8
Так или иначе, но прошла еще одна ночь, еще одна безрадостная поездка с Барнаби, и я опять пришел в Директорат — в стеклянный пузырь, к его невероятному обитателю.
— У вас усталый вид, Генри Ламб. Может быть, ваша домохозяйка не дает вам спать по ночам?
— Я вас не понял, — сказал я, чувствуя себя оскорбленным из-за одного того, что этот голый вурдалак вообще знает о существовании Эбби, я уж молчу о том, что он позволяет себе высказываться о ней в таком тоне.
Дедлок рассмеялся, и из его рта вырвалась тонкая струйка пузырьков, которые схлопывались, достигнув поверхности.
— Шутка старика, — сказал он, и следом за первой струйкой вверх вырвалась вторая. — Нужно же и нам над чем-то смеяться. — Загребая подагрическими руками по-собачьи, он подплыл вплотную к стеклу и скорчил гримасу. — Как поживает ваш дедушка?
Я почувствовал, как ручеек пота стекает по спине.
— Никаких изменений. Абсолютно никаких изменений.
Тут вмешался Джаспер, заговоривший деловым тоном:
— Однако лучик надежды все еще есть. Возможно, ваш дед оставил нам наводку. Нам нужно осмотреть его дом.
— Вы хотите проникнуть в дом деда?
— Именно этого нам и хотелось бы, — сказал Дедлок. — Поверьте мне, крайне важно, чтобы вы в полной мере сотрудничали с нами.
Я задумался на мгновение.
— У меня есть одно условие.
Гримаса раздражения исказила лицо Дедлока.
— Какое еще?
— Я хочу, чтобы вы мне в точности рассказали, что мой дед делал для вас.
— В нашем деле нет ничего лучшего, чем неведение. Так что наслаждайтесь им. И поверьте мне, вам вовсе ни к чему знать правду.
— Вы должны мне рассказать то, о чем я прошу.
Старик тюкнул кулаком по стенке своего аквариума, в его древних глазах расцвела злость.
— Исполняйте свой долг! У нас время на исходе.
Барнаби отвез меня и Джаспера на Темпл-драйв, 17, где мой дед прожил жизнь гораздо более насыщенную и необычную, чем я мог себе представить.
По пути я вызвал вспышку неприязни к себе, настояв на том, чтобы мы остановились возле углового магазина, где я купил пару банок еды для кота. Я чувствовал себя ужасно виноватым перед котом деда, представлял себе, что увижу в доме отощавшее — кожа да кости — животное, мяукающее мне жалостливые обвинения.
Наконец Барнаби остановился у дома старого хрыча.
— Не ахти что, — сказал он. — Для такого человека.
— Вы его знали? — спросил я.
Барнаби смерил меня взглядом, исполненным на удивление непримиримой агрессивности.
— Я думал, у вас есть занятие.
Мы вышли из машины, хлопнули дверцами, и Барнаби тут же умчался прочь.
Как только он исчез, Джаспер оглядел дом и, наморщив нос, сказал:
— После вас.
Повозившись с ключом, я отпер дверь и вошел внутрь. Джаспер смущенно топтался у порога, не входя в дом.
— Что с вами? — спросил я.
— Вы должны меня пригласить.
— Что?
Джаспер опустил взгляд.
— Вы должны меня пригласить.
— Что это вы вдруг?
— Ваш дед был человеком предусмотрительным. Здесь у него тоже всякие ловушки. Эфирная сигнализация. Он уж постарался сделать так, чтобы я не смог сюда войти без разрешения.
Я усмехнулся.
— Как вампир?
— Генри, просто пригласите меня.
— Ну хорошо. — Я пожал плечами. — Входите.
Джаспер вошел, взволнованно оглядываясь, словно опасался, что в любую минуту может подорваться на мине-ловушке или провалиться в волчью яму.
— Нужно поторапливаться. Они будут наблюдать за нами.
Оставив Джаспера с его мелодраматическими соображениями и продираясь сквозь воспоминания, которые навевал мне запах подгоревших сосисок, я принялся искать кота, обследовал кухню, ванную, гостиную.
— Тут есть сейф? — спросил Джаспер.
— У деда нет сейфа.
— Он его закамуфлировал. Он может и не походить на сейф. Скорее он будет похож на металлическую плиту.
Несколько секунд я колебался, потом принял решение.
— Поднимитесь наверх.
Спальня была такой же, как в прошлый раз, мумифицированной и неизменной — газеты в кофейных пятнах, часы, остановившиеся на двенадцати часах четырнадцати минутах, моя детская фотография, по-прежнему висящая кривовато. Я ждал, что Джаспер при виде ее отпустит какое-нибудь колкое замечание, какую-нибудь саркастическую мудрость по поводу сериала «Худшее случается в море», но он дергался, нервно заглядывал в темные углы и подпрыгивал при малейшем звуке, как пугливая белка.
Я отодвинул фотографию в сторону, показывая металлическую плиту за ней.
— Вы это искали?
Джаспер подошел, посмотрел на скважину и на заусенцы вокруг ее полусферы.
— Замок ДНК, — пробормотал он. — Дайте-ка вашу руку.
— Что? — сказал я. — Что вы собираетесь с ней делать?
Он скорчил гримасу.
— Генри, вы здесь не из-за ваших красивых глаз или спортивной фигуры. Дайте мне вашу руку. Мне на секунду нужен ваш большой палец.
— Да? — с сомнением сказал я.
— Приложите его к отверстию. Непременно так, чтобы уколоться до крови.
— Что? Зачем это?
— Я уже сказал: это замок ДНК. Я знаю вашего деда — тут наверняка семейный ключ.
Я возражал, говоря, что не понимаю, чего он хочет.
— Генри, пожалуйста, доверьтесь мне.
— Вы точно знаете?
— Бога ради! У нас мало времени!
Осторожно, чувствуя себя принуждаемым силой, я приложил палец к скважине. Заусенцы тут же прокололи кожу, и я вскрикнул от боли. Когда я убрал палец, металл был красным от крови.
С мягким щелчком металлическая плита отъехала в сторону.
— Ну, видите? — сказал Джаспер.
В этот момент что-то пушистое принялось тереться о мои ноги. Я посмотрел вниз.
— Привет, — сказал я, и кот счастливо замурлыкал в ответ. К моему облегчению, выглядел он таким же упитанным, как и в прошлый раз. — У меня есть для тебя еда.
— Забудьте вы про этого кота, — проговорил Джаспер. — Что тут в сейфе?
В стене имелась небольшая полость, пустая, если не считать блокнота в твердом переплете. Я вытащил его и увидел, что кто-то приклеил белый стикер на обложку. На стикере было написано:
«Для Генри».
Джасперу этот блокнот показался таким привлекательным, что у меня возникло впечатление, будто он вот-вот выхватит его из моих рук, как ревнивая школьница хватает любовное письмо, полученное подружкой.
— Что там написано? — спросил он. — Быстрее — что там написано?
Открыв блокнот, я увидел знакомый почерк. Писал дед с таким нажимом, что на каждой страничке были видны продавленные очертания букв.
На первой странице я прочитал:
«Дорогой Генри!Если ты читаешь это, значит, со мной случилась какая-то катастрофа — либо по моей собственной глупости, либо происками врагов. Насколько я понимаю, к этому времени Директорат уже должен привлечь тебя в свои ряды и ты уже знаешь, что моя жизнь — и твоя — была гораздо существенней, чем я говорил тебе об этом. Прими за это мои искренние извинения.И Директорат, и Дом Виндзоров будут искать женщину по имени Эстелла. Тайна ее местонахождения в течение многих лет не позволяла вывести из тупика эту войну.Ты должен следовать моим инструкциям буква в букву, и превыше всего ты должен верить Процессу. Помни об этом, Генри. Что бы ни случилось, доверяй Процессу».
Кот терся о мои ноги и мяукал.
— Что там написано? — спросил Джаспер, в его голосе слышалось возбуждение и облегчение одновременно.
— Я думаю, тут набор инструкций. Что-то о процессе.
Джаспер был готов рассмеяться от радости.
— Мы спасены!
Кот ткнулся о мою щиколотку и решительно засеменил к двери. Потом он остановился, оглянулся и еще раз нетерпеливо мяукнул.
— Знаете, — сказал я, — мне кажется, кот зовет нас.
— Это смешно, — сказал Джаспер, но когда я пошел за котом, Джаспер двинулся за мной по пятам. А может, все дело было в блокноте, и Джаспера тянуло к нему, как собаку на кость.
Каковы бы ни были его мотивы, ему они пошли на пользу, потому что, если бы мистер Джаспер и я остались на том месте, где только что находились, два шипящих огненных шара, влетевших через окно минуту или около того спустя, пришлись бы точно на наши головы. А так они отскочили от стены и, упав на ковер, начали расползаться пламенем.
Через мгновение комната заполнилась звуком и светом. До того времени я даже не представлял себе, какой сильный шум производит пожар, какой апокалипсический рев. Мы начали задыхаться от дыма, глаза у нас заслезились, и мы поспешили из комнаты в коридор, потом вниз по лестнице. Кот бежал впереди. Мы слышали, как у нас за спиной, в спальне, разгорается пожар — жалобные стоны паркета, потрескивание дешевой мебели, откалывание деревянных панелей и штукатурки. Снаружи — крики паники и смятения.
Едкий черный дым поднимался перед нами, а я все никак не мог отпереть входную дверь. Наконец, после малой вечности, дверь распахнулась, и мы благодарно выбежали на улицу.
Уже собралась толпа, которую болезненное любопытство привлекло к этому зрелищу катастрофы. Коренастый, толстошеий человек подбежал и вытащил нас из дыма.
— Ну, вы целы? — спросил он, когда мы немного пришли в себя. Я услышал вдалеке вой приближающихся сирен.
— Спасибо, — удалось наконец выдавить мне. — Я в порядке, — ответил я, отирая слезящиеся глаза.
— Черт побери! — Толстошеий человек, казалось, был взбешен. Я заметил, что у него в ухе такая же, как у мистера Джаспера, заглушка под цвет кожи. — Откуда эти сукины дети узнали, что мы здесь?
— Понятия не имею, — раздраженно сказал Джаспер, волосы у него были опалены, лицо покрыто сажей. — Генри Ламб, познакомьтесь: это глава нашей службы безопасности. Стирфорт, познакомьтесь: Генри Ламб.
Мистер Стирфорт был не то чтобы толст, но имел плотное сложение человека, не злоупотребляющего спортом; глядя на таких, никогда не знаешь, сколько там под кожей мускулов, а сколько — жира. Он катастрофически лысел, что пытался безуспешно скрыть, зачесывая челкой свои светлые волосы, которые казались крашеными. Будь он игроком в американский футбол, я бы сказал, что это седеющий полузащитник, которому дали последний шанс проявить себя в игре, венчающей его карьеру.
— Генри, — тихим голосом сказал Джаспер, — где блокнот?
Я был готов расплакаться.
— В доме. Я его обронил.
Стирфорта даже понукать не пришлось. Несмотря на то что из дверей и окон дедовского дома валил дым и отчетливо были видны шестифутовые языки пламени, он ринулся внутрь с энтузиазмом щенка, играющего с первой в своей жизни палочкой.
Я повернулся к Джасперу.
— Он там не сгорит?
— Стирфорт не знает слова «страх».
Я не мог понять, то ли это было произнесено с восхищением, то ли с завистью, то ли с сарказмом, а теперь думаю, что, может быть, это было вообще что-то совершенно другое.
Прошло пять или шесть томительных минут, и Стирфорт наконец появился — лицо обмотано носовым платком, на лбу сажа и гарь, в руках какой-то комок. Под бурные аплодисменты толпы он подошел к нам в тот момент, когда на Темпл-драйв примчались две полицейские машины и одна пожарная.
— Ну, нашли? — прошипел Джаспер.
— Блокнот сгорел.
— Что? — Глаза Джаспера, казалось, были готовы лопнуть от преувеличенного отчаяния.
— Но зато я спас вот этого бродягу.
Стирфорт передал мне серый мохнатый комочек. Я неловко принял его в руки, и когда кот посмотрел на меня, я мог бы поклясться, что на его физиономии была улыбка.
Стирфорт предложил нам выпить по кружечке пива. Вокруг нас суетились всякие врачи и полицейские, но Джасперу достаточно было произнести одно слово — «Директорат», и все они растворились в ночи.
К сожалению, то же самое сделал и кот — выскользнул из моих рук и бросился в темноту, прежде чем я успел что-то предпринять, чтобы остановить его. Я пустился было на лихорадочные поиски, но Стирфорт, которому до смерти захотелось съесть пакетик свиных шкварок, сказал, чтобы я оставил это, и подтолкнул меня в направлении «Розы и короны».
Они вдвоем вошли внутрь (хотя это заведение и напоминало собой что-то вроде школьной дискотеки), а я остался на улице, чтобы позвонить по телефону.
Соединение долго не проходило, но наконец:
— Мама?
— Да, дорогой.
Изнутри грянули восторженные вопли, когда послышались первые аккорды «Давай, Эйлин», и динамики врубили чуть ли не на полную мощность.
— Куда это тебя занесло, проказник?
— Долго рассказывать. Слушай, не знаю, как тебе об этом сказать… кто-то поджег дом деда.
В голосе мамы послышалась скучающая нотка.
— Правда?
— Он сгорел дотла.
— Вот как. — Я услышал, как кто-то говорит с ней.
«Опять Генри», — сказала она.
— Я был внутри, когда это случилось. — Меня уже начало бесить это ее полное равнодушие.
— Просто ужас какой-то. Ты мне непременно все расскажешь, когда я вернусь. — Она захихикала. — Кстати, Горди шлет тебе огромный воздушный поцелуй. Тебе поцелуй от Горди.
— Привет, Горди, — сказал я без всякого энтузиазма.
— Ну ладно, дорогой. Эти звонки стоят кучу денег. Пока, милый. — Даже не попрощавшись с ней, я сердито нажал кнопку «отбой».
Когда я вошел, заиграла «Сумасшедшая жизнь», и Стирфорт отбивал пальцами ритм по столешнице. На припеве он начал совершать какие-то странные птичьи движения головой, а мистер Джаспер, потягивая пиво, с ужасом поглядывал на него.
В пабе почти никого не было. Все действие, видимо, происходило в соседнем зале, где десятки тинейджеров были заняты чем-нибудь из следующего списка: танцевали, пили, тискались, курили, отрубались. В воздухе почти ощутимо висел запах гормонов, головокружительный дух юности.
Стирфорт пододвинул мне кружку.
— «Стелла» устроит? Пинта доброго «женкина горя»?
— Сегодня черный день, — пробормотал Джаспер голосом ослика Иа.
Не обращая внимания на многочисленные плакаты, призывавшие нас не курить, Стирфорт вытащил пачку сигарет и предложил мне. Я отрицательно замотал головой. Джаспер посмотрел с отвращением и пробормотал что-то похожее на «грязь».
Стирфорт сорвал с пачки целлофановую обертку.
— Вы знаете, что мы должны делать.
— Только не это. — Голос Джаспера дрожал и звучал неуверенно. — Только не они.
— Выбора нет, — сказал Стирфорт, извлекая из кармана зажигалку и поднося ее к кончику сигареты. Я заметил, что закурил он с огромным трудом, потому что, несмотря на его оживленно-беззаботный тон, руки у него тряслись.
Внезапно голова Джаспера дернулась вверх.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Мы обсуждаем… — Он замолчал. — Вы абсолютно уверены, сэр? Другого способа нет? — Гримаса. — Вы знаете мое мнение на этот счет, сэр. — Он пожевал верхнюю губу, потом неохотно кивнул. — Хорошо. Мы скажем Генри.
— О чем речь? — спросил я. — О чем вы собираетесь мне сказать?
У мистера Джаспера вид был такой, будто он готов вот-вот расплакаться. Липкие опивки надежно приклеили его кружку к деревянному столу.
— Это грязное место, — сказал он. — Грязное. — В его голосе слышалась какая-то лихорадочная напряженность. — Вас ждали, Генри. Вы знали об этом? Они сказали нам, что вы придете.
— Кто вам сказал? Что вы такое говорите?
Джаспер скорчил гримасу, словно каждое слово доставляло ему боль, каждый слог дорого ему обходился.
— В одном месте недалеко отсюда, глубоко под землей в отдельном бункере сидят двое военнопленных. У них руки по локоть в крови сотен людей. Их никогда не выпустят живыми.
У нас за спиной грохотали звучные барабаны евро-попа.
— Отбывая срок, эти заключенные не разговаривали ни с одной живой душой. Не обменялись ни с кем ни единым словом. Но вот на прошлой неделе они этак небрежненько сообщили своему охраннику две вещи. Во-первых, они назвали имя. А во-вторых, предупредили нас…
— Какое это имеет отношение ко мне?
— Они сообщили нам о вашем деде еще до того, как это с ним случилось. Потом они назвали нам ваше имя.
— Кто эти люди? Откуда им известно о моем существовании?
— Не могу сказать. Но да простит меня господь — у нас нет иного выхода, как только представить вас.
Стирфорт вытер губы тыльной стороной ладони, звучно отрыгнул.
— Завтра — момент истины, Генри. На вашем месте я бы напился. Пользуйтесь последним деньком свободы. — Он затянулся сигаретой, потом выпустил тонкую сероватую струйку дыма. У меня возникло сильное подозрение, что он принадлежал к тому типу людей, которые курят не потому, что это им нравится, а потому что думают: это круто. Он подмигнул кому-то у бара — тощей девице в джинсах в обтяжку. — Прошу меня извинить, джентльмены. — Он поднялся на ноги и с важным видом пошел прочь. — Цыпочка высший класс.
Джаспер пробормотал что-то себе под нос, но я заметил, что он не сводит глаз со Стирфорта.
Я вдруг вспомнил и посмотрел на часы.
— Проклятье!
— В чем дело?
— Вы имеете в виду, помимо сгоревшего дома моего деда?
Джаспер кивнул с рассеянным видом, будто такие вещи приключались с ним постоянно.
Я схватил свое пальто.
— Я опаздываю.
— Куда?
— На свидание. — Впервые за этот день мне захотелось улыбнуться.
Прежде чем я ушел, Джаспер железной хваткой вцепился в мое запястье.
— Завтра с утра первым делом — на «Глаз». Исход войны неясен, сейчас все решается. — Он откинулся на спинку стула и пригубил пиво. — Поспешите. Чтобы Эбби вас не ждала.
Я опрометью бросился к двери и скорее — к вокзалу, радуясь свободе. И только потом меня вдруг осенило: а откуда это Джаспер знает ее имя?
Она ждала перед входом в кинотеатр «Клапа пикчер-хаус», ее красивое лицо было искажено гримасой раздражения. Наверное, видок у меня был далеко не лучший, потому что, стоило ей увидеть меня, как раздражение на ее лице сменилось сочувствием и тревогой. Она суетилась вокруг меня, разглаживала мои волосы, расправляла на мне пиджак, снимала хлопья сажи с лацканов.
— Что случилось? От тебя пахнет дымом.
Я не знал, что ей можно рассказать.
— Я был в доме деда. А там произошло несчастье… пожар.
— Ах ты бедняга. — Она поцеловала меня невинным поцелуем в лоб. — Да ты как будто на войне побывал.
— Так все запутано.
— Слушай, фильм мы пропустили. Вид у тебя — хуже некуда. Давай лучше домой.
Я кивнул в благодарном согласии.
— Извини, что так получилось.
— Ничего страшного. — Она усмехнулась. — Придется тебе компенсировать мне потери.
Три остановки по Северной линии — и мы снова были дома. Эбби приготовила бобы на тостах, мы молча посидели рядышком, и атмосфера между нами густела невысказанным.
— Как дела на работе? — спросил я наконец.
— А, как обычно, — сказала она. — Скучновато. Еще пара богачей разводится. Я начинаю думать, что жизнь должна быть совсем другой — более полной.
— Я тебя понимаю.
— Генри?
— А?
— Что с тобой происходит?
Я поколебался.
— Не могу тебе сказать. Очень бы хотелось, но не могу.
— Если тебе понадобится кто-нибудь…
— Спасибо.
Она наклонилось и поцеловала меня в губы — долгим, неторопливым поцелуем. Я удивился тому, что мне хватило сил ответить на ее поцелуй.
— Эбби? — сказал я. Мы лежали на диване бок о бок, сплетя руки в робком объятии. — Что бы ты сказала… как бы ты прореагировала, если бы я тебе сообщил, что в этой стране много лет идет гражданская война? Что, если бы я тебе сказал, что маленький отряд ведет с королевским семейством войну не на жизнь, а на смерть с тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года?
Эбби рассмеялась.
— Боже мой, Генри, ты так не похож на других парней, с которыми я встречалась.
Я уставился на нее ледяным взглядом.
— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, — сказала она.
— Конечно, — ответил я, презирая себя за малодушие и страх. — Конечно. Это просто шутка.
