15
Шанхай, 3 апреля 1927
Город… Шань Фен уже часа три бродил, ничего не соображая. Сначала он впитывал и осмысливал то, что доходило до его оглушенного сознания. Цвета, запахи, звуки… За шесть лет в Тиланьцяо парень отвык от обычного дневного света. Шум больших улиц эхом прокатывался по переулкам. Молодой человек снова очутился в мире со своими тайными сделками и беглыми рукопожатиями. Его прежняя жизнь. Свобода…
Китаец уже не чувствовал ни боли в ногах, ни веса тяжелой сумки на плече. Просто брел куда глаза глядят, и его наполняли давно забытые ощущения. Частичка Шань Фена жила в каждом грязном, пропахшем рыбой уголке порта, в солнечных лучиках, в пучках латука, уложенных сохнуть на крышу, в партиях в маджонг, которыми развлекались старики в тенечке, в любом захудалом городском кабаке. А теперь получалось, что ему здесь некуда пойти. Вернее, есть одно место, но сразу отправляться туда молодой человек не хотел.
Осознавая, что это безнадежно, парень все же попытался зайти в свое прежнее обиталище. Теперь там жила молодая семья торговцев гипсовыми статуэтками.
Прежняя хозяйка его не узнала или просто сделала такой вид. Народу в ее пансионе все же останавливалось порядочно. Она ослепла или притворялась незрячей, состарилась и выглядела усталой. Сидя на скамейке в нескольких метрах от бывшего жилища Шань Фена, женщина покачивалась взад-вперед и бумажным веером отгоняла мух.
Шань Фен снова отправился бродить, с трудом пробиваясь сквозь толпу. На улицах окраин — Пудона, Наныпи, Чжабея и Узона — собирались шумные рабочие пикеты. О них ему рассказал старый знакомец Чэнь Ко, коммунист из военных, с которым парень когда-то вместе работал в журнале. Они случайно увиделись неподалеку от северного района за Нанкинской улицей. Сейчас Чэнь собрал группу плохо одетых людей, вооруженных палками, а им противостоял отряд гоминьдановцев, которые стремились добиться власти любой ценой. От того, кто возьмет верх, зависела судьба города.
Подойдя к «Нефритовой бабочке», молодой человек почувствовал себя еще более одиноким и потерянным, да и само место на удивление походило на него теперешнего. Заведение выглядело неухоженным и заброшенным, и те, кто прежде охотно сюда заглядывал, давно не появлялись. Клуб все-таки еще работал, но не процветал, как в прошлом. От прежнего Шань Фена ничего не осталось.
Подпиравший двери паренек явно не тянул на вышибалу ни по виду, ни по манерам. Ему бы больше подошло какое-нибудь игорное заведение попроще.
— Тебе чего, бородач?
Бывший заключенный холодно заглянул мальчишке в глаза:
— Скажи хозяину, что Шань Фен хочет видеть Юй Хуа.
Паренек досадливо обернулся и бросил кому-то за дверью:
— Там какой-то тип спрашивает босса.
И, не удостаивая собеседника взглядом, вышибала принялся с презрительным видом набивать табаком тонкую трубку. Охватившие Шань Фена гнев и печаль утихли, только когда его пригласили войти.
Комнаты, некогда сверкавшие золотистым штофом и полированным деревом, выглядели пыльными и запущенными в безжалостно ярком вечернем свете. Изрядно полинявшие драконы по обеим сторонам сцены казались уже не такими свирепыми. Все говорило об упадке.
Юй Хуа сидел в крутящемся кресле, отвернувшись к окну. За все время их разговора он так и не взглянул на Шань Фена.
— Я слышал, у тебя в Тиланьцяо случились неприятности.
— У Вэя их оказалось еще больше.
— Да, припоминаю… Сколько же лет назад это произошло?
— Почти пять.
Юй Хуа рассеянно кивнул. Казалось, он пребывал в каком-то своем мире.
— Если бы не Вэй, я бы сейчас здесь не стоял.
— Вечно ты выкрутишься…
Шань Фен улыбнулся:
— «Люди Юй Хуа видят молнию, когда остальные слышат только гром». Раньше они обладали такой славой.
Бывший глава Триады напрягся:
— Ты уже не человек Юй Хуа. Таких людей больше не существует.
— Как это понимать?
— Оглянись вокруг. Я уже не хозяин в своем доме. В заведении больше паутины, чем клиентов. Неделя-другая — и его придется закрыть. Что же до настоящих дел… я ими почти не занимаюсь. Так, мелкие трафики, чтобы выжить. Если хочешь получить работу, иди в «Зеленый круг».
— Но что…
— Никаких «но». Новый курс теперь Ту Юэшень, новый курс — Гоминьдан. С тех пор как «Триада» стала поддерживать коммунистов, фортуна от нее отвернулась. Партия народа… — последние слова Юй Хуа гневно выкрикнул.
— А где Ганс Дерюйтер?
Шань Фену не хотелось расставаться с миром, в котором он прожил столько лет. Бывший глава Триады коротко хохотнул:
— А ты что, не знаешь? Крысы первыми бегут с тонущего корабля.
— Что ты имеешь в виду?
— Ганс уже несколько лет как исчез. До меня доходят слухи, что он осел в провинции, а возможно, и в городе. Но у меня нет уже ни средств, чтобы разыскивать голландца, ни мотива его прикончить.
Больше разговаривать Юй Хуа не пожелал. После нескольких минут тягостного молчания Шань Фен шагнул к двери и нажал на ручку.
— Если негде ночевать, можешь устроиться в подвале. Это все, что я могу для тебя сделать.
Прошло несколько дней, прежде чем Шань Фену удалось восстановить старые контакты с партией. Мало кто верил, что он провел шесть лет в Тиланьцяо, ведь остальных участников съезда отпустили на другой день. Молодой человек ничего не мог объяснить, но вернуться в организацию ему все же удалось. Парню поручили наладить связи между Федерацией профсоюзов Чжабея и Центральной типографией коммерческого издательства Баошаня, которую уже заняло ополчение.
Генерал Тан Шэнчжи запросил у правительства санкцию на арест Мао, но того вовремя предупредили, и ему пришлось скрываться сначала в Кянсу, а потом в Шанхае. Молодой человек узнал, что в ближайшее время Цзэдун собирается встретиться с комиссаром Федерации профсоюзов Ваном. Через несколько дней лидер коммунистов, занимавший пост секретаря секции Хунаня, отправится в Вухань, на Пятый съезд партии.
Шань Фен долго уламывал Чжина, помощника комиссара, чтобы ему разрешили повидаться с революционером. Конечно, Мао сразу же сообщили об этом, и он наверняка вспомнил парня с умными глазами.
В маленькой комнате тянуло сыростью: в полуподвальное помещение проникал запах влажной земли с берега Хуанпу.
Цзэдун сидел в кресле, выпрямившись и оперев руки на подлокотники. Он не растерял былой импозантности. Несмотря на жару, пиджак великолепного покроя был застегнут на все пуговицы. Едва взглянув на Шань Фена, Мао сразу понял, о чем тот думает.
— Революции всегда берут начало в местах не самых чистых и здоровых. В этом смысле судьба Китая предрешена. — Он тихо рассмеялся.
Оба долго разглядывали друг друга.
— Я пишу стихотворение, и мне не нравится первая строка. — Мао развернул на колене листок бумаги, прижав его рукой.
Шань Фен подошел поближе, так, чтобы стали видны иероглифы.
— Не думаю, что смогу чем-нибудь помочь: я ведь едва умею читать и писать.
— Этого более чем достаточно. Слушай.
Широкие новые потоки захлестнули Китай,
Глубокая линия пробежала с севера на юг,
Смешиваясь в голубых струях дождя,
Горы Черепаха и Змея теснят великую реку.
— По-моему, здорово.
— Слова не выражают истинного величия. И потоки, и река гораздо мощнее, чем я их описываю.
— А в поэзии можно повторять слова?
— Все можно, лишь бы было очень красиво.
— Тогда начальные слова в первых строках надо бы повторить:
Широкие, широкие новые потоки…
Глубокая, глубокая линия…
Революционер, наморщив лоб, несколько раз прочел про себя. Шань Фену захотелось извиниться за свою глупость.
— А ведь, похоже, ты прав…
— Я могу пригодиться в какой-нибудь другой области, только не в поэзии. Шесть лет назад, тоже ночью, я обещал тебе кое-что принести…
— Ну конечно! Шань Фен и его магия. — Мао тихо рассмеялся. — И народные массы у наших ног, не так ли? — Он покачал головой. — Когда-то я написал еще одно стихотворение:
Мы были молодыми студентами,
Разум наш пребывал в брожении…
Достигнув середины потока,
Мы молотили веслами по воде,
И волны разбивались о быструю лодку.
У тебя благородные намерения, Шань Фен, но ты наивен, и мыслями твоими владеют страсти. Они не дают тебе подумать. Пытаться влиять на народ с помощью колдовства — все равно что бить воду палкой. Бесполезное занятие.
— Тут дело не в магии, а…
Мао остановил парня резким жестом.
— А в чем, в науке? — Он досадливо фыркнул и жестко продолжил: — Скоро сотни миллионов сельских тружеников поднимутся и разорвут цепи. И никто не сможет их удержать. Народ скинет всех императоров, военных правителей, коррумпированных чиновников. И обойдутся без твоих странных знаний. Каждому из товарищей придется выбирать, чью сторону принять. Правые оппортунисты боятся гоминьдановцев и не верят в силу крестьянства. Они сомневаются, как и ты, но я хорошо знаю этих людей и уверяю тебя, что дело за малым. Нам пора прекратить тактику уловок и выжидания.
Слова Мао, как всегда, взволновали Шань Фена, но одновременно прозвучали унизительно: он сравнил его с реакционерами, которые не верят в сокрушительную силу народных масс.
Лидер коммунистов снова заговорил:
— Ты ценен для нас, как и любой другой. И совсем не потому, что знаком с магическими средствами самонадеянного империалиста.
Товарищу Шань Фену предстояло сделать выбор.
Шанхай, казармы 5-го полка,
3 апреля 1927
В своем кабинете в расположении бригады командир пятого полка Хин не спеша отдавал последние распоряжения:
— Выходите только по моему приказу, это очень важно.
Ту Юэшень насмешливо ухмыльнулся:
— Мои люди запросто справятся с рабочим ополчением.
Глава «Зеленого круга» с довольным видом оглядел своего телохранителя, застывшего у дверей. Лицо здоровяка с левой стороны ото лба до самых губ пересекал глубокий шрам.
— Если плохо разыграем нашу карту, с ним не справится никто: Федерация профсоюзов в Шанхае насчитывает около трех тысяч человек, и все они взбудоражены. Нельзя допустить, чтобы бунтовщики объединились и вооружились.
— А мы и не дадим!
Услышав такие слова, Хин внимательно взглянул на гангстера. Тот был одет по-европейски, в светлый костюм и белоснежную рубашку с галстуком цвета охры. На первый взгляд он казался элегантным, но в его манере держаться присутствовало что-то неистребимо вульгарное. Офицер презрительно улыбнулся: Ту Юэшень поднялся высоко, но так и остался неотесанным мужланом. Однако надо делать вид, будто относишься к нему как к равному.
— Послушай, брат, есть еще информация. Ты, наверное, слышал о Ване Шухуа, президенте-комиссаре Федерации профсоюзов. Это человек очень опасный и обладает серьезными связями. В ближайшее время он должен встретиться с Мао Цзэдуном, который имеет большое влияние на экстремистское крыло Гоминьдана. Мы хотим, чтобы лидеры не смогли выработать общую стратегию объединения профсоюзного ополчения и крестьян.
Офицер сразу заметил, что из политических аспектов Ту Юэшень не понял ни слова. Все же придется пощекотать тщеславие этой глупой обезьяны, дав почувствовать ему себя представителем власти. Пусть думает, будто его считают равноправным участником событий, тогда при необходимости гангстер легко выделит подмогу.
— Мы им этого не позволим! — как эхо, отозвался глава Зеленого Круга.
