Глава 5
Кир зажег единственный масляный светильник в крипте. Он освещал помещение слабым неровным светом, в котором были видны стоящие у стены в пять ярусов гробы и стопки старинных рукописей, свитков и папирусов, рассыпанные по столам. Из сотен дыр в стене торчали другие свитки. Крипта шириной в десять саженей напоминала гигантский улей.
Заратан осмотрелся. Полукруглый потолок поднимался над полом на высоту в четыре его роста. В нем был люк, ведущий в молельню. К нему шли массивные ступени, вырубленные в скальном основании.
— Должно быть, сначала это была просто пещера, из которой потом сделали крипту, — прошептал Заратан, и все же его голос отдался эхом в полумраке. — Интересно, авва Пахомий решил построить базилику именно здесь из–за этой пещеры?
— Возможно, — ответил Кир, макнув калам в чернила и написав строку на лежащем перед ним пергаменте. — Многие из этих захоронений выглядят так, будто им не одно столетие.
Заратан сморщил нос. Затхлый запах разложения и древних манускриптов наполнял воздух. Он прикрыл нос рукавом белого одеяния, чтобы хоть как–то приглушить этот смрад.
— И почему никто не говорил, что это самый настоящий склеп, а не крипта? — жалобно вопросил он.
— Здесь бывали совсем немногие, и они никогда не рассказывали об этом, — ответил Кир, склонившись над свитком с запрещенным текстом. — Можешь считать, что тебе повезло. Уронив горшок, ты вошел в число избранных.
Снова окунув калам в чернильницу, Кир аккуратно написал следующую строку, тихо повторяя вслух греческие слова.
— Хочешь знать, Заратан, о чем здесь написано?
— Конечно нет! Если меня станут допрашивать, я смогу честно сказать, что никогда не читал запретных книг.
Кир едва улыбнулся.
— А тебе и не надо читать. Тут говорится о смерти Господа нашего. Ты уверен, что не хочешь даже послушать?
— А это отличается от утвержденных Евангелий? — подумав, спросил Заратан.
— До некоторой степени. Хочешь, по крайней мере, узнать имя центуриона, стоявшего на страже у гробницы Господа нашего после Его распятия?
— Имя настоящего центуриона? — с расширившимися глазами прошептал Заратан.
— Петроний, — тихо сказал Кир.
«Петроний», — одними губами произнес Заратан запретное имя.
— Кир, ты уверен, что они не приговорят меня к смерти за то, что я узнал это?
— Думаю, не станут, хотя им и захочется это сделать. В приказе четко сказано о чтении и переписывании запретных книг. Но не о слушании запретных учений. Вероятно, они прекрасно понимают, насколько сложно это доказать.
— А что еще там сказано? — судорожно сглотнув, спросил Заратан.
— Старейшины пошли к Пилату и попросили, чтобы гробницу в течение трех дней охраняли солдаты, а не то апостолы похитят тело. Они боялись: если тело исчезнет, люди поверят в то, что Господь наш воскрес из мертвых. А это подтвердит, что Он был мессией, — ответил Кир.
— Но мы почти все это уже знаем. А что еще?
Кир продолжил читать документ, хмурясь.
— С небес спустились два мужа в сияющих одеждах, и камень откатился сам собой. Они вошли внутрь. Наружу вышли трое, следом за ними появился крест.
— Крест? — недоверчиво переспросил Заратан. — Зачем он оказался в гробнице?
— Крест оказался не мертвым, а живым. Голос Божий обратился к нему с небес, спрашивая: «Проповедовал ли ты усопшим?» «Да», — ответствовал ему крест.
— Я не понимаю, — моргнув, сказал Заратан. — Что это означает?
Кир пожал плечами. Он не мог оторваться от листа с текстом.
— Я не знаю, но написано, что Пилат приказал Петронию никому об увиденном не рассказывать.
— Неудивительно. Если бы Петроний раскрыл людям истину, последователи Господа разорвали бы на куски и римлян, и первосвященников. Но…
Он откинул голову назад, глядя на ряды усыпальниц и раздумывая.
— Я так и не понял, как крест попал в гробницу.
— Воспринимай это как поэтическую метафору, брат.
— Поэтическую метафору?
Где–то снаружи зазвонил колокол, созывая монахов с полей на ужин. Заратан привстал. У него уже с час урчало в животе.
— Ты куда? — спросил Кир.
— Ты слышал колокол? Нам пора к нашим братьям, ужинать вместе с ними.
Кир откинулся на скамью, улыбнувшись.
— Ты и я, брат, постимся три дня. Мы не можем к ним присоединиться.
Заратан напрочь забыл об этом. Вздохнув, он опустился на скамью.
— Три дня, — сокрушенно прошептал он. — Я умру от голода.
Кир вновь склонился над манускриптом.
— Следи за собой, брат, — сказал он. — Это место — лучшее для раздумий и воспитания в себе терпения. Подумай о покоящихся здесь. Скорее всего, они полжизни постились в надежде хоть мельком узреть Царство Божие. Если ты поразмышляешь над этим, покойные смогут многому научить тебя.
Поверх одного из захоронений стояли два искусно выделанных дорожных мешка из газельей кожи, а на них, в свою очередь, лежали четыре книги на пергаменте в роскошных переплетах. Было такое впечатление, что кто–то совсем недавно достал их из мешков и просто забыл убрать обратно.
— На одни эти книги пошло не меньше сорока коз, — заметил Заратан. — Что говорить обо всех книгах, собранных в этой крипте.
Пергамент изготовлялся из овечьей или козьей шкуры, которую очищали от шерсти и обрабатывали известью, получая тончайшие листы кожи.
— Да, и они прекрасны, не правда ли?
Кир встал со скамьи и прошелся по крипте. Аккуратно взяв лежавшую сверху книгу, он открыл ее.
Заратан некоторое время смотрел, как он ее читает.
— Что это? — наконец спросил он.
— «Толкование пророчеств Господа» Папиаса. Они разделены на пять частей, или пять томов, все в этой книге.
Кир развернул книгу вбок, чтобы что–то прочесть.
— На полях рукописная заметка, на греческом, где говорится, что Папиас был епископом христианской общины Гиерополиса в Малой Азии и жил примерно через тридцать лет после смерти Господа нашего.[24]
Кир некоторое время перелистывал страницы книги, проглядывая их, пока не увидел что–то, явно привлекшее его внимание.
— А я и не знал… — благоговейно прошептал он.
— Не знал чего?
— Папиас пишет, что Марк помогал Петру как переводчик, герменевтес, и записывал все, что Петр рассказывал о речах Господа.
— Он имеет в виду Евангелие от Марка?
— Если верить Папиасу, он не любил письменного слова и записывал лишь живое, услышанное от людей. Он заявляет, что лично беседовал со святителем Иоанном и неким Аристионом, как и с теми, кто «лично общался со святителями». Это означает, что он получил эти сведения от апостолов через вторые или третьи руки.
Кир внимательно пригляделся.
— Правда? — пробормотал он себе под нос.
— А теперь ты что нашел?
— Ты когда–нибудь слышал имена двух разбойников, распятых по обе стороны от Господа?
— Нет, — благоговейно прошептал Заратан. — Как их звали?
— Дисмас и Гестас.[25] Но тут говорится, что они были не разбойниками, а зелотами. Хм…
Кир прищурился.
— Здесь еще одна пометка, со ссылкой на эпизод в четвертом томе.
— Давай посмотрим.
Кир улыбнулся, глянув на него, и принялся перелистывать пергаментные страницы.
— Ты уверен, что хочешь услышать это? — прошептал он. — Это безусловная ересь.
— Но ты же никому не скажешь, правда? — спросил Заратан, облизывая пересохшие губы.
— Конечно нет. Я же твой брат во Христе.
— Тогда я не боюсь. Читай.
Кир читал совсем недолго, и вдруг его глаза сузились.
— Интересно, что же это? — прошептал он.
— Что?
— Это похоже на шифр с заменой букв, с использованием арамейского, греческого и еврейского алфавитов.
— Тайная фраза? — возбужденно переспросил Заратан.
Кир продолжал читать, и его зеленые глаза засияли. Он аккуратно закрыл книгу, положил ее на место и сел на скамью.
Сердце Заратана стучало как бешеное.
— Что случилось? Что там написано? Почему ты не говоришь мне?
Кир посмотрел в дальний угол крипты.
— Ты когда–нибудь слышал историю про Иосифа Аримафейского?
— И Чашу Христову? Конечно. Там говорится, что он…
— Нет, я не про легенду о Граале. Историю о том, как Иосиф бежал из Иерусалима в ночь после того, как спрятал тело Господа нашего в гробнице у себя в саду.[26]
Выражение лица Кира приковало взгляд Заратана.
— Нет, я никогда ее не слышал, — прошептал он еще тише.
Взгляд Кира, казалось, устремился в бесконечность.
— Я не уверен, что понял выражение правильно. Большая его часть зашифрована, а значительная часть строки выцвела так, что ничего нельзя разобрать. Но…
Он посмотрел Заратану прямо в глаза.
— Папиас говорит, что слышал эту историю от внука центуриона, которого спешно отправили с заданием поймать Иосифа Аримафейского и его шайку воров.
— Воров? Что же они украли?
— Не знаю, — ответил Кир, покачав головой. — Я четко могу разобрать и перевести лишь то, что здесь говорится о Жемчужине. Потом что–то загадочное насчет «безголового демона, которому повинуются ветра», и о «сыне Пантеры».
— Безголовый демон? — переспросил Заратан.
Он принялся растирать ладони, почувствовав, что холод пронизывает его до костей. Снаружи, должно быть, стемнело, а в этой пустынной местности дневное тепло уходило быстро.
В пещере внезапно стало холодно и тревожно, будто заключенные в гробах духи начали свои ночные прогулки, водя хоровод по крипте.
Заратан вскочил.
— Пусть нам и нельзя есть, но мне хочется пить. Пошли на кухню, возьмем по чашке воды.
Кир встал. Несколько мгновений он смотрел на книгу Папиаса.
— В чем дело? — спросил юноша.
— Не знаю, я…
Кир покачал головой.
— У меня такое ощущение, что, когда мы вернемся, эта книга исчезнет отсюда.
— Мы просто сходим за чашкой воды, Кир. На это уйдет не более четверти часа.
Заратан начал подниматься по серым каменным ступеням и открыл люк. Его окатил поток воздуха, пахнущего рекой.
Кир с маленьким масляным светильником в руке поднялся в молельню вслед за ним и закрыл люк. Когда он вставил ключ в замок и повернул его, пламя в лампе внезапно зашипело и погасло.
Заратан нахмурился. Дверь из молельни в сад была распахнута настежь. Что еще более странно, в молельне никого не было. Обычно после обеда монахи приходили сюда помолиться перед вечерней службой.
— Возможно, они еще обедают, — сказал он, торопливо зашагав к кухне.
Кир крепко схватил его за плечо, останавливая.
— Подожди, брат, — прошептал он.
Обшарив взглядом молельню, он подметил все. Дверь распахнута настежь, ветер колышет покрывала на алтаре. Наклонив голову, он прислушался.
Теперь это заметил и Заратан.
Стояла мертвая тишина.
Хотя за ужином и запрещалось разговаривать, обычно все равно были какие–то звуки: дребезжание переставляемых тарелок, топот ног, стук чашек по длинным деревянным столам.
Но этим вечером не было ничего такого.
— Брат Заратан, пожалуйста, иди следом за мной. Молча. Ты понял? — громким шепотом произнес Кир.
Он сказал это таким тоном, что у Заратана пошли мурашки по коже. Он судорожно кивнул и пошел вслед за Киром. Тот тихо пересек молельню и подошел к массивной двери, ведущей на кухню.
Кир осторожно открыл дверь, так, чтобы петли не скрипели, совсем немного, на толщину руки. Потом заглянул внутрь.
Заратан принюхался. Из кухни доносились запахи свежеиспеченного хлеба и жареной козлятины, но было и что–то еще. Резкий запах мочи.
— Что… — зашептал он.
Кир мгновенно зажал ему рот ладонью с такой силой, что едва не сбил с ног. Заратан в ужасе посмотрел на своего брата–монаха.
Кир наклонился к нему, едва не нос к носу.
— Ни звука, — одними губами проговорил он.
Заратан кивнул. В его глазах стояли слезы.
Кир толкнул дверь, открывая ее шире, так, чтобы можно было пройти, и вошел. Заратан последовал за ним, держась рядом.
Если бы Кир только что не предостерег его, то увиденное заставило бы его закричать.
Монахи лежали, привалившись к обеденному столу, с кусками еды в руках, другие скорчились на полу в неестественных позах. Из–под их тел расползались лужи мочи.
Сердце Заратана бешено колотилось. Все его тело, казалось, было объято огнем. Протянув руку, он ухватился за рукав Кира. Тот, посмотрев на него, понял, что юноша хочет убежать, и покачал головой.
Кир двинулся внутрь трапезной, обходя опрокинутые скамьи и разбитые миски и чашки, осколками которых был усыпан каменный пол. Заратан шел следом на дрожащих ногах.
Во главе стола лицом вниз лежал мужчина. Он раскинул руки в стороны, будто пытаясь дотянуться до листов пергамента, лежавших у самых его пальцев.
Кир аккуратно перевернул его.
Брат Иона! Сердце Заратана сжала мучительная боль. В отчаянии он повернулся к Киру, чтобы спросить, что произошло, но холодная ярость во взгляде брата–монаха заставила его сохранить молчание, но не только она. Его горло сжалось от спазма так, что он с трудом дышал.
Кир подобрал лист пергамента и принялся читать его. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он отдал его Заратану.
— Список запрещенных книг, — прошептал он.
Заратан даже не посмотрел на лист. Он просто скомкал его и пошел вслед за Киром, когда тот тихо и осторожно вышел из кухни в коридор. Внутри монастыря не горело ни одной лампы, и чем темнее становилось снаружи, тем труднее было что–то разглядеть внутри. Кир методично шел по коридору, открывая и закрывая одну дверь за другой с мрачной решимостью, как Сизиф с его камнем, приговоренный вечно исполнять свое бессмысленное дело.
Чаще всего тела лежали распластавшись, на полу, иногда прямо на столах. В двух кельях они увидели монахов, свисающих из окон, будто в последнее мгновение они решили выпрыгнуть.
«Что же это за безумие?»
Рядом с каждым трупом была тарелка с едой, чаще всего перевернутая. Хлеб и мясо были разбросаны по полу.
И у каждого умершего лицо было синеватого оттенка.
Когда они дошли до конца коридора и остановились у окна, через которое лился лунный свет, Заратан не сдержался.
— Кир, скажи, пожалуйста… — зашептал он.
— Цианид, вероятно, в мясе, но вполне возможно, что убийцы отравили и хлеб с водой. Ничего не трогай.
— Но… зачем, кому это надо? Мы же всего лишь монахи!
Кир смотрел на него немигающим взглядом. Даже в серебристом свете луны лицо Кира вырисовывалось нечетко из–за черных волос и бороды. Хорошо были видны лишь его зеленые глаза, отражавшие лунный свет, будто два хорошо отполированных зеркала.
— Сначала, после вопросов епископа Меридия, я думал, что они пришли за мной, — начал он. — Но тогда в этом нет никакого смысла. Они бы просто прислали центурионов и арестовали меня.
— А зачем им ты?
Кир отвернулся, в сотый раз внимательно разглядывая темноту.
— Вполне очевидно, что они пришли не за мной, — сказал он вместо ответа. — Они пришли, чтобы уничтожить некие свидетельства, находящиеся здесь, в монастыре.
Заратан стоял, ломая руки, как перепуганный ребенок.
— Какие свидетельства? Почему они просто не приказали нам отдать их? Они могли бы забрать все, что угодно.
— Потому, брат, что нельзя отнять то, что осталось в сердцах людей. Это можно только убить вместе с ними.
Кир коснулся рукой листа пергамента, лежащего на столе у мертвого монаха. Когда он подставил его под лучи лунного света, Заратан разглядел название, написанное крупными буквами. Это было Евангелие от Фомы, текст, который, как утверждалось, написал родной брат Господа. Его почитали с самых первых лет христианства. Вероятно, монах обдумывал какое–то высказывание из него.
— Евангелие от Фомы есть в списке, который мы видели на кухне.
— Они запрещают нам читать Фому! — произнес пораженный Заратан. — Но это же абсурд! Христиане читали эту книгу с самых первых лет! Это любимое Евангелие моей матери.
— Боюсь, не теперь. Если она хочет и дальше дышать.
Кир осторожно подвинулся к окну и осмотрел окрестности монастыря и раскинувшуюся за ними пустыню. Пальмы поблескивали в свете луны, будто осыпанные серебряной пылью.
— Они здесь, — сказал он.
У Заратана сжало живот от страха.
— Кто? О чем ты говоришь?
— Люди, которые должны удостовериться в том, что все мы мертвы. Они придут. Скоро. После того, что они сделали, они ничего не оставят на волю случая, обезопасят себя.
— Ты имеешь в виду двух монахов, которых не было за ужином? — спросил Заратан. Он почувствовал, что его вот–вот стошнит.
Кир резко обернулся к нему.
— Ты помнишь, как брат Иона сказал, что брат Варнава никогда не назначает наказания, не следуя ему сам?
— Да, и что?
Кир развернулся и быстро пошел по коридору. Полы его белого одеяния хлопали, не поспевая за шагами длинных ног.
— Куда ты идешь? — прошептал Заратан. — Если они придут, то ведь нам надо бежать. Пока еще можно.
Кир не сбавил шаг ни на йоту. Он подошел к двери кельи брата Варнавы.
— Брат? Брат, ты не спишь? — позвал он.
Не услышав ответа, он открыл дверь и заглянул внутрь. Через пару секунд он закрыл дверь.
— Его там нет. Где же он?
— Может, еще в библиотеке?
Кир кивнул и пошел к базилике, той же самой дорогой, которой они шли к брату Варнаве сегодня днем.
Эхо от их шагов было каким–то нереальным, призрачным, будто это шли не люди.
— Кир, сколько же у нас времени до того, как они придут осматривать монастырь? — умоляюще спросил Заратан, когда они шли по темным коридорам. — Может, лучше бежать?
— А вот это, брат, надо делать в последнюю очередь. Первого же, кто выбежит из монастыря, убьют раньше, чем он сделает шаг за ворота. Надо дождаться темноты, чтобы они не увидели наше бегство.
— И сколько этого ждать?
— По–моему, луна зайдет через полчаса.
— К этому времени мы уже погибнем!
Они снова прошли через страшную до жути кухню и вышли в молельню. Кир остановился как вкопанный.
Люк в крипту был открыт. Сквозь его проем лился янтарный свет масляного светильника, немного освещавший молельню.
— У кого еще был ключ от крипты? — спросил Кир.
— Откуда я знаю? — прошептал Заратан.
Его сердце билось так, будто было готово в любой момент выпрыгнуть из груди.
— Кир, прошу, давай убежим!
— Жди меня здесь, — ответил Кир. — Никуда не двигайся, пока я тебе не скажу. Понял?
— Д–да.
Кир осторожно пошел вперед бесшумными шагами льва на охоте. Подобравшись к люку, ведущему в крипту, он лег на живот и пополз, пока его голова не оказалась у проема.
— Брат, — тихо сказал он. — Что ты делаешь?
— Хм? — послышался смущенный голос брата Варнавы. — О, я… я хотел проглядеть эти книги. В последний раз. Я надеялся, что смогу провести эту ночь, читая их и пытаясь запомнить. Я запомнил много, но не все.
Кир встал и сбежал по ступеням. Когда он исчез из виду, Заратан пришел в совершенный ужас. Он подбежал к люку.
— Уходим! Быстрее! — крикнул он.
Кир даже не глянул на него. Он держал два мешка из газельей кожи и набивал их книгами, любыми, подходящими по размеру. Брат Варнава смотрел на все это в полном замешательстве.
— Что ты делаешь, Кир? — спросил он.
— Спасаю все, что могу. Брат Варнава, ты понимаешь, что произошло здесь этим вечером?
Варнава наклонил свою седую голову, и на щеку упала тень от его длинного крючковатого носа.
— Что ты имеешь в виду?
— Все, кроме нас, мертвы. Их отравили за ужином.
Варнава в гневе нахмурил седые брови.
— Кир, это не смешно. Я не знаю, что заставило тебя сказать…
— Брат, — откликнулся Кир, глядя вверх, на Заратана, — пожалуйста, покажи Варнаве, что произошло на кухне.
— Я? — в ужасе переспросил Заратан. — Но я…
— Выполняй! — приказал Кир тоном, от которого спину Заратана пронзило холодом.
Заратана затрясло. Он никогда не был храбрецом. С детства он боялся грозы и громыхающих колес. Драки тоже пугали его. Даже просто громкие и злые голоса заставляли его сжаться и искать место, куда спрятаться.
— Брат, пожалуйста, не заставляй меня еще раз идти туда! — захныкал он.
— Если мне придется подниматься вверх из крипты и тащить тебя силой, ты пожалеешь, что…
— Подожди, — сказал Варнава, испуганно поглядев на Кира, и поднялся по лестнице.
— Показывай, — сказал он Заратану, когда вышел в молельню.
Заратан поспешно пошел к двери в кухню, толкнул ее и придержал открытой, чтобы Варнава смог заглянуть туда. Запах мочи стал еще сильнее, перебивая даже запах хлеба.
Варнава замер, стоя в дверях. Кадык на его горле задвигался. Он судорожно сглатывал, и его узкое удлиненное лицо приобрело цвет луны. Он переводил взгляд с одного мертвеца на другого, не веря своим глазам.
— Кто…
— Мы не знаем, — ответил Заратан. — Но Кир сказал, что они безжалостны и не оставят ничего на волю случая. Это значит, что скоро кто–нибудь из них придет в монастырь, чтобы убедиться в том, что все мы мертвы. Нам надо уходить, брат.
Слезы блестящими струйками стекали по морщинистым щекам Варнавы.
— Это все из–за книг? — прошептал он, вытирая слезы белым рукавом своего одеяния.
— Не знаю, брат.
Увидев, что он не двигается с места, Заратан аккуратно потянул его за рукав от дверей кухни, обратно к люку крипты.
Кир взбежал по лестнице, держа в руках два мешка, доверху набитых книгами. Один он протянул Варнаве.
— Ты сможешь позаботиться о них, брат?
Варнава взял мешок в руки и провел пальцами по великолепно выделанной коже так, будто внутри находилось нечто более ценное, чем его жизнь.
— Да, — ответил он.
Второй мешок Кир попросту кинул в руки Заратану.
— Если мои подозрения верны, то за содержимое этого мешка заплачено жизнями сотни монахов, — сказал он. — Так что береги его.
— Но почему я должен нести его? — захныкал Заратан. — Я не хочу даже касаться еретических книг!
Кир, не обращая внимания на его нытье, быстро пересек молельню и тихо подошел к открытой двери, ведущей в сад. Затем он очень осторожно выглянул наружу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он махнул рукой Заратану и Варнаве, подзывая их.
Они быстро подбежали к нему, прижимая к груди тяжелые мешки с книгами.
— Нам нужно правильно выбрать момент, — прошептал Кир.
— А когда же он настанет? — требовательно спросил Заратан. — Нам надо бежать немедленно! Если мы не сбежим, они поймают нас и…
— Заратан, — абсолютно спокойно и уверенно сказал Варнава. — Хватит бояться, стой спокойно и посмотри.
Он показал пальцем в темноту позади сада. Заратан увидел темные силуэты людей, крадущихся по песку. Четверо. Они двигались, пригнувшись, совершенно бесшумно, как призраки. В их руках что–то поблескивало. Наверное, оружие. Похоже, они вымазали лица сажей, чтобы те не отсвечивали в лунном свете.
«А наши лица будут светиться…»
— Они разделились, — прошептал Кир. — Один из них войдет через эту дверь. Спрячьтесь на кухне оба и ждите, пока я не позову вас.
Заратан уже бежал к кухне, когда услышал слова Варнавы, обращенные к Киру.
— Кир, пожалуйста. Не делай этого. Я лучше умру, чем увижу, что ты возвращаешься к своей прежней греховной жизни. Твоя душа…
— Некогда об этом спорить, брат. Кто–то должен спасать слово Господа нашего, — ответил Кир, показывая на книги.
Он понимал, что это, видимо, единственный способ убедить старого монаха.
— Да, я… я согласен, — прошептал Варнава, прижимая к груди мешок из газельей кожи, и нерешительно направился вслед за Заратаном.
Заратан уже подбежал к двери. Распахнув ее, он ворвался внутрь и едва не упал в обморок, когда увидел фигуру в дальнем конце помещения.
— О, Боже правый, что ты здесь делаешь?
Калай перестала принюхиваться к воде в чашке брата Ионы и выпрямилась. Аккуратно поставив ее на стол, она посмотрела на Заратана. На ней был черный плащ с капюшоном, и ее было бы вовсе не видно в темноте, если бы не выбивающиеся из–под капюшона вьющиеся пряди рыжих волос.
— Я поняла: что–то не так. Слишком уж тихо. Пришла посмотреть.
— Беги! Мы в опасности! — крикнул Заратан.
— Что происходит? — спросила Калай, обходя стол.
Край ее плаща волочился по полу.
— В монастырь идут люди, убийцы!
— Чтобы проверить свою работу?
Он кивнул, стараясь поменьше говорить с ней.
Обойдя стол, она глянула в распахнутую дверь кухни.
— Брат Кир пытается защитить вас?
Заратан качнул тяжелым мешком, который держал в руках.
— Я не знаю, что он собирается делать. А теперь беги, пожалуйста!
Варнава прикоснулся холодными пальцами к плечу Заратана. Седые волосы, обрамляющие безжизненное лицо, делали его еще больше похожим на скелет. Скулы выступали так, будто они вот–вот проткнут тонкий слой кожи.
— Бог соединил ее и наши жребии, Заратан. Она должна остаться, пока наши судьбы не решатся. Так или иначе.
Железные петли дверей молельни заскрипели. Кто–то открывал их снаружи. Калай сжала губы.
Заратану казалось, что его грудь вот–вот разорвется. Он прижался к стене, пытаясь смотреть наружу, но голова Калай заслонила ему обзор. Она слишком рослая для порядочной женщины!
— Что там? — прошептал он еле слышно. — Ты видишь…
Он услышал резкий выдох и стон, звук падения тела. Затем стало слышно, как два человека борются.
Калай молниеносно выскочила наружу и побежала через молельню. Ее плащ развевался.
Заратан замер, глядя на происходящее с открытым ртом. Кир схватил убийцу за горло, и они катались по полу. Хотя мускулистая рука Кира и сжимала горло противника, не давая ему закричать, из его рта все равно вырывались слабые вскрики. Он крепко держал Кира за одеяние, пытаясь освободиться.
— Брат! — крикнула Калай на бегу. — Убери руку!
Кир посмотрел на нее как раз в тот момент, когда она вытащила из–за пояса один из кухонных ножей. Он резко убрал руку в сторону, и Калай взмахнула ножом, одним движением перерезав врагу горло. Раздался короткий вскрик, перешедший в отвратительный булькающий звук.
Кир сбросил врага на пол, выхватил нож из руки Калай и воткнул его в грудь поверженному убийце.
— Братья, быстрее! — крикнул он.
Заратан подбежал к Киру. Позади слышался топот Варнавы.
— У тебя есть план бегства? — спросила Калай Кира.
— Нет, но я думал…
— Тогда помолчи и иди за мной. У меня позади моей хижины пришвартована лодка.
Калай выскользнула наружу и побежала напрямик через сад. Черный капюшон свалился с головы, и ее рыжие волосы развевались за спиной, как языки адского пламени.
Кир побежал за ней, хотя Заратан не понимал почему. Но выбора у него не было, и он последовал за Киром, а вслед за ними — и Варнава. Они миновали ворота сада. Четыре темные фигуры двигались прямо к прачечной. Юноша тут же начал задыхаться. Его шаги громыхали по каменистой дороге. Тяжелый мешок с книгами казался огромным камнем. Он уже было подумал, не бросить ли его, но брат Варнава держал свой мешок так, будто он был ему дороже жизни. Чтобы не опозориться, Заратан был вынужден последовать его примеру.
На бегу он постоянно оглядывался, уверенный в том, что их преследуют. Воображение рисовало ему зловещие фигуры, готовые вонзить кинжалы ему в спину.
Когда они спустились на берег, приближаясь к темным блестящим водам Нила, Заратан не увидел ничего, кроме толстого камыша, окаймлявшего мелководье. Калай побежала прямо сквозь камыш, и метелки зашуршали по ее плащу.
Заратан пробирался за ними. В нос ударил густой запах грязи, травы и речной воды. Вокруг его головы зажужжала мошкара. Он принялся прямо на бегу хлопать себя по лицу, чтобы его не кусали.
Лодка оказалась не такой, какую Заратан ожидал увидеть в качестве собственности прачки. Дощатая, длиной где–то в пятнадцать локтей, от высокого носа тянулась веревка, которой она была причалена. Внутри было три скамьи и несколько весел.
— Где София? — спросил Кир.
Он знал, что девочка часто допоздна оставалась у прачки, помогая ей.
— В городе. В безопасности, — ответила Калай, развязывая узел на веревке.
Сквозь звуки ее голоса Заратан услышал крики вдали. Он судорожно сглотнул, представив себе убийц с кинжалами в руках, которые могут выскочить из камыша в любой момент.
Кир столкнул лодку с отмели и держат ее, пока остальные забирались внутрь. Заратан, едва отдышавшись, залез в лодку, которая закачалась под ним. Он поспешно сел, прижимая мешок с книгами к своей вздымающейся груди.
Кир оттолкнул лодку от берега и залез внутрь, тут же схватив весло. Калай уже сидела на носу с веслом в руках и гребла. Посередине между ними оказались Заратан и Варнава с тяжелыми мешками в руках.
К тому времени как Кир и Калай вывели лодку на середину реки, небо окрасилось в яркие рассветные цвета. Сквозь деревья, стоящие по берегу, Заратан увидел языки пламени, вырывающиеся из окон базилики. Над рекой разносился грохот ломающегося дерева и камня.
— Боже правый, что мы сделали, чтобы заслужить это? За что наказаны? Где Господь наш? — зашептал Заратан.
— Расщепи кусок дерева, и Он будет там. Подними с земли камень, и найдешь Его,[27] — тихо произнес сидевший позади него Варнава.
— Опасно цитировать Евангелие от Фомы, брат, — со слезами сказал испуганный Заратан. — Оно не вошло в число двадцати семи утвержденных книг. Что, если тебя кто–то услышит? Тебя обвинят в ереси и казнят! Всех нас казнят!
— Я буду продолжать цитировать Фому, брат, так же как и Петра, Филиппа и Марьям. В их словах — свет. Я отказываюсь жить во тьме, даже если мне прикажет сделать это моя собственная церковь, — ответил Варнава.
Тяжело вздохнув, будто приняв нелегкое решение, он обратился к Киру.
— Кир, пожалуйста, держись поближе к берегу. Мне нужно остановиться и сойти на берег рядом с хребтом Гебель эт–Тариф.
— Да, брат, но ненадолго. Пока мы не убрались подальше отсюда, мы в опасности.
— Понимаю.
Заратан лег грудью на мешок, обхватив его руками, и позволил покачивающейся лодке убаюкать его.
— Заратан, дай мне твой мешок, пожалуйста, — сказал Варнава.
Юноша отдал мешок, и старший монах принялся перебирать уложенные в него книги. Некоторые он откладывал в сторону, другие оставлял в мешке. То же самое он проделал и со своим мешком. У него получились две внушительные стопки книг. Затем он по–новому сложил их в мешки.
— А почему брат Варнава так беспокоится насчет этих книг? — спросила Калай, оборачиваясь к Заратану.
— Недавно был созван собор епископов в Никее, городе в Малой Азии. Они объявили многие священные книги, которые мы почитаем, еретическими. Всякий, кто будет уличен в их чтении или переписывании, будет обвинен в измене и приговорен к смерти.
Калай отвернулась и снова принялась грести.
— Что ж, если они убивают лишь тех, кто умеет читать и писать, тогда я в безопасности, поскольку не умею ни того ни другого.
— Ты была в безопасности, — сказал Кир с кормы, — пока не начала помогать нам. А теперь ты в такой же опасности, как и мы.
— Ты думаешь, они станут искать вас? Преследовать?
— О да! — ответил Кир.
Долгое время никто не говорил ни слова. Все просто смотрели на блестящие волны, прокатывающиеся вдоль борта лодки.
— Да они просто обязаны нас преследовать, — слабым голосом проговорил брат Варнава. — У них нет выхода. Они боятся, что мы знаем, где она.
Где–то к югу от них заревел верблюд.
— Где что? — спросил Кир.
Варнава не ответил. Он сложил ладони над мешком с книгами, закрыл глаза и начал молиться.
Солнечный и теплый летний день. Справа от тебя блестит на солнце озеро Киннереф, словно его поверхность вымощена плитами из нефрита. В воздухе повис аромат жареной ягнятины, дети на берегу играют вокруг костра, в пламя которого стекают капли жира с жарящегося мяса.
— Но это бессмысленно, Иешу, — возражаешь ты. — Почему мы должны прощать злых людей, таких, как римляне? Если Господь и вправду существует, Он должен был бы сорвать их с лица земли и низвергнуть в бездну, чтобы освободить нас от этой кары.
Загорелое лицо Иешу, мокрое от пота. Усталые темные глаза. Он поправляет свой белый гиматий, чтобы прикрыть лоб от палящего солнца.
— Я тоже долго не мог понять, почему злые люди тоже заслуживают прощения… или почему вообще кто–либо заслуживает прощения. Все мы бездумные и жестокие, озабоченные только собой и своими потребностями. Вот в чем дело, как я думаю.
Ты потрясаешь кулаком в воздухе.
— Дело? Какое? Дело в том, что прощение не имеет причины? И является лишь проявлением милости Божией?
Он сжимает губы.
— Нет. Я думаю, что в конечном счете прощение — тяжкая и неустанная битва за освобождение от себя, пока не останется ничего, и все это — во имя другого.
Злоба сжимает тебе грудь.
— Не подразумеваешь ли ты, что мы должны простить римлян за все то, что они сделали с нами? Они убивают наш народ тысячами. Не хочешь ли ты сказать, что мне следует отдать себя целиком ради того, чтобы Бог освободил их от наказания, которого они заслуживают?
Он с тоской смотрит на тебя, а потом отвечает, тихо, но звучно и мелодично.
— Да, именно так. Потому что истинное прощение — это ощущение присутствия Синая в каждом биении твоего сердца. Ты чувствуешь это, брат?
В ответ ты молча смотришь на него, сжав побелевшие губы.
— Ты слышишь эхо Гласа Божия в твоем дыхании? Оно здесь. Оно всегда было, есть и пребудет здесь, но пока ты не услышишь и не почувствуешь присутствие божественного во всем, ты не сможешь простить ни римлян, ни себя самого.
Ты надменно складываешь руки на груди.
— Думаю, Иешу, ища корни древа познания, ты потерялся среди его листьев.
— Возможно, — отвечает он, улыбаясь и наклоняя голову. — Если и так, то я должен работать еще упорнее и надеяться, что Бог найдет меня.
