ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Понедельник был решающим днем, и не успел я толком проснуться, как почувствовал напряжение. Я опять проспал, и был уже полдень. После торопливого завтрака я поспешил прямо в редакцию.

Когда я туда добрался, то обнаружил на лестнице Моберга. Он вдумчиво читал прикнопленную к двери записку. Записка была длинная и путаная, а по существу там говорилось, что газета продана лицу, управляющему имуществом несостоятельного должника, и что все претензии к прежним владельцам будут надлежащим образом рассмотрены «Стейн Энтерпрайзис» из Майами, что в штате Флорида.

Закончив читать, Моберг повернулся ко мне.

— Так нечестно, — заключил он. — Мы должны вломиться и вынести оттуда все, что не приколочено. Мне нужны деньги — у меня всего десять долларов. — Прежде чем я смог его остановить, он ударом ноги вышиб из двери стекло. — Пошли, — сказал он, пролезая в дыру. — Я знаю, где он мелкую наличность держит.

Тут затрезвонил звонок, и я потащил Моберга назад.

— Ты, псих ненормальный, — пробормотал я. — Из-за тебя сигнализация сработала. Надо поскорее отсюда сваливать, пока полиция не явилась.

Мы поехали к Элу и нашли там всю нашу компанию. Сгрудившись вокруг большого стола в патио, журналисты лихорадочно обсуждали ситуацию. Моросящий дождик вынудил их сдвинуться так плотно, словно они замышляли как минимум убийство Лоттермана.

— Вот свинья, — возмутился Моберг. — Он мог бы нам в пятницу заплатить. У него куча денег — я сам видел.

Сала рассмеялся.

— У Гитлера тоже была куча денег, но он никогда по счетам не платил.

Шварц грустно покачал головой.

— Хотел бы я пробраться в редакцию. Мне нужно несколько звонков сделать. — Он многозначительно кивнул. — Международных звонков — в Париж, к примеру. А еще в Кению и Токио.

— Зачем тебе в Токио? — спросил Моберг. — Тебя там убить могут.

— Ты хочешь сказать, это тебя там убить могут, — поправил Шварц. — А у меня там свои дела.

Моберг покачал головой.

— У меня в Токио друзья. А ты никогда друзей не заводишь — мудак ты, Шварц.

— Ах ты грязный пропойца! — воскликнул Шварц, резко вставая. — Еще одно слово — и по морде получишь!

Моберг непринужденно рассмеялся.

— Совсем ты, Шварц, дуркуешь. Гляди не пукни. Шварц быстро обошел вокруг стола и сделал такой замах, словно собрался бейсбольный мячик бросить. Будь у Моберга хоть какие-то рефлексы, он бы успел сто раз увернуться. Но он остался сидеть на месте и запросто позволил Шварцу сшибить себя со стула.

Зрелище вышло классное, и Шварц явно был доволен собой.

— Это тебя кое-чему научит, — пробормотал он, направляясь к двери. — Увидимся позже, ребята, — крикнул он нам. — Не могу с этим алкашом рядом находиться.

Моберг ухмыльнулся и харкнул ему вслед.

— Скоро вернусь, — сказал он нам. — Я должен в Рио-Пьедрас с одной бабой увидеться — деньги нужны.

Наблюдая, как он уходит, Сала грустно качал головой.

— Навидался я в жизни уродов, но с этим никто и рядом не стоит.

— Брось, — сказал я. — Моберг твой друг. Никогда этого не забывай.

Тем же вечером мы отправились на вечеринку в саду, которую давали Союз любителей рома и Торговая палата Сан-Хуана в честь духа американской образованности. Белый оштукатуренный дом смотрелся весьма затейливо — казалось, он расползается во все стороны. Позади располагался сад. В этом саду топталось не меньше сотни людей — в основном в вечерних туалетах. По одну сторону сада тянулся длинный бар, и я сразу туда поспешил. Там уже, в темпе напиваясь, торчал Донован. Он украдкой распахнул пиджак и показал мне засунутый за пояс тесак.

— Вот, смотри, — сказал он. — Мы готовы.

«Готовы? — подумал я. — К чему? Перерезать Лоттерману горло?»

Сад был полон известных толстосумов и заезжих студентов. В стороне от толпы я заметил Йемона, обнимавшего редкостно красивую девушку. Они делили пинту джина и громко смеялись. Йемон напялил черные нейлоновые перчатки, которые я счел зловещим предзнаменованием. «Господи, — подумал я, — эти идиоты уже прошли в Зазеркалье». Мне же этого совсем не хотелось.

Вечеринка была роскошная. Оркестр на веранде снова и снова играл «Сьелито-Линдо». Музыканты придали мелодии безумный темп вальса, и всякий раз, как они заканчивали, танцующие громогласно требовали еще. По неясной для меня причине этот момент запомнился мне отчетливее любого другого в Пуэрто-Рико. Чувственный зеленый сад, окруженный пальмами и кирпичной стеной; длинный бар, полный бутылок и льда, а за ним бармен в белом костюме; пожилая толпа в ярких платьях и смокингах, мирно беседующая на лужайке. Теплая карибская ночь, где время идет медленно и словно бы на почтительном расстоянии.

Кто-то положил мне руку на плечо. Это оказался Сала.

— Лоттерман здесь, — сообщил он. — Мы хотим его прижать.

И тут мы услышали пронзительный вопль. Я посмотрел в другую сторону сада и заметил там какую-то суматоху. Затем раздался еще вопль, и я узнал голос Моберга.

— Осторо-ожно! — вопил он. — Береги-ись!

Я добрался туда как раз в тот самый момент, когда он поднимался с земли. Лоттерман стоял над ним, грозно размахивая кулаками.

— Ты, алканавт вонючий! Ты же убить меня хотел!

Моберг медленно встал и отряхнулся.

— Ты заслужил смерть, — прорычал он. — Умри же как крыса.

Лоттерман весь дрожал, а лицо его побагровело. Быстро подскочив к Мобергу, он снова его ударил. Моберг отлетел на каких-то людей, которые тщетно пытались убраться с дороги. Где-то рядом я услышал смех, а потом чей-то голос произнес:

— Один из парней Эда пытался его на какую-то монету развести. И ты смотри, как он завелся!

Лоттерман бессвязно вопил и колошматил Моберга, отгоняя его все дальше в толпу. Отчаянно призывая на помощь, Моберг наконец наткнулся на шедшего в противоположную сторону Йемона. Йемон отшвырнул шведа в сторону и что-то крикнул Лоттерману. Мне удалось разобрать только «мозги вышибу».

Я увидел, как физиономия Лоттермана перекашивается от изумления. Он стоял как соляной столп, когда Йемон дал ему по мозгам и отшвырнул футов на шесть. Какое-то мгновение Лоттерман дико шатался, а потом рухнул на траву — кровь потекла у него из глаз и ушей. Затем, краешком глаза, я увидел, как некая темная фигура опрометью несется через сад и врезается в эту группу подобно пушечному ядру. Все повалились на землю, но первым на ногах оказалось пушечное ядро — а если точнее, то Донован. На его безумной физиономии сияла улыбка подлинного берсерка, когда он хватал одного из мужчин за голову и разбивал ему морду о дерево. Йемон вытащил Лоттермана из-под другого мужчины и плотными ударами принялся гонять его по саду, используя как боксерскую грушу.

Толпа запаниковала и стала разбегаться.

— Вызовите полицию! — крикнул кто-то.

Сморщенная старуха в платье без лямок проковыляла мимо меня, крича:

— Уведите меня домой! Уведите меня домой! Я боюсь!

Я потащился сквозь толпу, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Пробравшись к двери, я оглянулся и увидел кучку мужчин. Столпившись вокруг бесчувственного тела Лоттермана, они крестились.

— Вон они убегают! — крикнул кто-то, и я взглянул в заднюю часть сада, куда он указывал. В кустах слышалось шуршание, треск ломающихся веток, а потом я увидел, как Йемон с Донованом перебираются через стену.

Какой-то мужчина побежал по лестнице к двери.

— Они смылись! — крикнул он. — Кто-нибудь позвоните в полицию! Я за ними!

Я проскользнул в дверь и метнулся по тротуару к машине. Мне показалось, что где-то поблизости раздался крик Йемона, но я не мог быть уверен. Я решил поскорее добраться до Эла и сказать там, что вынырнул из буйной толпы и отправился в «Шик-блеск» спокойно попить пивка. Если кто-то на вечеринке меня узнал, такое алиби стало бы весьма шатким, но выбора у меня не было.

Я уже торчал у Эла минут пятнадцать, когда туда прибыл Сала. Торопясь к столику, он заметно дрожал.

— Слушай, приятель! — громким шепотом произнес он. — Я тут как сволочь по всему городу носился. Просто не знал куда деться. — Он огляделся, убеждаясь, что больше никого в патио нет. Откинувшись на спинку стула, я рассмеялся.

— Что, с очередной сучкой проблемы?

— С какой сучкой? — воскликнул он. — Ты что, не слышал, что случилось? С Лоттерманом сердечный приступ сделался — он мертв!

Я подался к нему.

— От кого ты это узнал?

— Я сам там был, когда его «скорая помощь» увозила, — ответил Сала. — Видел бы ты, что там творилось. Бабы орут, кругом полиция. Они Моберга взяли. — Он закурил сигарету. — Ты же знаешь — мы по-прежнему под залогом, — тихо промолвил он. — Всё, мы обречены.

У меня в квартире горел свет, а когда я торопливо поднялся по лестнице, то услышал шум душа. Дверь ванной была закрыта, и я ее распахнул. Из-за занавески высунулся Йемон.

— Кемп? — спросил он, вглядываясь сквозь пар. — Кто там, черт побери?

— Черт тебя побери! — выкрикнул я. — Как ты сюда попал?

— Окно было открыто. Придется здесь на ночь остаться — у меня на мотороллере огни не горят.

— Кретин чертов! — рявкнул я. — На тебе же убийство висит! С Лоттерманом сердечный приступ случился — он мертв!

Йемон выскочил из душа и обернул вокруг талии полотенце.

— Господи, — выдохнул он. — Надо отсюда сваливать.

— Где Донован? — спросил я. — За ним тоже намылились.

Он покачал головой.

— Не знаю. Мы на мотороллере в припаркованную машину впилились. Он сказал, в аэропорт поедет.

Я взглянул на часы. Была почти половина двенадцатого.

— А где мотороллер? — спросил я.

Йемон указал на заднюю часть здания.

— Я его за углом поставил. Черт знает, как без огней сюда добрался.

Я в голос простонал.

— Господи, да ведь ты меня прямо в тюрьму затягиваешь! Одевайся. Ты отсюда уезжаешь.

Вышла десятиминутная поездка в аэропорт, причем едва мы тронулись, как налетел тропический муссон с ливнем. Пришлось вылезти и натянуть верх, но к тому времени, как мы управились, оба промокли до нитки.

Ливень был просто слепящим. В считанных дюймах над головой он барабанил по брезенту, а внизу с шипением катили по асфальту шины.

Свернув с шоссе, мы пустились по длинной дороге к аэропорту. Примерно на полпути я взглянул влево и увидел, как по взлетной полосе мчится большой самолет с маркировкой «Пан-Ам». Мне показалось, в одном из окон мелькает физиономия Донована — он ухмыляется и делает нам ручкой, пока самолет отрывается от взлетной полосы и со страшным ревом проносится мимо — крылатый монстр, полный ярких огней и народа, сплошь направляющегося в Нью-Йорк. Я съехал к обочине, и мы наблюдали, как самолет поднимается в небо и закладывает крутой поворот над пальмовыми джунглями, направляясь к морю, а в конечном итоге превращается всего лишь в красное пятнышко среди звезд.

— Он улетел, — констатировал я. — Но обещал вернуться.

Йемон уставился вслед самолету.

— А это последний?

— Ага, — ответил я. — Следующий рейс в половине одиннадцатого утра.

После краткой паузы Йемон сказал:

— Ну, наверное, надо назад рулить.

Я с интересом на него взглянул.

— Куда назад? В камеру? Чем ехать сюда завтра утром, можешь прямо сейчас сдаться. Итог все равно один.

Йемон поглазел на дождь, затем нервно огляделся.

— Да, черт возьми, я должен с этого острова убираться. Всё к тому.

Я немного подумал, затем вспомнил про паром от Фахардо до Сент-Томаса. Насколько мне было известно, он отходил каждое утро около восьми. Мы решили поехать туда и снять дешевый номер в «Гранд-Отеле». После этого Йемон должен был сам позаботиться о себе — у меня свои проблемы имелись.

До Фахардо было сорок миль, зато по хорошей дороге. Кроме того, мы никуда не спешили, так что я рулил спокойно. Ливень перестал, и ночь благоухала свежестью. Мы опустили верх и по очереди отхлебывали ром из бутылки.

— Проклятье, — вскоре сказал Йемон. — Ненавижу сниматься в Южную Америку с одним костюмом и сотней долларов в кармане.

Он откинулся на спинку сиденья и заплакал. В нескольких сотнях ярдов слева от дороги слышен был рев прибоя. Справа виднелся пик Эль-Юнке, черная громада на фоне грозного неба.

Была почти половина второго, когда мы доехали до конца шоссе и повернули к Фахардо. Тьма окутала городок, и на улицах не было ни души. Обогнув круглую площадь, мы поехали к паромной пристани. В одном квартале оттуда был маленький отель, и я остановился перед ним. Йемон пошел снять номер.

Через несколько минут он вернулся и залез в машину.

— Ну вот, — тихо проговорил он, — у меня полный порядок. Паром отбывает в восемь.

Похоже было, он хочет еще немного посидеть, так что я расслабился и закурил еще сигарету. В городке висела такая тишина, что каждый звук, который мы производили, казался угрожающе громким. Раз, когда Йемон передавал мне бутылку рома, она звякнула о руль — и я подскочил, будто от выстрела.

Йемон тихо рассмеялся.

— Не бери в голову, Кемп. Тебе не о чем беспокоиться.

Я был не столько обеспокоен, сколько напуган. Во всем этом деле было что-то зловещее, словно Бог в приступе омерзения решил стереть нас в порошок. Все наше здание рушилось; а ведь всего несколько часов назад я завтракал с Шено в солнечном покое собственного дома. Затем я отважился нырнуть в день, и нырок этот привел меня прямиком в оргию диких воплей, бьющегося стекла и убийства. Теперь история заканчивалась так же бессмысленно, как и начиналась. Все было кончено, и я нисколько в этом не сомневался, потому что Йемон уезжал. После его отъезда мог быть какой-то шум, но это уже был бы традиционный шум, с которым можно справиться и который можно даже проигнорировать — не как эти внезапные нервирующие взрывы, что засасывают тебя и швыряют туда-сюда, будто жабу в бурных водах.

Я не мог вспомнить, когда все в действительности началось, но кончалось это именно здесь, в Фахардо, темном пятнышке на карте, которое казалось краем света. Отсюда Йемон уезжал дальше, а я возвращался; это определенно было концом чего-то — только вот я не вполне понимал чего.

Я закурил сигарету и подумал про других знакомых, прикидывая, что они делают этой ночью, пока я торчу на темной улице в Фахардо, потягивая ром из горлышка вместе с человеком, который завтра утром официально станет беглым убийцей.

Йемон вернул мне бутылку и вылез из машины.

— Ладно, Пол, увидимся — бог знает где.

Я перегнулся через сиденье и протянул руку для пожатия.

— Наверное, в Нью-Йорке, — предположил я.

— Надолго ты еще здесь? — спросил он.

— Очень ненадолго, — ответил я.

Йемон в последний раз пожал мне руку.

— Большое спасибо, Кемп, — сказал он с ухмылкой. — Ты как настоящий чемпион справился.

— Черт возьми, — пробормотал я. — Все мы чемпионы, когда пьяны.

— Никто не пьян, — возразил он.

— Я пьян, — сказал я. — Иначе я бы тебя сдал.

— Не свисти, — буркнул он.

Я включил первую передачу.

— Удачи, Фриц.

— Ага, — отозвался он, пока я отъезжал. — И тебе удачи.

Мне пришлось доехать до угла, чтобы развернуться, и, возвращаясь по улице, я снова миновал его и помахал на прощание. Йемон шел к парому, и когда я доехал до другого угла, то остановился посмотреть, что он сделает. Тогда я в последний раз его видел, и очень отчетливо это помню. Йемон вышел на пирс и встал у деревянного фонарного столба, глядя на море. Единственное живое существо в мертвом карибском городке — высокая фигура в мятом костюме «палм-бич», его единственном костюме, теперь жутко грязном, выпачканном травой, с оттопыренными карманами, — Йемон в одиночестве стоял на краю света и думал о чем-то своем, Я снова помахал, хотя он стоял ко мне спиной, и дважды просигналил — а потом помчался прочь из Фахардо.