Боллинген, Швейцария

12.40

Дорога вдоль озера, безлюдная и продуваемая всеми ветрами, привела Кори Кэссиди и Эдгара Вёрма в сонную швейцарскую деревеньку под названием Боллинген. Расположившаяся у северного мелководного окончания озера Цюрих, она состояла из нескольких разбросанных поодаль друг от друга строений, фермерских домов, в центре возвышалась белая церковь. Пока их перечно-красный мини «Купер» проезжал по улицам, Кори не видела света ни в одном из домов. Затем они резко свернули, проехали под железнодорожным мостом и приблизились к небольшому парку с игровой площадкой.

GPS-навигатор направил их по узкой длинной дороге. Вымощенная булыжником, затем гравием, она тянулась параллельно железнодорожным путям. Добравшись до конца улицы, они очутились на автостоянке с навесом, где и остановились. Вёрм прихватил с собой рюкзак с припасами и оборудованием, который нашел в одном из отсеков самолета. Кругом глухой лес, в нем царит тишина, навевает спокойствие и одновременно нагоняет ужас. Они перебрались через невысокую проволочную изгородь, углубились в чащу и двинулись на юг. Колючки кустарника цепляли одежду.

А вверху, прямо над ними, возвышался замок мечты Юнга. Башня Боллинген. Интересно, какими она населена призраками?..

В своей автобиографии Юнг писал, что башня «связана с мертвыми». Как-то ночью в 1924 году психиатра разбудили странные звуки: показалось, будто вокруг замка кто-то бродит. Он распахнул ставни в спальне, но за окном никого не увидел. Наверное, приснилось, подумал доктор и снова улегся в постель. Но вскоре округа наполнилась звуками смеха, пения и музыки. Юнгу показалось, что какие-то темные фигуры расхаживают вокруг башни. Он снова бросился к окну и снова ничего не заметил, кроме «мертвенно спокойной лунной ночи». Позже он узнал, что не ему первому привиделись «ушедшие люди». Швейцарская легенда гласила, будто бы эти фантомы представляли собой армию Вотана из душ умерших.

Приблизившись к замку, Вёрм и Кори миновали деревянный забор. До главного строения тянулся заснеженный ров. Двор перед замком по распоряжению Юнга был обнесен высокими стенами. Девушка посветила фонариком — они сплошь заросли диким виноградом. На каменной кладке виднелись какие-то странные темные пятна. Арки и башенки придавали этому небольшому замку средневековый вид. Они обошли комплекс зданий по кругу, затем спустились по тропинке к серой глади озера. Пробравшись через высокую траву и стебли рогоза, вышли на каменистый берег и обнаружили вход. Вёрм указал на надпись на латыни, вырезанную в камне над входом в башню:

— «Святилище Филемона — Покаяние Фауста», — перевел Вёрм.

В дневнике матери Кори отмечалось увлечение Юнга Фаустом. Его дед, тоже Карл Юнг, считал, что он мог быть внебрачным сыном Иоганна Вольфганга Гёте, величайшего немецкого поэта, написавшего «Фауста». Возможно, подобно деду, Юнг идентифицировал себя с Фаустом, этим некромантом германской литературы, продавшим свою бессмертную душу Мефистофелю в обмен на мудрость и власть.

Семья Юнга обитала, отгородившись от всего мира, на берегу озера, в имении площадью 2300 квадратных футов. Во время пребывания в Боллингене Юнг поднимал разноцветные «флажки настроения», сигнализирующие, хочет ли хозяин видеть гостей, или они нежеланны.

Вёрм снял с ворот навесной замок. Затем распахнул обе створки на массивных петлях. Над каменным двориком нависали башни-близнецы. На протяжении тридцати лет Юнг четырежды перестраивал комплекс, начав в 1923 году с «материнской» башни, возведенной в память о матери. Дверь в нее была не заперта. Кори вошла первой.

В полном молчании расхаживали они по деревянному полу и вскоре прониклись примитивным очарованием сооружения. Юнг сознательно отказался от электричества и водопровода. Отапливали помещение дровами, воду качали из колодца. В тесной кухоньке над камином размещалась огромная каменная плита. На полке блестели кастрюли, сковородки и прочая утварь. На крючке, вбитом в стену, висел кожаный фартук, который Юнг надевал, когда шлифовал камни. На стенах картины, прикрытые пеньковой тканью. Кори приподняла край и увидела рисунок Юнга с изображением луны и звезд.

Цепляясь за свисающий с потолка толстый канат, они по узким ступенькам поднялись на второй этаж. И увидели в комнате наверху большую синюю мандалу — магический круг, представляющий собой модель вселенной, — нарисованную над кроватью Юнга. Другую стену занимала фресковая живопись — огромный портрет Филемона. Юнг изобразил своего духовного наставника с волнистой седой бородой и сверкающими крыльями зимородка, которые держали его в воздухе. Филемон смотрел прямо на девушку и старика.

Что не поддавалось никакому объяснению, это то, что духовный учитель великого психиатра как две капли воды был похож на Эдгара Вёрма.

— Давай проверим вторую башню, — предложила Кори. Ей почему-то стало не по себе. Она вышла во двор и наблюдала за тем, как Вёрм ловко расправляется с замком на двери второй башни.

— С детства был поклонником Гарри Гудини, отсюда и умение, — объяснил он. — Когда мне стукнуло пять, уже не было на свете замка, который я не мог бы открыть.

Кори нахмурилась — ей не слишком импонировал образ пятилетнего мальчугана, который только тем и занимался, что вскрывал запертые двери. Должно быть, в детстве Вёрм был не менее странным, чем теперь, в старости.

— На создание этой башни Юнга вдохновило его второе «я». То есть Юнг номер два, — заметил Вёрм.

С детства врач считал, что в нем уживаются две отдельные личности. Личность Номер один, как он это называл, была привержена логике и науке. Именно поэтому Юнг и стал ученым, основателем знаменитой школы психотерапии. Личность Номер два являлась полной тому противоположностью, была привержена мистицизму и пронизана духом язычества. Отойдя от психоанализа, Личность Номер два увлеклась алхимией и гностицизмом. Подобно отцу Юнга, великий Зигмунд Фрейд невероятно высоко ценил Личность Номер один, а Личность Номер два просто терпеть не мог. По мере старения Юнг всё глубже погружался в мистику.

Первую башню Юнг построил в память о матери и в честь своей жены Эммы. В 1931 году Юнг принялся возводить вторую башню. Более изящная, чем первая, вторая постройка стала, по выражению Юнга, «местом духовной концентрации». В центре он устроил двухэтажную спальню и кабинет, который называл часовней. Ключи от этой башни-часовни он все время носил на цепочке на шее и никогда не снимал. Никто не мог зайти туда без его разрешения.

Вёрм жестом пригласил Кори войти.

Так называемая «духовная» башня Юнга поражала воображение — впечатление было такое, словно они проникли в его подсознание. Кори не верила в привидения, но в душу ее сразу же вселилось какое-то тревожное чувство. Казалось, она почти физически ощущает здесь присутствие Юнга.

Вёрм достал из рюкзака галогенные лампы на батарейках. Включил их, комната озарилась ярким светом. Кори повернулась, стоя на одном месте и обозревая все вокруг. Юнг описывал вторую башню как «выражение моей веры в камне», подтверждая тем самым свою веру в могущество алхимии, гностицизма и языческой мифологии. Интерьер он украсил фресками, отображающими сны и видения. Стены сплошь покрывали символы и образы, одни были нарисованы яркими красками, другие вырезаны в камне. Волк пожирает мертвого короля. Меркурий оседлал глобус, на ногах у него крылышки. Под звездным небом египетский кораблик в форме полумесяца вплывал в подземный мир. Внутри кита томился и страдал Иона. Зеленый лев откусывал по кусочку от солнца.

— Просто сюрреализм какой-то, — растерянно пробормотала она.

Юнг украсил стены башни не только рисунками, но и геометрическими символами. Часть из них копировала рисунки на песке индейцев племени навахо, имелись здесь и изображения тибетского Колеса Жизни. Присутствовали и изображения созданий, чьи образы были навеяны алхимией. Драконы высились молчаливыми стражами, рядом с ними красовались соколы, быки, рыбы, единороги и жуки-скарабеи. Мелькали и портреты Филемона, но небольшие, написанные разноцветными красками на керамических плитках. В этой пестрой галерее нашло свое место и изображение Фауста — на этот раз в человеческий рост, а также какого-то христианского святого и карлика с темной кожей.

Одну из стен башни занимали цитаты из Гете, Парацельса, Данте и Мильтона. Юнг увековечил их изречения на латыни, греческом, английском, старом швейцарском, немецком и санскрите. Вёрм вжался лицом в эту стену, водил кончиками пальцев по выгравированным на ней символам. В этот момент он походил на ветерана, пришедшего почтить память тех, чьи имена выбиты на гранитной доске вьетнамского мемориала.

— Ответы в этой комнате, — прошептала Кори. — Но с чего начать?

— С Древа жизни, — ответил Вёрм и указал пальцем. Из стены выдавалось скульптурное изображение белого дуба. Змеи-альбиносы обвивали толстый ствол, точно виноградные лозы. У подножия ствола Юнг выгравировал в камне два слова: «ARBOR PHILOSOFICA».

— «Древо философов», — перевел Вёрм. — Еще одно название Древа жизни.

Только теперь Кори поняла значение слов матери, писавшей, что Древо жизни произрастает и цветет в стране мертвых. Они относились именно к этому дереву. Боллинген был воспроизведением в камне подсознания Юнга, Страны мертвых. Древо жизни было его метафорой.

— Вотан висел на Древе жизни, чтобы обрести мудрость. Может, нам тоже стоит попробовать?

Кори вставила ногу в дупло, протянула руку, ухватилась за ветку выше. Вцепившись в каменную змею, подтянулась, шагнула на следующую ветку. Вёрм направил луч света на ее гибкую тонкую фигурку, она продолжала карабкаться дальше. И вот поднялась на высоту футов двенадцать.

— Видишь что-нибудь? — окликнул он ее снизу.

— Слова, изображения. Ничего не говорят.

Одна из верхних ветвей тянулась почти под потолком. Обхватив ее обеими ногами, Кори повисла головой вниз. Это упражнение она проделывала сотни раз еще на занятиях физкультурой в школе. Только тогда ее длинные золотистые волосы волной спадали вниз, закрывая лицо. Кровь прилила к щекам, она всматривалась в стену.

— Посвети вот сюда!

Вёрм направил луч света в указанное место.

— Ну, что там?

Кори ухватилась за ветку, приподняла голову вверх, чтоб кровь отхлынула от лица. И указала на четыре буквы, вырезанные в камне:

Затем снова приникла к ветке и перевернулась.

Вёрм смотрел вверх, склонив голову набок, читал перевернутое вверх ногами слово.

— А знаешь? Если заменить здесь букву «V» на «А», получится «SASH». — Он усмехнулся. — Это означает кушак или пояс.

Кори продолжала висеть на дереве, вырезанном из камня во второй башне Юнга. Одна из ветвей выглядела более гладкой и прямой, чем остальные. Ей удалось отделить ее от ствола. Какое-то время она рассматривала ветку, затем бросила ее вниз, Вёрму.

— Юнг вырезал слово «пояс» в верхней части этой башни, — спускаясь, заметила она. — Но может ли этот пояс иметь какое-то отношение к Сцинтилле?

— Может, речь идет о Священном поясе. Помнишь апостола Фому? Знаешь, за что его прозвали неверующим? За то, что он сомневался в воскрешении Христа.

— Помню, — ответила она, отряхивая пыль с рук. — Просто святой Фома сам этого не видел, поэтому и не верил.

— Похоже, его не было рядом и когда Дева Мария вознеслась на небеса, — заметил Вёрм. — И самое интересное происходило лишь тогда, когда этого человека не было рядом.

— Он что же, и в вознесении Девы Марии тоже сомневался? — спросила Кори.

— Фоме нужны были доказательства. И знаешь, что его убедило? Дева Мария бросила ему с небес свой сверкающий пояс. Тогда он поверил. Какое-то время этой реликвией, поясом Девы Мари, обладала Франция. А несколько веков назад пояс бесследно исчез.

Вёрм вдруг резко умолк. Кори приблизилась к стене.

Здесь Юнг изобразил четыре мозаичные фигуры. Фауст и Филемон стояли рядом с мозаичным святым, бородатым мужчиной, над головой которого красовался нимб.

— Вот у этого есть пояс, — сказала она и указала на красный кушак, опоясывающий талию святого. — Может, он и есть Фома?

— Христианская иконография изображала святых с определенными символами. Иуда часто одет в желтые одежды. У Петра в руках ключи. У Фомы красный пояс.

Кори приложила пальцы к красным кусочкам мозаики, слегка надавила. Из стены выдвинулся небольшой ящичек.

— Ого! — усмехнулся Вёрм. — Откуда ты знала?

— Просто догадалась.

В ящике лежал маленький кожаный мешочек. Его украшала монограмма: «КГЮ». Развязав стягивающие его бечевки, Кори вытащила черно-красный, с золотом пояс.

— Читала об этом в самолете, — сказала она. — В 1817 году дед Юнга посетил фестиваль в замке Вартбурга. Демонстрируя свою преданность государству, студенты надели пояса и устроили шествие с факелами.

Вёрм рассматривал пояс.

— Да, те же цвета, что и у флага Германии.

— А позже, — продолжила Кори, — когда произошло объединение немецких феодальных земель, черный, красный и желтый цвета Вартбургского фестиваля стали цветами немецкого флага. — Девушка осторожно развернула пояс. — Гм… На поясах студентов из Вартбурга никаких букв вроде бы не было, — заметила она, разглядывая два ряда выцветших букв, вышитых на поясе. — Чьих же рук это дело? Может, самого Юнга? Или его деда?..

Вёрм держал пояс развернутым, Кори провела по надписи кончиками пальцев.

— Алкагест, — Кори медленно прочла первое слово. — Этот термин алхимики использовали для описания универсального растворителя. А из следующих букв получается слово «Хорус». Но что это за символ между ними?

— Это символ Юпитера, главного бога религии древних римлян, — ответил Вёрм. — А последнее слово в первой строке — это «аргентум». Латинское название серебра. Алхимики активно его использовали. Позже, в периодической системе Менделеева, серебру было присвоено обозначение «Ag», от латинского слова «Argentum».

— А дальше у нас идет «Никайа», — сказала Кори, глядя на вторую строчку. — Это имеет какое-то отношение к греческой поэме, где Одиссей спускается в подземный мир. Он предпринял путешествие в Страну мертвых.

— Зато вот это следующее слово никакого отношения к алхимии не имеет, — произнес Вёрм. — Но «Тир» очень много значит для масонов, вольных каменщиков. Царь Хирам Абифф из города Тира посылал царю Соломону материалы и рабочую силу, чтобы помочь ему построить знаменитый храм. Масоны называли искусство создания строений из камня королевским, поскольку основу этому ремеслу положили цари Израиля и Тира.

— Есть еще два слова, «символ» и «эликсир». Слова на этом поясе пришли из алхимии, мифологии и масонства, — подытожила Кори. — Но что они могут значить для нас?

Она перевернула пояс и нашла на обратной его стороне еще два ряда букв и цифр. Здесь эти знаки выглядели ярче. Кори сразу поняла, почему: они были вышиты более толстой нитью. И сам характер вышивки другой. Стало быть, это послание оставил не Юнг, а кто-то еще.

— «Жизнь», — начала читать она. — «Гера». «Бейя» — это понятие из алхимии. — Но что означает «Оркус»?

— Оркус — это персонаж из римской мифологии, — пояснил Вёрм. — Подобно Плутону, он был богом подземного царства. Правителем Страны мертвых.

— Возможно, цифрой 26 обозначен день рождения Юнга, когда в июле ему исполнилось именно столько лет. А после этого следует египетская богиня Исида. Словом «SAL» алхимики обычно обозначали соль. Далее… «Ева», «Водан», вариация Вотана. Ну, «Rex», это понятно, по-латыни означает «царь», слово, которое тоже часто использовали алхимики. Далее: «ночное морское путешествие», то же самое, что и «Nekyia» на обратной стороне.

— А «Turm» в переводе с немецкого означает «башня». «Der Turm» — кажется, так называл Юнг это место? — добавил Вёрм. — Возможно, эти слова помогут нам найти Сцинтиллу.

— А может, надо брать первую букву каждого слова? — предположила Кори. Прочла первые два ряда, у нее получилось

и

Ничего путного из этой затеи у нее не вышло. — Может, акроним?..

— Это не акроним, — заметил ученый, продолжая разглядывать пояс. — Когда-нибудь слышала о скитале?

Кори отрицательно помотала головой.

— Это такой шифр, он основан на перемещении знаков. — Вёрм обернул руку поясом. — Его придумали еще спартанцы, в пятом веке до нашей эры. Если верить греческому историку Фукидиду, изобрел этот шифр генерал по имени Лисандр. Он оборачивал полоской кожи или папируса круглый брусок дерева.

— Как рукоятку на теннисной ракетке?

— Именно. Обернув брусок полоской, можно было вырезать или выжечь на ней буквы. — Вёрм указал на символы, расположившиеся на его руке вертикально. — Потом свиток снимали с бруска, разворачивали, и получался несвязный и с виду бессмысленный набор букв и знаков, — ученый снял пояс с руки, развернул. — А у человека, для которого предназначалось это послание, имелся деревянный брусок точно такой же толщины, то есть диаметра, и, наложив на него полоску, он мог прочесть послание. Если не угадать с размером, получалась полная бессмыслица.

— Нет, погоди, — возразила ему Кори. — Этот пояс к твоему шифру с перемещением никакого отношения не имеет. Набор букв вовсе не бессмысленный. Мы же смогли прочесть слова. Ну, к примеру, Nekyia. Юнг использовал этот термин в аналитической психологии.

Вёрм кивнул.

— И все равно наш преданный проводник доктор Юнг широко использовал разные хитрые приемчики. Возможно, он скрыл свое зашифрованное послание, придав ему вид осмысленных и известных слов.

— Ну, допустим, ты прав. Тогда нашему поясу нужен брусок.

— Надо найти нечто, что могло бы его заменить. К примеру, трость или шпагу. — И Вёрм принялся за поиски. — Стой, у меня идея! Давай сюда пояс. И за мной!..

С этими словами он бросился к двери.

Кори последовала за ним во двор. Вёрм направился к разбросанным посередине обточенным камням, предназначавшимся, видимо, для каких-то сооружений или скульптур. Но тут за спиной у него послышался хруст. Он обернулся. В бледном лунном свете какая-то фигура метнулась мимо ворот.

— Видела? — спросил Вёрм. — Мы здесь не одни.

Кори подумала, что, может, лучше спрятаться в башне, однако передумала и осталась с Вёрмом. Ученый медленно поднял фонарь, посветил им в траншею, окружавшую двор. Никого… Девушка, щурясь, всматривалась в опушку леса. И увидела, как дрожат и качаются лапы норвежской ели. Ветра не было.

Вёрм тоже заметил это движение, метнулся к дереву, обежал его вокруг.

— Стой там, — крикнул он, — не двигайся!

Кори стояла и не видела больше ничего, кроме причудливой игры света и тени на лесной опушке.

— Кто бы это там ни был, его уже нет, — заметил, возвращаясь к ней, Вёрм. — Так вот, те каменные столбики во дворе. Давай обернем пояс вокруг самого маленького.

— У меня идея получше, — сказала Кори и направилась к башне.