Ангел Гусман сидел за письменным столом в своем штабе в джунглях, курил сигару и прислушивался к шуму дождя, стучавшему по тонкой крыше у него над головой. Пухлый маленький безумец потягивал бренди из личной кофейной чашки из «Старбакса» и смотрел на красивую фигуру молодого Харрисона Ноубла, привязанного к простому кухонному стулу, который стоял рядом с дровяной печью. Печь была набита растопкой, и над чугунной поверхностью поднимался пар, когда на нее попадали капли дождя с потолка. Капли шипели и подпрыгивали на раскаленном металле. Харрисон Ноубл был совершенно голым. Почти все его тело покрывали круглые отметины ожогов, оставшиеся от сигары Ангела Гусмана.

Харрисон Ноубл плакал. Близился рассвет, и почти всю ночь младший Ноубл кричал от боли и ужаса. Ангел Гусман не пытался получить информацию от молодого человека — он знал все, что стоило знать. Он просто мучил Харрисона Ноубла, наслаждаясь властью над ним. Именно таких вещей от него ждали. Он славился тем, что причинял непрекращающуюся боль своим врагам. Ангел Гусман не был самым проницательным политиком на свете, но хорошо понимал, что власть, которую не применяют, перестает быть властью и очень скоро может перейти в свою противоположность — слабость.

Как и большинство людей, страдающих от мании величия, Ангел Гусман не считал свою жизнь последовательностью организованных событий, основанной на серии логических шагов, — для него это был ряд кристально ясных собственных образов в различных ситуациях.

Когда Гусман был ребенком, он часто представлял себя Христом, проезжающим по деревне верхом на осле и испускающим слабое сияние, как на разноцветной картинке из книги, виденной им в воскресной школе. Это не имело никакого отношения к остальным вещам, которые священник заставлял его делать в маленькой церковной ризнице после мессы. Образ был устойчивым: он — спаситель деревни. На других картинках он в форме генерала лихо подкатывал на лимузине к императорскому дворцу в Мехико, видел себя рядом с кинозвездами или пил шампанское в собственном самолете. А вот еще один, самый любимый образ: он приветствует Папу Римского, и Папа целует его кольцо, а вовсе не он склоняется над рукой высшего церковного сановника.

Гусман смотрел на Харрисона Ноубла, скорчившегося на кухонном стуле в дальнем конце комнаты, и видел себя в Овальном кабинете Белого дома, где наслаждался возможностью сфотографироваться рядом с президентом. Этот образ казался ему весьма реалистичным.

— Почему американцы считают себя умнее любого человека, говорящего с акцентом? — спросил человек с маленьким круглым животиком.

— Что? — пробормотал молодой Ноубл.

— Твой президент не может произнести название страны, которую он оккупировал, но считает мексиканцев ничтожествами только потому, что они плохо говорят по-английски. Вы, американцы, очень высокомерны. Мой народ говорил по-испански, когда твои предки жили на побережье Ирландии в хижинах с соломенными крышами.

— Не понимаю, — пролепетал Харрисон Ноубл.

— Конечно не понимаешь. Ты думал, что можешь вместе со своими бандитами вторгнуться в мои джунгли, украсть то, что тебе захочется, и, быть может, заодно прикончить меня, разве не так?

— Нет, мы договаривались совсем о другом, — сказал Ноубл.

— Да, — с улыбкой подтвердил Гусман.

— Вы нарушили свое слово.

— А чего ты ждал? — рассмеялся Гусман. — В конечном счете я всего лишь живущий в джунглях крестьянин, а не благородный респектабельный человек вроде Джеймса Джонаса Ноубла.

— Но мы заключили сделку.

— Совершенно верно. Компания твоего отца хотела заполучить права на все фармакологические заводы, расположенные в секторе Юкатана, который находится под моим контролем. А мне, в свою очередь, обещали часть доходов. Вроде бы справедливо. На поверхности.

— Но вы дали согласие, — прохрипел Харрисон Ноубл.

— В тот момент я еще не знал, что именно вы ищете, и не догадывался, насколько это ценно. Вы сказали мне, что «Ноубл фармасьютикалс» работает над средством от запоров, которое будет продаваться без рецепта. Еще один из бесконечных американских эликсиров для улучшения работы кишечника. Как называется новое лекарство, которое твой отец намеревается выпустить на рынок в следующем году?

— «Селатропамин».

— Оно позволяет есть, сколько угодно, и при этом терять вес, верно?

— Да.

— Золотое дно. Лучше, чем «Виагра».

— Да.

— И?

— С вытяжкой из вашего растения это лекарство вызывает сильное привыкание.

— Золотое дно становится бриллиантовым.

— Да.

— Но вы не рассказали мне об этом. Вы также забыли поставить меня в известность, что такая же добавка к моему кокаину действует аналогичным образом, увеличивая привыкание к наркотику в тысячи раз. Вы хотели оставить столь ценное знание для себя.

— Мы знали, что количество добавок будет сильно ограничено до тех пор, пока мы не сможем их синтезировать. Эти растения есть только рядом с храмом.

— И они стали такими после длительных мутаций вследствие соседства с моими водородными бомбами.

— Нам плевать на бомбы. Нас интересуют только растения.

— И вы пришли, чтобы их украсть.

Гусман вздохнул, поднялся из-за письменного стола и вышел на широкую веранду.

— Заберите пленника, — приказал он часовому.

Тот вошел в хижину с жестяной крышей и вытащил наружу Харрисона Ноубла, все еще обнаженного и привязанного к стулу.

Во дворе, у основания Т-образной виселицы, забитой глубоко в землю, образовались лужи. С каждой стороны висел головой вниз мужчина.

Двоих солдат «Черного ястреба» прикончили из засады в первые минуты схватки, но их командир Тибор Черка и его помощник Бостик сумели выжить. Как и Харрисона Ноубла, их раздели догола. Всю ночь они провисели головой вниз под дождем. Их руки оставались скованными, головы раскачивались в футе от влажной земли.

Тяжелые струи дождя с журчанием стекали по косой крыше веранды. Оба солдата уже давно лишились способности издавать звуки, но оставались в сознании.

— Как глупо, — сказал Ангел Гусман. — Неужели вы думали, что сумеете решить задачу, имея в своем распоряжении всего четверых солдат? А я теперь вынужден разбираться со всем этим дерьмом.

— Мы хотели лишь добыть растения, — простонал Харрисон Ноубл, глядя на двоих мокнущих на виселице мужчин.

— Подумать только, простая желтая алламанда оказалась такой полезной. Allamanda cathartica. В Мексике она растет как сорняк, однако алламанда сделает меня богатым.

— Вы не сможете синтезировать ее самостоятельно. Вам необходима наша помощь, только мы сумеем выделить из нее нужное вещество.

— Я полагаю, что наши кубинские друзья справятся с этой задачей ничуть не хуже. Только представь себе, какой вклад в их экономику внесет использование наркотика с селатропамином.

— Но вы же договорились о сделке с моим отцом!

— А вы заключили сделку с дьяволом, — ответил Гусман.

Толстый наркобарон с редеющими волосами подошел к охраннику, стоявшему возле стула с Харрисоном Ноублом, и вытащил из зеленых парусиновых ножен его мачете, самое обычное, с грязным зазубренным лезвием и рукоятью, обмотанной черной клейкой лентой. Однако клинок длиной в два фута был очень хорошо заточен.

Не сказав более ни единого слова, Ангел Гусман без малейших колебаний взвесил в руке мачете, по ступенькам веранды вышел под дождь и пересек двор. Он остановился перед Т-образной виселицей, взмахнул клинком и ударил Тибора Черку в живот — так опытный теннисист наносит удар слева. Первым ударом он рассек плоть до самой спины. Вторым ударом перебил позвоночник и вошел еще глубже. Третьим ударом, нанесенным справа, полностью отделил верхнюю часть тела Черки от нижней.

Упавший в грязь торс все еще был жив, рот Черки открывался и закрывался, но он не мог произнести ни звука. Его внутренности вываливались на землю, глаза вылезали из орбит.

Несмотря на то что Харрисон Ноубл уже довольно давно ничего не ел, его вырвало на собственные колени.

Не обращая внимания на существо, которое продолжало дергаться в грязи у его ног, Гусман поднялся обратно по ступенькам веранды, подставил мачете под струю воды, льющуюся с жестяной крыши, и засунул оружие обратно в ножны. На лице охранника ничего не отразилось. Гусман подошел к Харрисону Ноублу и слегка потрепал его по плечу.

— Мы ставили эксперименты. Когда человек так долго висит вниз головой, вся кровь приливает к голове. Он теперь проживет шесть или семь минут, и все это время мозг будет работать и пытаться найти путь к спасению. Может получиться довольно забавно.

— Вы безумны!

— Могу тебя заверить, мистер Ноубл, это далеко не самая главная твоя проблема. Тебе придется объяснять папочке, почему ты потерпел неудачу.

— Вы меня отпустите?

— Через некоторое время. После того, как еще немного с тобой поиграю. А когда я закончу, то пошлю с тобой образец. Растений, естественно, там уже нет, как и бомб, но я уверен, что твой отец и я сможем договориться.

Между тем торс Черки медленно подползал к веранде, оставляя на земле кровавый след из собственных внутренностей.

— Мне кажется, он хочет с тобой поговорить, — сказал Гусман. — Может, помочь ему подняться по ступенькам?

Харрисона Ноубла снова вырвало.