Мелоди шагала в восточном направлении по Семьдесят девятой улице. Впереди неясно вырисовывался музей. В предутреннем сумраке сверкали огни верхних этажей, и огромный силуэт здания со всеми его башенками и горгульями казался темной глыбой.

Сон не шел к Мелоди, и практически всю ночь она мерила шагами наиболее оживленную часть Бродвея, будучи не в силах сдержать бешено скачущие мысли. Она проглотила бутерброд в какой-то ночной закусочной недалеко от Таймс-сквер, потом выпила чаю в другой работающей всю ночь забегаловке рядом с Линкольновским центром сценических искусств. Ночь тянулась бесконечно долго.

По въезду для служебных машин Мелоди прошла к входу, предназначенному только для персонала, посмотрела на часы. Без четверти восемь. Во время работы над диссертацией Мелоди пришлось провести не одну бессонную ночь, и такое состояние было ей не в новинку. Однако на сей раз все ощущалось как-то по-другому. Голова работала ясно и четко – тут срабатывало нечто большее, чем просто способность здраво рассуждать при любых обстоятельствах. У входа, открытого по ночам, Мелоди нажала кнопку звонка и вставила свой пропуск в картоприемник.

Мелоди миновала круглое центральное помещение и пошла прямо, через анфиладу огромных выставочных залов. Идя по музею ранним утром, в отсутствие персонала и посетителей, она всегда испытывала трепет при виде безмолвных темных витрин, при гулком звуке собственных шагов по мраморному полу.

Мелоди, как обычно, прошла коротким путем через образовательный центр, с помощью своего пропуска вызвала лифт, дождалась, пока он подъехал, лязгая и скрипя, и отправилась в подвал.

Двери лифта раскрылись, Мелоди вышла в подвальный коридор. Здесь, в чреве музея, царили тишина и безмолвие, все было как всегда – точно в пещере, и у Мелоди мороз проходил по коже каждый раз, когда она сюда спускалась. В неподвижном воздухе постоянно ощущался едва заметный запах тления.

Мелоди заторопилась к минералогической лаборатории, одну за другой минуя двери хранилища окаменел остей: вот динозавры триасового периода, вот – юрского, мелового, здесь олигоценовые млекопитающие, там – эоценовые – она будто перемещалась по эволюционной лестнице. Еще один поворот, и Мелоди оказалась в холле, откуда слабо поблескивающие двери из нержавеющей стали вели в разные лаборатории: маммологическую, герпетологическую, энтомологическую. Она подошла к двери с табличкой «Минералогическая лаборатория», отперла ее своим ключом, толкнула и, шаря по стене, стала искать выключатель. Зажглись лампы дневного света.

Мелоди остановилась. За стеллажами с окаменелостями она увидела, что Корвус уже здесь, спит перед стереомикроскопом, а рядом стоит его плоский кожаный чемоданчик. Что тут понадобилось доктору? Однако ответ на этот вопрос возник у Мелоди почти сразу: он пришел рано, поскольку хотел сам проверить результаты ее работы. Потому и выбрал такое время.

Мелоди робко шагнула внутрь, кашлянула. Корвус не пошевелился.

– Доктор Корвус? – Она двинулась вперед уже увереннее. Корвус уснул прямо за столом, положив голову на согнутую руку. Мелоди на цыпочках подошла ближе. Видимо, перед тем как заснуть, он рассматривал под стереомикроскопом образец – трилобита.

– Доктор Корвус?

Ответа не было. Мелоди приблизилась к столу и слегка встревожилась: вдруг у него случился сердечный приступ? Маловероятно. Для этого Корвус чересчур молод.

– Доктор Корвус? – прошептала Мелоди, не в силах заговорить громче. Она обошла вокруг стола и, наклонившись, заглянула Корвусу в лицо. Невольно ахнув, Мелоди отпрянула, зажав рот рукой.

Широко открытые глаза доктора смотрели в одну точку и были подернуты пленкой.

У Корвуса в самом деле случился сердечный приступ. Мелоди неловко отступила назад еще на шаг. Она понимала, что должна протянуть руку и пощупать ему пульс, что нужно действовать, делать искусственное дыхание изо рта в рот... Однако необходимость прикоснуться к Корвусу вызывала отвращение. Эти его глаза... Он мертв, сомневаться не приходится. Мелоди снова отступила, протянула руку, сняла телефонную трубку – и застыла.

Что-то тут было не так. Мелоди во все глаза смотрела на мертвого смотрителя, прислонившегося к микроскопу: голова доктора лежала на согнутой руке, словно он утомился, прилег и заснул. От ощущения «что-то не так» у Мелоди мурашки ползли по спине. В чем же дело? И вдруг ее осенило: Корвус изучал трилобит!

Она взяла образец в руки, пристально рассмотрела. Обыкновенный кайнозойский трилобит, такие продаются по нескольку баксов за штуку в любом магазине, торгующем окаменелостями. В музее их, наверное, миллион. Корвус недавно узнал о самом грандиозном палеонтологическом открытии века и вдруг ни с того ни с сего решил рассмотреть обычного трилобита?

Ну уж нет!

На Мелоди нахлынул ужас. Она прошла к своему шкафчику с образцами, установила нужную комбинацию цифр на замке, рывком распахнула дверцу.

Компакт-диски и срезы образца, которые она убрала туда в полночь, исчезли.

Мелоди огляделась, заметила чемоданчик Корвуса. Вытащила его из-под безвольно повисшей руки доктора, положила на стол, расстегнула, перебрала содержимое.

Ничего.

Все сведения о динозавре пропали. Исчезли все ее диски, все фрагменты образца. Как будто их никогда не существовало. Тут Мелоди припомнила еще одну маленькую деталь: когда она вошла, свет в лаборатории не горел. Если Корвус заснул за работой, кто же тогда выключил свет?

Нет, это не сердечный приступ.

Внутри у Мелоди все похолодело. Кто бы ни убил Корвуса, они ведь могут прийти и за ней. В данной ситуации нужно действовать очень, очень осторожно.

По внутреннему телефону Мелоди позвонила охранникам. Ответил чей-то ленивый голос.

– Говорит доктор Крукшенк из минералогической лаборатории. Я только что пришла и обнаружила доктора Айэна Корвуса здесь, в лаборатории. Он мертв.

И через несколько секунд, отвечая на неизбежный вопрос, Мелоди очень спокойно произнесла:

– Судя по всему, у него случился сердечный приступ.