3
Наши дни
Нью-Йорк
Разумеется, Ричард Тобиас захотел встретиться в своем «излюбленном месте»: прославленном клубе «Метрополитен». В менее привилегированное заведение в Нью-Йорке он даже не ступил бы ногой. Однажды Маре попалось на глаза интервью, в котором он назвал Манхэттен «языческим поселением», и она представила, как он содрогается от одной только мысли, что люди могут жить среди такого убожества.
Ричард не просто пригласил Мару в клуб, он собирался с ней пообедать. Она согласилась, но только после того, как киприоты и музей Маллори неохотно приняли ее предложение. Такси высадило ее на углу суматошной Пятой авеню и Шестидесятой улицы, где всегда полно туристов, — оставалось только удивляться, почему именно здесь устроили сверхзакрытый клуб. Хотя в 1894 году, когда он был создан, на Пятой авеню располагались лишь огромные особняки и не сновали толпы туристов и нуворишей.
Выбираясь из машины, Мара позволила швейцару в строгой униформе поддержать ее за локоток. Затем она пересекла открытый двор. Администратор у входа поприветствовал ее и поинтересовался, на чье имя заказан столик, а затем помог снять легкое пальто. Для этой встречи Мара выбрала деловой костюм из темного букле, который выгодно подчеркивал цвет ее зелено-голубых глаз. А Ричард, как она предполагала, появится в превосходно пошитом на заказ черном костюме, в белой рубашке с монограммой и консервативном полосатом галстуке, в котором обычно фотографировался.
Метрдотель проводил ее в огромный обеденный зал. Над головой высоко парил золоченый потолок с плафонами. На окнах высотой в двенадцать футов висели тяжелые бархатные шторы, отгородившие зал от внешнего мира. Одну стену почти полностью занимал роскошный мраморный камин, такой огромный, что Мара могла бы шагнуть в него, не пригибая головы, а вторую стену украшали похожие на камеи барельефы. И повсюду горели светильники в виде свечей. Несмотря на красоту, декор слегка отдавал замшелостью. Видимо, завсегдатаи клуба считали безукоризненную отделку дурным тоном, свойственным парвеню.
Метрдотель указал на центральный столик, за которым сидел седовласый Ричард Тобиас. Выглядел он точно так, как она себе его и представляла. Пока он не поднялся со стула. Всего пять футов шесть дюймов. Мара поразилась: она ожидала увидеть фигуру под стать его положению. Должно быть, подумала она, Тобиас очень любит знаки богатства и власти: они прибавляют ему недостающего роста.
Тобиас протянул руку для приветствия:
— Мисс Койн, как любезно, что вы согласились прийти.
— Мистер Тобиас, для меня это честь.
— Прошу вас, мисс Койн, называйте меня Ричард.
Имя Ричарда Тобиаса вызвало целый поток воспоминаний из детства Мары. Отец, ирландский иммигрант первого поколения, ставший республиканцем, оказался втянутым в закулисные интриги, благодаря которым ряд политических кандидатов от Бостона получили поддержку консерваторов. В то время отец часто упоминал имя Ричарда, и у Мары оно ассоциировалось с тайными собраниями, давшими отцу выход на политическую арену, хоть и в качестве мелкого игрока. Ричард действовал на более высоком уровне, чем ее отец, скорее напоминая кукловода национального масштаба. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из редких статей, интервью и косвенных намеков отца относительно этой скрытной фигуры.
Тобиас жестом пригласил ее сесть, и пока она устраивалась, чувствовала его холодный взгляд, окинувший высокую стройную фигуру и задержавшийся на слегка веснушчатых щеках.
— Я не думал, что вы окажетесь такой молодой. Учитывая вашу репутацию.
Подавив желание ответить, что он оказался меньше ростом, чем она думала, Мара улыбнулась:
— Полагаю, это нужно рассматривать как комплимент.
Первые минуты они с Ричардом изучали меню, наслаждаясь безукоризненным сервисом, почти незаметным и в то же время интуитивно внимательным. Обмен любезностями, в котором, что удивительно, не прозвучало имя отца Мары, казалось, длился бесконечно — обычно у Мары просто не хватало времени на подобную пустую болтовню. Однако она скрыла свое нетерпение, почувствовав, что Ричард ожидает в ней видеть почтительную дочь. Она хорошо знала, как справиться с этой ролью, которую часто играла в обществе отца, прежде чем он рассердился на нее, когда она отказалась от партнерства в юридической фирме.
Мара ждала, что Ричард первым заговорит о предмете их встречи, хотя о причинах она уже сама догадывалась. По слухам, этот состоятельный патриций являлся владельцем художественной коллекции, способной составить конкуренцию лучшим музеям страны, поэтому Мара сделала вывод, что он случайно приобрел какой-то предмет искусства с сомнительным прошлым и теперь надеялся, что она поможет ему по-тихому разрулить ситуацию. В конце концов, ее фирма приобрела репутацию в определенных кругах благодаря именно таким делам.
— Я уже упоминал, что нуждаюсь в ваших услугах.
— Да.
Мара помешивала чай, не отрывая глаз от чашки, а сама гадала, пойдет ли речь о полотне Ренуара, запятнанного нацистским прошлым, или о нидерландском религиозном триптихе шестнадцатого века, хозяину которого теперь грозит обвинение в осквернении церкви. Мара слушала, как тикают часы в стиле рококо на камине, и ждала чего-то вроде признания.
— Мне понадобятся услуги вашей фирмы, но только с соблюдением чрезвычайной осторожности.
— Осторожность — наш конек.
Он кивнул в знак согласия.
— Превосходно. Как я понял, секретность — ваша визитная карточка.
— Чем мы можем вам помочь?
Ричард понизил голос:
— Полагаю, вы в курсе, чем я занимаюсь, или я проявляю чрезмерную самонадеянность?
— Разумеется, нет, мистер… — Мара запнулась, — Ричард.
Даже если бы Мара с детства не знала Ричарда Тобиаса, то в качестве рядового гражданина, следящего за политическими событиями в стране, она не раз встречала его имя в газетных статьях, посвященных национальным выборам, и видела на групповых фотографиях с президентом или каким-нибудь сенатором. Но всегда на втором плане.
— Но вы, возможно, не настолько знакомы с моей другой деятельностью. С возрастом, когда приближаешься к встрече с Создателем, начинает давать о себе знать совесть. От меня она потребовала, чтобы часть своих личных средств я перевел на исторические исследования и археологические раскопки. Одни такие раскопки сейчас проводятся в Китае, на месте, где проходил знаменитый Шелковый путь. В течение последних двух дней у меня состоялись два очень важных телефонных разговора. Первым звонком мне сообщили, что главный археолог раскопок обнаружил карту времен династии Мин, воспроизводящую путешествие, совершенное в пятнадцатом веке адмиралом Чжэн Хэ. Карта была создана предположительно в двадцатых годах пятнадцатого века, на ней изображен мир, каким его в то время представляли китайцы: там нанесены Азия, частично арабские страны, Африка и грубо очерчены другие районы. Если это правда, то она явилась бы самой древней во всей истории картой с частичным изображением мира.
Мара так удивилась, что позабыла о своей роли, не удержавшись от замечания:
— Такая карта была бы бесценной находкой. — Тут она вспомнила, что не является экспертом-картографом, и поспешила добавить: — Как мне кажется.
— Надо полагать, — сухо согласился он. — Когда позвонили во второй раз, я узнал, что в тот же вечер, когда мне сообщили о находке, карту выкрали. Это было вчера. Я хотел бы нанять вас, чтобы вы отыскали карту — если она на самом деле существует — и вернули мне. Готов понести любые расходы. Меня не волнуют ваши методы, единственное мое требование — никакой огласки. В частности, мне бы хотелось скрыть факт кражи от китайского правительства. Подобная крупная пропажа может лишить меня прав вести раскопки в том месте.
Мара заерзала на стуле. Как случилось, что человек столь высокого уровня узнал о другой стороне ее деятельности? Главная задача ее фирмы для одних клиентов заключалась в быстром, справедливом и эффективном разрешении юридических споров по поводу украденных предметов искусства. Для других клиентов фирма лоббировала законопроекты, способные помешать попаданию украденных предметов искусства на легальные рынки, то есть ставила палки в колеса весьма успешному бизнесу по торговле краденым с годовым оборотом в шесть миллиардов долларов. Тем не менее эти два вида деятельности составляли всего лишь часть той работы, которую проделывала ее фирма, надводную часть. Когда требовалось вернуть произведение искусства истинному, по мнению Мары, владельцу, ее фирма действовала меж двух огней, ни на стороне закона, ни на стороне криминала. Мара обращалась за информацией к ворам, скупщикам краденого и коллекционерам, готовым пойти на преступление ради вожделенного предмета искусства; и все эти деляги не отказывались разговаривать с ней, потому что понимали: ее расследование может предотвратить официальное вмешательство, к тому же она умела хранить секреты. Она не ставила себе целью добиться судебного преследования — после дела, связанного с картиной «Куколка» и изменившего всю ее жизнь, у нее не осталось никаких иллюзий на этот счет, — она стремилась лишь передать украденную картину или скульптуру в руки истинного владельца.
Так как Ричард знал полный спектр ее деятельности, Мара отбросила роль почтительной девочки. Если он нанимал ее для того, чтобы она окунулась с головой в грязные воды, то он должен оценить ее способность работать под давлением и при плохой видимости.
— Мои клиенты всегда предпочитают обойтись без огласки. Вы должны это знать. Это одна из причин, почему они выбирают мою фирму. Одна из многих.
Она увидела, что Ричард сощурился, оценивая ее ответ. Тобиас заговорил снова, на этот раз не по-отечески, а резко и хмуро:
— Хорошо. Мы поняли друг друга.
Мара помолчала, прежде чем объявить непременное условие, без которого не подписывалась на сделку.
— Полагаю, вы также понимаете, что я берусь за дело, только если абсолютно убеждена в праве клиента владеть этой вещью или в том, что он вернет украденный предмет.
— Разумеется, — ответил он без малейшей заминки. — Мне нужно, чтобы вы отправились в Китай завтра, встретились с археологом и начали свое расследование. Это возможно?
— Да.
Для такого важного клиента, который мог привлечь других важных клиентов, Мара могла вылететь из страны в спешном порядке.
— Значит, договорились.