После смерти Петира Стефан Франк твердо решил, что, пока он жив, орден не будет предпринимать новых попыток установить прямые контакты с Мэйфейрскими ведьмами. Это решение сохранили в силе и его последователи, Мартин Геллер и Ричард Крамер, каждый в свое время.

Хотя агенты ордена не раз обращались с петициями, в которых просили позволения завязать такие контакты, совет каждый раз единогласно голосовал против и строгий запрет оставался в силе вплоть до двадцатого века.

Однако орден продолжал исследования на расстоянии. Информация о Мэйфейрских ведьмах зачастую поступала от жителей колонии, хотя те даже не догадывались об истинной, причине расспросов и значении сообщенных нам сведений.

На протяжении этих более чем двух столетий Таламаска создавала по всему миру целую сеть «наблюдателей» — их задачей было присылать в Обитель газетные вырезки и записи слухов. На Сан-Доминго подобные сведения собирали несколько человек. Входившие в их число голландские торговцы считали, что интерес к семейству Мэйфейр носит исключительно финансовый характер, в то время как пожелавшим сотрудничать с орденом жителям колонии было сказано, что в Европе некоторые заинтересованные лица дорого заплатят за информацию о Мэйфейрах. В то время еще не существовало профессиональных агентов, сравнимых с частными детективами двадцатого века. И все же сведений было собрано поразительное количество.

Комментарии архивариусов отличаются немногословностью и зачастую поспешностью; иногда они представляют собой всего лишь краткое введение к собранному материалу.

Сведения о наследстве Мэйфейров были получены окольными путями и, по всей вероятности, незаконно, через подкуп банковских служащих. Таламаска всегда пользовалась подобными методами, а в те годы действовала, скажем так, чуть менее щепетильно. Обычным оправданием как тогда, так и впоследствии служил тот факт, что добытая таким образом информация обычно доступна только одному-двум десяткам людей. Вскрытие личной переписки никогда не производилось, равно как сведения о частной жизни или делах никогда не использовались в неблаговидных целях.

Изображения особняка и членов семейства приобретались различными путями. Один портрет Жанны Луизы Мэйфейр был выкуплен у недовольного живописца, после того как дама отвергла его работу. Аналогичным образом удалось получить дагерротип Кэтрин и ее мужа, Дарси Монахана: семья приобрела только пять из десяти сделанных за один сеанс изображений.

Время от времени мы получали косвенные доказательства того, что семья Мэйфейров знает о нашем существовании и предпринятом нами исследовании. По крайней мере один наблюдатель — француз, работавший некоторое время надсмотрщиком на плантации Мэйфейров на Сан-Доминго, — погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Этот случай повлек за собой еще большую осторожность с нашей стороны и требование соблюдения строжайшей секретности нашими наблюдателями, что в свою очередь резко сократило объем информации. Большинство оригиналов находятся в ветхом состоянии. Однако все они так или иначе скопированы, а потому собранные сведения вполне доступны для продолжения кропотливой и тщательной работы.

Нижеприведенное повествование основано на всех собранных материалах и записях, включая несколько ранних фрагментарных рассказов на французском и латинском языках, а также изложенных с применением латинского шифра, разработанного Таламаской. Полная опись данных материалов находится в главном архиве в Лондоне.

Знакомство с этим досье я начал в 1945 году, незадолго до того вступив в Таламаску и не успев непосредственно подключиться к исследованию Мэйфейрских ведьм. Составление его первой «полной версии» я завершил в 1956 году, и с тех пор постоянно ее обновляю и исправляю. Кардинальный пересмотр досье был предпринят мною в 1979 году, когда вся история семьи, в том числе и отчеты Петира ван Абеля, была занесена в компьютер Таламаски. С того времени введение новых материалов не представляет сложности.

До 1958 года я не был непосредственно связан с делом о Мэйфейрских ведьмах. В свое время, когда до меня дойдет очередь, я расскажу о себе более подробно.

Эрон Лайтнер,

январь 1989г.

Шарлотта Мэйфейр Фонтене дожила почти до семидесяти шести лет и умерла в 1743 году, к тому времени, у нее было пятеро детей и семнадцать внуков. При ней Мэйфейр оставалась самой процветающей плантацией на Сан-Доминго. Несколько ее внуков вернулись во Францию, и их потомки погибли в годы революции в конце века.

Первенец Шарлотты, названный в честь отца Антуаном, не унаследовал, к счастью, его заболевания, вырос здоровым человеком, женился и стал, отцом семерых детей. Тем не менее плантация, названная Мэйфейр, перешла к нему только номинально. Фактически она досталась дочери Шарлотты Жанне Луизе, родившейся спустя девять месяцев после смерти Петира Ван Абеля.

Всю свою жизнь Антуан Фонтене III находился в подчинении у Жанны Луизы и ее брата-близнеца Петера, которого никогда не звали на французский манер Пьером. Почти не приходится сомневаться, что двойняшки были детьми ван Абеля. И у Жанны Луизы, и у Петера были светло-каштановые волосы, светлая кожа и светлые глаза.

Прежде чем умер муж-калека, Шарлотта родила еще двух мальчиков. По слухам, отцами были два разных мужчины. Оба мальчика выросли и эмигрировали во Францию. Всю свою жизнь они носили фамилию Фонтене.

Жанна Луиза во всех официальных документах фигурировала только под фамилией Мэйфейр, и, хотя еще в юности она вышла замуж за беспутного пьяницу, ее жизненным спутником всегда оставался брат. Петер так и не женился. Он умер за несколько часов до кончины Жанны Луизы, в 1771 году. Никто не подвергал сомнению ее юридическое право использовать фамилию Мэйфейр, так как было принято на веру утверждение, что таков семейный обычай. Позже подобным же образом поступила и единственная дочь Жанны Луизы, Анжелика.

Вплоть до кончины Шарлотта не расставалась с изумрудом, подаренным ей матерью. Потом его носила Жанна Луиза, после чего он перешел к ее пятому ребенку, Анжелике, которая появилась на свет в 1725 году. К тому времени, как родилась эта дочь, муж Жанны Луизы сошел с ума и был заключен в «маленький дом» на территории поместья, который, судя по всем описаниям, и есть тот самый домик, где за много лет до того был заточен Петир ван Абель.

Вряд ли этот человек был отцом Анжелики. У нас есть ничем не подтвержденные предположения, что Анжелика родилась от союза Жанны Луизы и ее брата Петера.

Девочка называла Петера «папой» в присутствии чужих людей, да и слуги поговаривали, что она считает Петера отцом, так как ни разу в жизни не видела сумасшедшего, который последние годы жизни провел в цепях, запертый в домике, как дикое животное. Здесь следует отметить, что те, кто знал семейство, не считали подобное обращение с сумасшедшим жестоким или из ряда вон выходящим.

Также ходили слухи, будто Жанна Луиза и Петер поселились вместе в анфиладе спален и гостиных, добавленной к старому особняку вскоре после замужества Жанны Луизы.

Каковы бы ни были слухи о тайных привычках семьи, Жанна Луиза обладала не меньшей властью над всеми, чем в свое время Шарлотта, и держала в узде своих рабов благодаря огромной щедрости и личному вниманию к каждому, хотя та эпоха славилась прямо противоположным обращением с ними.

О Жанне Луизе писали как об исключительно красивой женщине, вызывавшей всеобщее восхищение, и многие искали ее расположения. О ней никогда не отзывались как о ведьме, как о злой или коварной особе. Те, с кем была связана Таламаска в течение жизни Жанны Луизы, ничего не подозревали о европейских корнях семейства.

Беглые рабы не раз обращались к Жанне Луизе с мольбой защитить их от жестокости хозяев. Она часто выкупала этих несчастных, и они навсегда оставались фанатично ей преданными. В Мэйфейр она сама вершила закон и казнила за предательство не одного раба, что не лишало ее ни любви, ни благорасположенности остальных, и об этом было хорошо известно.

Анжелика, любимая дочь Жанны Луизы, обожала свою бабку и находилась подле нее в последние часы жизни.

В ночь, когда скончалась Шарлотта, над Мэйфейр разразилась свирепая буря, не затихавшая до самого утра, до того момента, когда одного из братьев Анжелики нашли мертвым.

В 1755 году Анжелика вышла замуж за очень красивого и богатого плантатора по имени Винсент Сент-Кристоф, а спустя пять лет родила девочку, Мари-Клодетт Мэйфейр, которая позже вышла замуж за Анри-Мари Ландри и первой из Мэйфейрских ведьм приехала в Луизиану. У Анжелики было также два сына, один из них умер в детстве, а второй, Лестан, дожил до глубокой старости.

Судя по воспоминаниям современников, Анжелика любила Винсента Сент-Кристофа и хранила ему верность всю жизнь. Мари-Клодетт тоже была к нему привязана, и нет никаких сомнений, что он был ее отцом.

Портреты Анжелики, которыми мы располагаем, свидетельствуют, что она была не столь красива, как ее мать или дочь: черты лица мельче и глаза не такие большие, хотя волосы очень хороши — волнистые, темно-каштановые. Тем не менее она отличалась исключительной привлекательностью и в пору своего расцвета считалась обворожительной.

Мари-Клодетт — темноволосая и голубоглазая, с хрупкой и изящной фигурой — была писаная красавица и очень походила как на отца, Винсента Сент-Кристофа, так и на мать. Ее муж, Анри-Мари Ландри, тоже считался весьма привлекательным мужчиной. Все, кто знал это семейство, говорили даже, что браки в нем заключаются из-за красоты и никогда ради денег или по любви.

Винсент Сент-Кристоф, милый и добрый по натуре человек, любил рисовать картины и играть на гитаре. Он много времени проводил на пруду, вырытом для него на плантации, где сочинял песни, а позже пел их Анжелике. После его смерти Анжелика сменила нескольких любовников, но отказалась повторно выйти замуж. Это тоже вошло в традицию у мэйфейрских женщин — обычно они выходили замуж только раз в жизни (или только один раз удачно).

Что в основном характеризовало семью во времена Шарлотты, Жанны Луизы, Анжелики и Мари-Клодетт, так это респектабельность, благосостояние и власть. О богатстве Мэйфейров складывали легенды по всему Карибскому бассейну, но те, кто отваживался вступить в конфликт с этим семейством, сталкивался с такой непомерной жестокостью, что об этом начинали поговаривать. Считалось, что любое противостояние семейству Мэйфейр приносит «несчастье».

Рабы считали Шарлотту, Жанну Луизу, Анжелику и Мари-Клодетт всесильными колдуньями. Они обращались к женщинам за помощью, когда болели, и верили, что хозяйкам «известно все».

Но не существует практически никаких доказательств, что кто-либо, помимо рабов, всерьез воспринимал такого рода слухи и что Мэйфейрские ведьмы вызывали подозрение или «безрассудный» страх среди своей ровни. Исключительность семейства оставалась неоспоримой. Люди соперничали, чтобы получить приглашение в Мэйфейр. Хозяева поместья часто устраивали пышные приемы. Любой из его обитателей считался завидной партией.

Насколько другие члены семейства были осведомлены о силе ведьм, сказать трудно. У Анжелики были брат и сестра, эмигрировавшие во Францию, и еще один брат, Морис, который не покинул дом и стал отцом двух сыновей — Луи-Пьера и Мартина. Те со временем также женились, и семейство на Сан-Доминго разрослось. Позже они переехали в Луизиану с Мари-Клодетт. Морис и его сыновья всю жизнь носили фамилию Мэйфейр, равно как до сегодняшнего дня ее носят их потомки в Луизиане.

Из шестерых детей Анжелики две девочки умерли в раннем детстве, двое сыновей эмигрировали во Францию, еще один, Лестан, отправился в Луизиану вместе со своей сестрой Мари-Клодетт.

Мужчины в семье никогда не пытались взять в свои руки управление плантацией или состоянием, хотя, согласно французским законам, могли претендовать и на то, и на другое. Однако они безропотно принимали превосходство избранных женщин, а финансовые записи, так же как и слухи, указывают, что все они были чрезвычайно состоятельными людьми.

Возможно, им за такую покорность выплачивалась какая-то компенсация, а быть может, они по природе своей не были борцами. Не сохранилось никаких преданий о спорах по этому поводу или недовольстве сложившейся традицией со стороны мужчин. Брат Анжелики, погибший во время бури в ночь кончины Шарлотты, был юношей с кротким и добрым характером. Другой ее брат, Морис, пользовался репутацией приятного, милого человека и принимал участие в управлении плантацией.

Несколько потомков тех Мэйфейров, кто эмигрировал во Францию в начале восемнадцатого века, были казнены в дни Французской революции. Никто из уехавших в Европу до 1770 года не пользовался фамилией Мэйфейр. И Таламаска потеряла след их потомков.

Все члены семьи придерживались католической веры и всегда щедро жертвовали средства церкви на Сан-Доминго. Один из сыновей Пьера Фонтене, деверя Шарлотты, пошел в священники. Две женщины из семейства стали кармелитками. Во время Французской революции одну из них казнили вместе со всеми остальными членами общины.

В течение многих лет большая часть денег, вырученных Мэйфейрами за поставки кофе, сахара и табака из колонии в Европу и Северную Америку, оседала в иностранных банках. Состояние их было огромно даже по меркам мультимиллионеров Гаити. Похоже, семья во все времена обладала невероятными запасами золота и драгоценностей, что отнюдь не часто среди плантаторов, чье благополучие весьма шатко, ибо зависит главным образом от объема и продажи собранного урожая.

Благодаря вышеизложенным обстоятельствам Мэйфейры сумели пережить гаитянскую революцию и сохранить при этом свое несметное богатство, хотя вся земельная собственность на острове была безвозвратно утрачена.

В 1789 году, как раз незадолго до революции, вынудившей семью покинуть Сан-Доминго, Мари-Клодетт установила собственный закон наследования в семействе Мэйфейр, так называемый легат. Ее родители к тому времени умерли. Поселившись в Луизиане, Мари-Клодетт заново пересмотрела, переделала и закрепила правила юридически. К этому времени она успела перевести большую часть денег из голландских и римских банков в Лондон и Нью-Йорк.