70
Дорогой папочка

В плече пульсировала глубокая, тянущая боль, отдавалась в заднице. Он загнивал изнутри, и дело принимало серьезный оборот.

Перри не представлял, сколько осталось до вылупления его собственных Треугольников. Те места, где они до сих пор сидели — середина спины, между лопатками, левое предплечье, левое яичко, — перестали болеть и чесаться. В мозгу слабо вспыхнула надежда, что они погибли, тихо умерли во сне, как любимый дедушка.

Черта с два!

Лучше бы все болело и чесалось. Места, где жили Треугольники, теперь просто онемели. Совершенно. Мелькнула мысль: «Местный наркоз». Неужели они наносят такой серьезный вред организму, что боль вывела бы его из строя? И поэтому снимают боль? Чтобы он и дальше выполнял свои важнейшие функции — кормил их и берег от Военных?

Перри передернуло. Он вспомнил черные щупальца, которые извивались под кожей Толстухи. Казалось, она не испытывала боли. Может, она ощущала такое же онемение? Возможно, анестезия длилась несколько дней. Самое ужасное, что он ни черта не знает об их «расписании».

Его дремлющие Треугольники скоро проснутся. Сколько времени пройдет, прежде чем они заорут в его голове? Когда он услышит песню смерти?

Нельзя позволить себе такой роскоши, как просто ждать. Нужно исходить из того, что, когда они проснутся, шансов от них избавиться не будет. Да еще вокруг дома рыщут легавые, и рано или поздно они его все равно найдут. Скоро начнет светать. Бежать при свете не удастся. Может, у них «жучки» в каждой квартире и они исправно исполняют обязанности Большого Брата? И уже подключились спутники-шпионы, рентгеновские лучи просвечивают стены, ищут его…

— Не знаю, пап, слышишь ли ты меня… одно понимаю: ты прав, — тихо, но решительно проговорил Перри. — Либо я сдамся, как дерьмо, либо выберусь из этой передряги. Пора показать им, кто тут на самом деле главный. Показать им всем!