Глава 14
РУКА ТЬМЫ
На ночной стороне Земли большая часть освещения — города Нью-Йорк, Лондон и Париж — стали темными, атмосфера сияла нежным пурпуром на фоне удушающего мрака. Международная космическая станция вращалась по орбите в черной пустоте. Внутри плавали тела экипажа; одна или две руки были сжаты в кулаки, большинство трогали воздух так, словно это какое-то чудо, — вытянув вперед пальцы. Тела казались старыми, седые волосы покрылись инеем углекислого газа от дыхания космонавтов, именно он — милосердно и нежно — их убил.
Далеко внизу, во мраке ночи, двигались огромные сияющие объекты; они работали значительно быстрее, скользя на высоте в несколько сотен футов над страдающей Землей и отыскивая при помощи зондов, недоступных человеческому пониманию, сигналы наших душ.
Им предстояло решить невероятно объемную задачу — одна из самых удивительных истин о человечестве состоит в том, что огромное большинство людей хорошие, и, значит, тем, кто находился внутри объектов, не требовалось тратить много времени на их оценку, в отличие от тех, кто был исполнен зла.
Если бы мы не ослепли душой после катастрофы, которая уничтожила цивилизацию, предшествовавшую египетской, появление огромных объектов не стало бы для нас загадкой. Однако именно это и произошло, и громадные дрейфующие тела наводили на людей всепоглощающий ужас; они прятались сами, и прятали своих, и не осмеливались даже взглянуть на машины спасения.
У тех, кто находился в огромных устройствах, их поведение не вызывало ни удивления, ни тревоги. Если бы вы посмотрели на машины внутри диковинных объектов, то обнаружили бы, что они старые и изношенные, а экипажи всегда заняты, мечутся от одного места катастрофы к другому, собирая урожай духовной деятельности планет, ставших жертвами катаклизмов, действуя с усердием и осторожностью достойных фермеров, коими они и являлись.
Дэвид мысленно наблюдал за громадными объектами, когда услышал крики, но не вопли безумия — кричали от боли, кто-то испытывал невыносимую, ужасную боль.
— Кэти, — позвал он, выйдя в приемную, но она уже вышла в коридор.
Оказавшись на верхней площадке широкой лестницы, Дэвид увидел, что Кэти уже внизу; она свернула к задней части здания, где обычно проводили время пациенты клиники.
Дэвид бежал по гладкому бесценному паркету коридора, чувствуя, как внутри у него все сжимается. Быть может, начался пожар, или кого-то раздирает на части вырвавшийся на свободу безумец, или один из тихих пациентов вдруг полностью потерял контроль над собой?
Он промчался через пустую столовую, где столы уже были накрыты для завтрака — матово сияло превосходное серебро, искрился хрусталь, — и через стальную дверь влетел в крыло, где находились пациенты.
Как Дэвид и предполагал, шум доносился со стороны комнаты отдыха, залитой необычно ярким белым светом, какого Форду до сих пор видеть не приходилось. «Солнечная радиация? Но почему только здесь? Значит, дело не в ней», — подумал он.
В дверях стояла Кэти, и Дэвид остановился рядом. В первый момент по-настоящему ужасные сцены часто кажутся бессмысленными — так случилось и на этот раз. Дэвид видел темные силуэты, прижимающиеся к бронированным стеклам окон, через которые в лучшие времена комнату заливал яркий солнечный свет. Но уже в следующее мгновение он сообразил, что пациенты выглядывают в окна, пытаясь что-то разглядеть.
Между ними носилась и кричала какая-то женщина; все расступались, давая ей дорогу. Она пронзительно визжала и подпрыгивала, по меньшей мере, на шесть футов вверх, ударяясь с жутким стуком о ведущую наружу дверь.
— Пропустите меня, — закричал Дэвид и бросился к ней.
Ошеломленная Кэти продолжала стоять на месте.
Когда толпа расступилась, Дэвид увидел на полу раненых Сэма Тейлора и Беверли Кросс. Сэм прижимал к груди правую руку. Беверли посмотрела на него, и Дэвид увидел, что у нее распухло лицо.
— Будьте осторожны, Дэвид, — сказала Беверли. — Она очень опасна.
Это была Линда Фэйрбразер.
Кэролайн находилась рядом с ней.
— Она разобьется, Дэвид, помоги ей!
Линда снова прыгнула на дверь, отлетела в сторону, с глухим стуком упала на пол и замерла. Тело прелестной женщины покрылось синяками, нос превратился в кровавую массу алой плоти, один распухший глаз закрылся. Жуткую картину заливал безжалостный свет, льющийся в окно и через стеклянную дверь.
— Линда, — позвал Дэвид, опускаясь на колени рядом с разбитым телом молодой женщины. — Линда, я здесь, чтобы тебе помочь.
— Выведи ее отсюда, — выкрикнула Кэролайн.
Снаружи возник новый звук; он быстро набирал силу, превращаясь в чудовищный вой, и казалось, что это самая мощная сирена в истории человечества.
По мере того как звук усиливался, тело Линды все больше напрягалось. Потом ее здоровый глаз открылся, и она уставилась на свет.
— Дэвид, отойди! — Кэролайн оттащила его от Линды.
Казалось, кто-то натянул невидимую веревку, Линда поднялась, сбив Дэвида с ног, и помчалась к двери, быстро набирая скорость. Форд прыгнул на нее, почувствовал, как его голова и плечи соприкоснулись с ее телом, отметил про себя, как напряжены ее мышцы — Линда была охвачена паникой, — но в следующий миг его отбросило в сторону, как тряпку.
Пока Дэвид беспомощно барахтался на полу рядом с Кэролайн, Линда ударилась о дверь и начала с пронзительным криком барабанить по ней руками, снова и снова прыгая на нее с такой частотой, что стук ее тела о толстое стекло напоминал серию пушечных выстрелов.
«Господи, что это?» — пронеслось в голове у Дэвида. Он никогда в жизни не видел подобных симптомов.
— Быстрее, — резко сказала Кэролайн.
Дэвид понимал, что, если он хочет спасти Линде жизнь, нужно открыть дверь, но тогда другие пациенты выйдут вслед за ней — и один только бог знает, к чему это приведет.
— Ладно, — крикнул Дэвид. — Слушайте меня. Персонал, помогите мне отвести остальных пациентов подальше от двери, мы должны освободить для Линды пространство.
Кэролайн коротко махнула рукой, все отошли назад, и Дэвид отметил про себя, что даже персонал ждал от нее приказов.
Линда снова принялась биться в дверь, всякий раз подпрыгивая в воздух на четыре или пять футов.
— Давай, Дэвид! Выпусти ее!
Вокруг Линды появился кровавый ореол, и когда Дэвид уловил характерный запах, он подошел ближе, стараясь защититься от диких прыжков, и поднес руку и устройству, считывающему отпечатки пальцев.
Однако оно не сработало.
— Ключи, господи, ключи, мне нужны ключи!
Линда снова и снова билась в дверь, Кэролайн и залитый слезами любовник Линды, Том Драйден, пытались ее остановить.
— Глен! Глен Макнамара, мне нужны ключи! — Дэвид в отчаянии оглядел комнату. — Кто-нибудь, позовите Глена!
Завыла сирена, и этот выворачивающий душу звук вновь превратил Линду в человеческий заряд, снова и снова атакующий неприступную преграду.
— Доктор, — завопил Том, — сделайте ей успокаивающий укол!
Наконец сквозь толпу пробился Глен в грязной белой рубашке, пропитанной потом.
— Я боялся, что система защиты выйдет из строя, — сказал он, засовывая ключ в замок.
Через мгновение дверь распахнулась.
Линда бросилась вперед, ее тело кренилось набок из-за сломанных костей, лицо превратилось в неузнаваемую пурпурную маску. Том с радостным смехом помчался за ней к свету, и, казалось, будто оба исполняют какой-то танец; их гнев мгновенно превратился в пульсирующую радость.
Дэвид последовал за ними, оказался в полосе света, и его охватили удивительные ощущения, физические и эмоциональные — дрожь наслаждения, смешанная с горькой ностальгией.
«Вот так мы и должны себя чувствовать, — подумал он, — это и есть цель жизни».
В ярком свете он увидел свисающую вниз лестницу — очень старую, с погнутыми ступеньками, но сделанную из серебристого металла, испускавшего величественное сияние.
Дэвид вспомнил рассказ друга его деда — нечто похожее видел отец Хейм в Фатиме — и понял, что уже тогда они готовились.
Линда с трудом поднималась наверх. Из левой ноги торчали белые кости, скрюченные пальцы изувеченных рук цеплялись за ступеньки, она мучительно втягивала воздух через разбитые губы и сломанные зубы. Том помогал ей, обняв за талию.
— Присмотри за ранеными, Дэвид, — сказала Кэролайн. — А мы возьмем ситуацию под контроль.
Когда свет наполнил Линду и ее тело стало белым, она начала его отражать. Он увидел, как кости исчезают в коже, и лицо становится нормальным — более того, оно начинает испускать сияние и радость высшего мира, и у Дэвида возникло ощущение, что он находится рядом с великим и достойным существом, вернувшимся домой.
У него на глазах обычный тихий пациент превратился в великолепное безупречное существо, возносящееся в исцеляющем потоке света.
Внезапно его сердце сжалось от скорби. Кэролайн взяла его за руку, и он понял, что у нее возник тот же вопрос: почему не я?
Другие пациенты двинулись вперед, словно пилигримы к храму; они брели, как в тумане, ослепленные светом, и их голоса звучали глухо и отдаленно. Некоторые поднимали руки, словно просили об освобождении.
Но уже в следующее мгновение Линда, свет и огромный объект, являвшийся его источником, — все исчезло, великолепие устремилось в беспорядочный хаос небес.
Том Драйден издал пронзительный, полный горечи вопль и рухнул на траву.
Дэвид услышал стоны — люди переживали глубокое горе и отчаяние.
— Не нужно, — сказала Кэролайн. — Все уравновешено.
Том поднялся на ноги и побрел к ним.
— Мы шли вместе, — пробормотал он. — Вместе! — Он пару раз подпрыгнул, хватая руками воздух.
Остальные толпились рядом, глядя в фиолетовое небо и взывая к пустоте.
— Пожалуйста, нам нужно вернуться в дом, здесь опасно, — сказал Дэвид.
Они двинулись обратно.
— Если нечто подобное повторится, — сказал он Глену, когда они вернулись, — вам следует выпустить наружу любого пациента. Я не хочу, чтобы они убили себя, бросаясь на дверь и стены.
Глен кивнул.
Большинство пациентов разбились на небольшие группы и о чем-то беседовали между собой. Том Драйден обхватил себя руками и тихонько раскачивался с закрытыми глазами.
— Вы не могли бы о нем позаботиться? — попросил Дэвид Клэр Майклс.
— Конечно, доктор, — ответила врач-стажер. — Том, хотите ксанакс? Я вам дам, если это необходимо.
— Грехи мира принадлежат нам, — сказал Том. — Грехи всего мира.
— Почему они принадлежат нам? — мягко спросила Клэр, уводя его за собой.
Если прежний мир вернется — если такое вообще возможно, — из нее получится отличный врач.
Дэвид подошел к Кэти, которая вытирала кровь со лба Сэма Тейлора.
— Мне очень жаль, Сэм, — сказал Дэвид.
— Это я должен сожалеть, доктор. Я потерял своего пациента.
Естественно, он имел в виду Мака, но, по правде говоря, Дэвид был только рад, что того нет в клинике.
— Об этом типе не стоит сожалеть. Кэти, как Бев Кросс?
— Все в порядке, — ответила она, и Дэвид направился в художественную мастерскую.
Кэролайн сидела под светом лампы, которую она придвинула вплотную к мольберту, и снова сосредоточенно рисовала.
Когда Дэвид подошел к ней, он почувствовал, что Кэти не сводит с него глаз.
— Я в порядке, — сказал он Кэти.
— Я знаю.
Он уловил в ее голосе гнев, остановился и вернулся к ней.
— Я в полном порядке.
— Мы потеряли двух пациентов. Сначала ушел Мак, теперь это… Ты отлично справляешься со своими обязанностями, доктор. — Она отвернулась и решительно зашагала по коридору.
Он ее догнал.
— Кэти, ты должна взять себя в руки.
Она замерла на месте и наклонила голову.
— Я? Нет, не думаю. Ты трахаешься с пациенткой. Другой сбежал, почти наверняка ему угрожает опасность, возможно, он уже мертв. Теперь еще и это — я даже не могу представить, что случилось с Линдой. Но в одном уверена — ты не компетентен.
— Я не могу уволиться. Куда я пойду?
— Дэвид, я считаю, что прошлая ночь была чудесной, и у нас есть шанс стать важными друг для друга людьми. Быть может, мы даже познаем настоящую любовь. Но ты не должен трахаться с пациентами.
Дэвид посмотрел на Кэролайн, которая продолжала быстро рисовать. Кэти перехватила его взгляд и отпрянула в сторону.
— Тогда иди, развлекись со своей игрушкой. — И она быстро зашагала дальше.
— Кэти!
— Я буду в изоляторе с ранеными.
Когда она ушла, Кэролайн сказала:
— «И высоты будут им не страшны, и на дороге ужасы… ибо отходит человек в вечный дом свой…» Тебе известно, откуда это?
— Конечно. Екклезиаст.
— А ты знаешь, что Библия — это научный документ?
— Сомневаюсь.
— Ты слеп душой и, значит, слеп в науке души. Ты боишься самого себя, Дэвид. Вечный дом Екклезиаста есть тень души, простирающейся сквозь время, ищущей жизнь и предыдущие жизни. Ты должен открыть себя, Дэвид.
— Я помню, помню очень многое. Я даже умею пользоваться лампой Герберта Эктона.
Кэролайн положила кисть и наклонилась к нему.
— Нам нужно попробовать серьезную дозу золота. Сделай себе инъекцию.
— Это тяжелый металл. Его нельзя использовать для таких целей.
— То, чем мы пользуемся, уже не металл; более того, он не имеет реальной связи с физическим миром, как другие химические элементы.
— Золото есть золото.
— Нет, все началось с древней субстанции, золото стало суперэлементом. В своей чистой форме оно такое легкое, что способно левитировать.
— Но почему ты называешь его древним — вы ведь только что его создали.
— Мы следовали правилам и использовали немного древних материалов, и это облегчило нам путь создания нового золота.
Ее руки неуловимо, плавно поднялись, и она прикоснулась ладонями к его лицу. Любовь в глазах Кэролайн была столь сильной и откровенной, что Дэвид смутился и отвел глаза.
— Дэвид, ты не должен отворачиваться от нашей любви. Тебе необходима ее энергия.
Дэвида охватила ярость, и он отстранился.
— Проклятье, заткнись! Что за бессмысленный бред ты несешь!
Кэролайн опустила глаза и молча вернулась к мольберту.
Дэвид оглядел комнату, где собралось немало пациентов. Он понимал, что должен взять ситуацию под контроль и навести порядок, но больше всего на свете ему сейчас хотелось уйти отсюда, он не мог больше находиться рядом с Кэролайн. Дэвида сильно тревожило, что он не испытывает к ней ничего, в то время как ее переполняют нежные чувства.
— Пациентам следует вернуться в свои комнаты и оставаться там до гонга, который в семь часов призовет всех на завтрак, — приказал он.
— Извините, доктор, но вы нужны, — перебил его подошедший к нему вместе с Гленом и доктором Хант Рей Веллер, который даже не снял грязного передника. — Нам необходимо срочно всем собраться, — сказал он и, понизив голос, добавил: — У нас проблемы. Очень серьезные.
Дэвид не сомневался, что все так и есть, только зачем говорить это в присутствии пациентов, пусть даже и шепотом?
— В моем кабинете через пять минут, — сказал Дэвид и подошел к Клэр, которая тихо беседовала с группой пациентов. — Пора закрывать двери на ночь, — сказал он ей. — Мы собираемся на административное совещание в моем кабинете.
— Ладно, мальчики и девочки, пора спать, — громко сказала Клэр.
Дэвид отметил, что обычных протестов не последовало — все сразу направились к двери, ведущей в крыло, где находились их комнаты.
— Это признак опасности, — сказал он. — Они в шоке.
— Да, — ответила она.
— Я хочу, чтобы сегодня ночью два человека дежурили у мониторов.
— Доктор, — сказал Глен, — система не работает, и мы не сможем снова запустить ее до тех пор, пока не поменяем материнскую плату.
Дэвид понимал, что без работающих компьютеров клинику ждет быстрый конец, в особенности когда речь идет о системах безопасности.
Он подождал, когда уйдут все пациенты и останется только Кэролайн. Теперь тишину в комнате нарушал лишь шорох ее кисти.
— Тебе нужно уйти, — сказал он.
— Тебе прекрасно известно, что я не могу остановиться.
— Ты не можешь работать одна, посреди ночи.
— В особенности ночью и в одиночестве.
Глен остановился в дверях и резко кивнул, показывая, что Дэвиду не следует терять время. Очевидно, возникло нечто срочное, и они не могли больше задерживаться.
— Кто-нибудь отведет тебя в твою комнату, — сказал он Кэролайн.
Дэвид решил, что пришлет одного из санитаров, прекрасно понимая, что Кэролайн не должна оставаться одна — ни при каких обстоятельствах.
Он последовал за Гленом вверх по служебной лестнице, которая вела в жилую часть прежнего особняка, и вскоре они оказались в роскошном коридоре, напоминавшем о прежнем исчезнувшем мире.
Когда они вошли в его кабинет, там о чем-то тревожно спорили, но с его появлением воцарилась тишина.
Взгляд Глена обратился к камину, где в одном из кресел сидел грязный оборванный человек, из рукава куртки которого торчал ободранный локоть.
— Как он сюда попал?
— А как он отсюда выбрался?
Ответ Кэти позволил Дэвиду понять, что произошло.
Кот Мак вернулся.
Дневник Дэвида Форда
Кэролайн говорит, что я должен принять нашу любовь, но на что может повлиять любовь в нынешней ситуации? Сколько людей умирает прямо сейчас, каждые шестьдесят секунд? Миллионы, вне всякого сомнения, в мире, разваливающемся с невероятной быстротой.
Очевидно, она хочет, чтобы я вспомнил, какими были наши отношения. Но мне нужна лишь физическая близость. Естественно — и кто бы не хотел? Та любовь, о которой она говорит, есть нечто вроде моста, но я не могу поверить в то, что это так.
Хорошо понимаю, как должно работать золото, но не ощущаю в себе никаких изменений после того, как принял небольшое его количество. Быть может, Кэролайн права и дозу следует увеличить, но я не собираюсь связываться с тяжелым металлом. Возможно, полученный порошок уже не содержит химический элемент «золото» в чистом виде, но как такое может быть? Золото все равно должно присутствовать.
Я многое помню и понимаю, но ситуация, в которой мы оказались, затмевает практически все. Да, Герберт Эктон действительно знал, что так будет, но его видение не проникло в суть явления; в противном случае, он оставил бы нам более четкие инструкции. Мне кажется, происходящее объясняется тем, что мир погрузился в невообразимый хаос и мы словно смотрим в мутную воду или вглядываемся в плотный туман.
Итак, мы теперь должны сами о себе позаботиться, и уже не вызывает сомнений, какие нас ждут испытания. Полагаю, документ миссис Денман близок к правде. Солнечная система проходит через грязный и опасный участок космоса, где Солнце и другие планеты подвергаются страшным ударам.
Я думаю, что человечество их не переживет. Несомненно, с цивилизацией покончено. Если и дальше будет так продолжаться, население Земли начнет стремительно сокращаться. А если процесс станет ускоряться, нас постигнет участь динозавров — разве что чудесная картина Кэролайн сумеет каким-то образом спасти некоторых из нас, лишь немногих, нескольких представителей элиты. Само по себе это меня тревожит. Почему выжить должны не лучшие ученые мира, или великие святые, или просто дети?
И какое отношение к этому имеет любовь? Почему она важна? Я хочу проводить время с Кэти и Кэролайн, хочу получать от жизни удовольствие, пока еще есть такая возможность.
Я принял решение. Если мы не можем забрать с собой наш мир, — останусь здесь. Считаю, что будет неправильно, если какая-то часть тщательно отобранных людей сумеет спастись, но другие, не менее достойные, погибнут.
И все же я говорю о собственной смерти, и потому знаю, что в самом конце, если у меня будет возможность, попытаюсь спастись. Не слишком достойный выбор, но уверен, что инстинкт выживания обязательно сработает. Я не герой и до сих пор не понимаю, почему меня сделали лидером.
Когда был мальчишкой, Чарльз Лайт пытался убедить меня в моей необычности, блестящих способностях, естественном умении брать ситуацию под контроль — он говорил о качествах, которые во мне видел, но которых я в себе не нахожу.
И все же, все же… я действительно очень многое понимаю. Знаю, почему работает золото, но не могу понять, почему оно не действует на меня.
Наверное, мне следует и дальше пытаться спасать своих пациентов и дать Кэролайн возможность довести ее работу до конца.
До сих пор я не обнаружил признаков присутствия наших врагов. Может быть, они исчезли в окружающем хаосе? Возможно, и так, но я сильно в этом сомневаюсь. Мне представляется, что Мак, бывший агент ЦРУ, может оказаться одним из них. Он проявляет слишком сильный интерес к Кэролайн и ее работе.
Он один из тех пациентов, у которых просматриваются настоящие симптомы безумия. Паранойя, среди всего прочего. Я вижу в нем предрасположенность к насилию и знаю, что у него достаточно умений, чтобы свободно покидать клинику и возвращаться обратно, ведь сумел же он нейтрализовать Сэма.
В любом случае за ним следует приглядывать, но реальность такова: наши враги подвергаются такой же опасности, как мы и весь мир.
