Ни одна из предыдущих экспедиций на Эверест не проложила столько перил — причем наши состояли из «волшебной веревки Дикона», — и поэтому участники этих экспедиций не имели возможности с такой сравнительной легкостью спускаться из пятого лагеря.

По крайней мере, нам изначально должно было быть легче. Но в действительности облака были такими густыми, а порывы ветра такими сильными — тогда мне казалось, что до пятидесяти миль в час, — и пугающе внезапными, что спуск по гребню, ледовому склону и леднику Эвереста в тот день, во вторник, 19 мая, оказался настоящим кошмаром.

Часть отмечавших дорогу вешек остались на месте, но другие ночной шторм либо сдул, либо повалил и засыпал снегом. Сотни раз за время спуска по кромке Северного гребня к Северному седлу мне приходилось принимать решение: «Идти прямо вперед, направо по оврагу, который выглядит знакомым, или налево, по более крутому участку?» Я помню о ведущих в пропасть оврагах, которые видел при дневном свете во время подъема в пятый лагерь — любой неверный поворот закончится крутым 6000-футовым обрывом над главным ледником Ронгбук.

Поэтому я редко сворачивал вправо, когда не мог найти бамбуковых вешек с флажками, указывающих путь. Тем не менее неверный поворот дважды приводил нашу группу к Северной стене Эвереста, и кроме того, не обходилось без невидимых трещин и вертикальных ледовых ловушек. Оба раза я осторожно возвращался назад, на кромку Северного гребня, а затем прокладывал дорогу вниз, пока мы не натыкались на следующую закрепленную веревку, которая убеждала нас, что мы на правильном пути.

Когда мы брели по пояс в снегу на более пологом склоне, я решил, что это, должно быть, снежные поля чуть выше Северного седла, и остановился, пропуская Жан-Клода вперед и передавая ему баллон с кислородом, чтобы Же-Ка вел нас через лабиринт из расселин.

— Не забудь, что я хочу вернуть свой рюкзак, — сказал я и потащился к заднему концу веревки, которая связывала нас троих. Ракетница с патронами, бинокль, пустая бутылка из-под воды, запасной свитер и наполовину сгрызенная плитка шоколада остались в рюкзаке.

Жан-Клод спускался быстрее, чем я. Он нашел покрытый ледяным настом участок, по которому мы практически скользили вниз, несмотря на «кошки» на ногах. Я понял, что после смерти Бабу мне больше не хочется прибегать к такому способу передвижения.

Прошло чуть больше двух часов после выхода из пятого лагеря, когда Же-Ка провел нас между последними невидимыми расселинами к маленькой группе палаток, сгрудившейся в тени высоких ледяных пирамид в северо-восточном углу Северного седла.

Лагерь был пуст.

— Все испугались, — сказал Лобсанг Щерпа. — Вчера вечером я вызвался пойти наверх. Рассказать вам. Все остальные захотели спуститься.

— Почему? — спросил Дикон. — Если йети находятся внизу, не было бы безопаснее для всех остаться в четвертом лагере?

Лобсанг в ужасе затряс головой.

— Йети поднимаются вверх, — сказал он. — Они живут на Седле в пещерах. Они очень на нас сердятся.

Дикон не стал искать логику в словах перепуганного шерпы — я по крайней мере спросил бы, почему рассерженные йети напали на базовый лагерь, если обозлились на то, что люди потревожили их дома на Северном седле, — и вместо того, чтобы обсуждать мифических чудовищ, мы стали заглядывать в палатки в поисках продуктов и воды. Мы не обнаружили ни бутылок с водой, ни термосов с другими напитками — кроме того, проклятые шерпы, которые два дня назад обещали ждать нас здесь, в четвертом лагере, забрали с собой дополнительные спальные мешки, примусы и печки «Унна», — но Реджи нашла три забытых брикета твердого топлива, и мы зажгли их и держали над открытым огнем закопченные котелки, чтобы растопить снег. Затем Пасанг нашел под грудой брошенной одежды в одной из палаток Уимпера две наполовину замерзших банки спагетти, а Дикон раскопал жестянку ветчины с фасолью. Все это мы вывалили в последний котелок и поставили на умирающий огонь.

Все устали, проголодались и были обезвожены. Теперь, когда я не дышал кислородом, мой кашель не прекращался ни на минуту, и ощущение, что у меня в горле застряла маленькая куриная косточка, только усилилось. Лобсанг Шерпа явно был в ужасе от одной мысли, что придется еще немного задержаться в четвертом лагере, а остальные были так измотаны, что напрочь лишились аппетита, и поэтому всем было понятно, что мы немного перекусим, выпьем воды, а затем начнем спускаться по ледяной стене. Мы с удовольствием пили чай, помогавший проглотить еду.

С шестью жумарами Жан-Клода и прочными перилами опытные альпинисты из нашей маленькой группы могли бы спуститься по веревке с ледяной стены и с большей части 800-футового крутого склона под ней, но мы двигались с такой скоростью, которая была приемлема для Лобсанга, и ползли вниз по лестнице, используя жумары и фрикционные узлы на перилах для удержания и торможения, а не как средства для ускоренного спуска. Тем не менее спуск был относительно быстрым, несмотря на сгущающиеся облака, которые поднимались из долины ледника Восточный Ронгбук.

— Это муссон, Ри-шар? — спросил Жан-Клод, когда две связки альпинистов спиной вниз спускались по веревкам в густом мареве облака.

— Нет, не думаю, — ответил Дикон. — Облака собираются на юге, но ветер по-прежнему дует с севера и северо-запада.

Же-Ка молча кивнул, сберегая дыхание, и съехал вниз по веревке. Лобсанг шел впереди него в связке, и усталый шерпа каждый раз вскрикивал, когда приходилось отталкиваться от ледяной стены.

Четырнадцать шерпов — вместе с Лобсангом это была половина носильщиков, имевшихся в нашем распоряжении, — собрались в третьем лагере. Места для пятнадцати шерпов здесь не хватало, так что они сидели буквально друг на друге в маленьких палатках Уимпера и Мида — комичное зрелище, не будь их лица искажены от страха. Те, кто не поместился внутри, сидели у ревущего костра.

— Где, черт возьми, вы взяли топливо для большого костра? — спросил Дикон у первого из шерпов, хоть немного понимавшего английский, повара Семчумби, который должен был находиться в базовом или в первом лагере.

Семчумби не ответил, но Реджи указала на груду щепок с одной стороны костра. Шерпы взяли старый ледоруб и разбили все деревянные ящики, которые мы сложили в третьем лагере, чтобы перемещать в них грузы наверх.

— Потрясающе, черт возьми, — пробормотал Дикон. — Просто потрясающе. — Он крепко стиснул плечо Семчумби. — И этот костер должен отпугнуть йети?

Повар яростно закивал и, очевидно забыв английский, стал повторять:

— Нитиканджи… Нитиканджи…

— Что это значит? — спросил Дикон доктора Пасанга.

— Снежный человек, — ответил Пасанг. — То же самое, что и йети, то есть йе ти, что означает «человек с вершин». Его также называют метох-кангми.

— Снежный человек, — с отвращением повторил Дикон. — Кто-нибудь на самом деле видел этого… снежного человека?

Все пятнадцать шерпов разом заговорили, но Реджи и Пасанг указали на единственного человека, который сам видел чудовищ, — Наванга Буру, отвечавшего за вьючных животных во время нашего перехода через Тибет и последние три недели остававшегося в базовом лагере, чтобы следить за теми пони и яками, которых мы оставили при себе.

Я знал, что Наванг Бура немного знает английский, но, как и в случае с Семчумби, он, похоже, от страха все забыл.

Реджи слушала отрывистые, низкие звуки и переводила нам.

— Наванг Бура говорит, что он единственный, кто смог уйти из базового лагеря живым. Нитиканджи пришли вчера вечером после захода солнца. Высокие существа с ужасными лицами, клыками, длинными когтями, длинными руками и густым серым мехом, покрывающим все тело. Наванг Бура как раз возвращался из первого лагеря и увидел, как они убивают всех в базовом лагере. Он побежал, спасся и выжил, а потом поднялся сюда, в третий лагерь, с несколькими шерпами из первого и второго лагерей. Никто не хотел оставаться в долине вместе с такими злыми и голодными метох-кангми.

— Голодными? — переспросил я. — Наванг Бура говорит, что йети убивали и ели шерпов в базовом лагере?

Реджи передала вопрос главному погонщику мулов, и Наванг Бура ответил речью, которая длилась не менее тридцати секунд, но Реджи перевела ее одним словом.

— Да, — сказала она.

— Сколько их в базовом лагере? — спросил Дикон.

Наванг Бура и дюжина других шерпов ответили одновременно.

— Семь, — перевела Реджи.

— Нет, я имел в виду не йети, черт возьми. Я спрашивал, сколько шерпов было в базовом лагере. А здесь?

Реджи заговорила по-непальски, и снова ей ответили не меньше десятка человек.

— Двенадцать шерпов, — сказала она. — Семчумби сказал, что во время резни некоторые побежали на север, к монастырю Ронгбук, но он видел, как йети убили их раньше, чем они успели добраться до берега реки.

— Значит, — сказал Дикон, — семь йети предположительно убили дюжину сильных шерпов.

— Прошу прощения, — возразил доктор Пасанг. — Двоих шерпов — Лакру Йишея и Анга Чири — нельзя назвать сильными. Они оставались в базовом лагере, чтобы восстановиться после ампутации обмороженных пальцев на руках и ногах.

— Значит, семь йети предположительно убили десятерых сильных шерпов и двух выздоравливающих, — поправил себя Дикон. — И никто не догадался взять ружье, из тех, что хранились в базовом лагере?

Я не сразу вспомнил, сколько ружей имелось в распоряжении экспедиции. Реджи взяла с собой одно для охоты — как и Пасанг с Диконом. После прибытия в базовый лагерь все три ружья хранились в ящиках с замками в особой, запечатанной палатке. Даже повару требовалось разрешение сахиба, чтобы взять ружье для охоты.

— В любом случае, у нас есть оружие, — сказал Дикон и достал из рюкзака огромный пистолет — не сигнальный пистолет Вери, а настоящий. Откинув ствол, он продемонстрировал, что в гнездах барабана нет патронов, и дал каждому подержать.

Это был тяжелый револьвер «Уэбли Марк VI». К металлической петельке внизу рукоятки крепился маленький кожаный вытяжной ремешок, почти черный от смазки, пота и пороховой копоти.

— Стреляет патронами калибра.455, — сказал Дикон, показывая нам коробку крупных, тяжелых патронов, потом взял револьвер и зарядил все шесть гнезд.

— Слава Богу, у нас есть оружие, — вздохнула Реджи.

— Из этого пистолета ты стрелял на войне? — спросил я.

— Купил его перед отправкой на фронт и пользовался все четыре года. Теперь я жалею, что мы не взяли ружья в третий или четвертый лагерь. Глупо было оставлять все в базовом лагере.

Я не обращал особого внимания на три ружья, даже когда Реджи или Пасанг брали одно из них, чтобы поохотиться. Мне казалось, это обычные охотничьи ружья, хотя, как я теперь вспомнил, одно из них — кажется, Дикона — могло похвастаться оптическим прицелом.

Шерпы снова что-то объясняли Реджи, но, судя по опущенной голове Семчумби, ни одному из них во время нападения йети не пришло в голову проникнуть в «палатку сахибов», вскрыть ящики и достать ружья.

— Ладно, — сказал Дикон. — Это неважно. Мы принесем из второго лагеря несколько палаток, чтобы хватило на четырнадцать шерпов, а затем впятером спустимся в базовый лагерь и возьмем ружья. Кто из шерпов хочет пойти с нами во второй лагерь?

Доктор Пасанг повторил вопрос Ричарда по-непальски. Желающих не было.

— Отлично, — сказал Дикон. — Значит, я выбираю тебя, тебя, тебя, тебя, тебя и тебя… — Он поочередно ткнул пальцем в шестерых шерпов, включая Наванга Буру и Семчумби. — Вы идете с нами во второй лагерь, помогаете снять несколько палаток, потом несете их сюда, в третий лагерь.

Когда Пасанг перевел его распоряжение, шерпы закачали головами, но Дикон повернулся к доктору и резко бросил:

— Скажите им, черт возьми, что это не просьба, а приказ. Если они не поднимут сюда хотя бы три палатки, то кое-кто из них к утру будет мертв. Объясните этим шестерым, что мы, сахибы, и Пасанг останемся с ними во втором лагере, пока они не упакуют четыре палатки, чтобы доставить сюда. Мы подождем, пока они благополучно не вернутся на ледник, а затем впятером спустимся проверить базовый лагерь. И они могут взять с собой в третий лагерь мой пистолет.

Шестеро шерпов вздохнули и опустили головы, но один или два обрадовались возможности получить большой револьвер «Уэбли Марк VI». Семчумби что-то сказал, и Реджи перевела:

— Повар говорит, что если им суждено умереть на Джомолунгме от рук йети, так тому и быть.

Дикон хмыкнул.

— Скажите этим шестерым, пусть берут свои рюкзаки. И пускай пошевеливаются, черт бы их побрал.

Реджи наклонилась к Дикону и прошептала:

— Думаете, разумно отдавать им единственное оружие, которое у нас есть?

— Я его не отдаю, — возразил Дикон. — Просто оставляю Семчумби, пока мы не вернемся из базового лагеря. Тут четырнадцать шерпов, которые нуждаются в защите. А у нас пятерых, по крайней мере, есть сигнальные пистолеты Вери.

Через десять минут мы были готовы. Дикон организовал небольшую церемонию передачи своего револьвера Семчумби, а затем пристроил свой тяжелый сигнальный пистолет — заряженный ракетой — в большой карман анорака «Шеклтон». После секундного колебания Реджи, Пасанг, Жан-Клод и я вытащили свои ракетницы Вери, зарядили патронами 12-го калибра — я выбрал белый, после чего у меня остался всего один запасной патрон, красный, — и сунули жалкие маленькие пистолетики во внешние карманы курток.

— По леднику мы будем идти в связке? — спросил Жан-Клод.

Дикон задумался на целую минуту.

— Думаю, нет, — наконец сказал он. — Я пойду первым, а ты будешь идти рядом и предупреждать о расселинах, которые мог скрыть выпавший ночью снег. Джейк, ты поможешь шестерым шерпам держаться одной плотной группой позади нас с Жан-Клодом. Пусть идут за нами след в след. Реджи и доктор Пасанг пойдут замыкающими.

Потом Дикон повернулся к Семчумби.

— Надень вытяжной ремешок пистолета на запястье — правильно — и не держи оружие за рукоятку, если не собираешься в кого-то стрелять. Предохранителя у него, разумеется, нет.

Семчумби обращался с тяжелым пистолетом, как с коброй, но оружие, по всей видимости, вселяло уверенность не только в остальных пятерых шерпов, но даже в тех, кто оставался в лагере.

Все кивнули. Мы покинули третий лагерь и двинулись по длинному, опасному леднику в направлении второго лагеря.