Книга: Мерзость
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Несколько лет назад, зимой 1991–1992 годов, когда я писал эти мемуары в той помеси гостиницы для стариков и дома престарелых, где я жил тут, в Колорадо, управляющий — Мэри Пфальцграф, чудесная женщина, — попросила меня выступить вместо приглашенного лектора, который приезжал к нам по средам, и немного рассказать об альпинизме. Я согласился и произнес перед полудюжиной обитателей дома небольшую речь (семь минут по моим часам) — в основном о ночных восхождениях в Андах и в Антарктике, а также о том, как прекрасно звездное небо в обоих этих местах (в последнем сияло и переливалось всеми красками северное сияние). Крошечная аудитория моих сверстников задала всего два вопроса. Говард «Герб» Герберт, мой самый упорный противник в домино, спросил: «Где вы лишились двух пальцев на левой руке, Джейк?» (Я подозревал, что он давно хотел задать этот вопрос, но вежливость не позволяла.) «На Аляске», — честно ответил я. (Но не стал вдаваться в детали девятидневного сидения в снежной пещере на высоте 16 000 футов; эти девять дней стоили жизни двум моим товарищам.) Затем миссис Хейвуд, боюсь, с далеко зашедшим Альцгеймером, поинтересовалась: «А вы можете подниматься на горы во сне? Я имею в виду, спящим?»
— Да, — без колебаний ответил я.
У меня не было в этом сомнений, поскольку я до сего дня не помню первые сорок пять минут нашего подъема на Северное седло в те предрассветные часы в среду 20 мая 1925 года. Я карабкался вверх во сне. Проснулся я на ледяной стене, ведущей к Северному седлу, когда моя голова и плечи внезапно оказались над плотным покрывалом густого облака. Ощущение, что я вынырнул из моря на воздух, мгновенно прогнало сон.
Господи, как красиво! Было очень поздно, и поэтому я не сомневался, что огрызок убывающей луны уже взошел над горизонтом, но прятался где-то за громадами Северного и Северо-Восточного хребтов Эвереста. Вершина нашей любимой и ненавидимой горы и его вездесущий облачный султан были освещены ярким светом звезд. Даже когда я учился в Гарварде и уезжал на запад в горы за сотни миль от города, то никогда не видел таких ярких звезд. И так много сразу. Они никогда так не сверкали даже среди Альп, во время ночевки на вершине, которую от огней городов или фермерских фонарей заслоняли бесчисленные горные пики. Небо над Гималаями было ни с чем не сравнимо. Млечный Путь выгнулся над залитой светом звезд заснеженной вершиной Эвереста, словно проложенное через ночное небо шоссе. У горизонта звезд не становилось меньше, и они не тускнели — просто тысячи звезд внезапно сменялись сотнями сверкающих снежных полей, ледников и вершин.
Ветер стих. Впервые за много дней воздух — по крайней мере, здесь, на высоте около 23 000 футов, — был неподвижен. Соседние и далекие вершины — Чангзе, Чо-Ойю, Макалу, Лхоцзе, Ама Даблам, Лхо Ла и другие, которые усталость не позволяла мне распознать, — казались такими близкими, что можно протянуть руку и сорвать их, словно белые цветы рудбекии.
Когда мы сошли с раскачивающейся веревочной лестницы и ступили на узкий ледовый карниз Северного седла, я понял, что Дикона с нами нет. Неужели он сорвался, пока я карабкался наверх во сне? Или его подстрелили?
— Он остался внизу, чтобы привязать груз, — объяснил Же-Ка.
— Привязать груз к чему? — не понял я.
— К кольцевой веревке на блоках, которые установлены на «велосипеде», — сказал Жан-Клод. — Помнишь? С ее помощью мы собираемся поднять ту дюжину с лишним тяжелых мешков, которые притащили из третьего лагеря сюда, к Северному седлу.
Заставив себя проснуться, я вспомнил. Когда Дикон сказал, что останется внизу и будет привязывать грузы, пока их всех не поднимут, я подумал, что он сошел с ума — фрицы могли услышать звук трущейся о блоки веревки, осветить его лучом мощного прожектора или электрического фонаря из третьего лагеря, и без особого труда пристрелить из имеющихся у них ружей, — но ничего не сказал тогда, у подножия 1000-футовой стены, ведущей к Северному седлу. Все мои силы уходили на то, чтобы вспомнить, как закрепить жумар на веревке, как ослабить кулачок, чтобы переместить придуманное Жан-Клодом устройство вверх, и как последние 100 футов поднимать слишком тяжелый рюкзак по веревочной лестнице, не опрокинувшись назад, в клубящийся ледяной туман.
«Кошки» у нас на ногах откалывали кусочки льда, которые сверкали в ярком свете звезд. Мы с Же-Ка, Реджи и Пасангом быстрым шагом шли по склизкому карнизу к тому месту, где Жан-Клод установил свое похожее на велосипед устройство.

 

Это было похоже на сон. Из-за большого веса груза, который Дикон привязывал к веревке в клубящемся облаке внизу, мы по очереди крутили педали подъемника-велосипеда. Это отнимало много сил. Двое, не крутившие педали, подавали сигнал остановиться тому, кто сидел в седле, наклоняясь над отвесным обрывом, или ледорубами подцепляли груз и вытаскивали на ледовый карниз, а третий отвязывал неудобный тюк от кольцевой веревки и переносил или перетаскивал к дальнему краю карниза.
Мы трудились, выбиваясь из сил, почти тридцать минут, а затем Дикон четыре раза резко дернул за обе веревки — условленный сигнал, что весь груз поднят, Ричард перерезает веревку и поднимается сам. Мы втянули веревку наверх, привязали к одному из рюкзаков, убедились, что рюкзаки находятся в безопасности в том месте, где мы должны перебраться с ледового карниза на Северное седло, а затем вернулись к веревочной лестнице и стали ждать.

 

После бесконечного ожидания — лестница и закрепленные веревки дергались и извивались под нашими ладонями, как леска с большой рыбой на крючке, но мы не знали, кто поднимается по склону в полной тишине, окутанный густым туманным облаком, наш товарищ или десяток немцев, — из тумана появился Дикон, преодолел в прозрачном воздухе последние 30 футов до карниза, перебросил через край огромную бухту веревки, которую тащил с собой, и с трудом перевалился сам, прямо в наши подставленные, готовые подхватить руки.
— Поднять лестницу? — спросила Реджи.
Сил говорить у Дикона не было, и он просто покачал головой. Через несколько секунд, когда мы дали ему подышать «английским воздухом», он сказал:
— Оставьте ее на месте. Я принес из третьего лагеря и положил в один из рюкзаков большой топор и два тесака. Когда утром немцы начнут подниматься по лестнице, мы подождем… подождем… подождем, пока они не заберутся достаточно высоко, а потом перерубим веревки.
Вот почему он захватил с собой закрепленную веревку, которая служила перилами на всем вертикальном участке, и особенно вдоль лестницы. Без нее не за что будет ухватиться, если лестница вдруг уйдет из-под ног.
— На ночь нужно поставить часового, — сказал Жан-Клод. — Боши могут начать подъем в любое время. Или обманут нас, вырубая ступени на каменной стене.
— Нет, — сказал Дикон. Он помолчал еще минуту, чтобы выровнять дыхание. — Не думаю, что они придут ночью. В последние два дня внизу было облачно, и я даже не уверен, что они видели лестницу и закрепленные веревки.
— Немцы найдут их по нашим следам, — сказал Пасанг.
Дикон устало кивнул.
— Совершенно верно. Но, думаю, при дневном свете. И Зигль обязательно пошлет кого-нибудь проверить веревочную лестницу.
— Значит, вы уверены, что там, внизу, Бруно Зигль? — спросила Реджи.
Дикон пожал плечами.
— Зигль, или кто-то вроде Зигля. Это не имеет особого значения. Они альпинисты и фанатики из немецких крайне правых, и я могу лишь надеяться, что их фанатизм возьмет верх над здравым смыслом альпиниста. Но сегодня никаких часовых. Нам нужно перенести как можно больше груза через Северное седло в пятый лагерь, постараться согреться и поспать, сколько получится. Это осознанный риск — и нам придется дорого заплатить, если немцы поднимутся на эту ледяную скалу в темноте, — но нам всем требуется отдых.
— Но если Зигль и его убийцы поднимутся по веревочной лестнице сегодня ночью… — начал я, но затем обрадовался, когда Дикон не дал мне закончить. Мне очень не понравилось, как дрожал мой голос.
Ричард положил мне руку на плечо.
— Все уже очень устали, Джейк. Три дня и три ночи почти без сна на такой высоте. А утром придется возобновить подъем, независимо от погоды. Мы теперь поспим, а немцами займемся утром, когда они попытаются забраться сюда, на Северное седло.
Какое-то время все молчали, потом по очереди кивнули.
— Реджи, доктор Пасанг, — сказал Дикон. — Будьте добры, отнесите один или два тяжелых тюка через седло к пятому лагерю и приготовьте спальные мешки. Если понадобится, в каждом рюкзаке есть дополнительные спальники. Печка «Унна» в том рюкзаке, на котором я мелом написал цифру «1»… Нужно распаковать ее и установить в тамбуре палатки, даже если пользоваться ею мы будем только утром. Пасанг, пожалуйста, сверните и отнесите в лагерь эти несколько футов веревки от подъемника и перил лестницы. Просто оставьте ее рядом с одной из палаток в четвертом лагере, вместе с остальным грузом, который принесете… Джейк, Жан-Клод, идемте со мной к этому замечательному велосипеду-лебедке. Мы перережем все растяжки, вытащим ледобуры и колья, а потом притащим нашего металлического монстра на этот край карниза.
— Зачем, Ри-шар? Мы уже перерезали и свернули длинную веревку от лебедки. Зачем тащить «велосипед» сюда?
— Затем, что у нас под рукой нет кипящего масла, — ответил Дикон.
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10