5
— Значит, это и есть та самая резьба, о которой упоминали в статье?
— Ja.
Роб и Брайтнер находились в самом сердце раскопок. Они стояли на краю котлована и смотрели вниз, на круг высоких Т-образных камней. Это и были мегалиты. А вокруг кипела работа: турки ковыряли лопатами и сметали метлами землю, лазили вверх и вниз по лестницам, вывозили тачки с грунтом по деревянным трапам. Нещадно пекло солнце.
Резьба казалась странной — и все же знакомой, ведь Роб видел ее на фотографиях в газете. На одном камне были вырезаны львы и несколько не очень ясно различимых птиц, возможно уток. На следующем камне красовалось что-то вроде скорпиона. Похожие резные изображения находились примерно на половине мегалитов; часть была сильно повреждена, часть — нет. Роб сделал несколько снимков мобильным телефоном, затем кратко описал первые впечатления в блокноте. Там же он со всем возможным тщанием зарисовал странную Т-образную форму мегалитов.
— Но, — сказал Брайтнер, — это, конечно, далеко не все. Komm.
Они прошли вдоль края котлована к другой, меньшей яме. В ней возвышались еще три охряные колонны, обнесенные глинобитной стеной. На земле между колоннами лежали осколки, очень похожие на черепицу.
— Guten Tag, — приветствовала Роба белокурая юная немка, проходившая мимо с пластиковым пакетом, набитым кремневыми осколками.
— У нас тут много студентов из Гейдельберга.
— А остальные рабочие?
— Исключительно курды. — Сверкающие глаза Брайтнера за стеклами очков на секунду затуманились. — Конечно, у меня есть и другие специалисты, палеоботаники и еще кое-кто. — Он извлек носовой платок и стер пот с лысины. — А вот и Кристина…
Роб обернулся. Со стороны палаток к ним решительным шагом приближалась миниатюрная женщина в брюках хаки и поразительно чистой белой рубашке. Все остальные, кого он видел на раскопках, были покрыты вездесущей бежевой пылью с истощенных холмов Гёбекли-тепе. Но только не эта дама-археолог. Роб внутренне напрягся — как всегда, когда его знакомили с привлекательной молодой женщиной.
— Кристина Мейер. Наша повелительница скелетов!
Миниатюрная темноволосая женщина протянула руку.
— Я остеоархеолог, занимаюсь биологической антропологией. Человеческие останки и тому подобное. Вот только мы пока не нашли здесь ничего по моей части.
Роб уловил французский акцент. И, словно угадав его мысли, снова заговорил Брайтнер:
— Кристина училась в Кембридже у Исобель Превин, но родом она из Парижа. Так что у нас тут настоящий интернационал…
— Да, я француженка. Но много лет жила в Англии.
Роб улыбнулся.
— Я Роб Латрелл. У нас немало общего. В смысле, я американец, но с десяти лет живу в Лондоне.
— Он приехал, чтобы написать о Гёбекли! — со смешком сказал Брайтнер. — Я хочу показать ему волка!
— Крокодила, — поправила Кристина.
Брайтнер рассмеялся и, повернувшись, пошел дальше. Роб задержался, растерянно глядя на обоих ученых. Брайтнер помахал ему рукой, приглашая следовать за собой.
— Komm. Я вам покажу.
Они пошли извилистым путем между котлованами разных размеров и отвалами грунта. Роб с любопытством смотрел по сторонам. Повсюду были мегалиты. Часть из них все еще наполовину скрывала земля. Некоторые угрожающе накренились.
— Их куда больше, чем я ожидал, — пробормотал журналист.
По узкой тропинке идти можно было лишь гуськом.
— Радио- и магнитная локация показывают, что под холмами захоронено еще две с половиной сотни камней, если не больше, — сообщила замыкавшая шествие Кристина.
— Ого!
— Просто изумительное место.
— И ведь оно невероятно древнее, да?
— Да…
Брайтнер успел довольно далеко вырваться вперед. Роб решил, что он похож на мальчишку, который горит желанием показать родителям свое новое логово. Кристина же поясняла:
— На самом деле датировать это место очень трудно: здесь совсем не осталось органики.
Они подошли к железной лестнице, и Кристина опередила Роба.
— Сюда, вот так.
Она легко и стремительно спустилась, стараясь не испачкать ослепительно белую рубашку.
Роб последовал за нею — далеко не так ловко. Они оказались на дне котлована. Вокруг, словно мрачные стражи, возвышались мегалиты. Журналист представил себе, каково оказаться здесь ночью, но поспешил отогнать эту мысль. Он вновь достал блокнот.
— Вы говорили насчет датировки?..
— Да. — Кристина нахмурилась. — До самого последнего времени мы не могли сколько-нибудь точно определить возраст этого места. То есть мы знали, что оно очень старое… но относится ли к концу раннего неолита или к позднему неолиту…
— Простите?
— На прошлой неделе мы наконец-то смогли провести радиоуглеродное датирование кусочков древесного угля, которые нашли на одном из мегалитов.
Роб поспешно записывал.
— И выяснилось, что этому месту десять-одиннадцать тысяч лет? Так написано в статье «Трибьюн».
— Вообще-то, сообщение не слишком точное. Даже результаты радиоуглеродного анализа очень приблизительны. Чтобы уточнить их, мы сравнили обнаруженные здесь кремни с изделиями из Немрика и Библа — наконечники стрел и еще кое-что. Теперь, располагая более обширными данными, мы считаем, что возраст Гёбекли на самом деле ближе к двенадцати тысячам лет.
— Отсюда все это волнение вокруг него?
Кристина взглянула на него, откинула прядь волос, упавшую на ясные глаза, и рассмеялась.
— Думаю, Франц хочет, чтобы вы посмотрели на его ящерицу.
— Волка, — поправил Брайтнер, остановившись подле одной из неполностью расчищенных Т-образных колонн.
У ее подножия, примыкая к вертикальной грани, находилась скульптура фута в два длиной, изображавшая животное. Она была изваяна очень тщательно и удивительно хорошо сохранилась. Обращенная вниз каменная пасть была приоткрыта в рычании. Роб взглянул сначала на Брайтнера, потом на стоявшего за его спиной турецкого рабочего. Турок пожирал археолога гневным, даже ненавидящим взглядом. Выражение его лица было просто жутким. Заметив, что Роб глядит на него, он повернулся и быстро вскарабкался по лестнице. Роб перевел взгляд на Брайтнера, совершенно не обратившего внимания на это маленькое происшествие.
— Это наша вчерашняя находка.
— Кто это?
— Думаю, волк, если судить по лапам.
— А я считаю, что крокодил, — возразила Кристина.
Брайтнер рассмеялся.
— Видите?
Он снова надел очки, ярко сверкавшие на солнце, и Роб внезапно почувствовал восхищение — этот человек с таким энтузиазмом относился к своей работе.
Брайтнер между тем продолжал:
— Мы с вами и рабочие — первые люди, которые видят это изваяние с… конца ледникового периода.
Роб даже заморгал. Такое не могло не впечатлить.
— Это совершенно новая для нас фигура, — добавила Кристина. — Никто не понимает, что она значит. Вы можете строить догадки на равных основаниях со всеми остальными.
Журналист всмотрелся в челюсти каменного животного.
— По мне, так оно похоже на кошку. Или на взбесившегося кролика.
Брайтнер задумчиво потер подбородок.
— Представитель кошачьих… Знаете, такое мне в голову не приходило. Какая-то разновидность дикой кошки…
— Вы позволите вставить это в мою статью?
— Ja, natürlich, — ответил Брайтнер; но эти слова он произнес без улыбки. — А теперь, пожалуй, чаю?
Роб кивнул, ему уже давно хотелось пить. Брайтнер повел их обратно мимо разнообразных ям, мимо чего-то, спрятанного под брезентом, мимо рабочих с ведрами. За последним подъемом оказалась ровная площадка, где расположились открытые с боков палатки, устланные красными коврами. Из самовара, стоявшего в одной из них, налили в три изящные, похожие на тюльпаны чашечки ароматный турецкий чай, положили сахару. Открытая палатка позволяла видеть впечатляющий пейзаж: вдаль, в сторону Сирии и Ирака, уходили бескрайняя желтая равнина и невысокие пыльные холмы.
Несколько минут они сидели и спокойно болтали. Брайтнер объяснял, что во время оно окрестности Гёбекли были плодородными — отнюдь не та пустыня, которая здесь нынче.
— Десять — двенадцать тысяч лет назад эта местность вовсе не была засушливой. Больше того, она была прекрасна — истинный пасторальный пейзаж. Стада пасущихся диких животных, рощи плодоносящих деревьев, реки, полные рыбы… Потому-то на камнях и вырезано столько зверей — тех, которых вы теперь здесь днем с огнем не сыщете.
Роб записал его рассказ. Он рассчитывал узнать что-нибудь еще, но тут появилась пара турецких рабочих, заговоривших с Брайтнером по-немецки. Робу хватило знания этого языка, чтобы понять суть вопроса: они хотели рыть глубже, хотели добраться до нового мегалита.
Брайтнера их рвение, похоже, не на шутку встревожило; он волновался по поводу безопасности. В конце концов археолог вздохнул, пожал плечами и отправился на место разбираться. Когда он уходил, Роб заметил на лице одного из рабочих странное, мрачное выражение. В атмосфере разговора определенно ощущалось напряжение. Но почему? Роб задумался — теперь, когда они с Кристиной наедине, не обсудить ли с нею свои подозрения?
Шум раскопок, приглушенный расстоянием, был еле слышен, лишь изредка горячий пустынный ветер доносил позвякивание какого-нибудь инструмента. Роб совсем было собрался задать вопрос, но Кристина опередила его.
— Итак, что вы думаете о Гёбекли?
— Ну, как же! Это невероятно.
— Но вы понимаете, насколько невероятно?
— Думаю, что да. Или нет?
Она скептически взглянула на него.
— В таком случае, может, вы мне объясните?
Кристина отхлебнула из чашки.
— Роб, подумайте вот о чем: вы ведь обращаете внимание прежде всего на… возраст этого места. Двенадцать тысяч лет.
— И что же?..
— Припомните-ка, чем тогда занимались люди.
— Что вы имеете в виду?
— Что все эти сооружения возвели охотники-собиратели.
— Пещерные люди?
— Можно сказать и так. — Она твердо и очень серьезно взглянула на него. — До обнаружения Гёбекли-тепе мы и представления не имели, что древние были способны создавать нечто подобное, творить произведения искусства и строить сложные архитектурные сооружения. И исполнять замысловатые религиозные обряды.
— Потому что это были всего лишь пещерные люди?
— Совершенно верно. Гёбекли-тепе означает революцию в наших представлениях. Полный переворот. — Кристина допила чай. — Меняется весь наш подход, все представления об истории человечества. Это важнейшие раскопки из всех, какие проводились за последние пятьдесят лет, и одно из величайших археологических открытий в истории.
На Роба ее слова произвели большое впечатление. И заинтриговали. Правда, отчасти он чувствовал себя школьником, которому читают лекцию.
— Как им это удалось?
— Дикарям с луками и стрелами? Которые даже не умели еще мастерить глиняную посуду? И возделывать землю? Как им удалось построить такой колоссальный храм?
— Храм?
— О да, по всей вероятности, это храм. Мы не нашли здесь никаких признаков человеческого поселения, даже самых рудиментарных — только стилизованные изображения охоты. Обрядовые или праздничные образы. Возможно, ниши, которые тут обнаружены, предназначались для захоронений, для погребальных ритуалов. Брайтнер с самого начала и до сих пор уверен, что это храм, первое в мире религиозное сооружение, воздвигнутое, чтобы праздновать охотничьи успехи и почитать мертвых. И думаю, он прав, — добавила она с мягкой улыбкой.
Роб отложил ручку. Перед его внутренним взором возник сияющий от счастья Брайтнер.
— Мне кажется, он очень доволен жизнью.
— А вы на его месте не радовались бы? Он самый удачливый археолог мира. Ведь он раскапывает изумительнейшее место.
Журналист кивнул и написал в блокноте еще несколько строк. Энтузиазм Кристины был почти так же заразителен, как у Брайтнера. Зато объясняла она куда понятнее. Роб пока не проникся их восхищением по поводу «революции в представлениях», которую должно произвести изучение Гёбекли, но уже предвкушал весьма впечатляющую статью. На второй полосе главного выпуска. Запросто! И даже еще лучше: большой подвал в цветном приложении с яркими фотографиями резных изделий. Настроение создадут ночные снимки камней. Фотографии рабочих в запыленных…
И тут он вспомнил, как повел себя Радеван при упоминании этого места. И яростные взгляды землекопов. И настроение Брайтнера, изменившееся, когда Роб завел разговор о статье. И напряжение вокруг котлована.
Кристина тем временем подошла к самовару и вновь наполнила чашки ароматным горячим черным чаем. Роб воспользовался этой паузой, чтобы подумать, как построить разговор дальше. И когда она вернулась, обратился к ней:
— Кристина, может быть, это покажется смешным… Я знаю, эти раскопки изумительные, потрясающие и все такое. Но, скажите, все ли думают так же?
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли… я просто… уловил некоторые вибрации, исходящие от местных жителей, позволяющие судить об их истинном отношении. И оно не слишком доброжелательное. Некоторых ваша деятельность раздражает. Например, моего водителя.
Было заметно, что Кристина напряглась.
— Продолжайте.
— Водителя моего такси, — Роб постучал ручкой по подбородку, — Радевана. Когда я вчера упомянул Гёбекли, он прямо-таки вышел из себя. И не один он. Что-то такое ощущается в воздухе. И Брайтнер производит… неоднозначное впечатление. Сегодня утром пару раз показалось, что его не слишком радует мое присутствие. Хотя он и смеется все время. — Роб немного помолчал. — Он вроде бы должен желать, чтобы мир узнал о его работе, верно? О том, чем он тут занимается? Тем не менее такая перспектива, похоже, не слишком его радует.
Кристина молчала. Роб тоже молчал. Старый журналистский трюк.
Он сработал и на этот раз. В конце концов Кристина, устав от молчания, наклонилась вперед.
— Ладно. Вы правы. Тут… что-то тут…
Она вновь умолкла, как бы споря с собой. Ветер из пустыни сделался заметно жарче. Роб, не говоря ни слова, прихлебывал чай и ждал.
— Вы приехали на неделю? — вздохнув, спросила она. — Планируете серьезную статью?
— Да.
Кристина кивнула.
— Ладно. Давайте-ка я подвезу вас в Шанлыурфу. Работы на раскопках прекращаются в час дня, потом слишком жарко. Большинство народу отправляется по домам. Я обычно тоже еду домой. Мы сможем поговорить в машине с глазу на глаз.
