ГЛАВА 9

«Искусство — если не хлеб, то вино жизни». Иоганн Пауль Рихтер, 1763–1825, — гласила надпись курсивом высоко на стене. Под ней той же краской было выведено: «Искусство — это не девушка, с которой вступаешь в брак, а скорее женщина, которую насилуешь». Эдгар Дега, 1834–1917.

Не совсем политкорректно, подумал Габриель, хотя, с другой стороны, во времена Дега человеческие чувства были менее уязвимы. Его взгляд скользнул по посетителям клуба: эти вряд ли станут обижаться по пустякам. Публика состояла исключительно из мужчин, все они имели вид добродушных, помятых жизнью гуляк. Полупустые винные бутылки (на каждой имелся ярлычок с фамилией владельца) соседствовали с мольбертами; столы были завалены большими листами бумаги, карандашами, кистями, ветошью и коробками, набитыми толстыми брусочками мела. Габриелю уже объяснили, что как член общества он имеет право не только приносить собственную выпивку, но и оставлять ее в клубе до следующего раза — отсюда и ярлычки с фамилиями. Резкий запах скипидара определенно забивал все другие ароматы, мешая насладиться тонкими винными букетами; впрочем, у Габриеля сложилось впечатление, что присутствующие от этого отнюдь не страдают, а многие из них вполне способны «уговорить» целую бутылку, а то и две за один визит. Он посмотрел на часы. Еще только одиннадцать утра, но почти все бутылки уже откупорены.

К нему подошел тщедушный мужчина с клочковатой бородой:

— Поэзия или натура?

— Простите, что?

Габриелю на мгновение показалось, что ему предлагают вступить в философскую дискуссию.

Мужчина помахал планшетом, который держал в руке:

— Вы записаны на двухчасовой семинар по творчеству Чосера или на час натуры?

Знать бы еще, куда он записан. Поколебавшись, Габриель произнес:

— На час натуры.

Не мог же Исидор заставить его сто двадцать минут сохнуть, слушая «Кентерберийские рассказы». Черт, только не это. Хотя Исидор, пожалуй, способен подстроить что угодно.

— Как вас зовут?

— Габриель Блэкстоун.

Человечек пробежал глазами короткий список, водя по нему испачканным зеленой краской пальцем.

— Блэкстоун. Вам туда. — Он большим пальцем указал назад. — Ваш мольберт — номер три. Располагайтесь. Через пять минут начинаем.

Это еще хуже Чосера. Ни левое, ни правое полушарие мозга Габриеля не содержало извилин, отвечающих за способности к рисованию. За свою выходку Исидор будет гореть в аду. На ватных ногах Габриель приблизился к мольберту и заметил небольшую листовку, заткнутую за раму.

* * *

«Рай для профессиональных и полупрофессиональных художников, писателей и поэтов, общество "Вино жизни", основанное в 1843 году, пережило две мировые войны, экономическую депрессию и несколько попыток изменить строжайшее правило: "Только для мужчин". Тем не менее дамы допускаются в клуб в первую субботу каждого месяца. Гостевые посещения джентльменов, желающих вступить в общество, организуются за скромную плату».

Только для мужчин. И сегодня не первая суббота месяца. Исидор сказал, что Минналуш Монк должна быть здесь, но если женщин в клуб не пускают, какого черта Габриель сюда приперся?

Дверь в дальнем конце помещения отворилась. Женщина, завернутая в белую простыню, прошла к подиуму в центре комнаты. Босая, волосы разбросаны по плечам — длинные рыжие волосы.

Габриель вытаращил глаза. У него в буквальном смысле отвалилась челюсть. Женщина повернулась спиной к аудитории, сделала неуловимое движение, и простыня упала на пол, оставив ее полностью обнаженной. Широкие плечи, длинная красивая спина и на копчике — изящная татуировка. С чувством неизбежности Габриель узнал рисунок — нечто напоминающее символ женской сексуальности на фоне распустившейся розы. Ну конечно, монада, что же еще.

Натурщица снова обернулась лицом к классу, грациозно опустилась на подиум и устроилась среди груды подушек. Ни тени смущения. Одна нога слегка приподнята, другая согнута под прямым углом. Поза настолько откровенна, что на долю воображения ничего не остается.

Полные груди с темно-алыми ареолами сосков, округлые бедра и руки. Ни грамма лишнего веса, и при этом — мягкость, сочность форм, почти не свойственная современности с ее модой на худобу. Длинные, восхитительно стройные ноги и тонкие щиколотки. Более всего Габриеля поразила ее раскованность: тело полностью расслаблено, на лице написана безмятежность, взгляд, знакомый Габриелю по фотографиям в Монк-хаусе, слегка затуманен, словно она только что очнулась от вдохновенных грез. И за этим рассеянным взором — ум доктора философии.

Однако в ту минуту более всего Габриеля интересовали отнюдь не умственные способности Минналуш Монк. Приготовься к сюрпризу, сказал Исидор. Что ж, сюрприз определенно удался. В горле у Габриеля так пересохло, что он едва мог сглотнуть.

Черт, нельзя просто сидеть и пялиться. Зажав потными пальцами угольный карандаш, он нерешительно провел несколько тонких линий. Как перенести великолепную плоть на равнодушную плоскость бумажного листа, не дающего шанса на ошибку? Как вообще можно отрешиться от роскоши этого тела и сосредоточиться исключительно на технике рисунка? Габриель украдкой огляделся. Остальные, по-видимому, без труда справлялись со своими инстинктами. По крайней мере, плотоядных ухмылок не наблюдалось. Все участники процесса рисовали с увлечением и — Габриель не мог не признать — недюжинным мастерством. За мольбертом слева стоял вылитый Вин Дизель — клетчатая рубашка, бугрящиеся мышцы, выбритый череп. Он держал угольный карандаш очень аккуратно и действовал с завидной уверенностью. Отдельные на первый взгляд штрихи постепенно приобретали выразительную форму. Выразительную и узнаваемую, тогда как набросок Габриеля не намного превосходил категорию «ручки-ножки-огуречик» и представлял собой весьма жалкий экзерсис в жанре примитивизма.

Полтора десятка мужчин разглядывали прекрасную натурщицу, а она едва ли замечала их присутствие. Отрешенный взор Минналуш был устремлен вдаль, но в ее позе не чувствовалось и следа наигранности. Время от времени она плавно моргала, почти как в съемке рапидом, и обводила комнату ленивым взором. Их глаза встретились дважды, и оба раза Габриель испытал странные ощущения. Первый контакт продлился всего секунду, и по позвоночнику Габриеля словно пробежал электрический ток. Во второй раз глаза Минналуш задержались на нем дольше, и шлейф ее взгляда оставался на лице Габриеля и после того, как она отвернулась.

Неожиданно Минналуш встала и накинула на себя простыню. Габриель с удивлением посмотрел на часы. Невероятно — с тех пор, как она появилась в аудитории, прошел уже час. Другие члены клуба с наслаждением потягивались и складывали принадлежности для рисования. Атмосфера сосредоточенной тишины понемногу рассеивалась. Кто-то отпустил негромкую шутку, встреченную одобрительным гоготом.

Согнувшись пополам, Габриель рылся в рюкзаке в поиске ключей от машины и внезапно увидел перед собой пару босых ног с миниатюрными ногтями, выкрашенными в пастельно-розовый цвет. Это их он рассматривал целый час. Надо признать, они очень красивы.

— У меня и вправду такой большой зад?

Габриель выпрямился. На лице Минналуш Монк играла заинтересованная и чуть насмешливая улыбка.

— Кхм.

Он искоса глянул на полотно и свою жалкую мазню. Господи, как стыдно! Хорошо еще, с чувством юмора у Минналуш все в порядке.

— Прошу вас, не обижайтесь, — удрученно проговорил Габриель. — Если рисунок плох, виноват художник, а не модель.

Она опять улыбнулась. У нее были светло-зеленые глаза с маленькими золотистыми искорками, миндалевидные, придающие лицу сходство с очаровательной кошачьей мордочкой.

— Вы очень галантны, — произнесла Минналуш с едва уловимым придыханием. — Возможно, я ошибаюсь, — она изогнула бровь, — но мне показалось, вы… новичок в живописи?

— Думаю, в моем случае энтузиазма гораздо больше, нежели таланта. Позвольте представиться: Габриель Блэкстоун, несостоявшийся художник.

— Гм. — Помедлив, она протянула руку. — Меня зовут Минналуш Монк. — Рукопожатие мягкое, но отнюдь не слабое. — И чем же вы занимаетесь, Габриель Блэкстоун? Я имею в виду, когда не гоняетесь за музой.

Минналуш продолжала улыбаться, но Габриель чувствовал, что интерес собеседницы и к нему, и к разговору постепенно угасает. Она полуобернулась, точно собралась уходить.

Набрав в грудь воздуха, он выпалил:

— Я — вор.

— И конечно, похищаете драгоценности, — поддразнила Минналуш.

Наверняка она решила, что Габриель пытается неуклюже флиртовать.

— О нет. Все гораздо прозаичнее. Я краду информацию.

Впервые за все время она посмотрела на него в упор. Зрачки Минналуш расширились, будто она только сейчас увидела перед собой живого человека.

— Информацию?

— Данные.

— Откуда?

— В основном с компьютеров больших компаний.

Если Минналуш и удивилась, то умело это скрыла. Она пристально посмотрела на Габриеля, в ее голосе зазвенело возбуждение:

— Должно быть, это потрясающе — иметь всю информацию в своем полном распоряжении.

— Пожалуй, — расплылся в улыбке Габриель.

— Вы оставляете данные у себя?

Что она имеет в виду? Габриель замялся.

— Сбываю, как и все воры.

— Ах да, разумеется.

Теперь Минналуш прямо-таки сверлила его взглядом. Он уже начал ощущать дискомфорт.

— А вы? Вам прилично платят — в смысле, за работу модели?

— Едва ли, — расхохоталась Минналуш. — Я здесь лишь подрабатываю, а вообще продаю маски, большей частью африканские, иногда полинезийские.

— Звучит интригующе. Очень хотелось бы заглянуть в ваш магазин.

— Я торгую на дому. — Минналуш по-прежнему буравила его глазами. — Если интересно, предлагаю поехать ко мне. Вдруг что-нибудь придется вам по вкусу?

— Прямо сейчас?

— Не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня. Я задержусь на пару минут, чтобы одеться. — Она заметила в руке Габриеля ключи. — Вы на машине? Отлично. Я живу неподалеку, но будет лучше, если вы меня подвезете.

Неужели все так легко? Ему даже не верилось. Назвавшись вором, Габриель надеялся разжечь в ней любопытство, а получилось так, будто он произнес некое волшебное слово и двери в дом сестер Монк перед ним отворились. Знать бы еще, что это за слово. Не исключено, Минналуш просто завелась оттого, что Габриель — нарушитель закона. Скучающая богатая дамочка жаждет острых ощущений.

Когда она вышла, на ней было длинное летнее платье в тонкую светлую полоску. В этом наряде Минналуш выглядела моложе и проще. Ее шею украшала тонкая серебряная цепочка с кулоном в виде буквы «М». Габриель остолбенел.

— С вами все в порядке?

Минналуш вопросительно посмотрела на него.

— Да, конечно.

Габриель заставил себя отвести глаза от ее шеи. Если он будет таращиться, то непременно спугнет пташку. Кроме того, не стоит делать скоропалительных выводов. В душе у него все трепетало от возбуждения: цепочка младшей сестры Монк была точь-в-точь как та, что висела на шее незнакомки у бассейна.

Они подошли к «ягуару». Открывая дверцу перед Минналуш, Габриель придвинулся ближе к ней. Если запах ее духов совпадет с ароматом, исходившим от женщины в маске… Однако его ждало разочарование. От Минналуш пахло мылом и шампунем — чистотой и свежестью.

Он захлопнул дверь, уселся в кресло водителя и повернул ключ в замке зажигания.

— Орех? — поинтересовалась Минналуш и погладила указательным пальцем приборную доску.

— Да. Правда, экземпляр не серийный. С машиной мне повезло.

— «Экс-кей 150» — моя любимая модель. У нее самые крепкие кости и крутящий момент что надо.

Габриель на миг оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Минналуш.

— Вы разбираетесь в автомобилях?

— Машины мне просто нравятся, а вот моя сестра прямо помешана на них. Она могла бы работать автомехаником. — Она снова похлопала по приборной доске. — Так откуда у вас эта красавица?

— Нашел в Интернете. Обалдел от восторга и купил не глядя. Признаться, она была не в лучшем состоянии, пришлось делать серьезный ремонт, да и обслуживание обходится недешево. Хотя не надо забывать, что старушке стукнуло уже сорок семь лет.

— Мужчина, умеющий ценить красоту зрелой женщины, — в наше время редкость. И вообще, любая стоящая вещь обходится недешево.

— Воистину так, — пошутил Габриель.

И вдруг понял, что подсознательно ведет машину по направлению к особняку Монк, а ведь ему не полагается знать дорогу. Непростительная промашка.

— Куда сейчас? — быстро спросил он. — Я правильно еду?

— Что? А, да-да. Еще пару кварталов, затем направо. Угловой дом.

Прямо перед особняком располагалась временная автостоянка. Пока Минналуш отпирала парадную дверь, Габриель сунул в щель счетчика несколько монет по одному фунту. Шестьдесят минут. Конечно, целый час его визит не продлится, но на всякий случай лучше подстраховаться.

В прихожей он снова почувствовал особенную смесь ароматов, знакомую ему по вчерашнему вечеру. Какое необычное сочетание! Резкий запах щелока, перебиваемый сладким благоуханием роз и мандаринов. Одно несомненно: это дом, в котором живут женщины.

Минналуш подошла к витой лестнице и, задрав голову, позвала:

— Морриган! Ты дома?

Тишина. Подождав несколько секунд, Минналуш обернулась.

— Жаль, что сестры нет дома. Я бы хотела вас познакомить.

Лестно. И… странно. Габриель не страдал излишней скромностью, но все же чувствовал себя сбитым с толку. Эта женщина не только привела его к себе, но еще и желает познакомить со своей семьей. С чего бы вдруг? Вряд ли Минналуш подпала под его сексуальное обаяние. Она глядела на него тем же изучающим взором, что и вначале, словно энтомолог на интересную особь какого-нибудь чешуекрылого, отчего ему было слегка не по себе. Минналуш, напротив, воплощала собой абсолютное спокойствие. Поразительно, однако, ее, по-видимому, нимало не смущало присутствие мужчины, которого она видела впервые в жизни и который тем не менее часом ранее видел ее совершенно обнаженной.

Габриель покрутил головой.

— Красивая лестница.

— Вы правы, — энергично закивала Минналуш, рыжие локоны шелком скользнули по обнаженному плечу. — Мой любимый архитектурный элемент. Обожаю лестницы. Наверное, я не смогла бы обходиться без лестницы в доме. Мне кажется, это непременный домашний атрибут всякого, кто стремится прожить интересную жизнь. Есть столько восхитительных книг о домах с лестницами — «Унесенные ветром», «Война и мир»…

— «Синяя борода».

— Разумеется. Я и забыла, — улыбнулась Минналуш. — Сюда, пожалуйста.

Она указала на дверь в гостиную.

Комната была еще просторнее, чем ему показалось вчера. Компьютеры выключены, вместо скринсейверов с девушкой и пылающим солнцем в ладонях — пустые черные экраны. Габриель вспомнил еще об одной проблеме: дневник и тот, другой файл, защищенный паролем, — «Ключ Прометея». Как до них добраться?

Тарантул сидел на своем месте, в прямоугольном стеклянном аквариуме, — мохнатый и страшный. По крайней мере, при дневном свете он выглядел реальным существом, а не кошмарной тварью из наркотических галлюцинаций.

Поймав взор Габриеля, Минналуш рассмеялась:

— Сдается мне, вы не слишком жалуете пауков!

— Да уж, точно.

— Этот из Южной Америки. Между прочим, совершенно безвредный.

— Зато уродливый.

— У каждого свое представление о красоте.

Она вдруг сняла крышку с коробочки и вытащила паука. Мохнатое тело чудовища заняло почти всю ладонь Минналуш, длинные лапы балансировали на ее вытянутых пальцах.

Габриель невольно отпрянул.

— Зачем вы его держите? В качестве домашнего животного?

— Скажем так, меня восхищает это создание, как, впрочем, и все остальные волшебные вещи.

— Волшебные?

— Вот смотрите: Голиаф передвигается так мягко, что совсем не оставляет следов. Можете себе представить? Живое существо не оставляет следов на своем пути. Моя сестра любит повторять: что же это, как не настоящее волшебство?

Минналуш поднесла к пауку другую руку. Габриель заметил, что у нее бледно-розовые ладони, а линии на них — глубокие и четкие. С такой линией жизни для нее и сто лет — не предел. Немного помедлив, тарантул осторожно перебрался из правой ладони в левую.

— Я вижу. Голиаф вам совсем неинтересен. — Минналуш сунула руку обратно в аквариум и аккуратно опустила паука на круглые камни. — Позвольте, я похвастаюсь своей коллекцией масок. — Она повернулась лицом к Габриелю, легко коснулась его рукава и показала на стену. — Вот, смотрите. Нравится?

Не очень, подумал он. Выглядят зловеще.

— Где вы их берете?

— Кое у кого покупаю, раз в год сама езжу в Африку.

Габриель обвел взором ряды застывших лиц. Загадочные. Многозначительные. Непостижимые.

— Как получилось, что вы увлеклись масками?

— Я интересуюсь проблемами человеческой личности и ее трансформации.

Так, уже ближе. Исидор говорил, что алхимики занимались трансформацией души. И еще тот абзац из книги, которая лежит в спальне. Дословно он не помнит, но речь, кажется, шла о преобразовании в божественного человека или о чем-то столь же бредовом.

— Создание масок у большинства африканских племен связано с олицетворением духов, особенно духов древних предков. В некоторых культурах — возьмем, к примеру, племя менде из Сьерра-Леоне, маска — инструмент, позволяющий выйти на более высокий уровень. Надевающий маску превращается в духа. Таким образом, процесс представляет собой не символизацию, а трансформацию.

— А я всегда считал, что маски больше нужны для сокрытия, утаивания.

— Действительно, утаивание играет важную роль. Под маской вы можете спрятать свое лицо или надеть чужое. — Минналуш как-то странно на него посмотрела. — Вы, как никто другой, должны это понимать.

— В каком смысле?

У Габриеля екнуло сердце.

— Вы обитаете в киберпространстве, где все прячутся за вымышленными именами, и угадать, кто есть кто, — значит выиграть. Истинное имя человека хранится в строжайшей тайне.

— Согласен. — Габриель все еще не мог прийти в себя. Чтобы скрыть замешательство, он указал на маску с раскосыми глазами, широким носом и злобным оскалом острых зубов. — Мне нравится вот эта.

— У вас хороший вкус. Это очень редкая маска племени макиши из Центральной Африки. Подобные маски используются во время ритуала обрезания, после чего, как правило, их сжигают. К счастью, эту уничтожить не успели.

Габриель протянул руку, чтобы коснуться маски, но Минналуш предостерегла его:

— На вашем месте я бы не стала этого делать.

Его рука застыла в воздухе.

— Почему?

— Говорят, что маски макиши обладают настолько мощной магической силой, что непосвященный может заболеть, если до них дотронется.

— Заболеть?

— Нечестивцу грозят телесные хвори либо умопомешательство.

— Мило. — Габриель медленно опустил руку. — И что, вы верите в эти сказки?

— Кто избегает риска, живет спокойно. — Минналуш насмешливо вздернула бровь.

— Кто избегает риска, живет скучно, — парировал Габриель.

— Верно подмечено.

Минналуш снова устремила на него испытующий взгляд зеленых глаз. Как будто оценивает, подумал он.

— Вам скорее подойдет эта. — Она сняла со стены резную маску сердцевидной формы. — Народность квеле, Габон.

Габриель осторожно взял маску.

— Для чего она используется?

— Для борьбы с колдовством.

Он удивленно поднял глаза. Минналуш мягко улыбалась, ее взор оставался непроницаемым. Габриель еще раз взглянул на артефакт: в отличие от устрашающих клыков маски макиши эта была вырезана довольно тонко.

— Что ж, пожалуй, пригодится. Сколько она стоит?

— Для начала поживите с ней немного, посмотрите, придется ли она вам по душе. Я всем своим клиентам рекомендую привыкнуть к маске, убедиться, что ее соседство им не мешает.

— Очень любезно с вашей стороны. Благодарю.

Отлично, теперь у Габриеля есть повод вернуться в дом, снова пообщаться с Минналуш.

— Хотите чаю? — вдруг спросила она. — В это время дня я обычно завариваю напиток из люцерны и листьев гинкго, который выращиваю сама.

Неаппетитного чая из люцерны Габриелю вовсе не хотелось, но он кивнул.

— Спасибо, с удовольствием.

— Пойдемте на кухню.

Ступив за порог кухни, Габриель оцепенел. На одном из стульев восседал его вчерашний мститель — дьявольский котяра. Взаимная враждебность никуда не исчезла. В ту же секунду, как Габриель заметил животное, кот вскочил, хлеща хвостом по бокам, и устремил на него злобный немигающий взгляд.

— Эй, Бруно. — Минналуш наклонилась и взяла кота на руки. — Чего ты разнервничался?

Габриель с тревогой следил за адским созданием. Кот сжался, словно пружина; казалось, он вот-вот вырвется из рук Минналуш и прыгнет на него, выпустив когти.

— Видимо, я ему не понравился.

— Удивительно, — проговорила Минналуш, почесывая кота за ухом. — Обычно Бруно очень дружелюбен. А-а, понятно. — Она улыбнулась. — Вы оба — самцы. Он просто защищает свою территорию.

Здорово. Как раз то, чего ему не хватало, — конкуренции, и с кем? С котом. Бруно, сверкнув глазами, широко раскрыл пасть и закрыл ее, не издав ни звука. Эффект получился весьма странный.

Габриель кашлянул.

— Значит, Бруно. Я всегда считал, что это имя для настоящего мачо — к примеру, портового грузчика, вышибалы или оперного певца.

— Или мученика, — Минналуш присела на корточки и выпустила животное. Кот немедленно выгнул спину, задрал хвост трубой и отскочил назад, вновь разинув пасть в устрашающем безмолвном рыке. — Мы назвали его в честь Джордано Бруно.

Ее тон ясно давал понять, что Габриель обязан знать это имя. Он промычал что-то нечленораздельное. Минналуш насмешливо скривила губы.

— Джордано Бруно — итальянский мудрец и чародей, которого пытали в застенках инквизиции, а потом сожгли на костре.

Прелестно. Как бы получше ответить? Тут хлопнула входная дверь, и Габриель безошибочно узнал звук — стук брошенной на пол сумки.

— Это сестра, — сообщила Минналуш. — Прошу извинить, я на минутку отлучусь.

Оставшись наедине, человек и кот продолжали с подозрением следить друг за другом. Громко тикали старомодные кухонные часы. Из прихожей доносилось приглушенное бормотание. Габриель различил голоса — повыше, с придыханием, принадлежавший Минналуш, и более низкий по тембру голос Морриган. Слов он разобрать не мог, но точно знал — как если бы стоял рядом с сестрами, — что разговор идет о нем.

И вдруг они обе появились в кухне. Остановились в проеме, загородив его, и на короткий миг Габриелю почудилось, будто его окружили и взяли в плен. В следующую секунду Минналуш прошла вперед и с улыбкой произнесла:

— Габриель, познакомьтесь: Морриган, моя старшая сестра.

Первым, на что он обратил внимание, были глаза. Их сразу заметил бы всякий. Разглядывая фотографии вчера вечером, он получил примерное представление, насколько необычен взгляд Морриган Монк, но встреча лицом к лицу создавала впечатление стократ сильнее. Глаза были потрясающие радужка такой пронзительной, небесной синевы, какой Габриель в жизни не видел, и белоснежные белки. От ее взгляда, однако, мороз подирал по коже. Нельзя сказать, что глаза Морриган были лишены выражения, просто глубина и переливчатость цвета делали его непостижимым. Взор Минналуш заставлял вспомнить океан, взор Морриган — бесконечный космос.

После этого внимание Габриеля привлек кулон на ее шее: буква «М» на серебряной цепочке. Черт возьми, а он-то думал, что разгадал ребус. Итак, теперь по-прежнему неизвестно, которую из женщин он видел во время «скачка».

Морриган была одета в шорты, голубую футболку и теннисные туфли. Ноги у нее, отметил Габриель, просто великолепные. Длинные черные волосы, стянутые в конский хвост, блестящей змеей струились по спине Морриган. От нее слегка пахло летним, выжаренным на солнце потом; на лбу, под челкой, и на скулах поблескивали капельки влаги.

— Как прыгнула? — осведомилась Минналуш.

Она поставила чайник на плиту и принялась греметь чашками и блюдцами.

— Замечательно. В субботу собираюсь повторить. — Глянув на Габриеля, Морриган пояснила: — Прыжки на «тарзанке» — мое хобби.

Габриель поежился. Словосочетание «прыжки на "тарзанке"» вызвало у него неприятные ассоциации с каньонами, мостами и глубокими ущельями. Интересно, откуда можно прыгать в Лондоне?

— Мост Челси, — уточнила Морриган, словно прочитав его мысли. — Там стоит отличный кран. Кстати, — она повернула голову к сестре, — сегодня должен прийти слесарь.

— Хорошо, — кивнула Минналуш и поставила перед Габриелем чашку с маслянистой зеленой жидкостью. Бросив на него быстрый взгляд, она объяснила: — Мы хотим поменять замки. Кажется, вчера вечером к нам в дом кто-то залез.

— Грабитель? — Габриель постарался говорить ровным тоном. — Что-нибудь похищено?

— Да нет, и замки не взломаны.

— Вот как?

— Мы обнаружили это кое по каким мелочам. — Морриган придвинула стул к кухонному столу и уселась. — Например, когда мы уходили из дома, мой шарф валялся на полу, а когда вернулись, увидели, что его кто-то поднял. Кроме того, Бруно оказался в комнате, где ему находиться не положено.

— Точно, — подхватила Минналуш. — И еще у нас пошарили в холодильнике. Фу! Мы сразу выбросили всю еду.

Что за чертовщина? Габриель даже не трогал продукты. Ну да, он приоткрыл лоток с жарким из утки и повернул бутылку с шампанским, чтобы разглядеть ярлык. А шарф… Надо же, заметили! В энциклопедии фамилии этих сестричек стоило бы поместить рядом с термином «анально-ретентивный». Зануды.

— Ублюдок прошелся и по нашим спальням, кое-что прихватил. Так, ничего ценного, одну вещицу, дорогую для нас как память.

Значит, они обнаружили пропажу фотографии. По спине Габриеля пробежал холодок.

— Неприятная ситуация. — Он пригубил зеленую жидкость. Чай был отвратительный, но Габриель выиграл пару секунд, чтобы прийти в себя. — Вам следует обратиться в полицию.

— Ерунда, сами разберемся, — улыбнулась Морриган с легким презрением и потянулась, как кошка. — Пойду приму горячий душ. — Она снова потянулась. — Прыжок был великолепный. Риск, как ничто другое, заставляет ощутить полноту жизни, верно?

Габриель неопределенно хмыкнул.

— Судя по всему, вы не разделяете моего мнения.

— Гадать «получится — не получится, взлечу или разобьюсь» — не мой принцип.

— То есть? — нахмурилась Морриган.

— Мысль о том, что рискованный выход за границы своих возможностей заставляет острее чувствовать жизнь, кажется мне глупой. И если честно, немного избитой.

Видимо, он зашел слишком далеко. Глаза Морриган превратились в синий лед.

— Что вы делаете в субботу утром?

— В субботу?

— Да. Не хотите прыгнуть вместе со мной? Испробовать на себе мой принцип «получится — не получится»?

Несколько секунд Габриель недоуменно таращился на Морриган. Он хотел вовлечь ее в шутливую дискуссию и уж никак не рассчитывал, что она бросит ему вызов на дуэль. У него нет ни малейшего желания кувыркаться в воздухе на резинке, привязанной к ноге. Даже Фрэнки согласилась бы с ним, что это далеко выходит за рамки служебного долга.

Сестры Монк внимательно смотрели на него. Под немигающим взглядом двух пар глаз — синих и зеленых — Габриель чувствовал себя насекомым, наколотым на доску в коллекции энтомолога-любителя. Интуиция подсказывала ему, что возможность еще раз прийти в этот дом будет зависеть от его теперешнего ответа. Он набрал в грудь побольше воздуха и произнес:

— Неплохой план.

— Отлично.

Морриган бросила быстрый взгляд на Минналуш, и Габриелю показалось, будто сестры без слов о чем-то договорились.

— Решено. — Морриган встала из-за стола. — Встречаемся на мосту Челси в субботу, в девять утра.

— Хорошо, — кивнул Габриель.

В дверях она обернулась:

— И не волнуйтесь. — Ее синие глаза сверкнули. — Со мной не пропадете.

* * *

Чтобы восстановить душевный комфорт, он приготовил на ужин сосиски и картофельное пюре. Вину Габриель предпочел светлое пиво, хоть и не очень любил этот напиток. За едой он рассеянно пролистывал научные работы Минналуш, которые распечатал для него Исидор. Сплошная тарабарщина, думал Габриель и мотал головой, с трудом продираясь сквозь сложный язык описаний и заумные расчеты. Тем не менее, насколько он понял, основная гипотеза была на удивление простой и ненаучной. Память, утверждала Минналуш Монк, — это признак, отличающий человека от его собратьев из животного мира. Возможности человеческого духа неразрывно связаны со способностью индивида к запоминанию. Вместе с тем автор предостерегала:

Наш мозг обленился. Мы постепенно утрачиваем искусство запоминания; наша долгосрочная память угасает. Вместо того чтобы тренировать природную способность к запоминанию, как это делали наши предки, мы полагаемся на современные технологии — Интернет, телевидение, копировальные устройства — и используем их в качестве опоры слабеющему навыку удерживать в памяти факты и события. Мы научились скользить по верхам, мы разучились запоминать.

Мы избрали этот путь на свой собственный риск. В отсутствие крепкой памяти нам недостает мастерства управлять бурной Вселенной, в которой мы живем. Без гибкой памяти мы не способны устанавливать связи между различными идеями и понятиями.

Более того, мы рискуем утратить наши души. Память — божественна. Память — та небесная искра, которую Господь вдохнул в человека.

Неудивительно, что коллеги в пух и прах разнесли теорию Минналуш, усмехнулся Габриель, закрывая папку. Гипотеза, в которой фигурирует концепция духа и души, не говоря уж о божественных искрах, едва ли будет серьезно воспринята в научных кругах. Минналуш Монк посягнула на запретные темы.

Так, хватит. Пускай ее теории не лишены своеобразного очарования, но вряд ли они имеют отношение к Роберту Уиттингтону и его прискорбной кончине. Габриель отложил папку.

Включив посудомоечную машину, он приготовил себе капуччино и перенес чашку на письменный стол, откуда тоже были видны огоньки на другом берегу реки. Пора набросать хоть какие-нибудь заметки, привести в порядок мысли. Габриель уселся на вращающийся стул и открыл ноутбук.

Уиттингтон-младший был превосходным художником. С утра Габриель пытался выяснить, входил ли Роберт в число постоянных членов общества «Вино жизни», однако администрация клуба соблюдала политику строгой конфиденциальности и не предоставляла подобных сведений. Разумеется, Габриеля это не остановило. Без всякого труда он взломал базу данных клуба, и, конечно, его подозрения подтвердились: в течение последних трех лет Робби Уиттингтон был членом общества.

Габриель занес пальцы над клавиатурой и напечатал:

Общество «Вино жизни». Роберт встречается с Минналуш?

Минналуш = математика + философия. Продает маски. Натурщица.

Морриган = защитница окружающей среды.

Ищет дополнительные источники острых ощущений.

Сестры Монк = алхимия.

Потомки Джона Ди, алхимика эпохи королевы Елизаветы и создателя иероглифической монады.

Главная цель исследований Ди: трансформация личности.

Интересы Робби: те же. Нить, связывающая его с сестрами?

Пауза. Габриель почти не сомневался, что во время «скачка» видел одну из сестер Монк. Но которую?

Женщина с кулоном в виде буквы «М». Минналуш или Морриган?

Женщина в маске. Маска = Минналуш?

Что еще? На плече у незнакомки сидел ворон. Та же самая птица летела за ним, когда он путешествовал по дому с множеством дверей. Ясности эта деталь не прибавляла, но на всякий случай Габриель сделал пометку:

Ворон.

Повязка на запястье цеплялась за клавиатуру и мешала печатать. Он охотно бы ее снял, но царапины, оставленные Бруно, сильно воспалились, и вместо легкого зуда — признака постепенного заживления — Габриель испытывал жгучую, саднящую боль. Вспомнив про кота, он нахмурился.

Кот. Назван в честь Джордано Бруно, ученого и мученика, сожженного на костре.

Два файла защищены паролем.

«Ай-би-эм» = Дневник.

«Макинтош» = «Ключ Прометея».

Разработать план доступа к обоим компьютерам.

Габриель откинулся на спинку стула и пробежал глазами написанное. Н-да, не впечатляет. Он ничуть не приблизился к ответу на вопрос, как и почему был убит Роберт Уиттингтон, а главное — кто это сделал.

Убийца = Минналуш или Морриган?

Он задержал палец на клавише с вопросительным знаком, и цепочка вопросов, протянувшихся вслед за первым символом, стала для него своеобразным призывом к действию.

Убийца = Минналуш или Морриган????????

Несколько мгновений Габриель невидящим взором смотрел на экран. В какой-то момент он словно издалека услышал звук автомобильного клаксона, взрыв смеха с набережной под окнами и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.

Глаза.

Сердце заколотилось, он рывком развернулся на стуле и увидел перед собой выпуклые глазницы маски, которую ему дала Минналуш.

Черт! Габриель провел рукой по лбу. Он ведь сам повесил маску всего пару часов назад. Вообще-то отличная маска и хорошо смотрится рядом с тканой стенной драпировкой племени шува, которую он привез из Кении.

Поколебавшись, Габриель встал и приблизился к стене. В сравнении с другими масками эта выглядела вполне дружелюбно. Ему не нравилась только узкая щель рта, растянутого в подобии недоброй улыбки, отчего казалось, будто маска над ним насмехается. Вот тебе! Он легонько стукнул деревянное лицо костяшками пальцев.

Теперь, когда сердцебиение унялось, он вдруг ощутил усталость. Хватит на сегодня. Завтра, однако, надо будет поговорить с Исидором и спланировать дальнейшие шаги в деле «Питтипэтс». Негоже пренебрегать работой ради игры в Шерлока Холмса.

У двери Габриель остановился и выключил свет. Комната погрузилась во тьму. Во мраке светился лишь прямоугольник дисплея, на белом фоне ярко выделялись черные буквы:

Убийца = Минналуш или Морриган????????

29 июня

Удача! Кажется, мы нашли нового героя нашей игры. Он — полная противоположность Р. Вынуждена признать, М. права: у Р. не хватило сил, он не оправдал надежд. Одно знаю наверняка: с Г. все будет иначе. На сей раз перед нами не доверчивая, невинная душа, а ироничная, критически мыслящая личность…

Вне всяких сомнений, он горяч и страстен. И даже внешне похож на искателя приключений, современного конкистадора. Вот он стоит на носу гордого парусника с кинжалом в зубах, готовый грабить и жечь!

В данном случае мы имеем дело с явным проявлением нарциссизма, причем налицо не только обычное честолюбие, но также тщеславие разума — глубочайшая самоуверенность, убежденность в своей победе над любым соперником.

Хочется верить, что за этой чересчур привлекательной внешностью не скрывается посредственность.

Тем не менее, по всем признакам, мы не ошиблись с выбором. Он любит рисковать, а по профессии — вор, и не просто вор, а компьютерный взломщик. Как говорит М., о более подходящем кандидате нельзя было и мечтать. Человек, который ежедневно погружается в информационную среду, но при этом знание для него — не более чем обменная валюта.

Мы можем это изменить. М. и я отправим его в путешествие, проведем по пути к звездам.

Готов ли он? Справится ли? Возможно, в субботу узнаем поточнее.

ГЛАВА 10

Суббота. Прекрасное утро — голубое небо, легкий ветерок. Посетители кофейни «Старбакс», куда Габриель заглянул, чтобы купить пару бутербродов, безмятежно прихлебывали кофе и хрустели печеньем. Ни одной угрюмой физиономии, кругом радостные, улыбающиеся лица, и лишь он — исключение из общей массы. Габриель еле волочил ноги, настроение у него было препаршивое. Он изо всех сил старался держать себя в руках. Сегодня — день «Ч». Совсем скоро он испытает восторг от прыжка на «тарзанке». Слово «тарзанка» звучит так невинно — можно предположить, что это какая-нибудь легкая детская забава. Только вот примерно через полчаса он с криком «ура» вниз головой полетит в Темзу, а высота там такая, что ой-ей-ей. Скажете, детская игра?

Габриель повернул «ягуар» в сторону моста Челси. Наверное, у него помутился рассудок, когда он согласился на эту авантюру. Сегодня он умрет, несмотря на обещание Морриган Монк позаботиться о нем. Кстати, только сейчас его осенило: вполне возможно, что женщина, которая спровоцировала его на попытку поиграть в Икара, и есть убийца несчастного Роберта Уиттингтона. Замечательная мысль! И как это раньше не пришло ему в голову?

Мисс Монк уже ждала его, одетая в обтягивающие леггинсы и белоснежную футболку с глубоким вырезом. На левой груди была видна миниатюрная татуировка с тем же рисунком, который украшал поясницу ее сестры. Габриель счел эту деталь очень сексуальной, хотя излишняя страсть сестер к изображению монады начала слегка его раздражать. Черные волосы Морриган были опять стянуты в высокий хвост, а глаза казались еще синее, чем прежде.

— Доброе утро, — кивнула она. — Все-таки пришли.

— Ну да. Разве я не обещал?

— Обещали. — Морриган пожала плечами и улыбнулась. — Кстати, у вас превосходная машина.

— Спасибо.

Габриель обратил внимание на странное приспособление, что-то вроде клетки, которая стояла у подножия светло-синего крана, уходившего в заоблачную высь.

Морриган проследила за его взором:

— Триста футов. Впечатлений хватит надолго.

— Угу, — промычал Габриель. Он хотел блеснуть находчивым ответом, но его остроумие куда-то подевалось.

— Ладно, пора начинать. Нужно поговорить с Уэйном, спросить, когда подойдет наша очередь.

Морриган указала на небольшую толпу возле клетки; на лицах участников аттракциона можно было наблюдать весь спектр эмоций, от нескрываемого страха до откровенного самолюбования в стиле «поглядите, как я крут». Впереди стоял болезненно-худой мужчина в крошечных красных плавках; он разговаривал с блондином, одетым в комбинезон с надписью «Инструктор».

Габриель перевел взгляд на Морриган, и на него накатила новая волна дурных предчувствий.

— Почему тот человек в плавках? Я упаду в воду?

— Нет-нет, — успокоила его Морриган, но в ее глазах блеснул опасный огонек. — В воду мы не окунаемся. Не волнуйтесь, намокнуть не успеете. Этому парню просто захотелось покрасоваться в модных трусах. Здесь одеваются по-всякому. Однажды я видела девушку, которая прыгала в свадебном платье, а в другой раз — мужчину в смирительной рубашке.

— Что ж, направление мыслей верное.

— Бросьте. — Глаза Морриган сверкнули еще ярче. — Вам понравится, вот увидите.

К ним подошел инструктор, при виде Морриган просиявший улыбкой. Он говорил с австралийским акцентом и какой-то чудной интонацией, как будто заканчивал каждую реплику восклицательным знаком:

— Морриган! Пойдешь без очереди! Это и есть твой счастливый напарник? — Рукопожатие сокрушительной силы и еще одна ослепительно мятная улыбка. — Отлично! Не пожалеешь! Морриган, куколка! Наверху сейчас никого! Ты сама обвяжешь его веревками, да! — Слушать этот живой рупор было невозможно.

— Да, конечно. — Морриган одарила инструктора не менее обворожительной улыбкой. — Я все сделаю. — Обернувшись к Габриелю, она пояснила: — Мы с Уэйном знакомы тысячу лет. В Австралии вместе занимались бейс-джампингом.

Бейс-джампинг. И этот факт она упомянула так сухо, вскользь. Теперь понятно, почему прыжки на «тарзанке» для нее ерунда. У Габриеля был друг, который тоже прыгал с парашютом с мостов, небоскребов и антенн. Однажды парашют не раскрылся, и приятель Габриеля ударился о стенку дамбы, с которой прыгал. В бейс-джампинге использование запасного парашюта в экстренной ситуации не предусмотрено, на это просто нет времени. Его друг погиб через три секунды после того, как заклинило парашют. Если эта леди увлекается бейс-джампингом, значит, она ищет оригинальный способ самоубийства.

Габриель глубоко вздохнул и постарался отогнать мысли о разбитых в лепешку телах, со свистом рассекающих воздух.

— Что теперь? — осведомился он.

— Последняя возможность посетить туалет, — иронически изогнула бровь Морриган.

Он сглотнул, пытаясь сохранять достоинство.

— Спасибо, мне не надо.

— Хорошо. Сколько вы весите?

— Что?

— Вес, — нетерпеливо повторила Морриган. — Сколько в вас килограммов?

— А-а. Восемьдесят шесть.

Пусть лучше она думает, что он толстоват, нежели Габриель из стеснения солжет, ведь его жизнь сейчас зависит от того, выдержит ли веревка.

— Ясно. Ваша — зеленая, моя — оранжевая. — Поймав недоуменный взгляд Габриеля, Морриган объяснила: — Разные цвета веревок соответствуют различным весовым категориям.

— Вы тоже собираетесь прыгать?

— Да. — Она медленно улыбнулась. — Я решила, неплохо бы нам прыгнуть в тандеме. Ну понимаете, все-таки вы в первый раз… Будет лучше, если я, так сказать, подержу вас за руку.

Прыжок в тандеме. И как это, интересно, делается? Воображение почему-то рисовало Габриелю полет к земле с раскинутыми, словно крылья, руками. Картина, где он летит, отчаянно цепляясь за подругу, выглядела менее героической.

Клетка на самом деле являлась корзиной и, как выяснилось, средством транспортировки на верхнюю площадку крана. Габриель с опаской ступил внутрь. Устройство казалось хлипким, хотя сейчас, наверное, он счел бы надежной опорой только земную твердь.

Корзина медленно поползла вверх.

— Итак, приступим, — бодро заговорила Морриган. — Я знаю, вы изрядно волнуетесь, но прыжки на «тарзанке» вовсе не так опасны. Все будет происходить следующим образом: первая часть прыжка наиболее напряженная. Во время падения ваша скорость за несколько секунд возрастет с нуля до пятидесяти миль в час, потом начнет постепенно уменьшаться, пока амплитуда не достигнет максимума, и опять увеличиваться. Несколько затухающих колебаний, и кран благополучно опустит вас на матушку-землю.

— Заключительный этап нравится мне больше всего.

— Уверяю вас, беспокоиться не о чем. Во-первых, проводится очень тщательная проверка техники безопасности, и, во-вторых, я буду рядом. — Морриган ехидно улыбнулась. — Гарантирую полный восторг. Для парня, с которым я прыгала в тандеме до вас, это стало поворотным пунктом в жизни.

— В каком смысле?

— После прыжка у него полностью изменилось мировоззрение. Он понял, что, избегая риска, человек может никогда не узнать предела своих возможностей, а не изведав предела своих возможностей, нельзя познать себя самого. Как сказал поэт, не нужно становиться коллекционером бабочек, лучше быть бабочкой.

— Как тонко подмечено. Тот парень до сих пор прыгает?

В глазах Морриган промелькнуло непонятное выражение.

— Нет.

— А кем он был?

— Робби? Просто приятелем.

Морриган резко отвернулась.

И, слава богу, подумал Габриель, потому что изобразить безразличие он бы не сумел. Робби, Роберт Уиттингтон. Услышав это имя из уст Морриган, Габриель испытал потрясение. Когда он рассматривал фотографии молодого человека на стене в особняке Монк, ему казалось, будто он находится у мемориала или у алтаря. Конечно, все снимки — это своего рода законсервированные воспоминания, но, глядя на те фотокарточки, Габриель подсознательно чувствовал, что Роберта Уиттингтона нет в живых. Морриган произнесла его имя так, словно Робби стоял в двух шагах от них, и если бы Габриель оглянулся, то вновь увидел бы эту доверчивую улыбку и щенячьи глаза.

Корзина дернулась и застыла. Габриель бросил взор на часы: две минуты десятого. Морриган легко соскочила на открытую платформу. Мгновение поколебавшись, он последовал за ней.

Первым его ощущением стал ветер, бьющий в лицо. Вторым — невероятно чистый воздух и безграничный обзор.

Плоские крыши, остроконечные шпили, островки зелени. Даже там, где небо встречалось с землей, горизонт казался прозрачным.

Внизу и чуть в стороне протянулся мост Челси. Туда-сюда сновали игрушечные машинки, да и сам мост казался таким маленьким, что Габриель мог зажать его между большим и указательным пальцами. Под мостом безмолвно и величаво текла Темза, ее серые, покрытые рябью воды напоминали морщинистую слоновью шкуру.

— Великолепно, правда? — спросила Морриган.

Стоя на коленях, она проверяла крепление зеленых веревок, обвязанных вокруг щиколоток Габриеля.

— Да.

У него кружилась голова, в висках стучала кровь. Девять двенадцать. Куда делись десять минут?

Словно в тумане, он увидел, как Морриган вышла вперед и встала так близко, что ее теплое дыхание согрело его щеку. Под бровью у нее был крошечный шрам, который Габриель только сейчас заметил.

— Я привяжу вас к себе, — сказала она. — А потом мы обнимемся. Пожалуйста, не разжимайте рук до конца прыжка, хорошо?

Усилием воли он заставил себя кивнуть. У него пересохло в горле, а ладони вспотели. Почти интимная близость тел вызывала у Габриеля чувство неловкости, но Морриган как будто ничего не замечала. Выражение глаз, темных и глубоких, словно космос, оставалось непроницаемым.

— Пора превратиться в бабочку, — шепнула она ему в самое ухо.

* * *

Шаг в пустоту. Шаг, противоречащий инстинкту самосохранения.

Он падал, падал, падал. Скорость приводила его в экстаз, уносила туда, где все мелькало, как в бреду, и от этого исступленного наслаждения захватывало дух. Небо — синий восторг, хлещущий по щекам. Ветер в ушах ревет, как ураган.

Морриган всем телом прижимается к нему — ногами, бедрами, животом. Прямо перед ним — ее лицо, заслоняющее кусочек небесной синевы. Выражение лица — почти гримаса боли: лоб нахмурен, глаза полузакрыты, призрачные синеватые вены проступают сквозь тонкую кожу нижних век, обрамленных черными ресницами, зубы стиснуты. Габриель облизал пересохшие губы, Морриган повторила его движение. Моргнув, он распахнул глаза так широко, как только возможно, и в ту же секунду увидел ее немигающий взгляд. Когда Морриган, словно протестуя, слегка приоткрыла рот, Габриель почувствовал, что напряжение его челюстных мышц тоже ослабело, точно она пропускала ощущения от прыжка не через себя, а неким косвенным образом через него. Даже в полете со скоростью пятьдесят миль в час осознание того, что Морриган как будто высасывает его эмоции, было крайне неприятным.

Скорость постепенно снижалась. Хруст резинки, растянутой на максимальную длину, напоминал хлопанье паруса на клипере. Их снова потянуло вверх, и вот они зависли, застыли в невесомости, полностью утратив чувство времени и пространства.

У Габриеля стеснило грудь, он задержал дыхание, затем судорожно глотнул воздуха, и кислород ворвался в его кровь, будто новая доза адреналина. Они вновь понеслись вниз, и из груди Габриеля вырвался крик — победный клич, вопль непокорного духа.

Морриган во весь рот улыбнулась, сверкнули белоснежные зубы. Она отпустила Габриеля, широко развела руки и выгнулась назад дугой; черная змея волос, стянутых в хвост, слетела с плеч на спину. Все напряжение исчезло. А потом, одурев от счастья, они начали орать, орать изо всех сил, свистеть и гикать.

* * *

Он поднялся на площадку крана еще раз, теперь уже для того, чтобы прыгнуть в одиночку. Морриган охотно согласилась его подождать и замахала руками, когда он попытался извиниться за то, что отнимет у нее время.

— Вы точно не возражаете? — спросил Габриель, вставая в очередь.

Желающих прыгнуть по-прежнему хватало, но, что интересно, последовать его примеру и продублировать прыжок никто не решился. Повторным клиентом оказался он один.

Габриель оглянулся на Морриган:

— Пожалуйста, не думайте, что за мной нужен присмотр. Я справлюсь.

Он улыбался; после прыжка счастливая улыбка идиота не сходила с лица Габриеля. Он снова готовился испытать прилив эмоций.

— Мне здесь нравится. — Морриган мотнула головой. — Ступайте.

— Еще разок, и на сегодня хватит.

— Договорились. А потом я угощу вас ланчем. Сами удивитесь, когда поймете, как проголодались.

Морриган не ошиблась. После второго прыжка, давшего ему столь же сильные ощущения, у Габриеля разыгрался поистине волчий аппетит. Она выбрала тихое, скромное местечко, где подавали отличную еду.

Когда он наконец откинулся на спинку стула, насытившись, Морриган лукаво склонила голову набок.

— Не хотите добавки? — заботливо спросила она. — Может быть, еще одну порцию крем-брюле?

— Простите. — Габриель покраснел. — Я лопаю, как обжора. Вы правы, за сегодняшнее утро я нагулял зверский аппетит.

— Так всегда бывает, когда играешь в рискованные игры.

— Вам лучше знать, у вас ведь настоящая склонность к подобным забавам. И каково это — быть адреналиновой наркоманкой?

— Дофаминовой. Сродни пристрастию к шоколаду.

— Сильнодействующему?

— Не пытайтесь меня обмануть, — поморщилась Морриган. — Сегодня утром вы и сами словили кайф. Доказательством можно считать уже то, что вы прыгнули во второй раз. Для большинства людей это нехарактерно, повторить прыжок решаются лишь пятнадцать процентов.

Одобрение в ее голосе заставило Габриеля смутиться. Выходило, будто он, сам того не подозревая, прошел некое испытание. Он сдвинул брови и передернул плечами, словно отгоняя от себя эту мысль.

— Значит, ваша цель в жизни — испытать самые сильные и незабываемые ощущения?

— Пожалуй. — Морриган на секунду задумалась. — Конечно, шансы микроскопические. Серферы знают, что лучшие волны — те, которые рождаются в неизведанных морях и разбиваются о безлюдные берега, — остаются непокоренными.

— Если честно, Морриган, зачем вам это? Только не говорите мне, что просто хотите «острее чувствовать жизнь». Все гораздо серьезнее.

— Вам никогда не хотелось проверить свои способности — силу, храбрость, реакцию?

— Придется вас разочаровать — нет, никогда.

— Полагаю, смысл заключается в том, что личность поднимается на новый, более высокий уровень. Я не имею в виду только прыжки с моста, речь также о ментальном переходе. Неважно, что подвергается испытанию — тело или дух, общий знаменатель один — презреть опасность и объять пустоту.

Это как совершить «скачок», внезапно подумал Габриель. Покинуть привычную и относительно безопасную среду собственных чувств и окунуться в незнакомый пейзаж чужих мыслей. Страх утратить себя, навсегда раствориться в другом человеке — его испытал каждый дальновидящий. Как и страх заблудиться, не найти выхода из лабиринта чужого разума.

— Габриель?

— Простите, я задумался над вашими словами. Объять пустоту. Кое-кто называет это подсознательным желанием смерти. — Он усмехнулся. — Старику Фрейду было что сказать по этому поводу.

— Точно. Вроде того, что поиск острых ощущений связан с подавлением чувства вины.

Габриель уголком глаза покосился на Морриган. Забросить удочку или не стоит?

— Вины? Вы чувствуете вину за что-то?

— Скорее испытываю сожаления. Иногда разочарование. — Она устремила на него взгляд своих неземных глаз. — А вы? Из-за чего бывает бессонница у Габриеля Блэкстоуна?

Он вдруг умолк, растеряв все слова. Перед ним возник непрошеный образ девушки с безупречным овалом лица и длинными белокурыми волосами. Хотя, когда ее нашли в том сарае, светлые волосы были черными от грязи и пота. Мелисса Картрайт. Позднее он узнал, что в юности, еще в Штатах, она победила в конкурсе красоты.

Габриель поднял глаза. Морриган пристально смотрела на него.

— Я сплю как убитый, а сожаления — напрасные эмоции.

Он постарался произнести эти слова беззаботно, но его голос прозвучал резко.

Между ними повисла тишина, напряженное молчание. Наконец Морриган улыбнулась и шутливо подняла бровь. Наклонившись вперед, она положила обе руки на стол.

— Послушайте, сегодня утром вы пережили настоящее приключение, на несколько мгновений вознеслись в небо и полетели, как птица, но давайте не будем воспринимать все слишком серьезно. Помните, что сказал Честертон насчет ангелов и полетов?

— Что?

Лучезарная улыбка осветила лицо Морриган.

— Они летают, потому что легкомысленно относятся к себе.

* * *

Впечатления от прыжка не оставляли Габриеля весь день. Даже сейчас, несколько часов спустя, он все еще испытывал возбуждение.

С книгой на коленях и чашкой дымящегося кофе в руке он сидел в полосатом шезлонге у себя на балконе и наблюдал, как на город наползает ночь. В воздухе остро чувствовался запах реки. Тауэрский мост, как сказочный мираж, озаренный волшебным светом, в сумерках словно парил над водой. Внизу на улице шипела и трещала неоновая вывеска над магазином оптики, гигантские зеленые очки то вспыхивали, то гасли.

Габриель в сотый раз переживал свои ощущения. Страх. Экстаз освобождения. Конечно, этот опыт не перевернул его жизнь, но дал хорошую встряску. За это следует сказать спасибо загадочной мисс Морриган Монк. Поразительная женщина. Как и ее сестра.

Он удивлялся и немного подсмеивался над собой: надо же, как ему не терпится снова увидеть сестер. Он не пытался себя обмануть — дело отнюдь не в образах из его «скачка» и не в обещании, данном Фрэнки. Габриеля пленили обе женщины.

Минналуш более чувственна, Морриган — чуть холоднее, однако и та и другая излучают твердую уверенность в себе, что делает их откровенно эротичными, вопреки или, наоборот, благодаря тому, что в этот эротизм добавлено чуточку опасности, несомненно исходящей от сестер. За взглядом светло-зеленых, слегка туманных глаз Минналуш чувствовалось мощное подводное течение. Коснись ее, и утонешь. Взор Морриган острее лазерного луча. Дотронешься — истечешь кровью.

Перед тем как попрощаться с ним сегодня утром, Морриган пригласила Габриеля в Монк-хаус на воскресный ужин. Он до сих пор не мог уразуметь, что такого нашли в нем сестры. Габриель здраво оценивал себя (Исидор, конечно же, обозвал бы его самодовольным позером) и знал, что пользуется успехом у противоположного пола, однако у него хватало ума не льстить себе, считая, будто Минналуш и Морриган Монк попали под его чары.

Ладно, чего гадать. Пусть даже у сестер есть какие-либо виды на него, но и он не отступит от своего плана. Кроме того что ему представится возможность провести время в обществе двух обворожительных интеллектуалок, он, если повезет, сумеет выяснить, что случилось с Робертом Уиттингтоном.

Вспомнив о юноше, Габриель нахмурился и опустил глаза в раскрытую книгу, лежавшую у него на коленях. Он выбрал ее из многочисленной литературы в квартире Роберта. Книга была старая, а страницы, похоже, из пергамента; на обложке название: «Самоучитель алхимии». В книге излагалась история этой науки и основные алхимические принципы.

Чтение шло туговато, однако некоторые моменты весьма позабавили Габриеля:

Немецкий философ Агриппа, автор алхимического трактата "Оккультная философия", по слухам, расплачивался с кредиторами блестящими золотыми монетами, которые через сутки неизменно превращались в камень.

Ха! Он так и знал, что превращение свинца в золото — враки. Все эти алхимики — изрядные ловкачи, да к тому же нарочно писали свои трактаты мудреным языком. Разумеется, не разобрав смысла, никто не смог бы вывести их на чистую воду.

Габриель отхлебнул кофе и поставил чашку на столик рядом с шезлонгом. Устроившись поудобнее, он зевнул. Его взгляд упал на деревянную маску, висящую на стене в гостиной. Темное лицо по другую сторону стеклянной двери спокойно улыбалось. Габриель всмотрелся в пустые глазницы…

Его разум открылся. Включилось внутреннее зрение.

В общем, он этого ожидал. Понимал, что должен еще раз выйти в «скачок», чтобы разобраться в причинах смерти Роберта Уиттингтона. Усилием воли он мог бы сделать это и раньше, такая мысль неоднократно приходило ему в голову. Учитывая детальность и интригу предыдущего сеанса дальновидения, искушение повторить «скачок» было велико. С другой стороны, Габриеля не радовала перспектива заново испытать агонию утопающего. Те, кто называет утопление легкой смертью, говорят неправду. Он совсем не хотел еще раз пережить пожар в легких и дикое давление, от которого глаза вылезают на лоб.

Страх захлебнуться в холодной воде, однако, был ничем по сравнению с ужасом того момента, когда Габриель вошел в Портал и на него с невиданной силой обрушился шквал информации. Габриель и теперь не имел ни малейшего представления, с чем столкнулся, и знал только, что в буквальном смысле лишился рассудка.

В «Глазе бури» ему доводилось выходить в гораздо более отвратительные «скачки» — в традиционном понимании этого слова. Он смотрел на мир глазами убийц и насильников, но как бы ни были неприятны эти сеансы, леденящий ужас, испытанный Габриелем при перемещении в сознание Роберта Уиттингтона, перекрывал все испытанное им до сих пор. Каждую секунду этого страшного периода словно бы отключалась частичка его мозга, нервные окончания плавились и слипались в кашу, будто перегретые провода перед тем, как выбросить финальный сноп искр.

Понимая, что его разум вновь отправляется в путешествие и он теряет связь с окружающей реальностью — квартирой, балконом, красно-белым полосатым шезлонгом, деревянной маской, улыбающейся с другой стороны стекла, — Габриель на долю секунды почувствовал, что остатками сознания цепляется за этот мир. Сейчас еще можно прервать сеанс. Однако в следующий миг он расслабился и переместился в сознание Роберта Уиттингтона — без каких-либо усилий и напряжения, так легко, словно вошел в открытую дверь, массивную дверь из темного дерева с изображением монады…

* * *

Он возвращался по своим следам: прошел через библиотеку с изъеденными плесенью книгами, миновал залу, где порхал сонм бабочек, и все остальные бесчисленные комнаты с их таинственными обитателями и загадочными предметами.

Монах по-прежнему полировал глазницы наждачной бумагой, часы все так же тревожно тикали вразнобой, предсказуемо гремел выстрел, и на грудках белоснежных голубей расплывались алые пятна. Порядок мест, порядок вещей. Путешествие точь-в-точь повторяло предыдущий «скачок». Габриель двигался по дому миллиона дверей, открывая и закрывая их в строгом порядке. Немного позади в вышине безмолвно и неотступно парил ворон.

Лестницы, коридоры, головокружительные виды. Габриель ступил на узкий подвесной мост и начал продвигаться вперед, аккуратно ставя одну ногу перед другой. Он с прошлого раза помнил этот вызывающий дурноту переход. По другую сторону моста располагалась комната, где ему впервые встретилась женщина в маске. Может быть, она уже там, ожидает его…

Чувствуя, как покачивается мост, Габриель продолжал движение. Осторожно, твердил он себе, сохраняй равновесие…

А затем произошло нечто странное. Мост у него под ногами беззвучно растворился, и он полетел навстречу черной пустоте. Несмотря на мощный выброс адреналина, сознание с поразительной четкостью зафиксировало, что он уже не в доме миллиона дверей. Габриель не знал, где находится, но понимал, что свободно плывет в открытом пространстве, как разведывательный спутник в небе.

Такой перемены событий он никак не ожидал. Ощущения от «скачка» полностью изменились, Габриель чувствовал себя совершенно по-иному. Не прошло и секунды, как он догадался почему. Он больше не смотрел глазами Роберта Уиттингтона. Он вступил в сознание другого человека. Его разум еще только примеривался к этому обстоятельству, а Габриель уже видел окружающую действительность сквозь призму чужого восприятия.

Куда он попал? Чьи глаза стали на время его собственными?

По всей видимости, он находился вблизи реки, так как чувствовал ее сырой запах. Огоньки на набережной; Тауэрский мост; на фоне черного неба — огромные зеленые очки, которые периодически вспыхивают, шипя неоном.

Он смотрит на фигуру человека, сидящего на балконе в полосатом шезлонге. Балкон затенен, но за раздвижной стеклянной дверью горит свет. На стене в комнате висит деревянная маска.

Человек в шезлонге расслаблен, словно спит с открытыми глазами. У него на коленях лежит книга, ветерок перебирает ее страницы. Фолиант, очевидно, старинный, страницы желтоватые, словно из пергамента. Интересно, о чем эта книга? Окажись Габриель немного ближе, он сумел бы разобрать строчки.

Он приближается, приближается к человеку в шезлонге и вот уже смотрит ему в лицо, пытливо, жадно вглядывается в свои собственные, широко распахнутые глаза.

Габриель закричал. Пронзительный крик спиралью развернулся в его мозгу, породив волны испуганного эхо. Почти физическим рывком он захлопнул внутренний глаз и вышел из «скачка». Разрыв связи между виртуальным и материальным миром оказался очень болезненным, голова как будто разлетелась на тысячи мелких осколков. Габриель скорчился в приступе тошноты.

Наклонившись вперед, он обхватил руками колени, чтобы избавиться от приступа тошноты. Тихо, тихо. Все хорошо. Он в безопасности. Он у себя дома. «Скачок» закончился. Надо взять себя в руки. Все хорошо… До смерти напуганный Габриель обливался холодным потом. Вновь накатила тошнота.

Что случилось? Он совершил «скачок», вышел в сознание Роберта Уиттингтона, потом вдруг перспектива сменилась и он переместился в чей-то еще разум. Чей же?

Кроме того, из прошлого он прыгнул в настоящее. Роберт давно мертв, и в первой части сеанса Габриель переживал уже минувшие события. Человек, чьими глазами он смотрел в конце «скачка», был жив-живехонек и, что самое потрясающее, наблюдал за ним, Габриелем Блэкстоуном! Кто-то пытался его выследить. От этой мысли у Габриеля застыла кровь в жилах. С чьим сознанием пересеклось его собственное?

Он знал, знал ответ на свой вопрос. Такая надменность, холодная расчетливость и всепоглощающее любопытство могли принадлежать только одному человеку. Габриель уже сталкивался со всеми этими качествами, когда тонул в бассейне и глядел в глаза женщине-убийце. Как же получилось, что его вынесло в ее сознание?

На это был только один ответ — страшный, пугающий. Боже милостивый! Боже милостивый…

ГЛАВА 11

Лицо Фрэнки было серым от усталости. На кровати лежал раскрытый чемодан, а рядом раскиданная одежда — блузки, жакеты, белье. Она то и дело поглядывала на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Габриель позвонил ей на рассвете. Сначала она сказала, что не сможет встретиться.

— Извини, я очень спешу, — разбитым голосом проговорила она в трубку. — Давай поговорим по телефону.

— Нет, мне нужно увидеться с тобой. Черт побери, Фрэнки, вчера вечером я опять выходил в «скачок». Тебе совсем не интересно?

— Мне очень, очень интересно, но я лечу к Уильяму в Швейцарию и еще не собрала вещи… — Послышался тяжелый вздох. — Ладно, приезжай ко мне, только учти: в десять я должна быть в аэропорту.

— Летишь из Хитроу?

— Из Станстеда, на частном самолете, — коротко объяснила Фрэнки.

Ах да, разумеется. Габриелю тоже хотелось бы полетать по миру на личном самолете.

— Попроси задержать вылет, как-никак, это одна из твоих привилегий.

— Не могу. В полдень я должна быть в Берне. Дело в том, что… — Габриель уловил в ее голосе едва сдерживаемое волнение. — Сегодня Уильяма посмотрит один врач, настоящее светило. Он собирается предложить новый курс лечения и, возможно, сумеет нам помочь. Я обязательно должна успеть на консультацию, так что мне нельзя опаздывать. Пожалуйста, давай побыстрее, хорошо?

Габриель примчался в резиденцию Уиттингтонов в Холланд-парке — сплошь кремово-белые колонны с лепниной и резные кованые решетки — в мгновение ока, однако теперь уже сомневался, стоило ли вообще приезжать. Фрэнки никак не могла сосредоточиться. Их разговор постоянно прерывался телефонными звонками, а также периодическим появлением дворецкого. Судя по его кислой мине, он был явно недоволен тем, что в спальне у мадам сидит посторонний мужчина, тем более что на хозяйке надета лишь ночная рубашка. Очень соблазнительная рубашка, отметил Габриель. Голубой цвет всегда очень шел Фрэнки.

— Будь добр, подай мне вон тот ремень. — Она указала на желтовато-коричневый ремень с пряжкой замысловатой формы. — Спасибо. Черт, куда я дела туфли? Только что держала в руках — и куда-то дела. Ты не видел? Минуту назад были здесь!

— Фрэнки, — вздохнул Габриель, — выслушай меня, пожалуйста.

— Я слушаю.

Она выдвинула ящик туалетного столика и принялась выгребать оттуда помады, кисточки для пудры и прочую косметику. Огромные зеркала туалетного столика как нельзя лучше отражали роскошное убранство комнаты. Никакого сравнения с убогой квартиркой в Оксфорде, где они когда-то жили.

Фрэнки достала из ящика карандаш для бровей и бросила его в косметичку.

— Я вся внимание, — повторила она. — Ты говорил, что вчера тебе удалось переместиться из сознания Робби в сознание его убийцы. Отлично, это уже прогресс. А в чем, собственно, проблема? Ты ведь уже перепрыгивал из мыслей жертвы в разум преступника. Помнишь дело Рушкоффа?

Конечно, он помнил один из своих первых успехов в «Глазе бури». Габриель сумел не только просканировать мысли Оливера Рушкоффа, состоятельного биржевого маклера, но и проникнуть в сознание его похитителя. Долгое время усилия не давали результатов. Сознание Рушкоффа запечатлело лишь темноту и чувство клаустрофобии — при похищении ему завязали глаза, а это означало, что рассчитывать на визуальные ориентиры Габриелю не придется. Тем не менее, когда он сумел переключиться на мысли похитителя, преступление тут же было раскрыто.

— Фрэнки, ты не поняла. Дело не в том, что я изменил угол обзора.

Она досадливо мотнула головой, тряхнув блестящими волосами.

— Но ведь ты только что сказал…

— Нет. Погоди. Выслушай меня.

Что-то в голосе Габриеля подействовало на Фрэнки. Она отложила косметичку и медленно обернулась.

— Хорошо. Я тебя слушаю.

— Не врубаешься? Повторяю, дело не в смене перспективы. Не я сканировал разум убийцы, а убийца — мой разум!

Фрэнки всплеснула руками.

— Это невозможно!

— Так и произошло.

— Ты хочешь сказать, что убийца Робби обладает способностями к дистанционному видению?

— Именно.

— Одна из сестер умеет выходить в «скачок».

— Да.

Воцарилась долгое молчание. Лицо Фрэнки отражало потрясение, подобное тому, которое Габриель испытал вчера.

— Зачем она сканировала тебя?

— Вопрос на миллион долларов.

Фрэнки тяжело опустилась в кресло у туалетного столика.

— Она знает, что ты пытаешься выяснить причины смерти Робби.

Габриель покачал головой.

— Допускаю, но мне почему-то кажется, что это не так. Скорее всего, она не догадывается, что проникла в мое сознание, когда я сам находился в «скачке». Когда она начала меня сканировать, я сразу вывалился из пси-пространства Роберта. В том доме ее со мной не было. Думаю, она прощупывала меня вне всякой связи с Робби. Ее интересую лично я. Ты, конечно, сочтешь меня самовлюбленным идиотом, но сестры Монк от меня без ума.

Фрэнки иронически подняла брови.

— Не смейся. Видела бы ты, как Минналуш буравила меня взглядом на уроке живописи, а Морриган опять пригласила в гости. Завтра я ужинаю в Монк-хаусе. Сестры явно хотят познакомиться со мной поближе. Намного ближе, поверь. И не спрашивай почему.

— Ты довольно милый, — вдруг улыбнулась Фрэнки.

— Но не настолько.

— Согласна. Кроме того, сестры могут заполучить любого мужчину, которого пожелают.

Фрэнки нахмурилась и взъерошила свои короткие волосы, отчего они ореолом распушились вокруг головы, и она стана похожа на растрепанного эльфа. Габриель хорошо помнил эту ее привычку. Когда они были вместе, он всегда обнимал ее и приглаживал волосы. Теперь, наверное, этот жест показался бы ей неуместным.

С лица Фрэнки не сходило изумление.

— Представить себе не могу, что одна из сестер — дальновидящая. Невероятно!

— И мне верится с трудом.

Фрэнки охнула и приложила ладонь к губам.

— Ты понимаешь, что это означает? Она раскусила, что ты тоже дальновидящий. Уже хотя бы по тому, что ты заблокирован ее попытку войти в твой разум.

— Ты права, но не забывай, она-то думает, что осталась инкогнито. Она просто решит, что я почувствовал вход и инстинктивно заблокировался.

— Строго говоря, ты не знаешь, кто это был, Минналуш или Морриган.

— Либо та, либо другая, уж в этом можно не сомневаться. Я почувствовал ее жгучее любопытство и… высокомерие.

— А-а, встреча родственных душ.

— Ты о чем?

— Давай называть вещи своими именами, Габриель. Ты не самый большой скромняга в мире и всегда считал, что тебе нет равных. Ты же был мистером Супердальновидящим, слишком талантливым, чтобы работать в команде. Понимал ты это или нет, но в «Глазе бури» твое чванство нравилось далеко не всем.

— Ну, стало быть, они изрядно повеселились, когда я спекся.

Между ними вновь повисла тишина, на этот раз напряженная.

Наконец Фрэнки махнула рукой, словно отгоняя тему:

— Ладно, что толку ворошить прошлое. — Она в который раз взглянула на золоченые бронзовые часы. — Черт, опаздываю. Извини, я в душ и убегаю.

Габриель поднялся.

— Сколько ты пробудешь в отъезде?

— Четыре дня. После консультации у врача мы с Уильямом летим в Париж по делам. Я могла бы вернуться домой, но не хочу оставлять его, сам понимаешь.

— Конечно.

— Будь на связи, договорились? Номер моего мобильного у тебя есть. Сообщи, как пройдет завтрашний ужин.

— Хорошо.

Фрэнки повернулась к двери, но Габриель накрыл ее ладонь своей.

— Ты сказала мужу, что я все-таки взялся за расследование?

— Н-нет, — замялась Фрэнки.

— Почему? Это ведь его желание.

— Да… Я собиралась ему сказать, но прежде хотела убедиться, что ты не пойдешь на попятный. Я решила, не стоит подавать напрасных надежд, чтобы затем опять разочаровать Уильяма. Поначалу ты не проявлял особого интереса, и я беспокоилась, что через какое-то время ты бросишь дело.

— По-твоему, я такой ненадежный человек? — не сумел сдержать горечи Габриель.

— Я поговорю с ним сегодня, — вздохнула Фрэнки.

— Поговори.

— А ты? Чем намерен заняться?

— Поеду к Исидору. Думаю, разгадка того, что случилось с Робби, находится в компьютерах сестер. Помнишь два файла, защищенных паролями?

— Да, — кивнула Фрэнки, — дневник и «Ключ Прометея».

— Точно. Нужно выяснить их содержимое. То, что это единственные файлы, к которым закрыт доступ, уже много значит. Исидор пишет специальный вирус, чтобы взломать систему. Сегодня мы его запустим.

— Желаю успеха.

— Тебе тоже.

Фрэнки улыбнулась, но в ее улыбке сквозила печаль, не оставившая Габриеля равнодушным. Каково это — жить с умирающим человеком? Не иметь возможности строить планы… Фрэнки держалась мужественно. Иного он от нее и не ожидал.

— Даже если с новым доктором все сложится удачно, Уильям все равно не выздоровеет. Просто сможет прожить немного дольше.

— Это уже замечательно. — Габриель обнял Фрэнки. — Иди ко мне.

На мгновение она расслабилась и склонила голову ему на плечо. Ощущение оказалось до боли знакомым. Он часто держал ее вот так. Они хорошо подходили друг другу — Фрэнки была ниже ростом, и ее макушка едва доставала Габриелю до подбородка.

Он обвил рукой ее талию и на долю секунды представил, что сейчас она прижмется к нему…

— Спасибо. — Она резко отстранилась. — Меня можно не утешать.

— Фрэнки…

— Тебе пора, — с каменным лицом произнесла она.

У нее на шее заметно пульсировала жилка.

Габриелем овладело уныние. Черт возьми, что он творит?

Пытается флиртовать с замужней женщиной, у которой умирает муж? Браво, Габриель Блэкстоун. Но что он мог с собой поделать? Фрэнки была в его объятиях, такая теплая, нежная. За последние дни он неоднократно ловил себя на мысли о том, что думает о ней чаще, чем хотелось бы. Однажды он принялся машинально рисовать на салфетке, а когда осознанно посмотрел на свой рисунок, обнаружил, что на листке сплошь сердца, пробитые стрелой, и вензеля из сплетенных инициалов. Как трогательно.

Габриель устало взглянул на Фрэнки.

— Будь осторожен, — вдруг сказала она, и эти слова его удивили. — Пожалуйста, пообещай, что будешь осторожен.

Она переживает за него? Габриель вдруг почувствовал себя гораздо лучше.

— Не волнуйся. — Он расплылся в улыбке. — Я справлюсь. Не забывай, я мистер Супердальновидящий.

— Не будь чересчур самонадеян, — предостерегла Фрэнки. — И не дай сестрам тебя соблазнить. Они опасны. Держи ухо востро, обещаешь?

Он послал ей воздушный поцелуй.

— Обещаю.

* * *

Когда Габриель пришел к Исидору, тот пересматривал старый эпизод сериала «CSI: Место преступления».

— Старик, эта Кэтрин Уиллоуз — горячая штучка. — Исидор мотнул головой в сторону экрана. — Обожаю сильных, зрелых, сексуальных женщин.

— Все сильные, зрелые, сексуальные женщины безумно этому рады, — ухмыльнулся Габриель.

Исидор в шутливом отчаянии воздел руки.

— О нет, только не это. Мы сегодня игриво настроены?

— Не волнуйся, сейчас я опять приму свой обычный угрюмый вид, — успокоил приятеля Габриель и огляделся по сторонам.

С его последнего посещения к беспорядку на столе Исидора прибавилось еще несколько пустых коробок из-под китайской еды, заляпанных жирными пятнами красного и оранжевого цвета. Потрепанный тоненький экземпляр «Тайных размышлений» Филипа Дика служил подставкой для наполовину опорожненной кружки кофе с завитком пожелтевших сливок. Каким образом Исидор ухитрялся работать в таком хаосе, оставалось загадкой.

Габриель взглянул на товарища, который по-прежнему не сводил с экрана влюбленного взора.

— Надеюсь, ты не целый день пялился в ящик, — строго сказал он. — Я плачу тебе не за то, чтобы ты предавался сексуальным фантазиям. Мне нужно взломать компьютеры в Монк-хаусе. За работу, живо.

Исидор шумно вздохнул и, щелкнув пультом, выключил телевизор. Вскинув длинные ноги, он убрал их с кофейного столика и отвесил Габриелю притворно-раболепный поклон.

— Не волнуйся, о великий из великих, твой верный слуга все исполнил. Обрати сюда свои очи.

Исидор принялся набирать что-то на клавиатуре, и Габриель, как всегда, восхитился скоростью и мастерством приятеля в работе с компьютером. Настоящие хакеры напоминали ему волшебников. Каждый был способен забраться в такие глубины искусственного интеллекта, что компьютер словно бы начинал реагировать на мысли своего хозяина, отчего связь между человеком и машиной превращалась из механической в телепатическую.

Исидор откинулся на спинку вращающегося стула.

— Смотри, я состряпал изящный троян, но ты говорил, что сестры пользуются антивирусником Касперского, а это уже хуже. «АВК» — отличная программа, скажу я тебе, с лету обезвреживает почти всех троянцев.

— У сказочки должен быть счастливый конец.

— Разумеется. Мой гений несгибаем перед лицом трудностей. Я придумал одну чертовски умную программку, которая напрочь вырубит «АВК». Я назвал ее «Давид».

— В смысле, Давид против Голиафа? Очень оригинально.

— Ты просто завидуешь, — снисходительно улыбнулся Исидор.

— Ну а если сестры обнаружат, что антивирусник не работает? Они сразу насторожатся, а я не хочу, чтобы у них возникли хоть малейшие подозрения.

— Ты опять меня недооценил. У моего «Давида» есть одна замечательная фишка: как только он убьет «АВК», так сразу же добавит в панель задач фальшивую иконку, и все будут думать, что антивирусная программа начеку. Я ли не молодец?

Габриель не мог с этим не согласиться.

— Ну вот, — продолжил Исидор, — свою часть задачи я выполнил, теперь дело за тобой. Как ты планируешь подослать нашего трояна? Если у этих дамочек хватило ума поставить на компьютеры «АВК», думаю, они не так наивны, чтобы открыть вложение от неизвестного адресата.

— Мы забросим наживку. Я написал письмо от имени человека, желающего продать очень редкую маску конголезского племени макиши. Минналуш обязательно заинтересуется, а вместе с письмом ей придется открыть фотографию маски. Вот увидишь, она клюнет.

— А потом? Если она захочет купить маску?

— Элементарно. Мы отправим ей второе письмо, где напишем, что она, к сожалению, опоздала и маска уже продана. Такое случается сплошь и рядом. У нее и сомнений не возникнет.

— Где ты взял фотографию?

— В старом каталоге музея Виктории и Альберта.

— Умно, — веско кивнул Исидор. — Я тобой горжусь. Ладно, дневник, считай, уже открыли, скоро прочтешь его от корки до корки. Второй файл взломать куда сложнее.

— Ты про «Ключ Прометея»?

— Угу. Поскольку в данном случае машина не имеет выхода в Интернет, для считывания всей информации тебе лично придется установить железку — ки-логгер. Прости, старик, но другого выхода нет.

Габриель вздохнул. С ки-логгерами, или клавиатурными шпионами, всегда много возни. Единственный способ установить такое устройство — добраться до самого компьютера. Остается лишь надеяться, что завтра, во время ужина в доме сестер он сумеет улучить минутку, когда в комнате никого не будет, и поставить эту чертову железку.

— Не кисни, — бодро произнес Исидор. — И скажи спасибо, что не надо ковыряться с громоздкой программой. Я как следует постарался и нашел для тебя потрясающий ки-логгер. Штучка сделана на заказ, старик, шик-блеск. В магазине такую не купишь. Мне повезло: парень, у которого я ее взял на время, — мой товарищ по «Смертельному сиянию» и кое-что мне должен. — Он протянул Габриелю квадратную коробочку. — Держи. Смотри не потеряй, если не хочешь, чтобы мой дружок Аарон навестил тебя.

— Спасибо. — Габриель аккуратно положил коробочку в карман куртки. — Завтра вечером воспользуюсь.

— Ну а как движется дело? — полюбопытствовал Исидор. — Нащупал ниточки?

На его лице был написан неподдельный интерес.

Рассказать про вчерашний «скачок» или нет? Обычно Габриель не любил обсуждать тему дистанционного видения с теми, кто не обладал такой способностью, — скептицизм и невежество слушателей очень утомляли его. Но Исидор при всех своих странностях был далеко не глупцом.

Он выслушал Габриеля с похвальным вниманием, но сразу по окончании рассказа громко присвистнул.

— Ну знаешь, старик, это… Это… — Так и не найдя подходящего слова, Исидор сдался. — До сих пор не могу поверить, что ты вот так запросто залезаешь в мысли покойника. Страшновато, наверное?

— При чем тут покойники? В тот момент Роберт Уиттингтон был еще жив, а поскольку его мысли до сих пор составляют часть пси-пространства, то есть поля сознания, я могу выйти в «скачок» и считать их.

Исидор понимающе кивнул.

Теперь я тоже все знаю про пси-пространство. Я не говорил тебе, что взломал сайт мэрилендского университета Колледж-парк и покопался в военной базе данных? Эти ребята много писали о пси-пространстве в тот период, когда правительство Штатов финансировало проект «Звездные врата». Круто, ничего не скажешь.

Габриель бросил на друга предостерегающий взгляд.

— Ты играешь с огнем. Тебя похоронят заживо, если поймают. Закон «Патриот США» пока никто не отменял.

— Брось. Поймать меня? Я же призрак. Им ни за что меня не вычислить. И вообще, что тут опасного, если мне известна теория пси-пространства? Насколько я понимаю, это своеобразная среда, в которой накапливается информация. Грубо говоря, данные человеческого разума записываются и хранятся в некоем компьютере, а дальновидящие имеют к нему доступ, так как знают пароль.

Габриель не сдержал улыбки. Ну конечно, Исидор немедленно провел аналогию с компьютерами.

— Меня интересует только, всегда ли этот пароль срабатывает. Я имею в виду, выходе «скачок» всегда бывает удачным?

Габриель подумал о Фрэнки. Как она назвала его — мистер Супердальновидящий? Но даже мистер Супердальновидящий не застрахован от провала. С катастрофическими последствиями…

Он поднял глаза. Исидор выжидающе смотрел на него.

— В большей или меньшей степени. — Габриель пожал плечами. — Это не поддается точному описанию. Как правило, ощущения, которые я испытываю, довольно смутные, а иногда настолько разрозненные, что из них нельзя извлечь пользы.

— А когда ты переместился в сознание Робби, ощущения были яркими?

— Да, но совершенно бессмысленными. То, что парень пережил перед смертью, просто нереально. Он прошел через дом, в котором миллион дверей. Как такое возможно? Обычно образы в «скачке» стертые, отрывочные, размытые, а здесь я будто смотрел кинопленку и все равно не могу разобраться в этой чертовщине.

— Может, Уиттингтон накачался наркотиками?

— Фрэнки предположила то же самое, но я не согласен.

— Хорошо, а во втором сеансе, когда ты прочесывал мысли женщины с вороном? Точнее, она прочесывала твои мысли. — Исидор улыбнулся. — «Женщина с вороном на плече», прямо как в «Подземельях и драконах», старик. Аж дух захватывает.

Габриель с досадой передернул плечами.

— Я отнюдь не в восторге, что убийца Роберта обладает даром дистанционного видения.

— Ага, и тем самым лишает тебя преимущества. — Исидор изобразил позу гладиатора. — Дуэль дальновидящих, разум против разума.

— Это не компьютерная игра, — разозлился Габриель. Стоило ли ради этого все выкладывать… Ему следовало помнить, что для Исидора границы между физической и виртуальной реальностью весьма условны. События в мире «Смертельного сияния» имели для Исидора такую же значимость, как и явления, с которыми он ежедневно сталкивался в материальном мире, а иногда были и поважнее. — В любом случае, я не могу сидеть у тебя целый день. — Габриель поднялся. — Попозже сброшу тебе по электронке письмо для Минналуш с фотографией маски. Вкрути в него «Давида» и отправь ей. Отзвонись, как только она откроет вложение. Очень хочу знать, что же в том дневнике.

— Договорились. Мне и самому интересно. Дневник одной из этих сестричек, должно быть, занятнейшее чтиво. Разумеется, — целомудренно опустил взгляд Исидор, — мной движет одно лишь желание выяснить, что случилось с беднягой Робертом. — В дверях он почему-то посерьезнел: — Поосторожней, старик.

Габриель удивленно посмотрел на приятеля.

— Вы с Фрэнки сговорились? Ее еще можно понять, но ты-то чего переживаешь? На самом деле волнуешься за меня? Глубоко тронут.

— Я серьезно, Гейб. Эта женщина — убийца и захочет опять залезть тебе в голову. Будь настороже. Ты сможешь уловить, когда она попытается тебя просканировать?

— Конечно. Я сразу ее почувствую.

Габриель мрачновато усмехнулся.

В этом плане «Глаз бури» дал ему более чем достаточную тренировку. По настоянию Александра Маллинза все участники группы обязательно сканировали друг друга. Эту часть подготовки Габриель, мягко говоря, не любил. Позволить кому-либо прогуливаться в твоем сознании — неприятная штука. Как только другой дальновидящий проникал в его разум, по коже Габриеля начинали бегать мурашки, он обливался потом, испытывая непреодолимое желание поставить блокировку.

Во время подобных упражнений он твердо усвоил одно: каждый дальновидящий имеет свой «почерк». Габриель безошибочно определял, кто пытается прощупать его разум. След, который оставляет «визитер» в сознании реципиента, — бесформенный, бесцветный, но при этом уникальный. Как ни странно, Габриель всегда ассоциировал его с обонятельными образами. Аромат Фрэнки напоминал ему запах сосновых иголок и морского бриза. Когда она входила в его сознание, он ощущал свежесть. У женщины, вломившейся в его разум вчера вечером, совсем другая «сигнатура»: мускус и красный жасмин. Очень мощный запах.

В глазах Исидора читалась тревога.

— Не беспокойся, — успокоил его Габриель. — Если она снова попытается прощупать меня, я сразу ее узнаю и заблокируют.

— Ты точно сможешь?

— Сто процентов, — энергично закивал Габриель и прищелкнул пальцами. — Не парься.

Назад: ГЛАВА 4

Дальше: ГЛАВА 12