «когда?».

— Вы когда-нибудь пытались оценить доходность компаний, производящих презервативы — главное на сегодняшний день средство от СПИДа? Вот это — тот еще рынок! Раньше их ежегодный доход составлял миллионы, но после вспышки СПИДа их барыши стали миллиардными. Лечение СПИДа — это станок для печатания денег. Взять, к примеру, симптоматические лекарства. Тройной лекарственный коктейль обходится больному в сумму от двенадцати до восемнадцати тысяч долларов в год. Умножьте эту сумму на миллионы больных — и вы получите миллиарды долларов, расходуемых на лекарства, которые никого не лечат.

А прикиньте, во что обходятся сопутствующие товары, хотя бы те же самые одноразовые резиновые перчатки и стерильные иглы, медицинские шапочки. Известно ли вам, сколько миллионов одноразовых игл покупают наркоманы, чтобы избежать заражения ВИЧ? Благодаря СПИДу их цена, как и цена презервативов, взлетела до небес. Примерам несть числа. Для компаний, производящих лекарства и медицинское оборудование, вроде «Филогена», СПИД является настоящей золотой жилой. За последние восемнадцать лет наш бизнес расцвел пышным цветом, производство презервативов выросло втрое, продажи зашкаливают за все мыслимые рамки. Мы даже разработали пару симптоматических лекарств, которые расходятся «на ура». Десять лет назад я вывел компанию на рынок ценных бумаг, увеличил ее уставный капитал и повел наступление на рынок медицинских товаров и лекарств. Я купил в кредит фирму по производству косметики, мыльный завод, сеть универмагов и бизнес по производству замороженных продуктов, будучи уверенным в том, что когда-нибудь «Филоген» с легкостью расплатится по всем этим долгам.

— Откуда вы все это знали?

— Я нашел бактерию почти тридцать лет назад. А двадцать лет назад я понял, на что она способна. Тогда в моих руках оказалось лекарство от ВИЧ, которое я мог использовать в любой момент.

Линдси изменился в лице.

— И вы никому не сказали?

— Ни единой живой душе. — Винченти необходимо было выяснить, действительно Линдси столь беспринципен, как он о нем думает. — А вы считаете мой поступок аморальным? Я всего лишь играл по правилам свободного рынка.

— Вы знали, что у вас есть лекарство от вируса. Лекарство, которое может покончить с ВИЧ. Если кто-то и смог бы со временем найти его, у вас это получилось быстрее и эффективнее. И вы решили нажиться на этом…

— Совершенно верно.

— И вас не тревожило, что в это время умирают миллионы людей?

— А вы думаете, что всему миру есть дело до СПИДа? Очнитесь, молодой человек! Разговоров много, дел мало. СПИД — это уникальная болезнь. Она убивает в основном черномазых, педерастов и наркоманов. Разразившаяся эпидемия сделала очевидной мерзкую подноготную нашей жизни, которая состоит всего из нескольких составляющих: секса, смерти, власти, денег, любви, ненависти, страха. Во всех своих проявлениях — медицинском, человеческом, моральном — СПИД является в высшей степени политической болезнью.

Винченти вспомнил слова, сказанные ему Карин Вальде: «Вот только убивает он не тех людей».

— А как с другими фармацевтическими компаниями? — спросил Линдси. — Вы не боялись, что они тоже найдут лекарство от ВИЧ?

— Риск, конечно, был, но я внимательно следил за своими конкурентами. Однако пути их исследований были тупиковыми. — Винченти чувствовал себя как никогда хорошо. Наконец-то, после долгих лет молчания, он мог говорить открыто. — Хотите увидеть, где обитает бактерия? — спросил он.

Глаза Линдси загорелись.

— Она здесь?

— Неподалеку.