38
Если не от четвертой смены блюд в Апостольском дворце — закуска, отбивная, зуппа ди фаро и лапша al pescatore, — то уж точно после двух бокалов «Монтепулькьяно д’Абруццо» веки Шарлотты налились свинцовой тяжестью. Она перенесла самый напряженный день в своей жизни. Если, правда, сбросить со счетов тот дьявольский понедельник в минувшем марте, когда онколог впервые сообщил ей о том, что она больна раком костей.
Так что пока отец Донован занимался административными деталями своего возвращения в Ватикан, Шарлотта вернулась к себе эмоционально опустошенная и совершенно без сил. Хотя это противоречило ее непреложному правилу преодоления нескольких часовых поясов — немедленно «акклиматизироваться» к местному времени и дать организму прийти в себя, — она сдалась и легла спать днем.
Когда около шести вечера прозвенел будильник, Шарлотта три раза давила на кнопку режима «соня», а затем просто отключила будильник.
Сон ее был глубоким, но далеким от покойного.
Видение убийства Эвана приходило и уходило — странное, черно-белое, словно фильм сороковых: незнакомый киллер, переодетый в лаборанта… рука с пистолетом, описывающая дугу и нацеливающаяся в Эвана… беззвучный выстрел… голова Эвана, дернувшаяся, как в замедленном действии, вперед… черная густая жидкость — льется… льется…
Она видела и себя — там, в офисе, кричащей в оглушающей тишине, такой беспомощной.
«Проснись… ПРОСНИСЬ!»
Киллер поворачивается к ней, кривит губы и хрипло цедит слово: «Кости!»…
Она в «вольво» Донована, он спокойно спрашивает: «Кости? С какой стати им понадобились кости?»
И без всякого перехода — яростно делящиеся в окуляре микроскопа хромосомы и оглушительный сверхъестественный визг и вой душ, терзаемых адским огнем…
Тишина.
Слепой мрак, тут же смываемый ярким светом.
Скелет на столе из нержавеющей стали.
Ребра со страшными бороздами ран.
Раздробленные кости вокруг запястий и стоп.
Расколотые коленные чашечки.
Кожаный бич, рассекающий воздух — «шшух!» — его усеянные шипами плети грызут оголенную плоть… кровь вытекает из длинных, глубоких рваных ран… вот опять… замах, свист… рвется плоть… замах…
Прочный деревянный брус на камнях… окровавленная, полуобнаженная фигура распластана поперек… неясные тени двигаются через сгустившийся вокруг плотный туман… конечности связаны и вытянуты вдоль бруса… жилистые пальцы скрючиваются… чьи-то руки хватают грубо сработанные гвозди… безмолвные вопли… давление на запястья… рассекающий воздух молоток…
«ПРОСНИСЬ!»
Шарлотта вздрогнула и проснулась.
Видения рассеялись, однако ощущение давления на запястья не исчезло — острая боль пронизывала руки до самых плеч.
На мгновение ей даже почудилось, что она еще спит. Но боль и ужас были слишком реальны.
Когда Шарлотта попыталась закричать, широченная ладонь накрыла ее рот и нос. На губах и ноздрях она ощутила прикосновение чего-то вроде ткани и почувствовала резкий химический запах.
Взгляд ее уткнулся в широкоплечего мужчину, когда тот прыгнул на кровать и сел ей на живот. Тот самый, что выбил дверь ее офиса! Убийца Эвана! Она попыталась вывернуться, бить, колотить, кусать… Но любое сопротивление было тщетным.
Перед глазами поплыло, как в тумане, и лишь мгновением позже она увидела его сообщника, поворачивающего дверную задвижку и бросающегося к ней.
«Не могу дышать…»
Мучительно борясь за глоток воздуха, легкие лишь втянули порцию химикатов, на этот раз вонь показалась более резкой.
Через пару секунд тупое оцепенение охватило конечности и туловище, будто все тело залили цементом. Голова казалась невероятно тяжелой и чужой, одурманенной.
Руку с лица убрали.
Когда Шарлотту подняли с постели, голова ее беспомощно откинулась назад. Последним, что она увидела, было распятие над изголовьем кровати. Зрение, будто вода в воронку, ужалось в черную точку. Полная темнота.
