Книга: Тайный мессия
Назад: Глава 29
Дальше: Глава 31

Глава 30

Полу Джозефу хотелось, чтобы Кевин ван дер Линден, он же – Гивн, присоединился к тем, кто разводил сигнальные костры вдоль взлетной полосы в джунглях. Было достаточно трудно не стонать вслух из-за пульсирующей боли в перевязанной голове. Говорить с Гивном было почти невозможно.
– Вывихнутая и слобанная рука. Он не хотел лететь, даже когда ебу сказали, что лунный свет – тоже свет. Все бовторял: «Если бы не видиб, бы не летаеб», как будто это какой-то слоган. Бришлось его бодкупить. Ты должен бне полтора биллиона, Джозеф.
Пол Джозеф выдавил:
– Что?!
Гивн захихикал:
– Танзанийских шиллингов. Это тысяча абериканских долларов.
Пол Джозеф вздохнул, радуясь, что ему не придется встретиться лицом к лицу с нищетой, как он уже встретился с травмой и возможным бесчестьем.
Большинство людей деревни устремились на взлетную полосу, охваченные мрачными предчувствиями относительно этого беспрецедентного ночного полета, но в то же время возбужденные и полные любопытства. Зная, каким опасным может быть приземление, все хотели помочь направить самолет. Гивн, как обычно, решил держаться в стороне от физического труда.
– Брекрасное вребечко ты выбрал, чтобы встать бод бадающее дерево, – сказал Гивн.
Девочка по имени Ариэль бегом вернулась к Полу Джозефу:
– Вы совершенно уверены, что не хотите позволить Бабу вас осмотреть? Он вылечил меня после укуса черной мамбы!
– Если бы тебя укусила черная бабба, девчушка, тебя бы сейчас здесь не было, – сказал Гивн.
Пол Джозеф лишь покачал головой. Он не хотел оскорбить девочку заявлением, что никогда не подпустит к себе этого язычника Бабу. Очевидно, ни Зак, ни Ариэль не собирались никому рассказывать, как на самом деле он был ранен, а Зения уж наверняка не расскажет. Исходя из долгого знакомства с Бабу, Пол Джозеф знал, что тот никогда не разносит слухов – ни плохих, ни хороших, ни нейтральных. Но это было единственным достоинством старика. В остальном Бабу был опасным варваром.
Ариэль вздохнула:
– Я знаю, что мне, наверное, помог и Джесс, но я уверена, что Бабу – талантливый лекарь. А вдруг у вас сотрясение мозга или кровоизлияние?
– Какой таб еще Джесс? – ухмыльнулся Гивн.
Сигнальные костры бросали отблески на лицо девочки, и было видно, как она удивилась:
– А вы не знаете?
– Не знаем чего? – спросил Пол Джозеф.
– Он – Иисус. Он – клон.
Пол Джозеф и Гивн переглянулись и возвели глаза к небу.
– Помните клона? Девятнадцать лет назад доктор Феликс Росси создал клона с помощью ДНК с Туринской плащаницы.
– Ах это! – сказал Гивн.
– Так вот, Феликс – мой папа, – гордо заявила Ариэль, – поэтому я и знаю, что Джесс – настоящий клон.
– Тот мальчик-араб, который сидел в священном кругу, на самом деле считает себя Иисусом? – спросил Пол Джозеф, превозмогая головную боль. – И жители деревни в это верят?
– Конечно! – ответила Ариэль. – Они видели собственными глазами, что он может делать. Он – Иисус, и он вернулся, чтобы попытаться предотвратить конец света. Разве это не классно?
Пол Джозеф вздрогнул:
– И Зак Данлоп тоже в это верит?
– Конечно! – уверенно сказала Ариэль. – Вы и сами поверите, если побудете в священном кругу.
Пол Джозеф услышал шум двигателей в ночном небе, посмотрел вверх и увидел огни самолета. Жители деревни убрались с полосы и махали, пока самолет опускался и пока катил по земле, ориентируясь по разожженным кострам. Он жестко опустился на утрамбованную землю и, проехав по ней, остановился. Почти сразу самолет окружили дети, а взрослые наблюдали, но держались позади.
Из самолета поспешно вылезли Стив Харрис и благородный Махфуру. Пол Джозеф был им благодарен. Когда никто не смог поймать связь на мобильнике, они пешком пошли через джунгли, чтобы на дала-дала добраться до города, найти самолет и эвакуировать преподобного. Ни за что на свете он не смог бы идти сам.
Зения не говорила с ним после того происшествия на поляне, и, когда ей сообщили, что ее товарищи по путешествию покидают деревню, пусть и временно, она отказалась сюда прийти. И прекрасно. Что они с Зенией могли бы сейчас сказать друг другу?
Харрис и Махфуру подошли, чтобы помочь Полу Джозефу; Гивн, как обычно, держался позади.
– А где этот bliksem Нзури, фотограф? – спросил Гивн.
– Он сказал, что с него хватит Удугу, – ответил Харрис. – Мы можем ему доверять?
– Если он саб себе не враг – божеб, – ответил Гивн.
Пол Джозеф каким-то образом добрался до самолета, влез в него и страдальчески упал на первое же сиденье. Вскоре в самолет сели другие члены его группы, пилот что-то проворчал себе под нос, и они взмыли в лунное африканское небо.
Когда шасси втянулись, Гивн повернулся к остальным:
– Слушайте, вы, дубины! У нас броблеба. Та bakvissie сказала, что бальчишка считает себя Иисусоб и деревенские верят ебу.
– Bakvissie? – переспросил Пол Джозеф.
– Та глупая девчонка.
– Иисусом? – спросил Стив Харрис.
Пол Джозеф слушал, как Гивн объясняет, что сказала Ариэль. Девочка казалась весьма смышленой. Зак определенно не был тупым. Как же они могли поверить такой чуши?
Стив Харрис впервые утратил свою дипломатическую выдержку:
– Что будем делать? Если мы его не остановим, для «Амер-кан» все будет кончено. Не так ли, мистер ван дер Линден?
– Брябо в точку, – сказал Гивн. – Бока он таб, никто из них не будет вас слушать, бастор. Вы не бог.
– Да, не бог.
– Разве не божет кто-нибудь из вашего бравительства что-нибудь бредбринять? Разве тут нет нарушения закона? Какого-нибудь бовода для ареста? Соединенные Штаты и Танзания не богут сбасовать беред какиб-то бальчишкой!
Пол Джозеф вздохнул:
– Мы не можем его распять.
– Почебу же нет? – спросил Гивн. – Donder этого bliksem! В здешних джунглях все вребя гибнут люди.
Все откинулись на спинки сидений и уставились в звездную ночь.
Я не пошла на взлетную полосу вместе с остальными. Я хотела пойти, но Джесс предложил мне остаться и прогуляться с ним.
– Там опасно, милый? – спросила я, идя с ним рядом.
– На земле везде опасно, – сказал он, – хотя большинства опасностей легко избежать.
– Как?
Он улыбнулся знакомой улыбкой, которая говорила: «Ты знаешь сама это», и ответил:
– Не судите, да не судимы будете, поступайте с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами, любите врагов своих, возлюбите ближнего, как себя самого. Учитесь спокойствию и знайте, что я – Бог.
– Это и вправду может быть так легко?
– Пойдем, Madre, – сказал он и, взяв меня за руку, повел по тропе за деревню – туда, куда мы обычно не ходили.
Я снова посмотрела на ночное небо, и у меня закружилась голова от его великолепия. Наверное, из всех чудес, какие я видела в Удугу, больше всего я буду скучать по этому. Нигде больше я не видала такого неба. В Африке легко верить в сотворение мира.
Джесс повел меня к домам Ватенде и приложил палец к губам, когда мы подошли ближе. Сперва я не могла разглядеть, что находится в центре участка, но потом увидела бамбуковую клетку, рядом с которой разговаривали двое мужчин и женщина. В клетке кто-то был, и я сперва подумала, что там заперли большого зверя, но нет – это оказался человек, женщина. Клетка была слишком мала, чтобы в ней можно было сидеть, поэтому женщина неуклюже растянулась на земле, одной рукой прикрывая груди, второй – интимные места, потому что была голой. Она подтянула колени к груди, пытаясь спрятаться в задней части клетки. Слезы тихо катились по ее лицу, и я видела, что она окровавлена. Как можно так обращаться с кем-то, тем более с красивой юной девушкой?
Джесс сказал:
– Большинство тех, кто это сделал, называют себя христианами, но они судят ее, не обращаются с ней так, как хотели бы, чтобы обращались с ними, и не любят ее.
– Наверное, она что-то натворила?
– Пыталась колдовать.
– Видишь? Вот и причина.
– Да, но вместо того, чтобы действовать в страхе, Ватенде следовало бы спросить, зачем она это сделала. И тогда он узнал бы, что она родилась в Мбее и хотела причинить зло миссии и гостям миссии, но не жителям деревни. Он узнал бы, что разработки «Амер-кан» могут уничтожить почвенные воды деревни. И даже если бы она была их врагом, ее следует любить.
Девушка позвала:
– Мими хайя йю чу.
– Что она говорит?
– Ей нужно в туалет.
Трое, стоявшие на страже, посмотрели на нее и отвернулись. Она стала всхлипывать, и моча расплылась по земле под нею. Она с мольбой возвысила голос:
– Бисмил-ляяхи ррахмаани ррахиим,
Аль-хамду лил-ляяхи раббиль-‘аалямиин.
Ар-рахмаани ррахиим.
Мяялики яумид-диин.
Ийяякя на’буду ва ийяякя наста’иин.
Ихдина ссырааталь-мустакыим.
Сыраатол-лязийна ан’амта «аляйхим, гайриль-магдууби
«аляйхим ва ляд-дооллиин.
Амин .

– Я никогда ничего подобного не видела! – прошептала я Джессу.
– Нет, видела.
– Конечно, не видела, Джесс. Я бы помнила.
– Ты не помнишь Голгофу, мать моя?
Мое сердце пропустило удар, нет – несколько. Я задрожала, и Джесс, должно быть, почувствовал это, потому что обнял меня. Видела ли я его разорванную плоть, видела ли, как он умер на кресте?
Я прислушалась к девушке. Теперь она снова и снова повторяла:
– Субханаллах, субханаллах. – И Джесс объяснил мне, что это означает «преславен Аллах» – способ выразить раскаяние в своей ошибке или ошибке другого человека.
Девушка говорила так же искренне, как и любой христианин.
– Джесс, она попадет в ад, потому что не верит в Библию?
– Конечно нет, – ответил он. – Она читает Аль-Фатиху, священную молитву мусульман. Точно так же, как все дороги ведут к богу, все молитвы возносятся к богу и на них приходит ответ, даже если мы не сразу понимаем его.
Ответ на молитву Аджии явился в облике мужчины, который шел по дорожке участка. Это он принес в деревню Ариэль, когда ее ужалила змея, – Ахмед, если я правильно запомнила имя. Он ринулся к клетке, и мужчины встали, чтобы перехватить его, но Ахмед добрался до клетки, сел и просунул руку через бамбуковую решетку, давая понять, что им придется оттаскивать его силой.
– Уходи! – приказала Ахмеду старая женщина, но тот не послушался.
Трое стражей посовещались, и женщина сказала:
– Попытайся ее освободить – и пожалеешь.
Ахмед свирепо посмотрел на тюремщиков Аджии, а те так же свирепо уставились на него. Когда все трое снова сели, Ахмед начал что-то шептать Аджии. Я не могла разобрать слова, но его голос был утешающим, успокаивающим, ободряющим. Было ясно, что он ее любит.
– Мы не можем просто смотреть, как кого-то убивают вот так!
– Ты уже видела убийства раньше, мама. Дважды.
Я закрыла глаза, вспомнив концерт, на который взяла Джесса в Милане, когда ему было десять, всего за несколько недель до того, как убитый горем сосед забросал его камнями. Мы отправились в Ла Скалу на «Страсти по Матфею» Баха. Наблюдая за Ахмедом и девушкой, я мысленно услышала музыку, изумительную музыку, кружащуюся в небе над Удугу, услышала флейты, орган, гобои и фаготы, виолончели и скрипки. Я услышала два хора, услышала сопрано, в унисон швыряющие в небо печаль, услышала всхлипывание басов и плач альтов: «О невинный агнец божий, убитый на кресте!»
Была ли я на Голгофе? Во второй раз с Джессом – была наверняка. Дважды Джесс сходил в землю. Дважды его убивали. Случится ли это снова? Не буду ли я снова смотреть, как он умирает?
Ахмед, сидя у клетки, начал копать землю, потом протянул руку в клетку, снова начал копать и опять протянул в клетку руку, покрытую влажной землей. Сняв рубашку, он просунул ее через бамбуковую решетку и укрыл ею Аджию. И снова выкопал чистую землю, но на этот раз прижал к ней ладони, а потом провел ими по лбу. Левой рукой вытер тыльную ладонь правой, а после – наоборот.
– Ты знаешь, что он делает? – спросила я Джесса.
– Совершает таяммум – очищение без воды.
– Но зачем?
– Готовится к молитве.
И верно, Ахмед начал делать движения, которые я видела по телевизору у молящихся арабов в мечетях.
– Мне жаль это говорить, но у него очень странный способ молиться.
Джесс обнял меня.
– Все молитвы угодны богу. Ахмед отверг насилие джихада ради истинного внутреннего джихада.
Ахмед закончил молиться и потянулся к Аджии. Она взяла его за руку. Некоторое время они шептались. Потом ее голос раздался в ночи: она смело пела какую-то песню, которую я никогда не слыхала.
– Что она поет? – спросила я.
– Это называется таараб. В песне говорится: «Как я томлюсь по милым словам, которыми мы обменивались раньше, по делам, которые мы раньше делили и которые я не осмеливаюсь упоминать, по великому потрясению, которое я прежде никогда не испытывала».
Ахмед что-то ей прошептал. Песня стала другой, и Джесс перевел:
– «Мне безразлично, что меня обвиняют за любовь к тебе, что бы ни случилось, ты – выбор моего сердца. Я заклеймена злыми обвинениями, но мне это безразлично…»
Ее голос оборвался, перейдя в тихие всхлипывания.
– Мы можем поспать, – сказал Джесс. – Нынче ночью ничего больше не произойдет.
Он ошибался. Здесь происходила любовь.
– Ты можешь сказать, чем все закончится? – спросила я, когда мы двинулись обратно к владениям Бабу.
И снова Джесс улыбнулся улыбкой, означавшей: «Ты сама знаешь ответ».
– Да, могу. Каждый пожнет то, что посеял, как эта девушка.
Назад: Глава 29
Дальше: Глава 31