Часть третья

Малоун не мог оторвать взор от восхитительного пейзажа.

Ему была известна легенда. Однажды огромный дракон пробежал к берегу, размахивая своим хвостом и высекая по пути долины и ущелья. Когда громадное чудовище нырнуло в море, поднявшаяся вода затопила все впадины, оставив торчащие между ними скалы, подобные недоконченным изваяниям, один за другим поднимающиеся к небу. Стоя на настиле и восторгаясь бухтой Халонг, чье название переводилось как «место, где дракон опустился в море», Малоун готов был поверить этой легенде. Безмятежные воды простирались более чем на шестьсот квадратных миль, в конце концов сливаясь с Тонкинским заливом. Три тысячи скалистых островков усеяли бирюзовую гладь – в основном необитаемые глыбы серого известняка. Большинство островков были покрыты зеленым нарядом кустов и деревьев, и резкий контраст яркой весенней раскраски с тусклым камнем только усиливал ощущение нереальности.

Малоун, Пау Вень, Кассиопея, Стефани и Иван прилетели из Бельгии в Ханой на борту самолета ЕС-37 американских ВВС. Усовершенствованный «Гольфстрим» совершил перелет чуть больше чем за десять часов благодаря разрешению на свободное пересечение воздушного пространства России, полученному при посредстве Ивана. Из столицы вертолет доставил их на восток, в провинцию Хуанинь, к берегу моря. Похоже, Россия до сих пор сохраняла тесные отношения с Вьетнамом, и просьба о сотрудничестве была встречена с небывалой благожелательностью. Малоун поинтересовался у Ивана о причинах подобной любви, но тот только усмехнулся в ответ.

– Тебе уже приходилось бывать здесь? – спросила у него Кассиопея.

Они стояли у кучки домов плавучей деревни. Рядом застыли на якоре многопалубные прогулочные теплоходы и многочисленные рыбацкие джонки, чьи похожие на плавники паруса не находили ветра. Показалась крошечная лодка, которой управлял стоящий на корме рыбак, гребущий скрещенными веслами. Остановившись, он закинул в воду сеть, которая под действием груза распустилась подобно цветку.

– Один раз, – сказал Малоун, – много лет назад. Выполняя одно задание, я оказался здесь, направляясь в Китай.

– Как ты будешь сегодня, – сказал Иван. Русский вглядывался в небо, что-то высматривая. – Граница есть меньше чем в двести километров к северу. Но мы не идем в ту сторону.

– У меня такое чувство, что тебе уже приходилось это проделывать, – заметила Стефани.

– Иногда.

За весь долгий перелет Пау Вень не произнес ни слова, как и все, проспав большую его часть, чтобы привыкнуть к шестичасовой разнице во времени. Сейчас он смотрел на спокойную водную гладь с таким видом, словно и ему тоже доводилось здесь бывать. Над поверхностью моря поднимался легкий туман, фильтруя розоватые лучи восходящего солнца. Голубое небо было покрыто перламутровыми облаками.

– Здесь Чан Хынг Дао, великий вьетнамский военачальник, встретился с полчищами Хубилай-хана, – негромко промолвил Пау. – Это случилось в тысяча двести восемьдесят восьмом году. Он приказал воткнуть в дно реки Батьеданг бамбуковые шесты, чтобы, когда в отлив появились китайские лодки – а он знал, что это произойдет, – острые колья пробили бы им днища. Когда это случилось, его войско набросилось на захватчиков и перебило их всех до одного.

Малоуну было известно продолжение.

– Но китайцы вернулись, покорили эти земли и хозяйничали здесь на протяжении почти тысячи лет.

– Что объясняет, почему Китай и Вьетнам не есть друзья, – вставил Иван. – Память о прошлом.

В полете Малоун прочитал то, что в спешке собрала на Пау Веня Стефани. Бывший советник Мао Цзэдуна посвятил себя науке, сосредоточившись на истории, антропологии и археологии, но все же в первую очередь он был виртуозным политиком. Да и как еще можно было быть доверенным лицом Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина, двух совершенно разных лидеров, и процветать при обоих?

– Мой дядя был рыбаком, – задумчиво произнес Пау. – Плавал на джонке. Мальчишкой я частенько выходил в море вместе с ним.

Сейчас в водах бухты плавало не меньше полусотни этих характерных судов.

– Хлопчатобумажный парус окунается в жидкость, которая получается из растения, похожего на батат, – продолжал Пау. – Вот что придает ему красновато-бурый цвет. Также это препятствует гниению и плесени. Моя задача заключалась в уходе за парусами. – Он даже не пытался скрыть в своем голосе ностальгические нотки. – Я очень любил море. До сих пор помню, как сшивал вместе грубые хлопчатобумажные полотнища, делая зараз по одному стежку.

– К чему вы клоните? – не выдержал Малоун.

– Вы всегда такой бесцеремонный?

– А вы когда-нибудь отвечаете на поставленный вопрос?

Пау усмехнулся:

– Только тогда, когда я этого хочу.

Кассиопея схватила с настила три сумки. Она вызвалась позаботиться о продовольствии и питье, и Иван выдал ей несколько сотен вьетнамских донгов.

– Безалкогольные напитки и хлеб, – виновато произнесла Кассиопея. – Это все, что мне удалось раздобыть в столь ранний час. Еще через час откроется кафе у пристани.

Небольшая деревушка приютилась у самого берега – скопление невысоких хижин неярких цветов, с голыми молчаливыми крышами. Кое-где над трубами поднимались тоненькие струйки дыма.

Взяв банку пепси-колы, Малоун спросил у Ивана:

– Давай-ка посмотрим, ответишь ли ты на прямой вопрос. Что именно нам предстоит сделать?

– Время от время мы проникаем в Китай. Они имеют береговой радар, но скалы и горы дают укрытие.

– Мы поплывем на джонке?

– Не сегодня, – покачал головой Иван.

Малоун запросил у Стефани три досье и получил их. Одно на Карла Тана, первого заместителя председателя Госсовета Китая и заместителя генсека коммунистической партии. Тан происходил из простой семьи, получил образование геолога, неуклонно поднимался по партийной лестнице и вот сейчас оказался всего в одном шаге от верхней ступени. В перекрученной политической системе Китая коммунистическая партия тесно переплелась с правительственными органами. Все ключевые посты в правительстве занимали высокопоставленные партийные функционеры. Чем объяснялось, почему главой государства было первое лицо в партии. Никому не удавалось получить назначение на должность без согласия партии, и это означало, что Карл Тан – чрезвычайно могущественный человек. Однако ему так отчаянно была нужна нефть из светильника, обнаруженного в древней гробнице, что он похитил четырехлетнего мальчика. Почему?

Линь Йон во всех отношениях выглядел полной противоположностью Тана. Начиная с имени, которое он предпочитал использовать в традиционной форме, ставя на первое место фамилию. Линь родился и вырос в провинции Сычуань, в деревне, где все жители носили фамилию Линь. Двадцать лет он прослужил в армии, дослужившись до высокого звания. В июне 1989 года Линь был на площади Тяньаньмэнь, когда там появились танки. На Западе его считали умеренным, даже либералом, однако китайские политики уже не раз вводили окружающий мир в заблуждение, говоря одно, а делая совершенно другое. Многие восторгались тем, как Линь руководил Комитетом партийного контроля, что было свежей струей в традиционной политике Пекина. Хотелось верить, что Линь Йон станет политиком нового типа.

Последнее досье было посвящено Виктору Томасу.

Если не считать личных встреч, Малоун почти ничего не знал об этом человеке. Первая их встреча в Средней Азии в прошлом году получилась краткой. В свое время Виктор работал в хорватской службе безопасности, но, не желая предстать перед судом по обвинению в военных преступлениях, он переметнулся на другую сторону и принялся рьяно помогать американской разведке. В прошлом году, когда стало известно, что Виктору удалось втереться в ближайшее окружение президента одной среднеазиатской республики, на него было оказано давление с целью принудить его к сотрудничеству. Во время долгого перелета из Европы, пока остальные спали, Малоун спросил Стефани:

– Он босниец?

Та покачала головой:

– Его отец был американец. Он рос и в Боснии, и в Калифорнии.

Вот чем объяснялось отсутствие славянского акцента и свободное использование сленга.

– Виктор нам очень помог, Коттон.

– На него нельзя положиться. Он – самая настоящая шлюха. Где он сейчас?

– Вернулся в Китай. К Тану.

– Так с кем же он? С русскими? С китайцами? Какое задание выполняет?

Стефани молчала.

– Мы вверяем свои жизни этому человеку, – продолжал Малоун. – И мне это не нравится.

Стефани по-прежнему никак на это не отреагировала – что само по себе говорило о многом.

Но Коттон действительно считал, что на Виктора Томаса нельзя положиться. Никаких принципов, бесконечная самоуверенность. Малоуну не раз приходилось сталкиваться с такими людьми во время работы в «Магеллане». Их нисколько не волновало, важна ли операция. Не интересовали результаты. Остаться в живых и получить плату – только это и шло в счет.

Коттон посмотрел на Ивана, продолжавшего изучать бухту Халонг. Солнце быстро поднималось в небе, повышая температуру и разгоняя туман.

– Это место входит в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, – заметила Стефани.

От Малоуна не укрылась веселая искорка, блеснувшая у нее в глазах.

– Какие разрушения я мог бы причинить этой бухте?

– Не сомневаюсь, ты нашел бы какой-нибудь способ.

– Вот, – вдруг встрепенулся Иван. – Наконец.

Малоун увидел то, что привлекло внимание русского. Самолет, который свалился с неба и скользнул над водой, направляясь к ним.