ГЛАВА 12
Его лицо было таким старым, каким бывают только лица тибетцев.
Морщины избороздили его вдоль и поперек, и оно напоминало бумажный пакет, который скомкали, а потом наспех расправили. Темно-карие глаза глубоко сидели в глазницах, глядя из-под длинных косматых бровей. На нем были плотные красные одеяния, но под воздействием грязи и палящего солнца за долгие годы они выцвели до почти землистого цвета.
Старый монах сидел на горке в нескольких сотнях ярдов от деревни Менком, но редко обращал взгляд на дома с соломенными крышами. Хотя кое-где из труб в синее небо и поднимался дымок, в деревне не было видно почти никакого движения. Вот уже дольше месяца, с того дня, как появились торговцы, болезнь терзала деревню.
Первыми заболели старики и исчезли со своего привычного места у обочины дороги. Потом болезнь передалась детям, женщинам и, наконец, мужчинам, работавшим в полях. Всего за несколько недель прежде оживленная деревня стала призрачной и опустевшей.
Большинство жителей не выходили за двери: они лежали на деревянных полах, мучимые лихорадкой, а снаружи бродил неухоженный скот. Маленькие черные свиньи разрывали рылами горы мусора, а куры сидели на соломенных крышах. Никто не бросал в них камней, никто не пытался криками прогнать их.
Старому монаху показалось, что вдалеке на дороге что-то шевельнулось, но потом снова замерло. Он медленно поднялся на ноги, оставив молитвенный барабан, и, прищурившись, принялся разглядывать голые земляные склоны расположенных ниже долин. В ореоле предвечернего солнца он видел лишь небольшое облачко пыли, парящее над чем-то черным. Издалека все это казалось расплывчатым пятном, сливающимся с горизонтом.
Постепенно стали различаться детали: сперва — очертания огромных кривых рогов яка, потом фигурки людей, идущих следом. Из пыли появился второй як, потом еще один, и наконец старый монах видел уже целый караван людей и животных, размеренным шагом бредущих по долине.
Это они. Никого другого здесь и быть не могло.
Наконец первый як поравнялся с ним, тяжелый медный колокольчик на шее позванивал с каждым шагом. Необъятные бока яка покрывала пыль и засохшая грязь, а на загривке были надежно приторочены седельные мешки. Животное фыркнуло, и длинные нити слюны вылетели из его носа, смешиваясь с дорожной пылью.
Откуда-то с конца каравана, перекрывая шум, раздался окрик. Под нестройный звон колокольчиков колонна резко остановилась. Со спины одного из яков соскочила фигура в запыленной одежде и подошла к монаху. Когда человек открыл лицо, сдвинув капюшон, монах обнаружил перед собой загорелые щеки и зеленые глаза молодой женщины, явно уставшей после долгого пути.
— Таши делек, досточтимый отец, — сказала она, склонив голову.
Теперь монах видел ее длинные черные волосы под слоем пыли.
— Мы ищем хранителя ворот.
Старый монах кивнул, и неожиданная улыбка еще больше сморщила его старое лицо.
— Таши делек, — ответил он хриплым от редкого употребления голосом. — Я и есть хранитель ворот.
С этими словами он протянул руки, схватил ее ладони и прижал к своему сердцу.
— Я не надеялся увидеть вас до солнцестояния. Но это, право, чудесно, что вы добрались в добром здравии. Проводник отведет вас на место, когда вы отдохнете. Он скалолаз из вашей же страны и вот уже несколько недель с нетерпением ждет вас.
Молодая женщина улыбнулась мимолетной благодарной улыбкой, после чего сильно сжала руки монаха.
— Досточтимый отец, я знаю, вас не предупредили, но мне нужно взять с собой еще кое-кого.
Лицо монаха помрачнело, он начал отрицательно качать головой, когда она еще не успела договорить.
— Я знаю, насколько вы ценимы нашим орденом, но это невозможно. Проводник берет с собой только одного человека. Только одного. А как вы знаете, идут только избранные.
Женщина несколько мгновений смотрела в землю перед собой, но когда она подняла голову, ее зеленые глаза засветились решимостью.
— Он избран, и его отведут туда первым. Жизненно важно, чтобы ваш проводник отправился с ним немедленно. Я буду ждать в деревне, когда проводник вернется за мной. Вы должны верить мне, досточтимый отец, он важнее меня.
Она не успела закончить, как за спинами погонщиков началось какое-то мельтешение, к женщине подбежал мальчик лет девяти и привычно сунул свою ручонку в ее. У него были растрепанные черные волосы и живые карие глаза, покрасневшие от пыли и усталости. Не по размеру большую куртку из козьей шкуры опоясывала веревка с многочисленными узелками. Сначала он посмотрел на женщину, потом перевел взгляд на монаха.
— Это то самое место? — спросил он чистым спокойным голосом.
Женщина улыбнулась, положив руку ему на плечо.
— Нет еще, — ответила она. — Но мы уже близко.