Глава 50
Лунный свет, проникавший внутрь гробницы, ослеплял в темноте ночи. Будто он ждал этого момента, чтобы проявиться во всей своей мощи.
Глаза Калай приспособились к полумраку гробницы. Она осмотрела квадратное помещение усыпальницы. На полу лежали три черепа у выдолбленных в стене ячеек, по–еврейски «кох». Внутри них были установлены оссуарии. Всего шесть «кохим». Даже отсюда, от входа, она разглядела, что внутри стоят несколько оссуариев, ящиков с костями.
— Калай, позволь мне прочесть тебе это, — произнес Варнава дрогнувшим голосом.
Она прошла сквозь серебристый поток света к сидящим на корточках Варнаве и Заратану. Они рассматривали высеченный из известняка прямоугольный ящик. Посмотрев в глубь туннеля, она увидела еще два оссуария.
— Я плохо вижу, но, похоже, здесь написано «Иуда бар Иешуа», — сказал Варнава.
— Иуда, сын Иисуса, — перевела Калай.
Заратан в ужасе посмотрел на нее.
— У Господа нашего был сын?
— Возможно, это не значит ничего такого, Заратан, — покачав головой, ответил Варнава. — Давай смотреть дальше.
Он пролез подальше в туннель.
— Здесь два других. На одном написано «Иосиф», на другом — «Мария».
— Родители Господа нашего! — воскликнул Заратан.
Казалось, он вот–вот упадет в обморок.
Калай покачала головой.
— Идиот, это самые распространенные еврейские имена, — сказала она Заратану. — Это вообще ничего не значит.
— И еще один, на котором написано «Мариамна», — заметил Варнава. — Интересно, что надпись на греческом.
— А это, наверное, одна из сестер вашего Господа, в существование которых вы не верите, — язвительно сказала Заратану Калай.
— Я не говорил, что не верю в это!
Варнава выполз наружу и пошел к следующему туннелю. Протянув руки, он повернул к себе один из оссуариев и близко, едва не касаясь его носом, наклонился к нему, чтобы прочесть надпись.
— «Иаков… бар Йосеф… акуиде… Иешуа», — запинаясь, прочел он.
Калай ухмыльнулась, глядя на Заратана.
— Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса, — перевела она.
Заратан привалился к стене, открыв рот от изумления.
— Очевидно, брат, э–э–э, двоюродный вашего Господа, — произнесла Калай.
— Я не верю в это! — задыхаясь, проговорил Заратан.
Варнава продолжил осмотр гробницы.
— Здесь надписей нет, — сказал он, оглядев еще три оссуария.
Он полез в четвертый туннель и вдруг, сделав глубокий вдох, оперся о стену, собирая в кулак остатки своих сил. Они не спали всю ночь, два дня ничего не ели, проделав длинный путь. Удивительно, что он смог продержаться так долго, подумала Калай.
— Брат, — обратилась она к Варнаве. — Пожалуйста, сядь и отдохни немного. Иначе ты просто упадешь.
— Нет, нет, я… я не имею права. Мы не знаем, сколько у нас осталось времени.
Заратан выпрямился, сощурился, будто просыпаясь, и решительно подошел к Варнаве, беря его за руку.
— Прости меня, брат. Мне следовало больше помогать тебе все это время.
— Благодарю тебя, Заратан, — ответил Варнава, опершись на руку юноши, и двинулся к следующему туннелю.
Стоящий у входа в туннель оссуарий был ярко освещен проникающим внутрь гробницы лунным светом. Невероятно, чтобы это было простой случайностью. А что, если тот, кто ставил его здесь, делал это ночью? Именно тогда, когда лунный свет проникал внутрь так же, как и сейчас?
Варнава опустился на колени, рассматривая оссуарий.
— Здесь есть надпись, — сказал он. — Но ее трудно разобрать.
Он начал читать буквы вслух, одну за другой.
— «Иешуа… бар… Йосеф», — дрожащим голосом произнес он.[106]
Заратан вскрикнул и резко обернулся к Калай.
— Я же говорил тебе, что его отец Иосиф! Я знал!
— Заратан, ты представляешь себе, насколько часто встречаются эти имена?
— Н–но все, все в одном месте?! — выпалил Заратан. — Это точно семейная гробница Иисуса!
— В таком случае вам придется признать, что у вашего Господа был сын, — сказала Калай, складывая руки на груди. Хм. — В таком случае Мариамна — это та женщина, которая также была известна как Магдалина. Мать Иуды?
Возможно, дело было в лунном свете, но ей показалось, что Заратан смертельно побледнел.
— Нет, — прошептал он. — Не верю. Не могу поверить!
— Там еще один оссуарий, и тоже с надписью, — сказал Варнава.
— И что на нем написано? — спросила Калай.
Варнава прищурился.
— Похоже… «Матья».
— О, это снова для тебя, Заратан, — сказала Калай, выгнув брови. — По–гречески это имя произносится Матфеус. Откуда бы Матфею взяться в семейной гробнице Иисуса?
Заратан облизнул губы и тяжело вздохнул.
— Может, он был сыном Иуды или другим членом семьи, жившим позднее?
— Вот теперь к тебе вернулась способность мыслить, — сказала Калай, смахивая с лица прядь рыжих волос. — Возможно, все они жили позднее. Десятилетия или даже столетия спустя. Пару лет назад…
— Нет, — перебил ее Варнава, хватаясь за запястье Заратана, чтобы не упасть. — Может быть, и десятилетия спустя, но не позже. Нам известно, что традиция хоронить людей таким способом просуществовала не слишком долго, начавшись незадолго до рождения Господа нашего и прекратившись несколько десятилетий спустя.
— Видишь, я же говорил, — настойчиво повторил Заратан. — Это семейная гробница Иисуса!
— Варнава, отпусти его. От твоей хватки у него кровь до головы не доходит, — насмешливо сказала Калай.
Варнава обернулся к ней. На его лице читалось глубочайшее почтение.
— Вероятность того, что карта привела нас сюда, все эти имена найдены нами в одной гробнице и… они не связаны с Господом нашим? — тихо сказал он. — Практически невозможно предположить такое.
— Брат Варнава, — сказала Калай тоном, каким уговаривают ребенка. — А ты знаешь, у скольких членов моей семьи были такие имена?
— Нет, — моргнув, ответил Варнава.
— У меня был двоюродный брат по имени Иешуа бен Йосеф. Моих теток звали Мария, Марьям и Мирьям. Моего деда звали Иаков.
Она сделала глубокий вдох, чтобы продолжить перечисление имен.
— У меня было трое троюродных братьев по имени Иуда. И множество родственников–мужчин по имени Матья, всех не счесть.
Заратан стиснул зубы, его глаза сузились, как у кабана, готового к броску.
— Здесь в гробнице десять оссуариев, и пять из них надписаны такими же именами, как у членов семьи Господа нашего. Это не может быть совпадением. Ты просто пытаешься принизить…
— Сдаюсь, — поднимая руки вверх, перебила его Калай. — Вы нашли Жемчужину. Поехали обратно в Египет.
Калай прошла к выходу и скрылась в ночи.
Стоявший в трех шагах от входа в гробницу Кир резко развернулся и посмотрел на нее, ожидая, что она расскажет ему, что они нашли.
— Ну?
Ветер дул все сильнее, разбрасывая песок и мелкие камни.
— Пойди посмотри сам, — сказала она, подходя к нему. — Там есть гроб с надписью «Иешуа бар Йосеф».
Напряженное лицо Кира обмякло, его глаза расширились и наполнились слезами истинной веры. Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова.
— Правда?
— Абсолютная. Пойди посмотри. У тебя это займет пару мгновений, а я пока посторожу вход.
Кир колебался. Он очень хотел войти внутрь, но не был уверен, что имеет право оставить свой пост.
— Давай иди, — добавила Калай, махнув рукой.
Скривившись, Кир повиновался и быстро залез в гробницу.
Внутри слышались голоса, исполненные благоговения и убежденности. Спустя несколько мгновений кто–то едва слышно заплакал. Похоже, Варнава. Заратан издал низкий горловой звук и тоже расплакался.
Калай вынула из–за пояса кинжал и сделала пару шагов дальше в глубь ущелья. Оказавшись в тени, она прислонилась к скале. Луна уже почти зашла за горизонт, и на востоке забрезжил солнечный свет, окрашивая небо в серо–синий цвет.
Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Что за дураки эти мужчины! Несколько имен, нацарапанных на камне, — и они будто на части рассыпались.
Хотя имена весьма любопытные, призналась она сама себе.
Она задумалась. Что, если все монахи решат, что этот оссуарий и есть Жемчужина? Завернут его в тряпки и увезут отсюда, чтобы поставить на алтарь в новом монастыре, который они создадут? Или откроют оссуарий и разберут скелет по косточкам, объявив их реликвиями? Эта мысль повергла ее в ужас, до дурноты. Она сделала еще пару шагов в глубь ущелья.
Прямо перед ней со скалы скатилась куча камешков. Калай запрокинула голову, чтобы разглядеть край утеса, возвышающийся над ней. Наверное, сильный порыв ветра сбросил их сверху… но ее пронзил до костей хорошо знакомый страх. Как будто она услышала звук шагов в комнате, в которой никого не должно быть.
Она обернулась, чтобы получше вглядеться в темноту ущелья. Ничего. Нигде.
И вдруг… раздался шелест металла по коже, и что–то серебристо блеснуло.
Калай инстинктивно крутанулась на месте, сделав взмах кинжалом снизу вверх, навстречу опускающемуся лезвию меча. Удар меча был столь силен, что кинжал вылетел из ее руки и упал на землю. Руку пронзила боль. Она лихорадочно схватилась за рукоятку бронзового кинжала, торчавшего у нее за поясом, и припала к земле.
Обходя ее стороной, Лука расхохотался.
— Ты должна была понимать, что я приду за тобой, — проговорил он.
При луне его светлые волосы свинцово поблескивали. Широкий нос тоже блестел, видимо от пота.
— Надеюсь, ты подготовилась к этому.
Калай бросилась на него, делая выпад кинжалом.
Лука парировал удар, плашмя ударив мечом по ее руке. Кинжал выпал и улетел в темноту. На лице Луки заиграла кровожадная усмешка.
Она побежала по ущелью, пригибаясь, ее сердце колотилось все сильнее. Сзади слышался хруст гравия под его сапогами. Она пыталась понять, пыталась…
Она уже была готова закричать, когда ее рот резко закрыли ладонью. Лука дернул ее за голову назад, и его мускулистая рука обвила ее шею.
— Тише, красавица. Не сопротивляйся. Иначе я позабочусь, чтобы твои друзья умерли очень медленно.
Он заткнул ей рот кляпом и стянул веревкой руки за спиной, а потом принялся связывать ноги за лодыжки. Калай мельком глянула в сторону скальной стены, ожидая, когда же Кир выйдет из гробницы.
— Хорошая девочка, — прошипел Лука, затягивая веревки с такой силой, что они впились в ее тело, как ржавые ножи.
Затем он заставил ее встать на ноги и идти вперед по ущелью. Там, спрятанная в тени, стояла лошадь. К тому времени, когда Луке наконец удалось взвалить ее на лошадь, она уже едва могла дышать. Сев в седло, Лука толкнул животное коленями, и лошадь поскакала по ущелью, переходя с шага на рысь.
Калай услышала стук лошадиных копыт. Лошади. Много. Скачут быстро.
Извернувшись, она посмотрела назад.
Из Навозных ворот выехали всадники — две декурии солдат и с десяток человек в монашеских одеяниях.
Дернув повод, Лука заставил лошадь свернуть в высохшее русло, уходящее в сторону от ущелья.
Выгнувшись, Калай попыталась закричать, чтобы привлечь внимание. Может, она сможет хоть ненадолго отвлечь солдат, чтобы хватило времени…
Лука с силой ударил ее кулаком по шее, так что она едва не потеряла сознание.
— Даже не пытайся! — злобно прошептал он, наклонившись к ней. — Твои друзья обречены. А тебе лучше позаботиться о себе самой. Подумай, что ты можешь сделать, чтобы я забыл о том, что случилось в Леонтополисе.
Калай задрожала и закрыла глаза.
