Глава 2
КРОВАВОЕ РОЖДЕСТВО
5 июля, 11 часов 2 минуты
Остров Рождества
«Еще один ленивый день на морском берегу…» Монк Коккалис шел следом за провожатым по узкой полосе песка. Оба были в защитных костюмах «Био-3» – не самой удобной одежде для прогулки по тропическому пляжу. Под костюм Монк надел только трусы, и все же, медленно варясь в наглухо запечатанном пластике, чувствовал себя так, словно на нем теплая шуба. Прикрыв ладонью глаза, чтобы защититься от ослепительного полуденного сияния, он смотрел на открывающуюся взору жуткую картину.
Все западное побережье острова Рождества пенилось и бурлило смертью, словно сама преисподняя поднялась из океанских глубин и выплеснулась на берег. Море отступило, обозначив границу прилива грудами дохлых рыб, среди которых возвышались более высокими холмиками туши акул, дельфинов, морских черепах и даже карликовых китов – хотя определить, кому именно принадлежат те или иные останки, было очень трудно, поскольку мягкие ткани, кости и чешуя смешались в зловонную гниющую массу. Кроме того, на песке и в воде валялись сотни морских птиц, тоже мертвых; по-видимому, они были привлечены обильной добычей, но затем стали жертвой того же самого отравления.
Из расселины в скале с ревом вырывался пенистый фонтан грязной соленой воды, словно сам океан испускал последний вздох.
Поднырнув под потоком, исследователи направились вдоль берега дальше на север, стараясь оставаться на узкой полосе чистого песка между смрадным месивом, вынесенным приливом, и отвесными скалами, окутанными покрывалом джунглей.
– Когда вернемся на корабль, – гнусаво пробормотал через противогаз Монк,- я к морепродуктам даже не притронусь.
Он радовался, что дышит сжатым воздухом из баллона. Нетрудно было догадаться, каким мерзким зловонием веет от этого кладбища на берегу.
Монк также был рад тому, что его напарница доктор Лиза Каммингс осталась на борту круизного лайнера, который стоял у противоположного берега острова. «Владычица морей» бросила якорь в бухте Летучих Рыб, вдали от тошнотворного смрада, который висел над ядовитым месивом на западном побережье и разносился ветром почти по всему острову.
Однако повезло далеко не всем.
Прибыв на остров на рассвете, Монк стал свидетелем спешной эвакуации сотен людей, всех до одного пораженных таинственной болезнью: одни ослепли, у других кожа была покрыта красными волдырями, в самых тяжелых случаях от тела отваливались куски гниющей плоти. И хотя пробы показывали быстрое снижение уровня заражения, было принято решение в целях предосторожности полностью эвакуировать население острова.
«Владычице морей», огромному, роскошному круизному лайнеру, совершавшему свое первое плавание вокруг островов Зондского архипелага, пришлось срочно высадить всех своих пассажиров и развернуться. Корабль был превращен в плавучий госпиталь. Кроме того, он также стал штабом отряда сотрудников Всемирной организации здравоохранения, прибывших на место, для того чтобы разобраться в причинах внезапного заражения моря. Именно поэтому Монк сегодня утром прилетел на остров Рождества. Ему предстояло по горячим следам найти ответы на некоторые вопросы, связанные с трагедией. Лизе, оставшейся на корабле, пришлось в полной степени задействовать свои врачебные навыки, в то время как Монк, обладающий необходимой подготовкой, отправился бродить по зловонному болоту. Директор «Сигмы» отрядил молодого специалиста на это задание, учитывая его опыт в судебной биологии и медицине. Считалось, что степень риска, связанного с данной операцией, является минимальной,- Монку и Лизе предстояло лишь наблюдать и собирать информацию. И все же директор Кроу отозвал Монка после трехмесячного отпуска по семейным обстоятельствам, вызванного рождением дочери.
Вспомнив про дочь, молодой ученый покачал головой. Ему не хотелось думать о своей малышке, шлепая по этой гниющей грязи. И все же он ничего не мог с собой поделать. Его мысли сами собой возвращались к голубым глазкам Пенелопы, к ее пухлым щечкам и невероятному нимбу светлых волос, так непохожим на суровые черты лица и бритую наголо голову ее отца. Ну как такое очаровательное создание может иметь с ним общие гены? Впрочем, наверное, тут постаралась мать. Даже здесь, на противоположном конце земного шара, Монк не мог избавиться от ноющей боли в груди, порожденной физической потребностью быть рядом с женой и дочерью. Казалось, он неразрывно связан с ними пуповиной, которая обеспечивает у всех троих единое кровообращение. Он сам иногда не верил своему счастью.
Провожатый Монка, доктор Ричард Графф, просоленный насквозь исследователь-океанолог из Квинслендского университета, опустился на колено. Графф не знал истинную сущность Монка; ему было известно лишь то, что ВОЗ пригласила его в качестве научного консультанта. Океанолог поставил пластмассовый ящик с образцами на плоский камень, торчащий из песка. Даже сквозь защитную маску были видны сосредоточенность и беспокойство, написанные на его бородатом лице.
Пришла пора приниматься за работу.
Двое ученых высадились на берег с надувного резинового плота «Зодиак». Офицер австралийского военно-морского флота, сидевший у руля, остался на плоту, отогнав его за границу зоны смерти. Сторожевой катер береговой охраны Австралии еще вчера подошел к острову, чтобы наблюдать за эвакуацией жителей.
Этот уединенный островок, затерявшийся в Индийском океане в полутора тысячах миль к северо-западу от Перта, являлся австралийской территорией. Открытый в день Рождества в 1643 году, необитаемый остров впоследствии был освоен англичанами, которые занялись разработкой залежей фосфатов. На крупной шахте трудились рабочие из соседней Индонезии, находившиеся здесь на положении рабов. Однако все это осталось в прошлом. Хотя шахта продолжала действовать до сих пор, основным бизнесом тропического острова стал туризм. Три четверти гористой территории острова, покрытой влажными джунглями, были объявлены национальными заповедниками.
Когда туристы вернутся сюда после случившегося?
Монк подошел к доктору Ричарду Граффу. Увидев его, ученый-океанолог обвел затянутой в перчатку рукой огромное кладбище.
– Согласно рассказам местных рыбаков, все началось чуть больше четырех недель назад,- объяснил Графф.- В сетях, которыми ловили крабов, стали попадаться пустые панцири – все мягкие ткани внутри были полностью разложившимися. На ладонях у рыбаков, которыми они вытягивали сети из моря, начали выскакивать волдыри. И дальше все только ухудшалось.
– Как вы полагаете, что здесь произошло? Пролилась какая-то ядовитая жидкость?
– То, что речь идет о чем-то ядовитом, не вызывает сомнений, вот только ничего не проливалось.
Открыв черный пакет с броской предостерегающей надписью, ученый указал на волну прибоя. Вода пузырилась желтовато-бурой слизистой пеной, ядовитым бульоном, наполненным гниющей плотью.
– Нет, все это дело рук матери-природы.
– Что вы хотите сказать?
– Взгляните на этот слизистый гумус, коллега. Он состоит из сине-зеленых водорослей, прародителей всех современных микроорганизмов и водорослей. Три миллиарда лет назад подобная слизь господствовала в Мировом океане. И вот для нее снова пришел час возрождения. Вот почему меня пригласили сюда. Моей основной специализацией как раз и являются подобные организмы. Я изучал такие водоросли в районе Большого Барьерного рифа, в особенности один вид под названием «огненный сорняк». Это растение, нечто среднее между сине-зелеными и обычными зелеными водорослями, способно стремительно размножиться, покрыв территорию площадью с футбольное поле, за то время, пока вы будете обедать. И проклятый сорняк выделяет десять различных биотоксинов, достаточно сильных, чтобы вызвать раздражение на коже человека. А в высушенном виде при вдыхании обжигает почище жгучего перца.
Монк мысленно представил себе страшную картину пораженного таинственной болезнью Селения – так незатейливо назывался самый крупный поселок на острове. Он находился совсем недалеко от этой бухты, как раз на пути господствующих ветров.
– Вы хотите сказать, что именно это произошло здесь?
– Или нечто подобное. «Огненный сорняк» и другие виды сине-зеленых водорослей живут во всех морях нашей планеты. От норвежских фьордов до Большого Барьерного рифа. И когда рыбы, кораллы и морские млекопитающие погибают, для этой древней слизи, а также для ядовитых медуз наступает раздолье. Как будто процесс эволюции поворачивает вспять и моря превращаются обратно в первобытный океан. Причем винить в этом мы должны самих себя. Безрассудное применение удобрений, выбросы химических веществ, сточные воды отравляют дельты рек и прибрежные воды. Хищническое рыболовство сократило за последние пятьдесят лет поголовье крупных видов рыб больше чем на девяносто процентов. А изменение климата влечет за собой повышение температуры и кислотности морской воды, что приводит к уменьшению содержащегося в ней растворенного кислорода, и все живое начинает задыхаться. Мы стремительно убиваем моря, и вскоре обратить этот процесс уже будет невозможно.- Покачав головой, Графф устремил взгляд на мертвые воды бухты.- У нас на глазах происходит возвращение Мирового океана к тому состоянию, в котором он пребывал сотни миллионов лет назад, кишащий одноклеточными микроорганизмами, токсичными водорослями и ядовитыми медузами. Подобные пятна смерти встречаются все чаще и чаще, и в самых разных местах земного шара.
– Но что стало причиной появления именно этого пятна? Как раз этот вопрос и привел сюда обоих ученых. Графф покачал головой:
– Какой-то новый, неизвестный вид сине-зеленых водорослей, с которым мы еще не встречались. И именно это меня и пугает. Уже сейчас морские биотоксины и нейротоксины являются самыми сильными ядами на свете. Они настолько отвратительны, что человеку пока не удается их воспроизвести. Известно ли вам, что вещество под названием сакситоксин, которое выделяют бактерии, обитающие в некоторых видах морских моллюсков, не так давно было классифицировано Организацией Объединенных Наций как оружие массового поражения?
Поморщившись, Монк сквозь защитную маску бросил взгляд на бухту.
– Природа-мать может вести себя как злая мачеха.
– С ней не сравнится ни один террорист, коллега, даже самый жестокий. Так что лучше не выводить ее из себя.
С этим Монк был полностью согласен.
Когда лекция по биологии была закончена, Монк помог Граффу раскладывать образцы. Ему очень мешали защитные перчатки, кроме того, дополнительные неудобства доставляла неуклюжая левая рука. Вследствие ранения, полученного во время предыдущего задания, молодой оперативник остался без кисти, и теперь ему приходилось носить протез, сделанный по последнему слову техники и напичканный новейшими прибамбасами УППОНИР. Но все же никакие синтетические материалы и биоэлектроника не могли заменить живую плоть. Монк мысленно выругался, неловко втыкая шприц в песок.
– Поаккуратнее, – посоветовал ему Графф. – Вряд ли вам хочется проткнуть свой защитный костюм. Особенно здесь. Хотя уровень токсичности заметно снизился, осторожность не помешает.
Монк вздохнул. Он с большой радостью расстался бы с этим маскарадным одеянием и вернулся на борт лайнера, к своей лаборатории. Еще по пути на остров Монк позаботился о том, чтобы вся его криминалистическая лаборатория была переправлена по воздуху на лайнер. Именно там ему сейчас хотелось находиться больше всего.
Но первым делом нужно собрать образцы для исследований. И много. Кровь, ткани, кости. Рыб, акул, головоногих, дельфинов.
– Странно,- пробормотал Графф. Выпрямившись, он обвел взглядом берег бухты.
– В чем дело? – спросил Монк.
– Одним из самых вездесущих животных на этом острове является Geocarcoidea natalis.
– А если говорить нормальным человеческим языком?… Графф снова огляделся по сторонам.
– Я имею в виду красного сухопутного краба.
Монк всмотрелся в полосу мертвой морской живности, оставленную прибоем. Направляясь на остров Рождества, он ознакомился со здешними флорой и фауной. Красный сухопутный краб был местной достопримечательностью. Отдельные особи вырастали до размеров тарелки. Ежегодная миграция крабов являлась одним из чудес живой природы. Каждый год в ноябре в строгом соответствии с лунными циклами сто миллионов крабов совершали сумасшедший бросок из джунглей к морю, уворачиваясь от охотящихся за ними морских птиц. Бросая вызов своим врагам, они завоевывали право спариваться во имя продолжения рода. Графф продолжал:
– Крабы являются признанными любителями падали. Можно было бы предположить, что такое обилие мертвечины непременно их привлечет, как это произошло с птицами. Однако я не вижу ни одного краба, ни живого, ни мертвого.
– Быть может, они каким-то образом учуяли присутствие токсинов и остались в джунглях.
– Если это действительно так, возможно, данное обстоятельство позволит пролить свет на происхождение токсина или бактерий, вырабатывающих его. Не исключено, что в прошлом крабам уже приходилось сталкиваться с подобным заболеванием. А может быть, у них к нему иммунитет. В любом случае чем быстрее мы сможем установить источник заразы, тем лучше.
– Помочь жителям острова… Графф пожал плечами.
– Разумеется, надо думать и об этом. Но гораздо важнее не допустить распространения заразы.- Он снова перевел взгляд на желтоватую слизь, и его голос наполнился тревогой.- Как бы все это не было предвестником того, чего опасаются океанологи всего мира.
Монк вопросительно посмотрел на него.
– Речь идет о появлении некоего микроорганизма, который нарушит равновесие, который обладает таким сильным действием, что это приведет к гибели в морях и океанах всего живого.
– И такое возможно?
Графф снова опустился на корточки и принялся за работу.
– Не исключено, что такое уже происходит.
После этого мрачного заявления Монк целый час собирал образцы в пакетики, коробочки и пробирки. Тем временем солнце поднималось все выше и выше над скалами, отражалось ослепительным блеском от водной глади и раскаляло защитный костюм вместе с его обитателем. Монк начал мечтать о холодном душе и коктейле со льдом в шезлонге под зонтиком.
Двое ученых медленно продвигались вдоль берега. У самого края скал Монк обнаружил в песке пучок обгоревших палочек с благовониями. Они образовывали палисадник перед крохотным буддийским святилищем, представляющим собой не более чем сидящую фигуру без лица, стертого морем и песком. Монк представил себе, как местные жители зажигали палочки, призывая на помощь небеса, чтобы те помогли защититься от ядовитой заразы.
Он двинулся дальше, чувствуя холодный озноб: а что, если от их работы толку будет не больше?
Услышав рокот двигателей приближающегося судна, Монк повернулся к бухте. Его взгляд упал на полоску песка, уходящую в море. Собирая образцы, они с Граффом прошли мимо узкой косы, которая теперь скрывала катер из виду.
Монк прикрыл глаза козырьком ладони. Неужели австралийский моряк собирается подвести катер к берегу?
К нему подошел Графф.
– Возвращаться назад еще слишком рано.
Над бухтой резким треском раскатились автоматные очереди. Из-за косы показался синий, видавший виды скутер. Монк разглядел на корме семерых человек, чьи головы были обвязаны платками. Солнце блеснуло на стволах автоматических винтовок.
Ахнув, Графф попятился от берега.
– Пираты…
Монк покачал головой. Замечательно, этого еще не хватало…
Развернувшись к берегу, катер понесся прямо на ученых, рассекая грязную воду. Монк схватил Граффа за шиворот и потащил его прочь с залитого солнцем пляжа.
Во всем мире пиратство находилось на подъеме, но воды, омывающие острова Зондского архипелага, и без того всегда кишели морскими головорезами. Их привлекали бесчисленные необитаемые островки и атоллы, заросшие густыми джунглями, с тысячами укромных бухточек. Все это создавало для пиратства самую благоприятную почву. Ну а после мощнейшего цунами, обрушившегося несколько лет назад на регион, количество пиратов резко возросло как следствие общего хаоса и связанного с ним распыления сил правоохранительных органов.
Судя по всему, нынешняя трагедия не стала исключением.
Отчаяние порождает отчаянных людей. Но у кого хватит смелости войти в эти воды? Монк обратил внимание на то, что пираты были с головы до ног укутаны в импровизированные защитные костюмы. Неужели они прознали о том, что уровень заражения начал снижаться, и решили совершить нападение на остров?
Отбегая в сторону джунглей, Монк оглянулся в сторону своего плота. На местном черном рынке за «Зодиак» можно будет выручить неплохие деньги, не говоря про имеющееся на борту исследовательское оборудование. Монк также обратил внимание на то, что ответного огня по пиратам не было. Вероятно, австралийский моряк, застигнутый врасплох, был сражен первой же очередью. И у него осталась единственная рация. Полностью отрезанные, они с Граффом оказались предоставлены самим себе.
Монк подумал о Лизе, оставшейся на борту круизного лайнера. Воды вокруг крохотного порта патрулирует сторожевой катер австралийской береговой охраны. По крайней мере, за молодую женщину можно не беспокоиться.
Чего нельзя было сказать о них самих.
Сзади путь к отступлению преграждали отвесные скалы. По обе стороны тянулись полосы пустынного песка.
Монк оттащил Граффа за валун, единственное укрытие.
Скутер летел прямо на них. Трещали очереди, поднимая над песком маленькие фонтанчики. Монк прижал Граффа к земле и постарался сам прижаться как можно плотнее.
Да, вот тебе и ленивый день на морском берегу.
11 часов 42 минуты
Доктор Лиза Каммингс намазала кричащей девочке спину обезболивающей мазью. Мать держала ее за руку. Молодая малайка, она говорила приглушенным шепотом, и в ее миндалевидных глазах горел страх. Сочетание лидокаина и прилокаина быстро сняло чувство жжения, и крики сменились слезами и всхлипыванием.
– С ней все будет в порядке,- сказала Лиза, зная, что мать девочки работала официанткой в одной из местных гостиниц и говорила по-английски.- Проследите за тем, чтобы она три раза в день принимала антибиотики.
Женщина склонила голову:
– Terima kasih.
Лиза кивнула в сторону группы людей в синей и белой форме, членов экипажа «Владычицы морей».
– Обратитесь к кому-нибудь из команды, вам с дочерью выделят каюту.
Еще один поклон благодарности, но Лиза уже отвернулась и рывком стянула перчатки. Ресторан верхней палубы «Владычицы морей» превратился в главный перевалочный пункт всего корабля. Каждого эвакуированного с острова осматривали и определяли, критическое у него состояние или нет. Лизе, не имевшей опыта работы в условиях чрезвычайной ситуации, было поручено оказание первой помощи тем, чье состояние не вызывало опасений. В помощь ей назначили студента-медика из Сиднея, тощего молодого индуса по имени Джесспаль, добровольца из медицинского отряда ВОЗ.
Пара получилась странная: она, бледная блондинка, и он, черноволосый с кожей цвета кофе. Однако работали они четко и слаженно.
– Джесси, как у нас обстоят дела с цефалексином?
– Должно хватить, доктор Лиза.
Одной рукой Джесспаль встряхнул большой пузырек с таблетками антибиотика, другой продолжал заполнять медицинскую карту. Было видно, что этому парню не привыкать к одновременному выполнению нескольких задач.
Поправив зеленые брюки, Лиза оглянулась вокруг. В настоящий момент ее помощь никому не требовалась. В остальной части ресторана царил приглушенный хаос, время от времени раздираемый криками, однако их уголок представлял островок спокойствия.
– По-моему, большая часть находившихся на острове эвакуирована,- заметил Джесси.- Я слышал, что последние два катера вернулись из порта наполовину пустыми. Похоже, это те, кого привезли из маленьких деревушек.
– Слава богу, если это действительно так.
В течение сегодняшнего утра, показавшегося ей бесконечным, Лиза приняла больше ста пятидесяти больных: в основном ожоги, волдыри, хриплый кашель, дизентерия, рвота, а также один вывих запястья вследствие падения с причала. Однако то была лишь малая толика пострадавших. Круизный лайнер подошел к острову вчера вечером, и к восходу солнца, когда на него попала Лиза, прилетевшая на вертолете, эвакуация уже шла полным ходом. Ей пришлось быстро включиться в работу. Всего на крохотном уединенном островке находилось свыше двух тысяч человек. Впрочем, корабль мог разместить всех, хотя и в тесноте, особенно если учесть, что число умерших уже перевалило за четыре сотни… и продолжало расти.
Лиза постояла, обхватив руками плечи, жалея о том, что это ее собственные руки, а не сильные руки Пейнтера, который обнимает ее, стоя сзади, прижимаясь к ее шее своей колючей щекой. Она устало закрыла глаза. Хотя его и не было рядом, она несла в себе частицу его стали.
Пока Лиза работала, принимая одного пациента за другим, ей без особого труда удавалось сохранять профессиональную отрешенность, сосредоточившись только на выполнении необходимых действий.
Но сейчас, в минуту затишья, она вдруг в полной мере осознала истинные масштабы разразившейся катастрофы. На протяжении последних двух недель вспышка болезни не вызывала особого беспокойства. Все ограничивалось лишь несколькими случаями ожогов, вызванных непосредственным контактом с заразой. Затем, всего за два дня, море вспенилось отравленным пятном, которое взорвалось выбросом обжигающего газа, скосившего пятую часть населения острова и искалечившего остальных.
И хотя ветер быстро развеял ядовитое облако, на больных обрушились осложнения и вторичные инфекции: грипп, лихорадка, менингит, слепота. Болезни распространялись с пугающей стремительностью. Вся третья палуба была отведена под зону карантина.
Но что здесь делала она, Лиза Каммингс?
Узнав новость о странной эпидемии, Лиза сразу же стала упрашивать Пейнтера направить ее сюда, подкрепляя свою просьбу вескими доводами. Помимо высшего медицинского образования у нее также был диплом по физиологии человека, но, что гораздо важнее, она обладала солидным опытом практических исследований, в первую очередь в области океанологии. В свое время ей пять лет пришлось поработать на борту спасательного судна «Фатом», занимаясь физиологическими исследованиями. Так что у Лизы были весомые аргументы настаивать на том, чтобы ее отправили на остров Рождества.
Однако только этим причины не исчерпывались.
На протяжении всего последнего года Лиза никуда не выезжала из Вашингтона. Она начинала ловить себя на том, что ее медленно засасывает жизнь Пейнтера. И хотя какая-то ее частица была рада полной близости, единению, Лиза также понимала, что ей необходим этот шанс самостоятельно проявить себя, необходим как ей самой, так и для их с мужем отношений. Пусть расстояние даст ей возможность оценить свою жизнь, покинув тень Пейнтера.
Но, возможно, расстояние оказалось чересчур большим…
Услышав пронзительный вопль, Лиза повернулась к двустворчатой двери в ресторан. Два матроса несли на носилках мужчину. Тот извивался и кричал. Его кожа, красная будто панцирь вареного рака, словно плакала, исторгая гной. Казалось, мужчину с головы до ног обварили кипятком. Матросы торопливо отнесли его к пункту первой помощи тяжелобольным.
Снова настроившись на профессиональную нотку, Лиза мысленно прокрутила в голове курс лечения. «Двойная доза диазепама и капельница с морфием». Однако в глубине души она знала правду. Как и все вокруг. Лечение может лишь смягчить боль. Мужчина на носилках умирал, и предотвратить это было нельзя.
– А вот и ходячие неприятности,- пробормотал за спиной Лизы Джесси.
Обернувшись, она увидела приближающегося к ней доктора Джина Линдхольма. Состоящий из одних ног и тощей шеи, он внешне напоминал страуса. Голову его венчала копна седых волос, похожих на оперение. Поймав на себе взгляд молодой женщины, руководитель группы ВОЗ кивнул, показывая, что его целью действительно является она.
И что будет дальше?
Лиза не питала особо теплых чувств к доктору Линдхольму, выпускнику медицинского факультета Гарвардского университета. Уж слишком высокого мнения о себе он был. Прибыв на круизный лайнер, Линдхольм, вместо того чтобы лично помогать пострадавшим, заперся в каюте с владельцем корабля, непоседливым австралийским миллиардером Раидером Блантом. Блант, славящийся дотошным вниманием ко всем мелочам своего бизнеса, лично отправился на корабле в его первое плавание. И хотя миллиардер мог покинуть лайнер, после того как его реквизировала ВОЗ, он остался на борту, используя спасательную операцию в рекламных целях. А Линдхольм ему в этом помогал.
Однако подобное сотрудничество не распространялось на Монка и Лизу. Функционер ВОЗ не скрывал своего недовольства тем, что на него было оказано давление с целью включить этих двоих в группу. Но ему не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться, хотя из этого еще не следовало, что ему это нравилось.
– Доктор Каммингс, рад, что застал вас в праздном безделье.
Лиза сдержалась с большим трудом. Джесси презрительно фыркнул.
Линдхольм взглянул на студента-медика так, словно только сейчас заметил его присутствие,- после чего выбросил его из головы и снова сосредоточил все свое внимание на Лизе.
– Мне было предписано ставить в известность вас и вашего напарника относительно всех находок, имеющих отношение к этой эпидемиологической катастрофе. Поскольку доктор Коккалис сейчас работает на месте, я решил показать вам вот это.
Линдхольм протянул Лизе пухлую папку. Та узнала на обложке эмблему небольшой больницы, которая обслуживала население маленького острова. Весь персонал больницы состоял из нескольких врачей, работающих по вызову, и двух медсестер. С началом эпидемии больница была сразу же перегружена, и тяжелобольных пришлось отправлять по воздуху в Перт. Однако когда биологическая катастрофа обрушилась на остров в полную силу, это стало экономически нецелесообразно. Как только круизный лайнер подошел к берегу, больница была переведена на него в первую очередь.
Раскрыв папку, Лиза увидела, что имя больного не указано. Она быстро пробежала взглядом историю болезни, хотя читать было особо нечего. Больной, мужчина шестидесяти с лишним лет, был обнаружен пять недель назад бредущим в голом виде через влажные джунгли. Судя по всему, у него помутился рассудок и ему пришлось провести в лесу довольно много времени. Он не мог говорить и страдал от сильного обезвоживания организма. Постепенно больной впал в старческое слабоумие; он больше не мог себя обслуживать, и его приходилось кормить с ложки. Его личность пытались установить по отпечаткам пальцев, а также изучая списки пропавших без вести, однако все было тщетно. Больной так до сих пор и оставался безымянным. Лиза оторвала взгляд.
– Не понимаю… какое это имеет отношение к тому, что произошло здесь?
Линдхольм со вздохом встал у нее за спиной и постучал пальцем по истории болезни:
– Прочитайте перечень симптомов. В самом конце.
– «Следы воздействия агрессивной среды, от умеренных до сильных»,- прочитала вслух Лиза, дойдя до перечня.
В последней строчке были указаны «глубокие солнечные ожоги второй степени на икрах ног, с результирующими отеками и сильными волдырями». Лиза посмотрела на Линдхольма. Сегодня ей все утро приходилось иметь дело с такими же внешними симптомами.
– Значит, это не было обычным солнечным ожогом.
– Местные врачи поторопились с диагнозом,- с нескрываемым отвращением произнес Линдхольм.
Но Лиза не могла винить врачей маленького острова в ошибке. В то время еще никто не мог догадаться о надвигающейся экологической катастрофе. Она снова взглянула на дату.
Пять недель назад.
– Полагаю, нам наконец удалось отыскать больного номер ноль,- напыщенно промолвил Линдхольм.- Или, по крайней мере, одного из тех, кто заболел самым первым.
Лиза захлопнула папку.
– Я могу его осмотреть? Линдхольм кивнул:
– Это вторая причина, по которой я поднялся сюда.
В его голосе прозвучала тревожная дрожь, насторожившая Лизу. Она подождала, что Линдхольм объяснится, но он лишь развернулся на каблуках и направился к выходу.- Следуйте за мной.
Функционер ВОЗ пересек ресторан и подошел к одному из лифтов. Войдя в кабину, он нажал кнопку прогулочной палубы, расположенной на третьем уровне.
– Он в карантинном изоляторе? – спросила Лиза. Линдхольм пожал плечами.
Двери лифта открылись. За ними оказался импровизированный приемный бокс. Линдхольм жестом предложил Лизе надеть защитный костюм, такой же, в каком Монк отправился собирать образцы.
Лиза натянула костюм, надела на голову капюшон и наглухо закрыла застежки, обратив внимание на слабый запах человеческого тела, исходящий от костюма. Когда они оба были готовы, Линдхольм провел ее по коридору к одной из кают. Дверь была распахнута настежь, и у входа толпились другие врачи.
Линдхольм громогласно потребовал освободить дорогу. Вышколенные врачи поспешно расступились, и он провел Лизу в маленькую каюту без иллюминаторов, с единственной койкой у дальней стены.
Под тонким одеялом лежал человек, похожий на иссохший труп. Однако Лиза обратила внимание на то, как в такт слабому, неровному дыханию поднималось и опускалось одеяло. От руки тянулись трубки к капельницам. Кожа была такой бледной и тонкой, что казалась прозрачной.
Поддавшись внезапному порыву, Лиза посмотрела на лицо больного. Кто-то его побрил, но торопливо. Кое-где виднелись порезы. Волосы у него были седые и жидкие, словно у пациента, проходящего курс химиотерапии. И вдруг его глаза открылись и взгляды их с Лизой встретились.
Какое-то мгновение ей казалось, что в глазах больного сверкнула искра сознания. Он даже слабо потянул к ней руку.
Но тут между ними встал Линдхольм. Он откинул половину одеяла, открывая ноги больного. Лиза ожидала увидеть покрытую струпьями кожу, заживающую после ожога второй степени, подобного тем, которые сегодня она обрабатывала весь день, но вместо этого ее взору открылись странные багровые синяки, протянувшиеся от щиколоток до самого паха, усыпанные черными волдырями.
– Если бы вы дочитали историю болезни до конца,- заметил Линдхольм,- вы бы узнали, что эти новые симптомы появились всего четыре дня назад. Сотрудники местной больницы решили, что речь идет о тропической гангрене, следствии сильного заражения при ожогах. Однако на самом деле это…
– Некротизированный фасцит,- договорила за него Лиза. Шумно втянув носом воздух, Линдхольм опустил одеяло.
– Вот именно. Мы тоже так думали.
Некротизированный фасцит, больше известный как «болезнь, пожирающая плоть», вызывался бактериями, как правило бета-гемолитическими стрептококками.
– Каковы ваши предположения? – спросила Лиза.- Вторичное заражение через уже имевшиеся раны?
– Я пригласил нашего бактериолога. Быстрая реакция по Граму, проведенная вчера вечером, показала массовое размножение пропионовых бактерий.
Лиза нахмурилась.
– Но это же какая-то ерунда. Пропионовые бактерии – обычные эпидермические бактерии. Они не являются патогенными. Вы уверены, что речь не идет о простом заражении?
– Только не при том количестве этих бактерий, в каком они были обнаружены в волдырях. Реакция по Граму была повторена на образцах других тканей. Результат тот же самый. Именно тогда было впервые замечено, что странным некрозом поражены окружающие ткани. В здешних местах подобный вид гниения тканей встречается достаточно часто. Оно может принимать вид некротизированного фасцита.
– А чем оно вызывается?
– Уколом бородавчатки, каменной рыбы. Крайне ядовитое существо. Внешне эта рыба похожа на камень, но у нее острые спинные плавники, смазанные ядом, который выделяется из специальных желез. Этот яд один из самых отвратительных в мире. Я пригласил доктора Барнхардта, чтобы он исследовал пораженные ткани.
– Токсиколога? Линдхольм молча кивнул.
Доктор Барнхардт, специалист по естественным ядам и токсинам, прилетел сюда из Амстердама. Используя влияние «Сигмы», Пейнтер лично попросил включить его в состав группы ВОЗ.
– Результаты анализов были готовы час назад. Доктор Барнхардт обнаружил в тканях больного наличие активного яда.
– Ничего не понимаю. Значит, этот человек, блуждая в бессознательном состоянии, укололся о бородавчатку?
У нее за спиной прозвучал голос, ответивший на этот вопрос:
– Нет.
Лиза обернулась. Дверной проем заполнила собой огромная туша, настоящий медведь в человеческом обличье, втиснувшийся в не по размеру маленький защитный костюм. Лицо, обрамленное спутанной седой бородой, как нельзя лучше соответствовало внушительным габаритам, чего нельзя было сказать про тонкий, проницательный ум. Доктор Хенрик Барнхардт протиснулся в каюту.
– Я не верю, что этот человек вообще когда бы то ни было укололся о бородавчатку. И в то же время он заражен ее ядом.
– Но как такое возможно?
Пропустив вопрос Лизы мимо ушей, Барнхардт обратился к функционеру ВОЗ:
– Все оказалось именно так, как я и подозревал, доктор Линдхольм. Я одолжил у доктора Миллера культуру пропионовых бактерий и провел анализ. Теперь нет никаких сомнений.
Линдхольм заметно побледнел.
– В чем дело? – нетерпеливо спросила Лиза.
Нагнувшись к безымянному больному, токсиколог осторожно поправил одеяло – на удивление нежное движение для такого огромного мужчины.
– Эти бактерии, – объяснил он, – те самые пропионовые бактерии… вырабатывают эквивалент яда бородавчатки, закачивая его в организм бедняги в таких количествах, что у него разлагаются ткани.
– Но это же невозможно. Линдхольм фыркнул:
– Я сказал то же самое.
Лиза не обратила на него внимание.
– Пропионовые бактерии не вырабатывают никаких токсинов. Они абсолютно безвредны.
– Я не могу объяснить ни как они это делают, ни почему,- вздохнул Барнхардт.- Просто для того, чтобы продолжить исследования, мне нужен хотя бы растровый микроскоп. Но я уверяю вас, доктор Каммингс, что этим безобидным бактериям удалось каким-то образом преобразоваться в один из самых мерзких живых организмов на планете.
– Что значит «преобразоваться»?
– Я не думаю, что больной подцепил эту бактерию. На мой взгляд, она являлась частью его нормальной микрофлоры. Однако после того как он подвергся какому-то внешнему воздействию – каким бы оно ни было, это привело к изменению биохимической структуры бактерии, преобразовало ее базовый генотип и сделало ее вирулентной. Превратило в пожирателя плоти.
И все же Лиза по-прежнему отказывалась поверить в услышанное. Ей были нужны дополнительные доказательства.
– У моего напарника доктора Коккалиса в номере развернута портативная лаборатория. Если бы вы смогли…
Вдруг Лиза почувствовала слабое прикосновение к своей затянутой в перчатку руке. От неожиданности она вздрогнула. Но это лишь протянул к ней руку лежащий на кровати больной. Его губы, обветренные и растрескавшиеся, слабо задрожали.- Сю… Сьюзен…
Склонившись к нему, Лиза стиснула ему пальцы. Определенно больной бредил и принимал ее за другую. Она пожала руку, стараясь его подбодрить.
– Сьюзен… где Оскар? Я слышу в лесу его лай… – Он закатил глаза.- Лай… помогите ему… но только не надо… не надо заходить в воду…
Лиза почувствовала, как пальцы больного в ее руке обмякли. Его веки, дернувшись, опустились, обозначив конец краткому мгновению просветления. Молодая женщина убрала руку больного под одеяло.
Линдхольм шагнул прямо на нее, вынуждая отступить назад.
– Эта портативная лаборатория доктора Коккалиса… необходимо как можно скорее получить к ней доступ. Для того чтобы подтвердить или отвергнуть безумное предположение, сделанное доктором Барнхардтом.
– Я бы предпочла дождаться возвращения Монка,- сказала Лиза.- Оборудование очень специфическое. Без Монка мы можем что-нибудь испортить.
Линдхольм нахмурился – выражая недовольство не столько Лизой, сколько жизнью вообще.
– Прекрасно.- Он повернулся к двери.- Ваш напарник должен вернуться через час. Доктор Барнхардт, тем временем соберите все те образцы, которые вам понадобятся.
Голландец-токсиколог кивнул, однако от Лизы не укрылось, как Барнхардт после ухода функционера ВОЗ закатил глаза. Лиза направилась следом за Линдхольмом.
Барнхардт окликнул ее:
– Вы свистнете мне, когда доктор Коккалис вернется, хорошо?
– Конечно.
Лизе не терпелось узнать правду не меньше остальных. Но она также опасалась, что пока они лишь чуть задели самый край. Здесь творилось что-то жуткое. Но что именно?
Оставалось надеяться, что Монк скоро появится. Выйдя в коридор, молодая женщина вспомнила последние слова больного: «Только не надо… не надо заходить в воду…»
11 часов 53 минуты
– Нам придется спасаться вплавь,- угрюмо заметил Монк.
– Вы что, с ума сошли? – спросил Графф, притаившийся рядом с ним за валуном.
Пару минут назад скутер пиратов сел на подводный риф, один из многих, давших название этой части острова: Беда Смитсона. Стрельба со стороны моря затихла, сменившись надрывным ревом двигателя, пытающегося стащить скутер с мели.
Высунув на мгновение голову, чтобы оценить обстановку, Монк едва не лишился уха, мимо которого просвистела пуля, выпущенная снайпером. Они с Граффом по-прежнему оставались прижаты к земле, в безвыходной ловушке, бежать из которой было некуда – кроме как прямо на виду у врага.
Монк расстегнул молнию на голени. Сунув руку под защитный костюм, он достал из кобуры на щиколотке девятимиллиметровый «глок».
Увидев у него в руке пистолет, Графф широко раскрыл глаза.
– Как вы думаете, сможете уложить их всех одним махом? Например, попасть в бензобак?
Покачав головой, Монк застегнул молнию.
– Вы насмотрелись боевиков со Сталлоне. С помощью этого пугача я смогу лишь заставить мерзавцев ненадолго пригнуться. Быть может, этого времени нам хватит, чтобы добежать до волны прибоя.
Он указал на цепочку скал, тянущихся в воде. Если им удастся добежать до воды, доплыть до конца скал и обогнуть их, есть шанс выбраться на берег, укрываясь за скалами от огня пиратов. Если потом успеют отбежать достаточно далеко, прежде чем пираты смогут снять с мели свой скутер… и если там будет какая-нибудь тропинка, ведущая в глубь острова…
Проклятье, слишком много «если»… Зато если они останутся здесь, никаких неопределенностей не будет. Если они засядут здесь подобно паре трясущихся от страха кроликов, можно считать их трупами.
– Нам придется как можно дольше оставаться под водой,- предупредил Монк.- Быть может, даже удастся раз-другой сделать вдох, если под капюшоном костюма останется воздух.
При этой мысли Графф поморщился. Хотя пик токсичного заражения оказался позади, бухта по-прежнему оставалась отравленной помойной ямой. Даже пираты, понимая это, не покидали относительной безопасности скутера. Люди в масках пытались столкнуть лодку веслами, вместо того чтобы самим спуститься в воду и облегчить катер.
Если даже пираты не хотят лезть в воду…
Внезапно Монк засомневался в мудрости своего плана. К тому же он терпеть не мог плавать под водой. В конце концов, он ведь служил в армейских «зеленых беретах», а не в чертовых «морских котиках».
– В чем дело? – спросил Графф, правильно истолковав выражение лица Монка.- Вы не уверены в том, что ваш замысел увенчается успехом?
– Ну вот, стоило только задуматься!
Распластавшись на земле, Монк посмотрел на потрепанное непогодой изваяние Будды под односкатным навесом, защищенное частоколом обугленных молитвенных палочек. Он не был буддистом, но сейчас был готов помолиться любому божеству, лишь бы оно вытащило их из этой передряги.
Его взгляд снова остановился на обгорелых молитвенных палочках. Не оборачиваясь, он обратился к Граффу:
– Каким образом верующим удалось сюда попасть? На самом берегу на протяжении нескольких миль нет ни одной деревушки, прибрежная полоса защищена рифами, а скалы слишком отвесные, чтобы карабкаться по ним.
Графф покачал головой:
– Какая разница?
– Но ведь кто-то же зажег эти палочки. И не далее как день назад.- Монк перевернулся на бок.- Взгляните на берег. Никаких следов, кроме наших с вами. Видно, что верующие вставали на колени, чтобы зажечь палочки, но нет следов, ведущих к воде или вдоль берега. Это означает, что люди спустились сверху. Значит, там должна быть тропинка.
– А может быть, они спустились и поднялись по веревочной лестнице.
Монк вздохнул, пожалев, что ему не достался более тупоумный напарник, не способный пробить брешь в любых логических построениях.
– Вода или Будда? – поставил вопрос ребром он. Графф судорожно сглотнул подступивший к горлу комок.
Двигатель скутера взревел, набирая обороты. Пиратам почти удалось сняться с мели.
Графф повернулся к Монку:
– Кажется… кажется, если потереть живот изваянию Будды, это приносит удачу, да?
Монк кивнул.
– По-моему, я читал что-то в таком духе в какой-то книге о приметах. Будем надеяться, Будда тоже читал эту книгу.
Повернувшись лицом к морю, он поднял пистолет.
– По моей команде поднимаете задницу и несетесь к Будде. Я побегу за вами по пятам, паля в скутер. Думайте только о том, чтобы добежать до Будды и отыскать тропу.
– И еще надо будет молить Бога о том, чтобы верующие не воспользовались веревочной лестницей…
– Ни слова больше, или не видать нам удачи! Графф умолк.
– Итак, приготовились…- Монк напрягся, шевеля ногами, чтобы восстановить кровообращение. Он начал отсчет: – Три… два… один…
Графф вскочил на ноги и помчался к скале, петляя словно заяц. Пуля ударилась в камень у самых его ног. Выругавшись, Монк поднял голову.
– Надо было дождаться команды «пошел»,- пробормотал он, часто нажимая на спусковой крючок, стреляя в сторону севшего на мель скутера.- Ох уж эти штатские…
Под градом пуль пираты бросились на дно катера. Один из них, взмахнув руками, свалился за борт. Монк понял, что ему повезло. Ответный огонь состоял из нескольких длинных неприцельных очередей, выпущенных в слепой ярости.
Тем временем Графф добежал до статуи Будды и, увязая в песке, проскочил мимо молитвенных палочек. Удержав равновесие, он развернулся и прыгнул за навес.
Монк побежал кратчайшим путем, напрямую через чахлый кустарник, цепляющийся за песок. Он упал на землю рядом с Граффом.
– У нас получилось! – воскликнул тот, не скрывая изумления.
– И мы здорово их разозлили.
Монк представил себе бедолагу, свалившегося в ядовитый бульон.
Вероятно, в ответ на гибель товарища взбешенные пираты открыли шквальный огонь. Длинные очереди хлестали по навесу, разрывая стебли и листья лиан, скрывавшие скалу. Монк и Графф сидели не шелохнувшись, защищенные массивным каменным животом Будды. Определенно, в этом был какой-то символизм.
Однако, кроме этого, Будда больше ничего не мог им предложить.
Монк с тоской всматривался в скалы за навесом, гладкие и отвесные. Забраться на них невозможно.
– Наверное, одному из нас нужно было на бегу потереть Будде живот,- угрюмо заметил Монк.
– А ваш пистолет? – спросил Граф. Монк проверил обойму.
– Остался один патрон. Конечно, после этого можно будет еще швырнуть пистолет в нападающих. В кино от этого всегда бывает толк.
У них за спиной скутер наконец сорвался с мели и взревел мотором. Что хуже, теперь он находился уже с внутренней стороны рифа и несся на полной скорости к берегу, вспарывая месиво трупов.
Еще немного – и к этому месиву добавятся два новых трупа.
Новый град пуль осыпал изваяние Будды, прошивая навес насквозь. Еще несколько перебитых лиан полетели вниз. Прямо перед носом у Монка просвистела пуля – но он не шелохнулся, глядя на то, как за падающими лианами открывается вход в пещеру.
Монк пополз вперед, стараясь держаться так, чтобы каменное изваяние закрывало его от пиратов. Он приподнял завесу лиан. Солнечный свет выхватил ступеньку, другую…
– Здесь проход! Можете забыть о своей теории с веревочной лестницей, Графф!
Обернувшись, он увидел, что ученый-океанолог сидит на земле, зажимая ладонью плечо. Сквозь пальцы сочилась кровь. Проклятье…
Монк поспешил назад.
– Идем! У нас нет времени заниматься раной. Вы можете идти?
– Если только мне не всадят еще одну пулю в ногу, – стиснув зубы, пробормотал Графф.
С помощью Монка он добрался до входа в пещеру, укрытого лианами. Как только они оказались в тени листвы, температура сразу же упала на добрых десять градусов. Монк поддерживал Граффа под локоть. Того била дрожь, но он торопливо поднимался по вырубленным в скале ступеням следом за своим напарником. Позади послышался скрежет корпуса скутера по песку и торжествующие крики пиратов, уверенных в том, что добыча у них в руках. Монк упорно двигался вперед, нащупывая ступени в темноте.
Пиратам не потребуется много времени на то, чтобы обнаружить проход. Но пойдут ли они по следу беглецов или же просто вернутся назад? Ответа пришлось ждать недолго.
За спиной вспыхнул яркий свет… послышались резкие слова команды.
Монк ускорил шаг.
В голосах пиратов сквозила ярость. Значит, он действительно здорово их разозлил.
Темнота впереди постепенно начала сереть. Стали различимы стены. Беглецы пошли быстрее. Графф что-то бормотал себе под нос, но Монк не мог разобрать слов. Молитва, ругательство… он был согласен на все, лишь бы это помогло.
Наконец показался конец ступеней. Двое беглецов вышли из прохода и оказались на опушке влажных джунглей на вершине скал. Монк двинулся дальше, радуясь спасительной защите густых зарослей. Войдя в лес, он увидел, что зона ядовитой смерти не ограничивалась прибрежной полосой внизу. Вся земля была усыпана мертвыми птицами. Прямо у него под ногами валялась дохлая летучая мышь, съежившаяся словно разбившийся истребитель.
Однако не все обитатели леса были мертвы.
Монк застыл на месте, уставившись вперед. Казалось, сама земля бурлила и пенилась красной приливной волной. Однако бактерии тут были ни при чем. Землю, всю до последнего квадратного дюйма, покрывали миллионы крабов. Крабы даже забирались на стволы деревьев и заползали на лианы.
Вот куда подевались красные сухопутные крабы острова Рождества.
Монк вспомнил то, что успел узнать об острове по дороге сюда. На протяжении всего года крабы ведут себя мирно, если их ничем не раздражать и не возбуждать. Однако во время их ежегодной миграции бывали случаи, когда крабы набрасывались на проезжающие мимо машины и вспарывали им покрышки своими бритвенно-острыми клешнями.
Монк сделал шаг назад.
«Возбуждение» – это слово как нельзя лучше описывало состояние крабов в настоящий момент. Разъяренные, они забирались друг на друга, щелкая клешнями. Это было самое настоящее пиршество.
Теперь Монк понял, почему крабов не было внизу на берегу. Зачем куда-то ходить, если и здесь еды предостаточно?
Причем крабы пожирали не только мертвых птиц и летучих мышей, но и своих собственных собратьев. Воистину здесь царила каннибальская вседозволенность. При приближении людей вверх предостерегающе поднялись клешни, треща словно ломающиеся сухие ветки.
Добро пожаловать на наше пиршество!
А сзади, из прохода уже доносились возбужденные голоса преследователей. Пираты увидели конец тоннеля.
Графф отступил назад, зажимая плечо. Огромный краб, притаившийся под листом папоротника, ухватил его клешней за ногу, вспоров пластик защитного костюма.
Ученый-океанолог попятился назад, снова бормоча что-то под нос. Это было то же самое причитание, которое он повторял на ступенях, но сейчас Монку удалось разобрать слова… и он подумал, что сам вряд ли смог бы выразиться точнее.
– Надо было потереть Будде живот…
