Глава 13

Корал проснулась и увидела, что Франсиско сидит на постели и гладит ее по голове. В утренней тишине она услышала свою любимую серенаду: «La Feria de las Flores». Ей нравились жалобные мексиканские серенады, низкие аккорды гитаррона, нежные, высокие ноты трикордио, мелодичная испанская гитара. Она подумала о том, что до последнего вздоха будет помнить две вещи: вчерашнюю ночь на пирамиде с Франсиско под бескрайним небом и свою единственную ночь с Сэмом двенадцать лет назад. Ирония для Корал заключалась в том, что эти двенадцать лет завершили полный круг в ее горькой жизни, и поручение к Франсиско похитить ребенка Сэма Даффи вписывается в узор ее жизни. Ни на одного мужчину она никогда не могла положиться: ни на отца, который умер и не смог защитить ее от мужчины, за которого ее мать вышла замуж; ни на Тео, который использовал ее и умер; ни на Сэма, который, возможно, и любил ее, но бросил; ни на Франсиско, который не хочет на ней жениться. Луис единственный предложил обеспечить ее. И ее лояльность принадлежит ему, без сомнений.

Корал сказала Франсиско, который пристально смотрел на нее:

— Я тебе не все сказала.

— Что именно?

— Тебе придется похитить ребенка.

Франсиско перестал гладить ее волосы.

— Ребенка? Ты мне этого не сказала.

— Да, в Нью-Йорке. Младенца.

— Какого возраста?

— Он еще не родился. Должен родиться со дня на день.

— Я мужчина, а не чудовище.

Она пожала плечами.

— Ну, ладно. Мне придется уехать и сказать об этом Луису.

— Нет. Что будет с этим младенцем?

Корал села и обвила руками его шею.

— Ничего. Я обещаю тебе, Франсиско. Ничего. Луис отдаст его человеку, который о нем позаботится. Он будет в полной безопасности. Я обещаю.

Франсиско встал, поднял ее на руки, целуя в то место, которое уже не было табу, прижал к себе.

— Я хочу тебе кое-что показать. Позволь мне одеть тебя.

— Но…

— Нет, я хочу.

Он отнес Корал в ванную комнату, выложенную великолепной, переливающейся, синей талаверской керамической плиткой, и опустил в заранее наполненную ванну. Потом закатал рукава и начал ее мыть. Корал закрыла глаза и слушала музыку. Она представила себя маленькой девочкой, о которой заботятся, хотя и знала, что это неправда. Он — просто любовник, который бросит ее, когда она ему надоест. А пока он совершил интимный ритуал, вытер ее тело, намазал лосьоном и надушил, расчесал волосы, выбрал для нее одежду, одел, обул в сандалии. Все это заставляло чувствовать себя в безопасности, хотя Корал знала, что он и его мексиканские серенады просто убаюкивают ее.

Франсиско повел ее вниз, на кухню, выложенную белой плиткой, которую делали вручную для крупных поместий. Они сели у центральной столешницы под огромным колпаком, а повар по другую сторону поджаривал яйца и копченую колбасу с острым перцем. Франсиско уже рассказывал ей, что часто по ночам сюда приезжают целые семьи, прячась в фургонах. Они едут из городских трущоб и сельской местности, особенно из штатов Чьяпас и Оахаса. Их кормят едой, приготовленной в четырех печах поместья, устраивают на ночлег, а на следующее утро отправляют на север. Многие впервые в жизни пробуют здесь яичницу и апельсиновый сок.

Когда они уходили, в кухню вошел мальчик. Не старше десяти лет, его глаза смотрели враждебно. Он мрачно произнес:

— Привет, Франсиско.

Тот серьезно кивнул ему.

— Привет, Мигель.

— Кто это? — прошептала Корал.

— В Хьюстоне его заставили заниматься проституцией. Он убежал оттуда, но отец не захотел его принять. Я чувствую себя ответственным за него. «Мексика Этерна» старается защитить тех, кого мы переправили через границу, но иногда нам это не удается. Теперь он живет здесь.

Корал повернулась и протянула мальчику руки:

— Ven aca.

Франсиско опустил ее руки.

— Он не любит обниматься.

— Здравствуйте, сеньора, — сказал мальчик и пошел прочь.

Когда Франсиско и Корал вышли во двор, их ждал джип и вооруженная охрана. Франсиско сказал, что им это больше не понадобится — там, куда они поедут.

— И куда же? — спросила она.

— Ciudades perdidas.

— Затерянные города?

— Да.

По дороге они проехали мимо самого популярного городского парка, тоже названного «Чипультепек», как и замок. По мнению Корал, это отражало фатализм мексиканцев. Последний толтекский император провел конец своей жизни в пещере на этом холме. Там Мексика в последний раз оказала сопротивление испанским конкистадорам. Бенито Хуарес жил в замке до того, как император Максимилиан сделал его своим дворцом. А после его убили по приказу Хуареса. В Чипультепеке шесть юных кадетов, Niňos Heroes, погибли в сражении, во время вторжения США в 1847 году. Один из них, Хуан Эскутиа, закутался в мексиканский флаг и прыгнул навстречу смерти, чтобы не отдать знамя врагу. Именно тогда Дядюшка Сэм отнял у Мексики половину территории, ту землю, которую хотела вернуть реконкиста Луиса.

«Скажи мне, как ты умрешь, и я скажу тебе, кто ты такой». Это слова мексиканского нобелевского лауреата Октаво Паса. Благодаря этим смертям, по мнению Франсиско, Чипультепек стал источником огромной национальной гордости.

Через час, когда они добрались до места, Корал озадаченно нахмурилась:

— Разве это не спортивный стадион?

— Теперь — да. Cuidad deportiva. Когда мы с Луисом жили здесь, он назывался Borda de Xochiaca, самая большая и грязная свалка на свете. Она находилась в прекрасном городе Несауалькойотль, что значит «ненасытный койот», по имени одного мексиканского принца. До 2006 года, когда у Карлоса Слима и некоторых других людей проснулась совесть, весь город был колыбелью национального безразличия. Мы для краткости называем его Неса. Он зародился как город скваттеров и стал одной из самых больших трущоб в мире, хотя и не единственной здесь. Мехико окружен трущобами и свалками. Мы называем их barsurero.

— Не могу представить себе людей, живущих в таком месте.

— Тебе и не придется.

Франсиско включил зажигание и поехал сначала на восток, потом на север. Вскоре Корал с изумлением смотрела в лобовое стекло, пока джип трясся по немощеным улицам, заваленным мусором и ржавыми машинами. Стая бродячих собак расступилась при их приближении. Впереди Корал увидела гору отбросов, по которой ползали люди, в большинстве своем дети. Один остановился и позвал друзей, которые выстроились в шеренгу и наблюдали за незнакомцами. Когда джип подъехал ближе, они закричали: «Франсиско! Это Франсиско!»

Джип добрался до вершины холма намного раньше детей. Франсиско развернул его и остановился. Впереди Корал увидела серый город, кое-где виднелись пятна красного, оранжевого и синего цвета. Он состоял из хижин, построенных из деревянных обломков и гофрированного металла. Их цвет был единственным средством борьбы с нищетой, и Корал не только видела, но и чувствовала ее запах, как будто то, что выделяли тела и души людей, насыщало воздух. Из одной хижины доносились пронзительные звуки панк-рока. Франсиско сказал, что это играет «La Banda» — достопримечательность города. Корал почти не понимала слов песни:

…Ты не можешь петь. Ты не можешь думать.

Пока существует правительство, оно делает тебя больным.

Оно делает тебя пустым. Оно убьет тебя, если сам не умрешь…

Дети-попрошайки быстро окружили джип. Они были грязны. Некоторые одеты в лохмотья.

— Дай нам мешочек, — обратился Франсиско к своему человеку на заднем сидении.

Там были монеты.

Дрожа от зрелища этой нищеты и от ярости музыки, Корал сказала:

— Я помогу тебе раздать их.

Дети столпились вокруг них, и вскоре Корал уже плакала, раздавая монеты из окна, а дети говорили ей:

— Que Dios te beniga, madre, — «Благослови тебя Бог, матушка». — No llores, — «Не плачь», — говорили некоторые.

— Где мы? — спросила она у Франсиско.

— Мы в Чимальхуакане. Его еще никто не спас. Правительство очень устроило бы, если бы все они уехали отсюда и тайком пробрались в США. В конце концов треть экономики обеспечивают эмигранты, посылающие домой деньги. Мы с Луисом помогаем им именно в этом.

— Ты все время сюда приезжаешь?

— Я родился в Несе, когда он был точно таким же. Мы с Луисом убежали оттуда с божьей помощью.

Корал огляделась вокруг и попыталась представить себе Франсиско и Луиса, роющихся в горах мусора в поисках пищи и просящих милостыню на улицах, но не смогла.

— Как вам удалось выбраться отсюда?

— Его отцу в молодости повезло, он побеждал на гоночном треке. Этого оказалось достаточно, чтобы наша семья перешла в разряд людей среднего класса.

— Твоей семье его отец тоже помог?

Казалось, Франсиско сначала не понял, потом объяснил:

— В Мексике семья включает дедушек и бабушек, дядюшек и тетушек, двоюродных братьев. Мы переехали в город-спутник, где расположены торговые центры. Луис поступил в университет первым из нашей семьи. Потом произошла девальвация песо 1982 года. Мы все потеряли. Луис бросил учебу, нашел работу в роскошном отеле. Он познакомился с этим человеком, Теомундом Брауном, и делал для него все. Тот увез Луиса в Нью-Йорк. На время вся наша семья была спасена и многие наши друзья. Затем случилось сильное землетрясение 1985 года. Оно уничтожило все, что мы имели.

— Te bendiga, madre; te bendiga, padre, — кричали дети, получая монеты.

Крохотная девчушка с большими, красивыми, больными глазами добралась до дверцы и протянула руку. Переполняемая чувствами, Корал сняла с шеи золотую цепочку с бриллиантом в три карата и положила ее в ладони девочки.

— Корал! — Франсиско скорбно прикоснулся к ее опустевшей ложбинке между грудей. Девочка жалобно смотрела на камень, подняв брови, уголки ее рта опустились.

— Неверный поступок, — вздохнула Корал, взяла у нее цепочку с камнем, бросила ее в сумочку и вручила девочке стодолларовую купюру. Девочка с улыбкой упорхнула прочь.

Когда мешочек с монетами опустел, человек Франсиско высунул дуло ружья в окно и выстрелил в воздух. Дети разбежались, но Франсиско наградил его таким грозным взглядом, что Корал сомневалась, что этот человек когда-нибудь снова выстрелит, когда рядом дети.

Когда они отъехали, потрясенная Корал откинулась на спинку.

— Почему они ничего не делают с нищетой?

— Больше половины людей в большом Мехико слишком бедны, они умирают от пневмонии и диареи, это самые грозные убийцы, но все же здесь живет самый богатый в мире человек, Карлос Слим, и долгие годы он почти не помогал. И он не единственный. В Мехико десять или одиннадцать миллиардеров, и не так давно в нем было неприличное количество миллионеров на душу населения. Большинство из них, предположительно, являются чистокровными потомками испанцев, и они до сих пор ведут себя, как конкистадоры. Они берут все и посылают к черту таких, как мы. Раньше я похищал их и требовал большой выкуп — но только взрослых, детей никогда.

— Почему люди не бунтуют?

— Четыре столетия испанцы внушали нам, что мы достойны презрения, потому что наши предки приносили человеческие жертвы. Подсознательно мы им верим. Нам стыдно. Мы молчим, как изнасилованная женщина, которая считает, что сама виновата. Если мы пытаемся восстать, наши действия плохо организованы и истеричны, и нас убивают, но большинство и не пытается. Элита пользуется тем, что «жизнь излечила нас от страха». Так пели солдаты во время Мексиканской революции. Со времени наших древних культур мы знакомы со смертью, мы играем с ней, мы едим ее в пирожных в День Мертвых. В этих трущобах мы поддерживаем умирание. Иногда я думаю, что город становится богаче с каждой смертью. Я часто мечтал о том, что наш последний император Куаутемок когда-нибудь восстанет в наших душах. Он поведет нас в Мехико, где мы вырежем живые сердца у всех, кто живет в больших домах.

— Этот мир включает и тебя.

— Возможно, я это заслужил.

Корал бросила взгляд на Франсиско. На лице было такое же выражение, как в тот день, когда они познакомились — отстраненное и опасное, на лице, являющемся воплощением мужественности. Подумав о детях, она поняла, что его способ перераспределения богатств кажется ей справедливым.

— Если Карлос Слим помог Несе, он наверняка поможет этому городу.

— Может быть, в конце концов. Многие дети умрут, не дождавшись этого.

— Скольких людей ты увез отсюда, Франсиско?

Глаза Франсиско увлажнились.

— Из всех трущоб? Пять тысяч семьсот восемьдесят шесть.

У нее отвисла челюсть.

— Это сколько? Больше двадцати человек в день?

— Я помню их всех, — сказал он и нажал на газ.

Франсиско выезжал из Чималхуакана так, словно его визжащие шины могли его разрушить. В конце концов он сбавил скорость и поехал к центру города к Пасео де ла Реформа, самому большому бульвару города, построенному по образцу парижских Елисейских Полей. Это был парад на трех линиях художественных галерей, роскошных отелей, богатых домов, памятников и парков. Все очень красивые. Все исключительно мексиканские. Франсиско подъехал к отелю «Четыре сезона».

— Я подумал, что тебе нужен отдых после «барсурерос», — сказал он и вошел вслед за ней в элегантный ресторан отеля «Реформа 500».

Ресторан славился средиземноморской кухней. Один раз они нарядились в яркие мексиканские наряды и прошлись по городу, изображая художников Фриду Кало и Диего Риверу, кумиров этого города; история их искусства и страданий, любви, предательства и смерти все еще жила в биении сердца города. Один раз Корал села на колени Франсиско, и под прикрытием ее длинной юбки они занимались любовью на диване.

— Здесь легко делать вид, будто потерянных городов не существует, — сказал Франсиско. — Все спокойно в кварталах избранных — в Колониа Сентро, Чапультепек, Зона Роза и во всех других местах, куда ходят туристы и богачи.

— Кроме тех случаев, когда их похищают? Кроме этих случаев?

— В некотором смысле мы похожи на наших предков. Мы знаем, что время от времени нужно приносить жертву — брата, жену или ребенка.

Корал читала об убийстве похитителями четырнадцатилетнего Фернандо Марти.

Пока Франсиско изучал карту вин, она смотрела на него и другими глазами видела окружающую роскошь.

— Франсиско, что бы ты делал, если бы не руководил организацией «Мексика Этерна» для Луиса? Где бы ты был?

Он ответил, не поднимая глаз:

— На ранчо в Мичоакане, разводил бы ацтекских лошадей, если бы нам удалось прогнать оттуда наркобаронов.

— Не знала, что ты разбираешься в коневодстве.

— Я мог бы научиться. А что бы ты делала, если бы не работала на Луиса? — он поднял взгляд от меню.

— Танцевала бы или растила кучу детей.

Франсиско казался удивленным.

— Не могу себе этого представить.

«Я тоже», — подумала Корал.

— Хочешь шампанского? — спросил он.

— Что в действительности случилось с родителями Луиса? — спросила Корал после того, как они сделали заказ. — С его братьями и сестрами?

Франсиско откинулся на спинку.

— Ты видела статуи?

— Да, но я не знаю всей истории. Знаю только, что они научили его не говорить «ni modo». Что это для него значит, на самом деле?

— Ya ni modo или ya que — это мексиканская фраза, с помощью которой пытаются свести к минимуму неправосудие. Это способ примириться с несправедливостью жизни. Это значит — не надо волноваться из-за того, чего нельзя изменить — потерянного бумажника, продажного правительства. Поскольку Луис верит в перемены, он не любит, когда я это говорю.

— Я тоже. А что его семья?

Франсиско сжал ее руку.

— После землетрясения Луис хотел всех их переправить в Нью-Йорк, но не было легального способа сделать это быстро, поэтому он велел им ждать. Они не послушались. Кто-то свел их с койотом, и тот бросил их в пустыне. Мы больше ничего о них не слышали.

Корал ахнула. Неужели Франсиско не знает правду? Ей потребовалось всего одно мгновение, чтобы решить воспользоваться этим преимуществом, она была уверена, что Луис не будет возражать, если это принесет результаты.

— Это неправда. — Она положила ладонь на его руку. — Это Луис нанял койота. Неужели ты не понимаешь? Вот почему он это делает. В этом причина создания «Мексика Этерна».

Франсиско откинулся на спинку и нахмурился.

— Ты уверена?

Она кивнула.

Франсиско поперхнулся, он казался растерянным. Потер лоб, словно у него заболела голова.

Корал охватило чувство вины, жалости и печали — эмоции, которые никогда не шли ей на пользу. Но мог ли Франсиско отказать Луису теперь, зная это? Она прислонилась к его плечу.

— Ты все же сделаешь то, о чем он просит? Ты похитишь ребенка?

Франсиско медленно поднял голову.

— Конечно.