Глава 15

Сложенный из поблескивающего на солнце известняка особняк президента выглядел весьма впечатляюще в своем классическом архитектурном убранстве, хотя строительство его еще вовсю продолжалось и половина помещений пустовала. К украшенному колоннадой крыльцу этого большого двухэтажного здания, наглядно отражающего демократию с легким налетом республиканского несовершенства, вела вымощенная досками дорожка, которая высилась подобно подъемному мосту над грязной и усыпанной опилками лужайкой. С северной стороны, откуда мы и подошли, особняк вмещал два ряда из десяти больших окон в каждом крыле — держу пари, что летом за ними будет адское пекло, — причем нижний ряд прикрывали причудливые узкие карнизы, похожие на нависающие брови. Филенчатые входные двери приятно поразили меня, ожидавшего огромных бронзовых врат, нормальными человеческими размерами, а когда мы потянули шнурок звонка, то скромную дубовую дверь открыл не швейцар, а секретарь в незатейливом деловом костюме. Это был крепкий молодой парень с волевым подбородком, выдающимся носом и тонкими губами, в его настороженном взгляде, скользнувшем по колоннаде, мелькнуло явное удивление при виде столь величественного окружения. Его волосы были аккуратно подстрижены по римской моде, которую я и сам теперь предпочитал, а на ногах красовались яркие и мягкие мокасины.

— Привет вам, — сказал он с фронтирским выговором, пропуская нас в вестибюль. — Меня зовут Мериветер Льюис. Я приехал всего несколько дней назад из форта Детройт и еще не освоился. В этом дворце такое звучное эхо. Пойдемте, пойдемте! Президент Джефферсон ждет вас.

В лишенном пока мебели и картин вестибюле потолки возносились на высоту восемнадцати футов. Как и в Капитолии, здесь еще пахло краской. Маячившая перед нами филенчатая дверь вела в довольно изящное, но пустое овальное помещение, за окнами которого поблескивали воды Потомака. Льюис провел нас направо по лестнице, поднимавшейся, по моим предположениям, в личные апартаменты президента, и мы оказались в более скромной комнате с диваном и приставным инструментальным столиком.

— Я доложу, что вы прибыли, — сказал секретарь, удаляясь к очередной двери своеобразной егерской походкой, выдававшей его опыт военной службы в диких западных краях.

— Ваш президент, похоже, не склонен обременять себя мебелью, — оглядевшись, сказал Магнус.

— Джефферсон ведь въехал сюда совсем недавно, да и Адамс успел прожить здесь всего несколько месяцев. Сложно с ходу решить, какой именно стиль подходит республике. Кроме того, он ведь овдовел почти двадцать лет тому назад.

— Должно быть, его шаги громыхают в этих залах, как дробина в роговой пороховнице.

Вдруг мы услышали птичью трель.

Дверь в кабинет Джефферсона открылась, и нас пригласили войти. Эта комната в юго-западном углу здания выглядела более обитаемой. На паркете красного дерева пока не было даже ковровой дорожки, но в центре уже стоял длинный стол, покрытый зеленым сукном, и в обоих концах зала горели камины. Три внутренние стены заполняли книжные полки, карты, письменные столы, застекленные шкафчики и глобусы; а по внешней четвертой стене тянулись окна. На одной из полок лежал странно изогнутый слоновий бивень гигантских размеров. Среди других экспонатов встречались наконечники стрел, отполированные камни, черепа животных, индейские дубинки и изделия из бисера. На столах возле окон на южной стороне стояли терракотовые горшки с едва проклюнувшимися из земли ростками. Там были также стеклянные колпаки и ящики с почвой, а в одном углу расположилась птичья клетка. Ее обитатель вновь защебетал.

— Самая прекрасная музыка в природе, — сказал Джефферсон, откладывая книгу и поднимаясь из-за стола. — Маленький пересмешник вдохновляет меня во время работы.

При ближайшем рассмотрении Джефферсон показался мне более внушительным, чем на инаугурации: высокий, с крепкой нескладной фигурой и замечательной песочного цвета шевелюрой, отлично сочетавшейся с румяным лицом. Услышанная нами речь оказалась одним из его немногих публичных выступлений; из-за тонкого голоса он предпочитал общаться с помощью писем. Но в ярких глазах этого человека светился невиданный мной доселе ум. Наполеон обладал орлиным взором, Нельсон зоркостью ястреба, глаза Джеззара поражали жестокостью кобры, а пожилой Франклин поглядывал на мир как сонный филин. В глазах Джефферсона плясали живые любознательные огоньки, словно все, с кем ему доводилось встречаться, представляли для него огромный интерес. Мы не стали исключением.

— Вот уж не ожидал, что кабинет президента может походить на лабораторию натуралиста, — заметил я.

— О да, еще в Монтичелло я полюбил впускать в дом природу. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем выращивание герани. Я долго изучал архитектуру, но самые пленительные пропорции имеет природная архитектура. — Он улыбнулся и добавил: — Так это вы стали героем Морфонтена!

Я слегка поклонился.

— Ничего героического, господин президент. Я просто старался принести пользу нашему отечеству. Позвольте представить вам моего спутника из Норвегии, Магнуса Бладхаммера.

Джефферсон обменялся с нами рукопожатиями.

— Вы, Магнус, похожи на ваших могучих предков, викингов. Хотя, возможно, это как раз подходит для выполнения вашей миссии?

Американские посланники написали ему из Парижа о нашем приезде, и мы сами заранее послали письмо, объясняющее наш интерес к поиску следов древних скандинавских мореплавателей.

— Я горжусь сходством с моими предками, — заявил Магнус.

— Надеюсь не в отношении топора войны! — добродушно воскликнул наш хозяин, проявив неплохое остроумие. — Но меня восхищает ваш исследовательский пыл. Франклин мог бы гордиться вами. А вам, Гейдж, удалось так же славно потрудиться в Акре и… при Маренго? Большинство людей более постоянны в выборе союзников. Как вам удалось так лихо завоевать доверие этих противников?

— Я чертовски везуч. Но мои достижения, боюсь, бледнеют в сравнение с вашим проектом Декларации независимости. Редкий документ имеет столь одаренных создателей.

— Мы все заслуживаем восхищения, — кивнув, признал президент. — Ладно. Я талантлив в писаниях, а вы в деяниях, именно поэтому меня очень радует ваш приход. Нам нужно о многом побеседовать. Мне не терпится узнать ваши впечатления о событиях во Франции, где я тоже служил — как раз после окончания нашей революционно-освободительной войны и перед началом их революции. С тех пор произошло, бесспорно, множество потрясающих событий.

— Бонапарт подобен метеору. Но ваш взлет не менее стремителен.

— Это здание заложено в хорошем месте, но Адамс и его архитекторы действовали неразумно. Почему-то вынесли уборные на свежий воздух. Мой предшественник еще и белье там сушил. Крайне неуместно, по-моему, для главы исполнительной власти. Я не перееду сюда жить, пока не установят нормальные ватерклозеты. Необходимо внести еще множество усовершенствований, чтобы сделать этот дом достойным приема высокопоставленных гостей, но для начала мне предстоит вытянуть из Конгресса на пять тысяч долларов больше, чем они выделили. Они понятия не имеют о нынешней дороговизне. — Он окинул взглядом зал и добавил: — К тому же здесь нужен тонкий подход, дабы национальная гордость гармонично сочеталась с республиканской восприимчивостью.

— На мой взгляд, здесь маловато мебели, — с обычной для него прямотой заметил Магнус.

— Все обустроится со временем, господин Бладхаммер, как и наша новая столица и вся наша молодая страна. Но давайте отложим пока разговоры о домашнем хозяйстве. Прошу вас, добрый обед способствует интересным беседам!

Он провел нас в соседнюю столовую, где к нам присоединился и Льюис. Пока темнокожие слуги подавали суп, я мысленно повторил тщательно отредактированное описание Большой пирамиды, коим мне обычно приходилось делиться, не сомневаясь, что Джефферсона может заинтересовать мистический опыт Наполеона в этом сооружении. Далее, возможно, уместно будет упомянуть об Иерусалиме, отметить французские военные достижения, дать замечания о моих электрических опытах, оценить правительство Бонапарта и узнать кое-что об одном из вин Джефферсона…

Президент доел суп, отложил ложку и задал мне совершенно неожиданный вопрос:

— Гейдж, что вам известно о мастодонтах?

Боюсь, в моем взгляде не отразилось ни малейшего понимания.

— Мастодонтах? — повторил я, откашлявшись. — Это как-то связано с Македонией?

— Со слонами, Итан, со слонами, — подсказал Магнус.

— Американцы называют их мамонтами, хотя среди европейских ученых прижилось слово «мастодонт», — пояснил Джефферсон. — Такое название ученые дали костям доисторических слонов, обнаруженным в России и Северной Америке. В долине реки Гудзон нашли почти полный скелет, много костей также прибыло из Огайо. Современные виды слонов по сравнению с ними просто карлики. Вероятно, вы заметили бивень в моем кабинете?

— О да. Однажды Франклин упоминал о них. О шерстистых американских слонах. А вы знаете, как Ганнибал использовал слонов… — протараторил я, стараясь скрыть собственное невежество.

— Один такой мастодонт заполнил бы эту комнату до самого потолка. Должно быть, они были потрясающими созданиями, грандиозными и величавыми, с бивнями, подобными изогнутым колоннам.

— Да, вероятно. Однажды в Святой земле мне довелось столкнуться со львом…

— Чистый котенок, — сказал Джефферсон. — У меня есть клыки доисторического льва, вот они поистине ужасающего размера. По какой-то загадочной причине древние животные были гораздо крупнее современных. А возвращаясь к мастодонтам, могу заметить, что никому пока не встретился их живой экземпляр, но, с другой стороны, на мой взгляд, наши холодные, поросшие густыми лесами земли вряд ли подходят для слонов.

— Конечно, не подходят, — согласился я, сделав глоток вина. — Какой прекрасный виноградный букет. Это божоле?

Я знал, что Джефферсон считался страстным поклонником виноградных вин, и попытался перевести разговор на более безопасную и знакомую мне на практике тему.

— Но на западе, за Миссисипи, говорят, больше степных равнин, — не клюнув на мою приманку, продолжил президент. — Разве не так, Льюис?

— Так говорили мне французские трапперы, — ответил молодой офицер. — По их словам, там, на дальнем Западе, вообще не растут деревья.

— Иными словами, пустынно, как в Африке, — подхватил Джефферсон. — Там живут только индейцы с их примитивными луками и стрелами, которые, должно быть, не могли пробить даже шкуру мастодонтов. Ходят слухи, Гейдж, что на далеком западе эти громадные животные могли выжить. Возможно, там, куда пока не проникла цивилизация, такие исполинские чудища еще существуют? Знатное было бы открытие, если бы обнаружился хоть один подобный гигант, а тем более если бы удалось захватить его и доставить сюда!

— Поймать в ловушку шерстистого слона? — уточнили, прикидывая, что не готов для такой задачи.

— Или, по крайней мере, зарисовать его. — Президент отставил супницу в сторону. — Давайте поговорим о деле. — Наш радушный хозяин заметно оживился. — Возможно, вы ожидали, что я с настороженностью отнесусь к вашему предложению о поиске скандинавских предков, но, в сущности, они меня заинтересовали. В них таятся выгодные для всех нас перспективы. Я готов помочь в поисках необходимых вам артефактов, а вы можете помочь в поисках моих слонов или любых других природных диковин, которые встретятся на вашем пути. Магнус, — сказал Джефферсон, взглянув на моего спутника, — вы прибыли в Америку на поиски следов древних скандинавских изыскателей, верно?

— Точно. Я полагаю, что мои предки прибыли сюда в Средние века в надежде основать некое утопическое поселение и, возможно, оставили здесь некие важные ценности, — ответил мой спутник с воодушевлением, вызванным неожиданной встречей с новым единомышленником.

Сдерживаемый ранее моим скептицизмом, сейчас он с восторгом взирал на Джефферсона.

— Итан, поднаторевший в разгадывании древних тайн, согласился помочь мне, — продолжил он. — Наше открытие может прославить предков моего народа и, возможно, вдохновит его на борьбу за независимость от Дании. Надеюсь, из вашего очага свободы я смогу увезти домой горящий факел.

— Идеалы Америки способны заразить весь мир и посеять страх в душах любых тиранов — от степных царьков до ливанских эмиров.

— Я представляю братство Форн Сиор, преданное этой цели. Вы слышали о нем?

— Братство «Старая традиция»? Оно действительно существует? — Видимо, президент больше меня знал о сподвижниках и миссии Бладхаммера. — Хотя чему я удивляюсь? Ведь вы прибыли с Итаном, а он всегда оказывается в гуще важных событий. Мне нужно, чтобы вы, Гейдж, поискали древнего слона. Я хочу доказать, что он существует.

— Значит, вы поддерживаете план нашей экспедиции на Запад? — откашлявшись, уточнил я.

Честно говоря, я скорее надеялся, что он запретит эту затею и отошлет меня обратно в Париж.

— Какие удивительные находки, должно быть, ждут нас на тех неизведанных землях, что простираются от Миссисипи до Тихого океана! — воскликнул Джефферсон тоном мечтателя, никогда не забиравшегося в прогулках по Аппалачским горам дальше Блу-Ридж, причем, вероятно, его вылазки ограничивались территорией лагерной стоянки.

Если подобные мысли излишне циничны, то они стали посещать меня из-за тяжких испытаний последних трех лет.

— Там вам могут встретиться самые разные и потрясающие создания, — продолжал мечтать президент, — каких еще не видывали в наших зверинцах. Есть также сведения, что севернее, в верховьях Миссури, дымят огромные вулканы. Высказывались даже предположения о наличии там соляных гор. Уж я не говорю о более традиционных выгодах, которые может принести открытие континентальных водных путей для удобства передвижения и развития международной пушной торговли. Мы обнаружили тихоокеанское устье Колумбии, господа, но нам еще предстоит найти ее исток! Географы полагают, что истоки рек Колумбия и Миссури находятся близко друг от друга и устройство переправы между этими реками не составит никакого труда.

Перспектива лицезрения вулканов порадовала меня не больше, чем поиски не вписывающихся в залы мамонтов.

— Так вы хотите, чтобы мы с Магнусом отыскали эти речные истоки? — опять решил я прояснить ситуацию.

— На самом деле я надеюсь в скором будущем поручить нашему энергичному Льюису организовать исследовательскую экспедицию для составления подробной карты земли, лежащей между двумя океанами. Мой протеже, капитан Льюис, кстати выросший неподалеку от Монтичелло, еще очень молод — хотя ведь тебе уже двадцать шесть, верно? — но за последние шесть лет, служа в Первом пехотном полку, он успел дослужиться до капитана. Я полностью доверяю ему. Мне придется еще, однако, убедить Конгресс в необходимости финансирования такой экспедиции. Вдобавок есть еще небольшие сложности с границами и имперскими колониями. Надо будет договориться с испанцами.

— На самом деле, сэр, теперь уже с французами, — вставил я, подумав, что наконец-то могу вознаградить хозяина за выставленное угощение.

— Значит, слухи все-таки не обманывали! — просияв, воскликнул Джефферсон. — Какое благоприятное начало для моего президентства.

— Согласно сообщению министра иностранных дел Талейрана, на следующий день после Морфонтенского соглашения был подписан тайный договор о передаче территории Луизианы обратно Франции, — подтвердил я. — Французы поручили мне поставить вас в известность. Благодаря этому Наполеон Бонапарт приобретает в Америке владения, не менее обширные, чем наши собственные Соединенные Штаты, только он пока не знает толком, что ему делать с ними. Мне надлежит доложить в Париже о том, какова обстановка в Луизиане.

— И доложить также мне, — подхватил Джефферсон. — Мы не менее сообразительны, чем Наполеон. Вы, Итан Гейдж, являетесь мостом между народами. Вы можете одновременно служить и Бонапарту, и мне. А как вы находите, мы с ним похожи?

— В плане любознательности — безусловно, — заверил я. — Первый консул рассчитывает на установление дружественных границ на берегах Миссисипи и легкий доступ в Америку с моря через Новый Орлеан.

— Я рад слышать об установлении дружественных отношений. Мы оказались на пороге войны с Испанией. И однако мне представляется, что западным территориям за Миссисипи следовало бы принадлежать Соединенным Штатам, а не европейским державам. Если Россия сумела выйти к Тихому океану, то и мы тоже сможем. Представьте себе, Итан, наше объединенное государство, раскинувшееся от Атлантики до Тихоокеанского побережья!

Значит, вот что главнее мастодонтов.

— А как справятся Соединенные Штаты с такими громадными территориями?

— Признаю, это трудно представить, — сказал Джефферсон, глянув в выходящие на запад окна. — По моим расчетам, для нормального освоения земель между Аппалачами и Миссисипи может потребоваться уйма времени. Однако численность нашего народа быстро растет. Население уже перевалило за пять миллионов человек, а это треть Британии и пятая часть Франции. Очень скоро мы превзойдем эти страны. Именно это вы, Гейдж, постарайтесь внушить Наполеону. Даже обычные демографические данные наводят на мысль о гегемонии на этом континенте американского народа. Не стоит искушать его мыслями об Американской империи!

— Французам пока хватает хлопот с англичанами. Талейран просил меня разведать их планы и выяснить возможности союза с индейцами.

— Да, все плетут интриги, мечтая заполучить Луизиану. Расскажите мне, что за человек Бонапарт?

Я помедлил, задумавшись.

— Выдающийся. Могущественный. И безусловно, амбициозный. Он воспринимает жизнь как борьбу и готов воевать с целым миром. Но он также бывает идеалистичен, практичен, порой сентиментален, он сильно привязан к семье и имеет странные представления о человеческой натуре. Его беспокоит завоевание своего особого места в истории. Он так же тверд и многогранен, как бриллиант, господин президент. Он руководствуется логикой и разумом, и с ним обычно можно договориться.

— Но, видимо, с ним нелегко вести переговоры?

— О да. Он редкостный индивидуум: всегда знает, чего хочет.

— И чего же?

— Славы. И личной безграничной власти.

— Мечта древних тиранов. А вот я хочу сделать людей счастливыми, но их счастье, по-моему, должно основываться на независимости и уверенности в собственных силах. Верно, Льюис?

— Так вы говорили мне, — с улыбкой ответил офицер.

— Земля принесет людям радость, — наставительно продолжил Джефферсон. — Независимый мелкий землевладелец является счастливейшим из людей… Именно необходимость освоения новых земель оправдывает нужду в расширении территории нашей страны. Для нормального осуществления демократии, Гейдж, люди должны стать фермерами. Если греки и римляне и научили нас чему-то, то как минимум этому закону. Как только мы сгрудимся в городах, то опять станем мелочными невольниками и американский эксперимент закончится крахом. Земля, земля — вот ключевая проблема, верно, Льюис? Земля!

— На западе в ней нет недостатка, — заметил секретарь. — Хотя, конечно, ее занимают индейцы.

— Итак, теперь у нас есть норвежский путешественник, Магнус Бладхаммер, который хочет исследовать ее. Индейцы, медведи, волки — никто не устрашит вас, верно, Магнус? Ради какого же пленительного открытия вы готовы пойти на такой риск?

— Фактически такой же американский эксперимент начали и норвежцы, — сказал мой спутник. — Наши предки первыми пытались найти здесь спасительный приют.

— Неужели вы действительно полагаете, что раньше всех открыли этот континент именно викинги?

— Скорее не викинги, а скандинавы. Существует свидетельство того, что они побывали здесь в четырнадцатом веке, почти на полтора столетия раньше Колумба.

— Какое свидетельство?

Магнус отставил в сторону фарфоровую чашу и достал из цилиндрического контейнера карту. И вновь я задумался о том, что же может храниться в нижней части этого чехла.

— Вы сразу поймете, какова важность данного свидетельства, — сказал он, разворачивая пергамент. — Сей документ, обнаруженный в рыцарской гробнице средневековой церкви, несомненно, создан в шестидесятые годы тринадцатого века. Разве изображенная здесь береговая линия может быть простым совпадением?

Джефферсон, встав со стула, пристально взглянул на карту.

— Клянусь душой Меркатора, это похоже на Гудзонов залив.

Обойдя вокруг стола, Льюис тоже ознакомился с древним документом.

— Поразительно, если это правда, — кивнув, заметил он.

— Конечно, правда, — заверил его Магнус.

Мои мысли захватило упоминание президента об индейцах, медведях и волках. Однако ожидаемых мной насмешек не последовало — напротив, трое моих сотрапезников уже сформировали крепкий триумвират.

— Меня лично удивило ваше спокойствие, — заметил я.

— Почему? — спросил Льюис.

— Потому что, возможно, перед вами самая потрясающая находка за всю человеческую историю. Скандинавы опередили Колумба? И вы этому верите?

Джефферсон и Льюис переглянулись.

— До меня доходили такие разговоры… — задумчиво произнес Льюис.

— Какие разговоры? О саблезубых тиграх размером со слонов?

— О голубоглазых индейцах, господин Гейдж, — пояснил Джефферсон. — Пьер Готье де Варенн, сэр де ла Верандри, сообщил о них, когда исследовал низовья Миссури в тысяча семьсот тридцать третьем году. Он столкнулся с племенем манданов, которое жило общинами, напоминающими европейские северные поселения Средних веков. Сухие рвы, частоколы, деревянные дома. Они занимались земледелием, а не скитались, как индейцы. И некоторые из них были, как ни странно, блондинами, а их вожди обросли смешными бородами. Никто здесь не слышал о бородатых индейцах.

— Есть также одна древняя легенда о том, что принц Мэдок из Уэльса вышел из Британии на запад в тысяча сто семидесятом году на десяти кораблях, да так и не вернулся, — сообщил Льюис. — Слова «манданы» и «Мэдок» довольно созвучны, чтобы навести на мысль о том, что в той легенде есть доля правды.

— Погодите. Вы что, полагаете, что и валлийцы достигли центра Америки?

— Всевозможно, — пожал плечами Джефферсон. — Миссисипи и Миссури, или река Святого Лаврентия и Великие озера, или реки Нельсон и Ред-Ривер, впадающие в Гудзонов залив, — по этим водным путям первые исследователи могли попасть в те обширные земли центральной части нашего континента, где обитают манданы.

— Я сам видел светлоглазых индейцев племени каскаския в землях Иллинойса, — сказал Льюис. — Генерал Джордж Роджерс Кларк сообщал то же самое. Каково же их происхождение?

— Господин президент, я полагаю, что бывших руководителей вашей страны также не слишком бы удивила моя информация, — вмешался Магнус. — Насколько мне известно, многие, подобно Вашингтону или Франклину, разделяют взгляды франкмасонов…

— Да. Но я не отношусь к ним, Бладхаммер.

— И все-таки если эти великие деятели были вашими друзьями, то вы знали о связях масонов с гонимыми тамплиерами, — упорно гнул он свою линию.

Я мысленно застонал. Мы вот-вот могли потерять какое бы то ни было доверие.

— Есть вероятность того, что тамплиеры бежали в Америку… — продолжил Магнус. — И придумали некий утопический план, который воссоздали даже здесь, в вашей новой столице. Во всех этих грандиозных и величественных зданиях и проспектах нового государства. И план городских улиц образует интересные фигуры знакомой всем священной восточной геометрии.

— Просто современная планировка, — с настороженным видом возразил президент.

— Ничего подобного. Создание Соединенных Штатов, я уверен, подчинено высшей цели. Тайной цели. На мой взгляд, она заключалась в стремлении воссоздать давно утраченный золотой век, эпоху богов и магов.

— Но что привело вас к такому выводу?

— Во-первых, сам этот город. Дата его основания, ритуал установки краеугольных камней, его размеры. И во-вторых, вот это. — Он указал на символ молота на его карте.

— А что это, Магнус?

— Это символическое изображение молота бога Тора.

— И вы надеетесь найти Тора в Америке?

— Не Тора, а его наследство.

Я опасался, что Джефферсон отправит нас в сумасшедший дом, но его умные глаза полыхнули не порадовавшим меня пониманием.

— Его наследство? Как интересно. Что ж, я сам изучал прошлое, у меня подобралась обширная историческая библиотека. Я прочел много трудов, рассказывающих не только о вашем Форн Сиоре. Мы не знаем, что находится за нашими нынешними границами, как не ведаем и кто обитал там. Бледнолицые индейцы? Доисторические чудовища? Ходят разговоры и о необычайных, не известных в Европе природных явлениях. Индейские знахари и шаманы предостерегают от злых духов. Я ни в чем не уверен, господа. Но мне крайне интересно. Крайне интересно.

Магнус промолчал. А я тем временем осознавал, почему мне так не хотелось покидать Нью-Йорк. Злые духи?

— Возможно, туда и добрались валлийцы, — сказал Джефферсон. — И у вас двоих есть отличный шанс подтвердить то, что де Варенн не преувеличил значение своих открытий. Ведь можно допустить, что неведомое нам древнее поселение здешних валлийцев или скандинавов смешалось с коренным населением и продолжает существовать как смешанное племя, обитающее в обнесенных стенами деревнях где-то в верховьях Миссури? Вдобавок существуют гипотезы, что какие-то из потерянных колен Израилевых могли тем или иным образом добраться до Америки и стать предками американских индейцев. Есть также и легенды о том, что побежденные римлянами карфагеняне пересекли Атлантику, спасаясь от уничтожения в их родном городе.

— Верно! — подхватил Магнус и кивнул мне.

— Платон писал об утраченной Атлантиде, а астроном Корли размышлял о том, где она могла находиться. У индейцев есть поговорка, что табак растет там, где с небес упали волосы огненного бога. Что, если потомки царя Давида или Ганнибала скитались как раз по тем западным пустыням? Все эти сообщества могли забыть об исходном происхождении. Но если это может быть доказано, то игра стоит свеч.

— В каком смысле? — спросил я.

— Европейские колонии в Новом Свете основаны, в частности, на претензиях первооткрывателей, — пояснил Льюис. — Если окажется, что первыми прибыли из Европы представители совсем других стран, то это подорвет законность притязаний на земельные владения британцев, французов и испанцев.

— Что, в свою очередь, увеличит шансы Соединенных Штатов на утверждение своих прав или приобретение новых территорий, — добавил Джефферсон. — Растущее население дает нам возможность захвата дополнительных земель, но это может привести к нежелательным войнам. Предпочтительнее продажа, а ее будет легче осуществить, если права владельцев поставлены под сомнение. Если первыми здесь побывали скандинавы, то это может потрясти мировую политику. Главное — выяснить, каково истинное положение дел, и в идеале нам лучше узнать это раньше французов, испанцев или англичан. Вот, господа, почему вы вправе рассчитывать на мою поддержку вашей исследовательской экспедиции… Впрочем, если вы оправдаете мое доверие. Я надеюсь, Итан, что на первом месте у вас преданность своей родине?

— Безусловно.

На самом деле на первом месте у меня стояло самосохранение, но оно, видимо, завершало список человеческих приоритетов.

— Ваши исследования, я надеюсь, обеспечат нас сведениями, на основе которых продолжит разведку капитан Льюис, если мне удастся убедить Конгресс в необходимости субсидирования более основательной экспедиции.

— И насколько масштабным может стать такое предприятие?

— Хотелось бы снарядить команду, человек двадцать или сорок, обеспечив их несколькими тоннами научного и бытового снаряжения.

— Впечатляюще. А много ли людей отправятся в поход со мной?

— Пожалуй, на мой взгляд, хватит и одного. Магнуса Бладхаммера.

Норвежец ослепительно улыбнулся.

— Только одного?

— Мне нужно, чтобы вы двое быстро и не привлекая внимания провели предварительную разведку.

— А каково будет обеспечение нашего похода?

— Я готов предоставить вам сотню долларов и рекомендательное письмо к недавно завоеванным нами фортам Детройт и Мичилимакинак, где вы сможете получить защитный эскорт. Я полагаю, что до Великих озер вы доберетесь водными путями, а дальше будете действовать по обстоятельствам. Если удача будет вам сопутствовать, то вы завершите ваши изыскания за один сезон, вернетесь к нам с докладом, и тогда мы откорректируем наши планы относительно экспедиции Льюиса и договора с Наполеоном. Если вы вернетесь живыми…

— Я надеялся на более существенную помощь, — проворчал я, сделав изрядный глоток вина.

— Я только что вступил в должность, к тому же Адамс оставил дела в полной неразберихе. Пока это самое большое, на что способна наша Америка. К счастью, Гейдж, вы патриот!

— Имеется в виду, что все найденные вами в нашей земле ценности будут принадлежать Соединенным Штатам, — добавил Льюис.

— Нет, если мы найдем их за границами вашего государства, — возразил Магнус. — И если скандинавы зашли дальше, чем ступала до сих пор нога хоть одного американца. То есть, возможно, господа, мы сделаем находки в норвежских владениях…

Последние слова Магнус произнес с поистине удивительной многозначительностью.

Джефферсон улыбнулся. Магнус попался на удочку.

— Значит, вы полагаете, что ваши ценные и даже бесценные находки явятся неоспоримым доказательством средневековых норвежских изысканий?

— Да, а такие артефакты по праву принадлежат мне и моей стране. И конечно, Итану. Я неправильно выразился, Гейдж?

— Там могут встретиться лишь проржавевшие безделицы, — поспешно уточнил я. — Древние наконечники копий. Или потерянные старые монеты да погнутые гвозди.

Не стоило упоминать о магических молотах, за которые могли потребовать царский выкуп.

— Надеюсь, я поддерживаю исследователя, а не охотника за сокровищами, Гейдж.

Я изобразил легкое негодование.

— Мне казалось, что мы заслужили ваше доверие. Сохранив тайну, я доставил вам сообщение о франко-испанском договоре в Луизиане. Магнус только что показал бесценную карту. Мы доверились вам, господин президент, и лишь просим в ответ вашего доверия.

— Хорошо сказано. Мы все партнеры, господа, в одной из величайших исторических авантюр. Итак, я предоставлю вам полномочия. Вашими противниками могут быть лишь канадские британцы, луизианские испанцы и французы, ну и еще ужасающе дикие края, исполинские животные и враждебные индейские племена. Но ведь со всем этим вы уже сталкивались и прежде?

— На самом деле, я думаю, нам понадобится пара сотен долларов.

— Вернитесь живыми с полезными сведениями, и я заплачу вам еще три сотни. Но для начала вам придется обойтись только сотней. Я уверен, что меткие стрелки вроде вас сумеют раздобыть себе пропитание.

Мы вышли на улицу уже в сумерках, в голове моей кружились мысли о лохматых слонах, затаившихся индейцах, злых духах, солевых горах, отягченные обычными сомнениями в состоянии моих финансов. Что ж, я опять попался на крючок.

— Ты нашел себе собрата-мечтателя, Магнус, — заметил я, когда мы, стоя перед особняком президента, смотрели на горящие за его окнами свечи. — Я ожидал от него большего скептицизма.

— Итан, Джефферсон хочет использовать нас так же, как Бонапарт. И так же, как мы хотим использовать их! В общем, мы посмотрим на пресловутую Луизиану и позволим им подраться за нее, если они пожелают, — произнес он чрезвычайно деловым тоном, совершенно не похожим на восторженный голос столь привычного мне норвежского мечтателя. — Что до нас с тобой, если мы найдем молот Тора, у нас будет шанс изменить весь этот мир!

Его глаз полыхнул в сумерках таинственным огнем.

— Изменить мир… — уныло повторил я, думая, что мы всего лишь хотим извлечь из этого мира выгоду.

— Преобразовать его. Ты даже не представляешь, что тут поставлено на кон.

— Что преобразовать-то?

Он похлопал по чехлу с картой.

— Человеческую сущность.

И я в очередной раз задумался, кто же, в сущности, такой мой новый напарник.