Картина была поистине сюрреалистическая.

Трейси наблюдала ее сверху, вместе с отцом. Мужчины в черных шляпах сгрудились вокруг складного стола, на котором лежал скелет, извлеченный из последнего оссуария. Двое, самые старшие, стояли рядом с Трейси, у входа в склеп. Видимо, им было не под силу спуститься по лестнице.

Шляпы начали раскачиваться взад-вперед, кто-то запел молитву — слова Трейси не понимала. Остальные время от времени хором произносили: «Амен».

Когда начался обряд, Трейси сделала несколько шагов назад, в сторону Мири, остановившейся неподалеку.

— Вы знаете, что они поют?

— Это называется кадиш. Еврейский похоронный обряд.

— И что это означает? Что они говорят?

Мири на мгновение задумалась. Трейси не поняла, вслушивается она в слова или вспоминает.

— Начинается так: «Да возвысится и освятится Его великое Имя в мире, сотворенном по воле Его; и да установит Он царскую власть свою; и да взрастит Он спасение… при жизни вашей, в дни ваши и при жизни всего дома Израиля, вскорости, в ближайшее время».

— А что они говорят все вместе?

— Есть две части, которые произносят хором. Первая — «Йеэй шмэй раба мэворах леолам улеольмэй ольмая». Это означает «Да будет великое Имя Его благословенно вечно, во веки веков». Вторая намного короче. Просто «Брих У». Означает «Благословен Он».

— Ничего себе, сколько вы знаете, — улыбнулась Трейси.

— Я еврейка. — Мири пожала плечами.

— А это знают все евреи?

— Не знаю. Если живут в Израиле, может быть. Если в Иерусалиме — наверняка.

Трейси кивнула. Отсюда она не видела людей в гробнице, но прекрасно слышала.

— Долго они там пробудут?

— Думаю, еще минут двадцать.

— А потом уйдут?

— Они заберут кости, которые нашел твой отец, поместят их в кедровые гробы и похоронят на каком-нибудь еврейском кладбище.

— Несмотря на то, что прошло столько лет?

— Почитание умерших очень важно для верующих евреев.

— А что значит «верующие евреи»? — спросила Трейси. — Я думала, еврей — это и есть вероисповедание.

— Для кого-то да. Но это и национальная принадлежность, не всегда религия.

— А вы верующая?

Мири подумала и стала объяснять. Как и большинство евреев, родившихся в Израиле, она не может назвать себя верующей иудейкой. Ее родители, Якоб и Сильвия Шарон, приехали в Израиль, увидев в этом новом государстве пристанище для всех евреев, а не исполнение пророчества, как считают хасиды. На самом деле с возрастом она пришла к выводу, что верующие евреи представляют для государства Израиль опасность не меньшую, чем арабы.

— Современный Израиль балансирует, словно на канате. Государство вынуждено оставаться в положении меж двух огней — ислама и христианства. Я тоже вынуждена балансировать, поскольку я израильтянка, но не скажу, что мне это нравится.

— Значит, вы не религиозны, — заключила Трейси.

Мири печально улыбнулась.

— Я не фанатик религии — любой, будь то иудаизм, ислам или христианство. Но иногда мне хочется думать, что мои верующие друзья действительно что-то нашли в этом — некую связь, отношения, единство… с чем-то, что выше, чем они сами. Или, может быть, с кем-то.

Мири бросила взгляд на вход в гробницу.

— Они заканчивают.