Раньше Мелоди не приходилось бывать в кабинете Кушмана Пиэла, президента музея, и она почувствовала, как ее подавляет атмосфера привилегированности и исключительности самого этого места. Отовсюду веяло Нью-Йорком былых времен. Человек, сидящий за антикварным столом из розового дерева, лишь усиливал впечатление: у него был серый костюм от «Брукс Бразерс» и чуть поблескивающие седые волосы, зачесанные назад. Изысканная любезность президента вкупе с несколько самоуничижительной манерой речи выдавали его непоколебимую убежденность в собственном превосходстве.

Пиэл провел Мелоди к деревянному креслу в стиле шейкеров, стоявшему напротив отделанного мрамором камина, сам сел напротив. Достал из внутреннего кармана костюма экземпляр статьи Мелоди, положил его на стол. Рукой, густо испещренной мелкими жилками, аккуратно разгладил листки, легонько похлопал по ним.

– Что же, что же, Мелоди. Вы прекрасно потрудились.

– Спасибо, доктор Пиэл.

– Пожалуйста, зовите меня Кушманом.

– Хорошо, Кушман.

Мелоди оперлась на спинку кресла. Как можно удобно сидеть в кресле, в котором и аскету пуританину было бы жестко? Но Мелоди по крайней мере удавалось притворяться. Она чувствовала себя совершенно не в своей тарелке, однако ей казалось, что в конце концов это неприятное ощущение удастся перебороть.

– Ну-ка, посмотрим... – Пиэл заглянул в какие-то заметки, которые набросал на первой странице статьи. – Вы стали работать в музее пять лет назад, правильно?

– Да.

– Получив ученую степень в Колумбийском университете... И с тех пор выполняли работу высочайшего класса в минералогической лаборатории, будучи... техником-специалистом первой категории? – Пиэла, казалось, почти поразила незначительность ее должности.

Мелоди промолчала.

– Ну, похоже, самое время дать вам повышение. – Пиэл откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. – У вас очень перспективная статья, Мелоди. Разумеется, она не лишена противоречий, и это неудивительно, однако Научный комитет внимательно ее изучил, и результаты, вероятно, выдержат проверку.

– Выдержат.

– У вас верная установка, Мелоди. – Пиэл негромко кашлянул. – Знаете, комитет считает, что гипотеза, согласно которой эти... э-э... «венерины зеркальца», возможно, являются инопланетными микроорганизмами, несколько незрелая.

– Это меня не удивляет, Кушман. – Мелоди сделала паузу, поскольку ей оказалось трудно называть его по имени. Надо бы привыкать, подумала она. Почтительная, стремящаяся угодить женщина-техник первой категории уже в прошлом. – Любой значительный шаг в развитии науки влечет за собой сложности. Я уверена, что гипотеза выдержит проверку.

– Безмерно рад это слышать. Конечно, я всего лишь президент музея, – тут он скромненько хихикнул, – и вряд ли мое положение позволяет судить о проделанной вами работе. Мне говорили, вы потрудились очень хорошо. Просто потрясающе.

Мелоди мило улыбнулась.

Он оперся на спинку кресла, положил руки на колени, вытянул их.

– У меня был разговор в Научном комитете, и мы считаем нужным предложить вам должность помощника смотрителя в отделе палеонтологии позвоночных. Это прекрасная должность, в перспективе вы станете штатным сотрудником, а со временем, если все пойдет хорошо, вас назначат на Гумбольдтовскую кафедру. Это место занял бы покойный доктор Корвус, будь он жив. Разумеется, ваш оклад соответственно увеличится.

Мелоди выждала, пока пауза станет неловкой, и лишь потом ответила:

– Это щедрое предложение. Я его оценила.

– Мы держим марку, – напыщенно ответил президент.

– Жаль, что я не могу его принять.

Пиэл развел руками. Мелоди помедлила еще.

– Вы нам отказываете, Мелоди? – У Пиэла на лице читалось недоверие, словно сама мысль о нежелании остаться в музее была абсурдна, уму непостижима.

Мелоди ровным голосом отвечала:

– Кушман, я пять лет просидела в подвале, выполняя для этого музея работу самого высокого уровня. Ни разу я не получила ни на грош одобрения. Ни разу я не удостоилась никакой благодарности, кроме небрежного похлопывания по плечу. Мне платили меньше, чем уборщикам, которые выносят из лаборатории мусор.

– Нет, конечно же, мы вас замечали... – Пиэл явно был в затруднительном положении. – Теперь все переменится. Позвольте заметить, наше предложение ведь тоже не раз и навсегда сформулировано. Вероятно, следует пересмотреть его в комитете и подумать, не можем ли мы сделать для вас больше. Должность штатного смотрителя... А вдруг? – Мимолетная улыбочка, подмигивание.

– Я уже отказалась от должности преподавателя Гарвардского университета.

Брови Пиэла взлетели от неподдельного изумления, которое он быстро скрыл.

– Бог мой, ну и шустрые они там. – Президент с трудом выдавил из себя смешок. – А можно поинтересоваться деталями их предложения?

– Меня звали на кафедру Монткриффа. – Мелоди старалась, чтобы губы не растянулись в улыбке. Ситуация ее чертовски забавляла.

– Кафедру Монткриффа? Что ж, это... просто исключительно. – Он прокашлялся, оперся на спинку кресла, быстро поправил галстук. – И вы им отказали?

– Да. Изучать динозавра я отправляюсь в Национальный музей естественной истории.

– В Национальный музей? – При упоминании о главном сопернике своего музея президент побагровел.

– Именно. В Вашингтон. Правительство планирует создать при Уайт-Сэндс специальную лабораторию, оборудованную в соответствии с требованиями биологической безопасности четвертого уровня. Там будет проходить изучение динозавра и «венериных зеркалец». Меня пригласили на должность заместителя директора по научным исследованиям и в связи с этим собираются назначить штатным смотрителем Национального музея. Возможность продолжить изучение динозавра имеет для меня немалое значение. Загадку «венериных зеркалец» еще предстоит разгадать, и сделать это хочу я.

– Таково ваше окончательное решение?

– Да.

Пиэл поднялся, протянул руку и изобразил на лице бледную улыбку.

– Тогда, доктор Крукшенк, позвольте мне поздравить вас первым.

Благодаря воспитанию Пиэл приобрел одно прекрасное качество, подумала Мелоди: он хорошо держался, когда проигрывал.