35
Ее рука инстинктивно дернулась к кобуре. Голова гремучей змеи разлетелась на куски, испустив фонтан крови и яда. Нора растерянно переводила взгляд с извивающегося тела на Смитбэка и обратно. Журналист, бледный как мел, сжимал револьвер помертвевшими пальцами.
Незнакомец сделал еще несколько шагов по направлению к ним.
— Простите, если напугал. — Он убрал оружие. — Терпеть не могу гремучих змей. Знаю, что они поедают мышей и все такое. Но когда ночью выходишь по нужде, наступить на такую тварь не слишком приятно.
Наружность человека никак не подходила под определение заурядной. Длинные, совершенно седые волосы спадали на плечи двумя косами, заплетенными в соответствии с обычаем индейцев. Бандана, покрывавшая голову, сбилась чуть в сторону. Штаны, невероятно старые, но чистые, оказались примерно на восемь дюймов короче, нежели следует, и обнажали запыленные тощие лодыжки. Носков незнакомец не носил, а обувью ему служили новехонькие, плотно зашнурованные красные теннисные туфли. Рубаха из тонкой оленьей кожи, расшитая бисером, являла собой настоящее произведение искусства. На шее красовалось ожерелье из бирюзы. Однако диковинный наряд не шел ни в какое сравнение с выразительным лицом незнакомца. Мужественное, исполненное достоинства, оно неодолимо приковало внимание Норы. Всмотревшись внимательнее, она заметила в глазах его искорки живого любопытства, совершенно не вязавшиеся с суровым обликом.
— Вижу, вы проделали долгий путь, — произнес странный человек.
Его довольно тонкий и пронзительный голос отличался своеобразной мелодичностью, присущей коренному населению американского юго-запада.
— Вы нашли у моего костра то, что искали?
— На вашу стоянку мы не заходили, — ответила Нора, глядя ему прямо в глаза. — А искали того, кто убил наших лошадей.
Незнакомец, слегка прищурившись, уставился на нее столь же пристально. Искорки в его глазах погасли. В какой-то момент Норе показалось, будто сейчас он вновь схватится за револьвер. Рука ее непроизвольно потянулась к оружию.
Однако в следующее мгновение взгляд старого индейца смягчился, и он приблизился к ним еще на шаг.
— Потерять лошадей тяжело. У меня есть прохладная вода и жареный кролик. Разделите их со мной?
— С превеликим удовольствием, — ответила Нора.
Они осторожно спустились со скалы. Незнакомец жестом предложил им сесть на камни, подошел к огню и повернул жаркое.
— Я услышал ваши шаги, — сообщил он. — Вот и решил подняться на холм да посмотреть, что за люди ко мне пожаловали. У меня здесь нечасто бывают гости. Приходится быть осторожным.
— И по нашему виду вы поняли, что мы пришли с миром? — ехидно поинтересовался Смитбэк.
Незнакомец ничего не ответил, лишь устремил на него пронзительный взгляд холодных карих глаз.
— Вы правильно поняли, — кивнул журналист. — Мы не замышляем ничего дурного.
Старый индеец выкопал из песка флягу, зарытую в тени скалы, и передал ее Норе. Лишь сделав первый глоток, она поняла, как сильно хотела пить. Незнакомец, поворошив уголья, подбросил несколько сучьев и снова перевернул кролика.
— Значит, вы пришли из долины Чилба, — изрек индеец, усаживаясь на камень.
— Чилба? — удивленно переспросил Смитбэк.
— Да, так мы называем долину, что лежит за большим хребтом, — кивнул он. — Я видел с вершины одного из ваших друзей. — Он повернулся к Норе. — И ваш друг видел меня. А теперь вы пришли сюда, потому что кто-то убил ваших лошадей. И вы думаете, это сделал я.
— Мы всего лишь шли по следам, — осторожно заметила Нора. — И они привели нас к вашей стоянке.
Вместо ответа индеец поднялся, кончиком ножа потыкал жаркое и опять опустился на камень.
— Меня зовут Джон Бейудзин.
Нора на мгновение замешкалась, соображая, как лучше ответить.
— Простите, что не представились сразу, — произнесла она. — Меня зовут Нора Келли, а это — Билл Смитбэк. Я археолог, а Билл — журналист. Мы прибыли сюда для научных исследований.
Бейудзин понимающе кивнул.
— Я похож на человека, способного убить лошадь? — внезапно спросил он.
— Я не знаю, как выглядит человек, способный убить лошадь, — после недолгого раздумья ответила Нора.
Ответ ее пришелся Джону по вкусу. Губы его тронула улыбка, в глазах вновь зажглись искорки.
— Кролик готов.
Он встал, снял с огня жаркое и, пристроив на плоский камень, ловко разделал на куски. Воспользовавшись вместо тарелок плоскими обломками песчаника, он положил на них по куску крольчатины и протянул гостям.
— Вы уж простите, с посудой у меня плохо, — с улыбкой заметил индеец и принялся за еду.
Горячее мясо обожгло Норе язык, и на глазах выступили слезы. Но она ужасно проголодалась и не собиралась ждать, пока жаркое остынет. Зубы ее снова впились в жесткую крольчатину. Смитбэк заглотил предложенную ему порцию едва ли не целиком. Бейудзин, наблюдавший за ним, одобрительно кивнул и положил журналисту еще кусок. Все трое молча продолжили работать челюстями.
Индеец вновь пустил по кругу флягу с водой. Все сделали по глотку. Жаркое кончилось, и в воздухе повисла неловкая пауза.
— Эффектный вид, — решился нарушить молчание Смитбэк. — И какова же арендная плата за этот чудный уголок?
Индеец расхохотался, откинув голову назад.
— Добираться сюда — сплошная морока. Это хуже всякой платы. Отсюда до моей деревни сорок миль, и на всем пути не найдешь ни капли воды. — Он обвел рукой вокруг себя. — Ночью можете взобраться на самую высокую вершину и нигде не увидите ни единого огонька.
Солнце клонилось к закату, наполняя диковинный пейзаж разноцветными бликами — золотыми, красными, пурпурными. Нора не сводила глаз с индейца. Он так и не счел нужным произнести что-либо в свое оправдание, однако она нисколько не сомневалась — к убийству животных Джон не имеет ни малейшего отношения.
— Вы можете нам помочь отыскать тех, кто убил лошадей? — спросила она.
— Не знаю. — Бейудзин поднял на нее карие глаза. — Вы сказали, что прибыли сюда для научных исследований. Что это за исследования?
Нора медлила с ответом. Она не знала, задан ли вопрос из праздного любопытства или является прелюдией к важному разговору. Скорее всего, их новый знакомый не убивал лошадей, но вполне мог знать, кто это сделал.
— Простите, но мы не имеем права об этом говорить, — в растерянности пробормотала начальница экспедиции.
— А где вы разбили лагерь? В долине Чилба?
— Не совсем.
— Моя деревня вон там. — Старый индеец указал на север. — Она называется Нанковип. На нашем языке это означает «Цветы у пруда». Каждое лето я приезжаю сюда и провожу здесь неделю или две. Трава здесь хорошая, сучьев для костра вдоволь, а внизу есть отличный родник.
— А вам здесь не одиноко? — поинтересовался Смитбэк.
— Нет, — просто ответил индеец.
— А зачем вы приезжаете в такую даль?
Бейудзин, казалось, несколько смутился от подобной настырности.
— Здесь я снова становлюсь человеком, — медленно произнес он, пристально глядя на Смитбэка.
— А кем же вы ощущаете себя все остальное время? — не унимался тот.
Нора не знала, как одернуть спутника. В большей части индейских культур излишнее любопытство всегда считалось грубейшим нарушением этикета.
— Не обращайте на него внимания, — поспешно вклинилась она. — Он журналист и никак не может отделаться от привычки задавать слишком много вопросов.
— Да пусть его спрашивает. — Бейудзин, похоже, вовсе не чувствовал себя оскорбленным. — Странно только, что у него нет с собой магнитофона или видеокамеры. Те, кто к нам приезжает, обычно без них не ходят. Так вот, все остальное время у меня слишком много дел. У меня стадо овец, о котором надо заботиться. А еще я избавляю людей от хворей и недугов.
— Так вы врач? — вновь принялся за свое Смитбэк.
— Знахарь.
— И каким же образом вы исцеляете страждущих?
— Справляю обряд Четырех Гор.
— Вот как? — У Смитбэка загорелись глаза. — Если не секрет, в чем заключается этот обряд?
— Он справляется на протяжении трех ночей. Я использую древние заговоры и снадобья из трав. Обряд Четырех Гор помогает избавиться от грусти, тоски и безнадежности.
— И многих вам удалось исцелить?
— Многих.
По мере того как разгорался интерес Смитбэка, ответы индейца становились все более краткими.
— Хотя, конечно, есть люди, на которых наши обряды не действуют, — продолжал их новый знакомый. — У меня случаются неудачи. И это — одна из причин, по которой я приезжаю сюда.
— Так сказать, в поисках смысла бытия? — не обращая внимания на злобные взгляды Норы, задал очередной вопрос Смитбэк.
— Может, и так, — задумчиво произнес индеец. — Если считать поисками смысла бытия одиночество, молитву, а иногда и воздержание от еды. Мне не являются здесь пророческие видения, но мои духовные силы прирастают. Здесь я вспоминаю, что для счастья человеку нужно совсем немного. Вот и все.
Он помолчал и, оглядевшись по сторонам, поинтересовался:
— Есть у вас спальные мешки? Ночи здесь прохладные.
— Есть, — кивнула Нора.
— Это хорошо.
Индеец откинулся назад, привалившись спиной к скале, и подложил под голову смуглую морщинистую руку. В молчании все трое наблюдали, как солнце опускается за горизонт и долину наполняют сумерки. Последние отблески заката угасли на вечернем небе. Бейудзин свернул сигарету и яростно задымил, неловко зажав ее между большим и указательным пальцами. Со стороны могло показаться, будто он курит в первый раз.
— Не хочу выглядеть назойливой, но все же я вынуждена вернуться к вопросу о наших убитых лошадях, — нарушила тишину Нора. — Если вы видели убийц, пожалуйста, скажите нам — кто это был? Возможно, они имеют что-то против наших исследований.
— Ваши исследования, — выпустив кольцо дыма, повторил индеец. — Вы ничего не рассказали мне о них.
Она колебалась. Судя по всему, Бейудзин считал рассказ об экспедиции платой, соразмерной его откровенности. Но гарантия того, что он действительно владеет какими-либо сведениями, способными помочь делу, совершенно отсутствовала.
— Напоминаю, это секретные исследования. — Нора решила рискнуть. — Могу я рассчитывать на то, что вы отнесетесь к этому серьезно?
— Вас интересует, не раззвоню ли я о них по всему свету? — усмехнулся индеец. — Можете не опасаться. Трепать языком не в моих привычках.
Он бросил окурок в костер и принялся сворачивать новую сигарету.
— Хотя скверных привычек у меня много, — добавил Бейудзин. — И это — еще одна причина, которая заставляет меня приезжать сюда.
— Мы исследуем древнее поселение анасази, обнаруженное нами среди скал, — пристально глядя на него, сообщила Нора.
Слова ее произвели на старого индейца совершенно неожиданное действие — он вдруг замер, точно громом пораженный. Уже в следующее мгновение пальцы его продолжили сворачивать сигарету, однако первая реакция оказалась слишком заметной, чтобы упустить ее из виду. Закурив, Бейудзин вновь привалился к скале. Он не произносил ни слова.
— Это даже не поселение, а большой, очень богатый город, — продолжала Нора. — Там сохранились поистине бесценные вещи. Если его разграбят, это будет настоящей трагедией. И мы опасаемся, что люди, которые убили лошадей, хотят выжить нас оттуда и без помех завладеть его сокровищами.
— Завладеть его сокровищами, — эхом повторил индеец. — А что сделаете с этими сокровищами вы? Отправите в музей?
— Нет, — решительно возразила Нора. — Мы намерены сохранить город в неприкосновенности.
Бейудзин продолжал выпускать кольца дыма, однако движения его стали более скованными, а взгляд потускнел.
— Мы никогда не бываем в долине Чилба, — медленно произнес он.
— Почему?
Индеец, зажав между пальцев дымящуюся самокрутку, уставился на Нору.
— Как были убиты ваши лошади?
— Им вспороли животы. Выпустили кишки и разложили их спиралями. Вставили в глаза палки, украшенные перьями. И вырезали из шкур несколько круглых кусков.
Бейудзин резко бросил окурок в костер, встряхнул головой и растер пальцами лоб.
— Говорите, из шкур у них были вырезаны куски? Где? — От его рассеянности не осталось и следа.
— На лбу, на боках и на животе.
Он молчал. Нора заметила, как трясутся его руки, и тоже ощутила дрожь, пробравшую все тело.
— Вы не должны оставаться здесь, — тихо, но непререкаемо произнес индеец. — Уходите немедленно.
— Но почему?
— Это очень опасно. — Он помедлил и заговорил вновь: — У нас в Нанковипе ходит немало историй о долине Чилба. И о другой долине, что лежит далеко среди скал. Я знаю, многие люди не верят в подобные вещи. Может, и вы будете надо мной смеяться, но то, что сотворили с вашими лошадьми, — это часть колдовского ритуала. Ритуала черной магии, призванного творить зло. Если вы не покинете этот ваш древний город, всех вас ждет смерть. Особенно после того как… они нашли вас.
— Они? — вскинулся Смитбэк. — Кого вы имеете в виду?
— Колдунов, оскверняющих прах, — едва слышным голосом произнес Бейудзин. — Оборотней. Людей-волков.
Нора почувствовала, как кровь леденеет в жилах.
— Так вы думаете, с нашими лошадьми расправились колдуны? — уточнил ее спутник.
Старый индеец заметил в голосе журналиста оттенок недоверия.
— Вы верите в существование зла? — Выражение его лица в подступившем мраке совершенно не угадывалось.
— Конечно.
— Ни один из жителей Нанковип, находясь в здравом уме, не убьет лошадь. Лошади для нас — священные животные. Я не знаю, как в ваших краях зовут людей, несущих зло. Но мы зовем их оборотнями, людьми-волками. У них много имен, и они способны принять множество обличий. Они берут все хорошее, что есть в наших верованиях, и переворачивают с ног на голову. Вы можете думать все, что угодно, но мы твердо знаем — они существуют. И долина Чилба притягивает их как магнит. Потому что именно там находится город, где творилось великое зло. Город черной магии, жестокости, болезней и смерти.
Слова его почти не долетали до ушей Норы. Люди-волки. Мысленно она вернулась в темный заброшенный дом, где прошло ее детство. И вновь перед ее глазами возникло косматое чудище, склонившееся над ней, жуткая тварь, с невероятной скоростью несущаяся за ее машиной.
— Я верю в то, что эти люди-волки действительно существуют, — произнес Смитбэк. — В последнее время мне довелось увидеть столько чудес, что теперь я готов поверить во что угодно. Но откуда они взялись?
Бейудзин молчал, сложив жилистые руки на коленях. Потом он свернул еще одну сигарету и замер, уперев взгляд в землю. Минута за минутой проходили в безмолвии. Нора слышала даже звук, производимый челюстями пасущейся неподалеку лошади. Наконец индеец заговорил, не отрывая глаз от земли.
— Для того чтобы стать колдуном, человек должен убить того, кого любит. Того, кто близок ему по крови. Брата или сестру, мать или отца. Совершив убийство, колдун обретает силу. А после того, как тело предадут земле, он тайно выкапывает его. — Бейудзин помолчал, раскуривая сигарету. — И жизненная сила, которой обладал убитый, превращается в силу зла.
— Как это? — прошептал Смитбэк.
— Когда человек рождается, в тело его входит жизненная сила. Мы называем ее ветер, или лиехей. Входя в тело, ветер закручивается в спираль. Нечто вроде кругов на воде. Следы этой спирали остаются на затылке, на пальцах рук и ног. Именно там колдуны отрезают у трупов кожу. Эту кожу они сушат, измельчают и превращают в порошок. А из черепа они вырезают круглый диск, который нужен им для совершения магических ритуалов. Если колдун убил сестру или мать, он совокупляется с ней и из собственной спермы тоже готовит порошок. По-нашему он называется «алчи бин лех тсал» — порошок трупного соития.
— Ужас какой! — простонал журналист.
— Затем колдун отправляется ночью в уединенное место. Раздевается догола. Мажет тело белой глиной, надевает украшения из серебра и бирюзы, которые были похоронены вместе с убитым. Кладет по обеим сторонам от себя шкуры волка или койота и читает заклинание Ветра Ночи, начиная с последних слов и кончая первыми. После этого одна из шкур сама поднимается с земли и срастается с его телом. Так колдун обретает злую силу.
— И что же он может творить при помощи этой силы? — спросила Нора.
Бейудзин выпустил несколько колец дыма. Где-то вдалеке скорбно прокричала сова, и эхо в каньонах многократно ее передразнило.
— Некоторые люди говорят, что колдуны способны бежать всю ночь быстро как ветер и при этом совершенно бесшумно, — продолжил старый индеец. — Другие считают, будто они могут по собственному желанию становится невидимыми. Они знают могущественные заклятия, способные действовать на расстоянии. И конечно, могут убить. Убить всякого, кого пожелают.
— А как они убивают? — поинтересовался Смитбэк. — И как действуют на расстоянии?
— Для того чтобы заклятие обрело силу, колдуну надо завладеть малой частичкой жертвы — волосом, зубом, обрезком ногтя или хотя бы пропотевшим лоскутком одежды. Они кладут это в рот трупа и произносят магические слова. Слова, которые убивают человека. Убивают его лошадь, скот, портят имущество. Еще колдуны способны вывести из строя любую машину. Также стоит им захотеть, и у человека заболеет жена, умрет ребенок или собака.
Сказав это, старый индеец вновь погрузился в молчание. Сова вновь жалобно заухала в темноте, на этот раз ближе.
— Пожалуй, с этими парнями лучше не связываться, — сокрушенно покачал головой журналист. — Слишком большие у них возможности.
Бейудзин мельком взглянул на него, сверкнув в темноте глазами, и вновь уставился в землю.
— Расскажу я вам одну историю, — произнес старый индеец тоном человека, принявшего важное решение. — Она произошла со мной много лет назад, когда я был мальчишкой. Я давным-давно никому ее не рассказывал.
Бейудзин затянулся, и красный огонек на конце самодельной сигареты на мгновение выхватил из темноты его суровое лицо.
— Дело было летом, — продолжил он. — Я помогал деду перегонять овец в Эскаланте. Путь занимал два дня, и мы брали с собой лошадь и повозку. Заночевали мы в местечке, которое называется Тенистая Скала. Сплели из веток загон для овец, лошадь пустили пастись, а сами легли спать. Где-то в полночь я внезапно проснулся. Вокруг стояла темнота хоть глаз коли — ни луны, ни звезд. И ни единого звука. Я сразу понял — что-то не так. Позвал деда. Тот не ответил. Тогда я ощупью нашел прут и стал ворошить угли потухшего костра. Наконец они разгорелись.
Бейудзин помолчал, сделав несколько глубоких затяжек.
— И тогда я увидел деда. Он лежал на спине, и глаза его были выколоты. Кто-то срезал кожу с его пальцев и зашил ему рот. А на затылке темнела кровавая рана. — Старый индеец махнул рукой, и огонек сигареты рассек темноту красной линией. — Я подбросил в костер сучьев и увидел нашу лошадь. Она валялась примерно в двадцати футах от костра, с распоротым животом и выпущенными кишками. Овцы тоже были мертвы, все до единой. Они умерли, не издав ни единого звука.
Бейудзин ткнул окурок в землю, и огонек погас.
— А когда костер догорел, я увидел кое-что еще. Глаза, горящие в темноте. Только глаза, и ничего больше. Эти глаза не мигали и не двигались. И все же я чувствовал их приближение. А потом услышал утробный рык. В лицо мне полетела пыль, и глаза защипало. Я рухнул на землю, от ужаса даже не в силах кричать. Не помню, как я добрался домой. У меня началась лихорадка, и несколько дней я не мог встать. Наконец меня положили на телегу и повезли в Сидэ, в больницу. Доктор сказал, у меня тиф. Но мои родственники знали, что недуг мой совсем иного рода и лекарствами тут не поможешь. Они ушли из больницы, оставив бабушку за мной присматривать. А через пару дней я пошел на поправку. К великому удивлению врачей.
Бейудзин снова погрузился в молчание.
— Вернувшись в больницу, родственники рассказали мне, что они делали в эти дни. Они отправились к Тенистой Скале, позвав с собой лучшего деревенского следопыта. Тот разглядел на земле волчьи следы, которые привели их в уединенное место далеко от Нанковип. Там они увидели хижину, в которой скрывался… не знаю, как назвать его… думаю, вы бы назвали его человеком. Стояла глубокая ночь, и он спал. У моих родственников не было выбора. Они убили его, не дожидаясь, пока он проснется. Всадили в него множество пуль, — добавил старый индеец, помолчав.
— А откуда они узнали, что именно он убил вашего деда и навел на вас порчу? — спросил Смитбэк.
— Рядом с этим человеком лежал мешок, наполненный всякими штуковинами, нужными для колдовских ритуалов. Там были корешки, растения, насекомые, которых используют только люди-волки. Для всех прочих людей они являются табу. А еще они нашли порошок, полученный из трупа. И… куски сухого мяса… человеческого мяса.
— Но я так и не понял, каким образом… — Смитбэк не решился продолжить, и вопрос его повис в пустоте.
— Кто это был? — спросила Нора.
Бейудзин хранил молчание, словно не расслышав. Лишь через некоторое время он повернулся к ней. Глаза индейца возбужденно сверкали во мраке.
— Вы сказали, с трупа каждой лошади было срезано пять кусков кожи — один на лбу, два по бокам и один на животе. Вы знаете, почему именно оттуда?
— Нет, — пробормотал Смитбэк.
— Я, кажется, догадываюсь, — пересохшими губами прошептала Нора. — Именно на этих местах лошадиная шерсть образует завитки.
Ночь окончательно вступила в свои права. Звезды все ярче разгорались на темном бархате неба. Где-то вдали, в каньоне, протяжно запел койот. Ему ответил другой.
— Не стоило вам рассказывать, — проронил Бейудзин. — Это мне добра не принесет. По крайней мере, теперь вы, надеюсь, поняли, что вам нужно уходить отсюда как можно скорее.
— Спасибо за помощь, мистер Бейудзин. — Нора тяжело вздохнула. — Не стану скрывать, ваша история вселила в меня тревогу. Говоря откровенно, у меня душа в пятки ушла. Но я не могу бросить исследования. Поиски этого древнего города стоили жизни моему отцу. И я обязана завершить дело, которое он начал.
Ответ ее явно поразил старого индейца.
— Ваш отец погиб в этих местах? — уточнил он.
— Вероятно. Судьба его никому не известна, а тело так и не было найдено.
Выражение лица Бейудзина заставило ее насторожиться.
— Вам что-нибудь известно об этом? — спросила она дрожащим голосом.
— Ничего.
Старый индеец резко поднялся. Возбуждение, охватившее его, казалось, возрастало с каждым мгновением.
— Просто мне жаль, что ваш отец погиб. Прошу вас, подумайте над тем, что я вам рассказал.
— Я бы не смогла выбросить ваш рассказ из головы, даже если бы очень захотела, — усмехнулась Нора.
— Вот и хорошо. Пожалуй, мне пора ложиться. Вставать рано, так что простимся прямо сейчас. Лошадей отведите к ручью, там много травы. Завтра мы уже не увидимся, так что завтрак приготовьте себе сами.
— Но разве мы… — начала было Нора.
Однако старый индеец, не дослушав, пожал им руки и торопливо раскатал спальный мешок.
— Будь здесь дверь, я бы сказал, что нас за нее выставили, — тихонько прокомментировал Смитбэк.
Они вернулись к лошадям, расседлали их, напоили и оставили пастись у ручья. На ночлег путешественники устроились в дальнем конце плато.
— Ну и тип. — Смитбэк развернул спальный мешок. — Сперва до чертиков напугал нас своими байками. Потом внезапно заявил, что ему пора баиньки. А то, что нас теперь до самого утра будут мучить кошмары, его совершенно не касается.
— А вы заметили, в какой момент он решил от нас отделаться? — задумчиво произнесла Нора. — Когда разговор зашел о моем отце.
— Кстати, он так и не сказал, к какому племени принадлежит.
— Думаю, нанковип. Он же из их деревни.
— Как я понимаю, рассказы о магии и колдовстве до сих пор в ходу среди индейцев. А вы в это верите?
— Я верю в то, что зло обладает большой силой, — откликнулась Нора. — Но что до людей-волков, которые наводят порчу при помощи трупного порошка… По-моему, все это смахивает на страшные сказки. Скорее всего, колдовство — это всего лишь жуткая игра, при помощи которой кто-то рассчитывает до смерти напугать нас. Прогнать прочь из Квивиры и завладеть сокровищами этого города. А ценностей там на несколько миллионов долларов.
— Если вы правы, таинственные злодеи ведут чрезвычайно изощренную игру. Изображая колдовство, им пришлось немало повозиться. Расхаживать в волчьих шкурах, убивать лошадей, выкладывать спирали из потрохов…
Оба смолкли, вслушиваясь в тишину прохладной ночи. Нора обхватила себя за плечи, чувствуя, как ее пробирает дрожь. Она только что объявила выдумками рассказы об оборотнях. Но как объяснить происшедшее на заброшенном ранчо? То мохнатое существо, почти догнавшее машину… Ее передернуло. И куда исчез бедняга Фарбер?
— С какой стороны дует ветер? — неожиданно поинтересовался Смитбэк.
Нора в удивлении уставилась на него.
— Хочу поставить сапоги с подветренной стороны, — пояснил он. — А то они, знаете ли, распространяют не слишком приятный запах.
В темноте она не могла разглядеть лица журналиста, однако не сомневалась — на губах его играет самая что ни на есть нахальная усмешка.
— Поставьте их у себя в ногах, носками на восток. Может, они отпугнут гремучих змей.
Нора стащила ботинки и со вздохом забралась в спальный мешок. Из-за гор показался острый краешек месяца. В нескольких ядрах от нее, что-то ворча себе под нос, устраивался поудобнее Смитбэк. Она опасалась так и протрястись всю ночь, размышляя о колдунах и оборотнях, однако усталость оказалась сильнее тревоги.
— Подгнило что-то в Датском королевстве, — донеслось до нее из темноты.
— Не иначе, ваши сапоги.
— Очень смешно. Нет, меня беспокоит наш новый знакомый. Нутром чую, он что-то скрывает. Хотя, похоже, к убийству лошадей не имеет никакого отношения.
В ночном небе послышался далекий гул. Над ними, мигая навигационными огнями, прополз самолет.
— А пассажиры сейчас сидят себе в мягких креслах, попивают мартини, грызут соленый миндаль и разгадывают кроссворды. — Смитбэк словно прочитал ее мысли. — «Нью-Йорк таймс» печатает кроссворды, рассчитанные на полных идиотов. Нора рассмеялась.
— Кстати, о «Нью-Йорк таймс». Вы давно с ними сотрудничаете?
— Около двух лет, с тех пор, как вышла моя последняя книга. Они страшно не хотели отпускать такой ценный кадр в эту поездку. Боялись, бедные, что без меня совсем пропадут.
— А почему вы решили поехать? — Нора приподнялась на локте.
— Что? — переспросил журналист, словно не поняв вопроса.
— Почему вы решили поехать с нами? — повторила она. — Ведь вы же знали, что эта экспедиция не из легких. И что здесь придется забыть о мягкой постели, ванне, холодной кока-коле, кино и телевизоре. Что заставило вас покинуть старый добрый Манхэттен?
— Ну, ради того, чтобы стать участником величайшего открытия со времен гробницы фараона Тутанхамона, можно на время и без ванны обойтись, — резонно заметил журналист. — Но дело не только в том, что я хотел словить сенсацию. В конце концов, вероятность того, что мы вернемся несолоно хлебавши, была, согласитесь, довольно высока. Скажу вам честно, газетная работа порой наводит тоску. Особенно если работаешь в «Нью-Йорк таймс» и при твоем появлении все начинают из штанов выпрыгивать. Хочется чего-то новенького. Например, отправиться на поиски затерянного города, послушать жуткие истории о злых магах. Просто поваляться под звездами в компании очаровательной… — Он внезапно осекся. — В общем, вы понимаете, что я имею в виду.
— Нет, не понимаю, — откликнулась Нора, удивляясь охватившему ее волнению.
— В компании такой очаровательной женщины, как вы, — завершил тираду Смитбэк. — Звучит несколько избито, вы не находите?
— Нахожу. Тем не менее спасибо за комплимент.
Она смутно различала в темноте очертания упакованного в спальный мешок долговязого тела. Журналист неподвижно уставился в небо.
— И что же? — спросила Нора после недолгого молчания.
— О чем вы?
— В течение последней недели вы получили полный набор удовольствий: набили на заднице мозоли, мучились от жажды, едва не сорвались со скалы. Вы продирались по узким каньонам, лезли через зыбучие пески, встретили множество гремучих змей. Вам угрожают какие-то неведомые люди-волки. К тому же вас едва не загрызла лошадь. И вы по-прежнему не жалеете о том, что ввязались в эту авантюру?
— Ничуть, — тут же откликнулся он, блеснув в темноте глазами.
Нашарив в темноте руку Смитбэка, Нора крепко сжала ее.
— Рада это слышать, — прошептала она.
